"Хроноспецназ - Коррекция истории" - читать интересную книгу автора (Абердин Александр)

Глава восьмая Правильный вывод Сталина и ошибка профессора фон-Клозе

Едва Дитрих, Хельга и трое пилотов вышли из моей камеры, профессор облегчённо вздохнул, поднялся, и, легонько коснувшись плеча Греты, одетой не в эсэсовскую форму, а в тёмный костюм с юбкой чуть ниже колен и голубую рубашку с узким чёрным галстуком, направился к выходу. Фройляйн бросила на меня последний, совершенно ничего непонимающий, взгляд и торопливо вышла вслед за ним. Очутившись в коридоре, Вернер приказал эсэсовцам наблюдать за мной находясь в другом, смежном помещении через полупрозрачное зеркало. Камера у меня, конечно, была ещё та, из такой не убежишь. В этом подземелье таких было ещё три и каждая рассчитанная на какого-то гориллозавра. Ни в одном из известном мне миров не встречалось животного сравнимого по своим размерам с гориллой, которое смогло бы вырваться из этой камеры, но меня это нисколько не пугало. Вместе со мной в камеру влетел мой робот-телохранитель, невидимый диск диаметром в метр двадцать и толщиной в шестьдесят сантиметров. Он запросто мог не то что перерезать стальные прутья, но и вышибить дверь толщиной в тридцать сантиметров.

А ещё внутри него имелся трёхмесячный запас питания в виде шариков диаметром в полтора сантиметра, которые он мог абсолютно незаметно вкладывать мне в рот. Для этого мне всего лишь нужно было его мысленно позвать и открыть рот секунды на три. Всего дюжина таких шариков и литр воды заменяли мне полноценный обед. Однако, прежде чем пообедать, я, поднявшись с ложа, сначала посетил сортир, который не был ничем отгорожен, и лишь потом, раздевшись догола, подошел к умывальнику и обмыл своё натруженное, саднящее тело холодной водой. Эсэсовский придурок, следивший за мной, так и не удосужился включить мне душ, за что я минут пятнадцать рассказывал ему от кого он произошел на свет, кто такой Гитлер, он сам, чем закончится их жизнь и куда он попадёт после смерти. Этот тип слушал меня с каменной рожей и постепенно багровел.

Выговорившись, я лёг на кровать по пояс раздетым и, то и дело раскрывая рот, отлично поужинал, после чего встал, напился воды и снова лёг, но на этот раз спать и залечивать во сне свои ранения. На следующий день я проснулся в семь утра. Ночь прошла спокойно. Дед Коля спал хотя и в палатке, зато на чистой простыне, под одеялом, как и все остальные его разведчики. Хельга спала в комнате Отто, куда она демонстративно направилась тотчас, как только управляющий замком объяснил, где находятся чьи комнаты, Дитрих, ободрённый моей улыбкой, тоже уснул, как убитый. Не спалось одному только обруганному мною эсэсовцу. Он был готов убить меня, да вот беда, боялся даже больше, чем его непосредственный начальник фон-Клозет.

Майор Свиридов позвонил в Сухуми и ему сказали, что Джапая Байсарова уже можно выписывать, хотя, конечно, лучше бы пастух полежал в госпитале ещё пару дней, но он приказал срочно одеть парня в приличную одежду, его всё-таки в Москву повезут, и срочно везти в Очамчире. После этого он стал составлять подробное шифрованное донесение Абакумову, в котором рассказал о рисунках и о том, что капитан Славин, возможно, посланник из будущего. Поскольку я проторчал возле моста не один и не два дня, то помимо беби-слингов, о которых ему рассказал дед Коля, несколько штук этих изделий должны были привезти в Очамчире вместе с Джапаем, у Александра Михайловича имелся ещё и альпеншток, кусок нечерствеющего чурека, грамм сто непортящегося мяса, одно яйцо явно не куриное и не гусиное, понятия не имею, кто его снёс, и фляжка с небольшим количеством детского питания. Галина Муравей, которая почувствовала после мармеладки необычайный прилив сил, решила передать хотя бы часть моих продуктов на исследования. Она так и сказала одному из особистов фильтрационного пункта, что повстречалась с необычайным капитаном внутренних войск НКВД и первой высказала гипотезу, что я, скорее всего, пришелец из иного мира. На мой вопрос, зачем нужно было так делать, Деноал невозмутимо ответил:

— Питбуль, пойми, так надо. Сталин сейчас очень нуждается в моральной поддержке, а среди своих сподвижников он найти её не может и потому поверь, шифровка майора Свиридова его очень заинтересует и когда он всё выяснит сам и поговорит с главными свидетелями, то есть Джапаем и дедом Колей, то в итоге останется очень доволен. Скоро ты это сам увидишь. После того, как всё будет засекречено, а Сталин не сожжет только твой портрет, который отдаст твоему предку потом всё тихо и мирно уляжется. Поверь, никаких возмущений Хроноса это не вызовет.

Пожав плечами, я мысленно ответил:

— Вам, искинам с большими головами, виднее.

В десять утра шифровка была отправлена в Москву, в десять сорок две её прочитал Абакумов и первым делом отправил с нарочным Берии. Тот позвонил на ближнюю дачу, чтобы узнать, спит Иосиф Виссарионович или нет. Выяснилось, что минувшей ночью вождь не работал почти до самого утра, как это обычно бывало, и уже проснулся. Тогда он попросил сообщить Сталину о своём звонке и коротко рассказал о гипотезе майора Свиридова, касающейся невероятного боя в Клухорском ущелье, следы которого так тщательно замели немцы. Сталин приказал ему немедленно приехать в Кунцево. В тринадцать часов сорок восемь минут Берия привёз шифрограмму Верховному главнокомандующему. Тот внимательно прочитал её, положил на стол, придавил пресс-папье, пригладил усы и сказал:

— Лаврентий, как только майор Свиридов и майор Ларионов прилетят с этим пастухом-художником в Москву, пусть их немедленно привезут ко мне. В любое время дня и ночи.

— Слушаюсь, Иосиф Виссарионович, — ответил Берия.

Сталин улыбнулся, доставая трубку:

— Сам с Абакумовым тоже приезжай. Иди.

Берия тоже улыбнулся и вышел из кабинета, только садясь в машину он облегчённо вздохнул, хотя поначалу думал, что получит от отца народов нагоняй за такого рода фантастику. Как человек умный и проницательный, он немедленно начал действовать и первое, что сделал, это приказал незаметно, исподволь, начать оказывать всем людям, которое прошли через Клухорский перевал начиная с второго августа, содействие, а самым нуждающимся из них помощь. Потеряв всё, что имели, эти люди в первую очередь нуждались в помощи государства и она им была оказана. Да, объёмы этой помощи были невелики, но люди получили хотя бы крышу над головой, направления на работу, одежду и продукты питания. Ещё большей заботой были окружены дети. Берия приказал не только кормить их по фронтовым нормам, но тщательно охранять от немецких диверсантов. Охрана санатория, в котором поселили детей, и без того была на высоте. Во всяком случае в половине пятого возле санатория задержали двоих немецких диверсантов, причём зарубежных абхазцев.

У них обнаружили аптекарскую банку с сильнодействующим ядом, а также взрывчатку. В ходе допроса они дали показания, из которых стало ясно, что немецкое командование приказало во что бы то ни стало уничтожить детей. На следующее утро об этом доложили Берии и тот сначала отдал приказ подготовить для детей в Тбилиси просторный особняк с садом, в котором можно было бы разместить детский дом рассчитанный на вдвое больше количество детей и только после этого доложил Сталину о происках врага и предложил увезти сирот подальше от фронта. Вот и получилось, что Николай не зря разрешил детям искупаться. Впрочем, в санатории они тоже всю следующую неделю купались часто и подолгу, но время от времени охранявшие их военные моряки, которые плавали вдоль берега на шлюпке, бросали в воду гранаты. Немецкие диверсанты-аквалангисты от этого кверху брюхом не всплывали, но уже после того, как детей перевезли в Тбилиси, на берег выбросило волнами два трупа.

Восемь дней я только и делал, что ел, чего немцы не видели, и спал, как им это казалось, вставая только для того, чтобы пройтись до параши, принять душ, теперь мне включали его в любое время, попить воды и снова лечь спать. Всё это время профессор фон-Клозе вместе с Хельгой и Гретой, а также ещё несколькими светилами от эсэсовской медицины пристально наблюдал за мной и поражался всё больше и больше. Мне несколько раз ставили через прутья на стол алюминиевую миску с жидкой, тошнотворного вида, неприятно пахнущей баландой, но я не обращал на неё никакого внимания, ничего не ел и лишь пил холодную воду. Довольно часто я заставлял Гретхен смущаться и отводить глаза, так как раздевался до гола, чтобы искупаться под душем. Заодно я несколько раз стирал свои полосатые штаны, после чего спал голым, всегда лёжа на спине. При этом с моего тела быстро сошли все шрамы и в том числе ещё и его совершенство поражало профессора. Телосложение у меня было мощным, но не слишком тяжеловесным. С гибкостью у меня всё было в полном порядке.

Все эти дни я внимательно наблюдал за тем, что происходило в Сухуми, Тбилиси и Москве. Галину Муравей пригласили на работу в детский дом, хотя она была не воспитателем, а счетоводом. Майор Свиридов уже после того, как разведчики добрались до Тбилиси, по приказу Абакумова съездил вместе с дедом Колей в Сухуми и предъявил Галине для опознания моего предка и рисунок Джапая. Она тут же припомнила ещё несколько деталей, о которых не вспомнила раньше, которые касались того, что я не только давал людям еду и альпенштоки, но и одежду и обувь, без которых многим пришлось бы на перевале худо. Она ведь ушла к перевалу не сразу, а сначала подождала остальных людей. Показания деда Коли и Галины сходились один в один. Вернувшись в Тбилиси поздно ночью, пятнадцатого августа, утром шестнадцатого, когда Клухорский перевал уже был захвачен немцами, майор Свиридов с разведчиками и пастухом, парнем двадцати трёх лет, вылетел на двух десантных самолётах "ПС-84".

Всех разведчиков одели в новенькую форму и выдали им всё необходимое. Трофеев, имеющихся в вещмешках никто не отбирал, но трофейное оружие, за исключением семи "МП-40" и двух новых "МГ-42", которые уложили в ящик для оружия, перед посадкой на самолёт все сдали. Самолёты облетали линию фронта в большим запасом, чтобы не нарваться на немецкие истребители. Из-за этого пришлось сделать посадку в Саратове, чтобы на следующий день, семнадцатого августа, вылететь в Москву. В пятнадцать часов двадцать минут мой предок был в Москве, а в половине пятого уже на ближней даче Сталина, в Кунцево, где оно провёл почти всю войну. Всех завели в Большой зал. На столе разложили на одной половине карту Клухорского ущелья, на неё рисунки Джапая, а на второй положили два альпенштока, беби-слинг, осьмушку чурека, кусок всё ещё ароматной жареной оленины, солдатскую фляжку с сотней граммов высококалорийного детского питания и варёное яйцо неизвестной мне птицы. Через несколько минут в зал вошли Сталин с Берией и Абакумовым.

Первым подробно пересказал рассказ Галины Муравей о встрече со мной майор Свиридов, после чего положил отпечатанный на пишущей машинке текст записанного им рассказа молодой женщины. Потом дед Коля рассказал о своих впечатлениях и о том, как трудно ему было уходить на перевал, зная, что капитан Славин со своими бойцами остаётся прикрывать их отход. Самым подробным и эмоциональным был рассказ Джапая Байсарова. Пастух не только показывал Сталину, как я стрелял по немцам из "ДШК", но и "озвучивал" выстрелы своими громкими возгласами "Та-та-та, та-та", показывал руками, как разлетелась голова эсэсовца, и какими испуганными были альпийские стрелки, чем не раз вызывал смех громкий, весёлый Сталина и сдержанные смешки Берии и Абакумова. Он даже пару раз похлопал ему в ладоши. Когда молодой пастух закончил свой рассказ, Иосиф Виссарионович пристально посмотрел на него и спросил:

— Джапай, ты можешь нарисовать одну только беретку капитана Славина? Она мне очень нужна.

— Да, товарищ Сталин, могу, — ответил художник-пастух, — тот гестаповец долго вертел берет в руках и я его хорошо разглядел.

— Не может быть, — выразил сомнение Берия, — расстояние очень уж большое. Даже в бинокль трудно всё разглядеть.

Сталин, сжимая в руке дымящуюся трубку, погрозил пальцем:

— Лаврентий, плохо ты знаешь горцев. У них орлиный взгляд и они очень наблюдательные. Нелёгкое это дело, пасти овец высоко в горах. Пастух за всем приглядывать должен.

Джапаю подали принадлежности для рисования и он очень точно изобразил мой голубой берет во всех подробностях с разных сторон, нарисовав кожаную окантовку, дырочки сбоку и рассказав о всех его приметах. Указав трубкой на рисунки, Сталин сказал:

— Лаврентий, прикажи пошить такой берет и показать его нашему герою. — после чего спросил — Что собираешься делать дальше, Джапай? Твои горы сейчас захвачены немцами и их нам нужно оттуда выбивать. Где собираешься служить?

Карачаевец, одетый в чёрный костюм с белой рубахой, воротник которой лежал поверх костюма, решительно сказал:

— Товарищ Сталин, я хочу воевать в отряде майора Свиридова.

Верховный главнокомандующий удивлённо вскинул брови и пристально посмотрел на майора госбезопасности, а тот кивнул:

— Беру парня к себе, Иосиф Виссарионович. Из него выйдет толковый контрразведчик.

Кивнув, Сталин сказал, протягивая деду Коле портрет:

— Майор Ларионов, этот рисунок возьмите себе, а остальные я велю уничтожить. Нам нужно сохранить всё в тайне. Посланник из будущего прибыл сюда не только для того, чтобы помочь вам спасти детей. Вы правильно сказали, он не в плен сдался, а реализовал операцию по проникновению в логово врага.

После этого Сталин тепло и непринуждённо попрощался с пастухом и двумя майорами, после чего направился в свой кабинет. Майор Свиридов указал Джапаю и моему предку глазами на дверь. Они вышли и их сразу же повезли в ту учебную часть, куда прямо с аэродрома повезли остальных разведчиков. Сталин же, войдя в кабинет сел за круглый столик, предложил Берии и Абакумову присаживаться, пыхнул трубкой и задумчиво сказал:

— Вот увидите, товарищи, скоро в Германии что-то произойдёт и мы об этом обязательно узнаем.

— Вы думаете капитан Славин уничтожит Гитлера? — осторожно спросил Абакумов — Было бы неплохо, тем более, что вторым фронтом пока что даже и не пахнет.

Сталин лукаво улыбнулся и погладил свои прокуренные усы. В его глазах плясали весёлые чёртики. Покрутив головой он возразил:

— Нет, Гитлер для диверсанта из будущего слишком мелкая фигура. С Гитлером мы и сами справимся. В Германии имеются люди, которые будут намного опаснее, чем Гитлер, вот их-то он и уничтожит. Зато у нас, среди тех людей, который прошли через Клухор начиная с второго августа, есть такие люди, которые имеют огромную важность для будущего всего Человечества.

Берия сразу же напрягся и тихо сказал:

— Товарищ Сталин, я уже отдал приказ оказывать беженцам из Карачаево-Черкесии посильную помощь и приказал уделить сиротам, которых на днях перевезут в Тбилиси, особое внимание. Мне нужно сделать для них нечто большее?

— Нет, Лаврентий, больше чем сделал капитан Славин, ты не сможешь для них сделать. Пусть живут, как и все советские люди, а мы, как только в Германии произойдёт что-то экстраординарное, покажем Гитлеру свой второй фронт, пошлём ему в подарок через третьи руки голубой берет. Пусть после этого думает всё, что угодно.

Берия вздохнул и с сожалением в голосе сказал:

— Жалко, Иосиф Виссарионович, что мы не можем ни о чём попросить капитана Славина, но мне радостно знать, что наши потомки направили его к нам на Северный Кавказ в такое трудное время.

— Лаврентий, нам не надо ни о чём просить нашего потомка. Мы сами должны всё сделать, а он сделает то, о чём мы даже не можем догадываться и всё это будет сделано ради нашего общего будущего. В том числе и будущего немецкого народа. Из всего этого я советую вам сделать только один вывод, мы всё делаем сегодня правильно и всё же нанесли Германии поражение и одержали над Гитлером победу, а иначе наши потомки никогда не послали бы к нам капитана Славина. Всё, забудем об этом происшествии. Эту победу предстоит добыть в бою нам, а не нашим потомкам.

Позиция Сталина лично мне понравилась. Он отнёсся ко всему спокойно, но что самое главное, обрёл ещё большую уверенность в своей правоте, хотя его ещё ждали впереди трудные времена. Сталин не стал возлагать на меня каких-то надежд, как не стали этого делать Берия, Абакумов и майор Свиридов. Последний так и вовсе предложил моему предку и Джапаю забыть обо всём и сосредоточиться только на грядущей учёбе и тренировках. Зато Вернер фон-Клозе вынашивал относительно меня грандиозные планы. Чтобы склонить меня на свою сторону, он сначала решил продемонстрировать мне, что я могу того, загнуться в своей камере. Мне специально готовили такую баланду, которую не стал бы есть даже умирающий с голода человек, но я к ней даже не притрагивался. Через восемь дней "голодовки" я выглядел куда лучше, чем в тот день, когда меня привезли в Берлин. На девятый день я решил больше не отлёживаться и начал от нечего дела заниматься физзарядкой, причём делал это двенадцать часов подряд, потрясая тюремщиков своей силой и гибкостью. Не думаю, что кто-нибудь из них смог бы сделать стойку на кончиках пальцев и при этом ещё и энергично отжиматься, сохраняя равновесие.

Зато Хельга восхищалась мной и её глаза горели от восторга. На десятый день после того, как я снова отказался от вонючей баланды, сразу после того, как миску с ней и два куска хлеба, похожего на глину, убрали, эту немку направили в смежное с моей камерой помещение. Держа в руках докторский саквояж, она вошла с печальным видом, вздохнула и села напротив узкого стального стола. Прекратив отжиматься от пола, я вскочил на ноги, надел лагерную куртку, подошел к ней и поздоровался:

— Доброе утро, фройляйн. Давно вас не видел. Вы сегодня такая грустная, Хельга. Чем вы расстроены?

Наш разговор мало того, что прослушивался, так ещё и записывался эсэсовцами. Хельга ещё раз вздохнула и призналась:

— Пётр, я расстроена потому, что вам дают вместе еды эту ужасную вонючую баланду. Вам нужно есть, иначе вы слабнете.

Подсев к столу, я широко заулыбался:

— Успокойтесь, со мной ничего не произойдёт. Поверьте, я совсем не голоден и вид у меня, как вы видите, вполне цветущий. Позвольте задать вам вопрос, фройляйн Хельга. Полагаю, что хозяин этого подземного концлагеря, в котором помимо явно находятся в заточении люди, на которых это животное ставит опыты, послал вас сюда для того, чтобы вы взяли у меня кровь для анализа?

Девушка удивлённо посмотрела на меня и растеряно кивнула:

— Да, так и есть, Пётр. Честно говоря мне и самой интересно знать, кто вы такой на самом деле, человек или какое-то высшее существо, обладающее невероятными способностями.

— Хельга, меня вы можете совершенно не бояться, — ответил я девушке наклоняясь вперёд и протягивая сквозь прутья, — вы даже можете попробовать отпилить мне руку, но я тогда не трону вас даже пальцем, а лишь уберу её. Так что вы можете совершенно спокойно взять кровь на анализы, но я вас предупреждаю, вы ничего сверхъестественного в ней не обнаружите. Поверьте, я самый обычный человек, но кое-какие сверхъестественные способности у меня всё же имеются. Например такие, фройляйн Хельга.

С этими словами я с помощью телекинеза подтащил к решетке медицинскую стойку с колёсиками, привстал и положил на неё руку, после чего заставил саквояж взлететь со стула, на который она его положила, и приземлиться на стойке. Профессор и эсэсовец, сидевший рядом с ним за зеркалом, ничего не увидели. У них в этот момент всё поплыло перед глазами. Зато мои телекинетические экзерсисы увидела другая фройляйн — Грета. Увидела и вытаращила глаза от удивления, после чего решительно сказала профессору:

— Дядя, я войду внутрь.

Вернер фон-Клозе подслеповато заморгал глазами и ответил:

— Иди, Гретхен, но только будь очень осторожна.

Восхищённая моим трюком Хельга не могла вымолвить и слова. Она подсела поближе, достала из саквояжа стальной контейнер с шприцем, протёрла мне ваткой со спиртом руку и осторожно воткнула в неё иглу. Когда шприц был заполнен кровью, в помещение вошла Грета, подсела и вполголоса спросила:

— Что это было?

В этот момент несколько невидимых шариков буквально прильнули к тщательно замаскированным микрофонам и Деноал принялся на три голоса развлекать дядю и сидевшего рядом с ним эсэсовца совершенно невинными разговорами о птичках и погоде, а я улыбнулся и ответил, чуть склонив голову набок:

— Ничего особенного, фройляйн Грета, просто я усилием мысли пододвинул эту стойку и переместил на неё саквояж фройляйн Хельги. Вы также можете меня совершенно не опасаться. Даю вам слова офицера. Поверьте, для вас я совершенно неопасен.

Немка прикусила губу и с вызовом сказала:

— Но вы ведь жестокий убийца. Вы убили семьдесят шесть немецких солдат и офицеров. Как я могу вам вверить?

Вздохнув, я с грустью в голосе прояснил ситуацию:

— Фройляйн, вы заблуждаетесь. В том бою я не убил ни одного солдата или офицера, которые не совершили кровавых преступлений против мирных граждан. Тех же солдат и офицеров, кого я убил, людьми называть никак нельзя. Они преступники и кровавые ублюдки и если вы того захотите, то я зачитаю вам вслух длинный перечень всех их злодеяний не только в России, но и в Польше и Франции. Поэтому не нужно называть солдата, исполнившего функции палача, безжалостным убийцей. Это было одно из моих многих заданий и я выполнил его нисколько не сомневаясь в своей правоте.

Грету мои слова не убедили и она сердито проворчала:

— Палач приводит в исполнение приговор, вынесенный судом, а все эти люди, как вам известно, так и не предстали перед судом. Поэтому я имею право называть вас убийцей.

— Нет, не имеете, — отрезал я с каменным выражением лица, — и на счёт суда вы ошибаетесь. Суд над ними состоялся, но это не был суд людей. Все эти преступники должны были умереть именно в этот день и именно от моей руки. Поверьте, не один невиновный в тот день не погиб и даже те люди, которые были ранены осколками моих гранат, всего лишь получили предупреждение свыше. Кое-кто из них доживёт до конца войны и вернётся домой, но некоторые будут убиты. Я мог убить вашего брата не менее дюжины раз, он отважный молодой человек, но никудышный солдат и потому не умеет скрытно передвигаться по полю боя. Тем не менее он остался жив и у меня ни разу не возникло желания выстрелить в него только потому, что на его руках нет крови других людей, он не избивал детей и стариков, не насиловал девушек и никого не грабил. Единственная его ошибка заключается в том, что он носит чёрную форму СС, но в этом нет его вины. Просто вашему дяде-идиоту взбрело в голову сделать его эсэсовцем, но только после того, как другой идиот из Ананербе составил для Дитриха такой гороскоп, из которого следовало, что поступив в СС он совершит великий подвиг и всякая тому подобная чушь. Этот болван и для вас составил гороскоп и вы действительно уже совершили несколько великих открытий и скоро добьётесь с моей помощью очень впечатляющего результата. Эта кровь ведь нужна для вашей научной работы, фройляйн Грета, не так ли?

Выслушав мою гневную филиппику, немка угрюмо спросила:

— Кто вы такой, чтобы казнить немецких солдат?

— Наивный вопрос, — усмехнулся я, — вам, фройляйн, пора бы и самой догадаться, кто я такой.

Грета насупилась ещё сильнее:

— Вы человек или, скорее, человекоподобное существо из какого-то другого мира? Зачем вас сюда послали?

— Поверьте, фройляйн, я человек, — улыбнулся я в ответ, — даже более того, я русский офицер, хотя и родился в Америке. Одной из моих задач было спасение еврейских детей, которых вывезли из Ворошиловска буквально за день до того, как этот город захватили немецкие войска. Один предатель рассказал вашему брату об этом обозе и он немедленно доложил обо всём начальству, но я его в этом вовсе не виню. Ваш брат был всего лишь одним из звеньев длинной цепи той операции, которую я провожу. Он не случайно оказался в нужном месте в нужный час и сделал всё, как от него требовалось.

Грета вспыхнула и недовольным голосом сказала:

— Моим братом невозможно управлять. Он для этого слишком своенравный человек. Если всё так и было, то произошло случайно. В его планы входило совсем другое. Он мне сам об этом говорил.

— Ну-ну, фройляйн, — рассмеялся я, — вы ещё поговорите со мной о том, что человек хозяин своей судьбы. Про все те планы, которые так любят строить люди на будущее, обычно говорят: — "Если вы хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах". Поэтому позвольте мне продолжить. Немецкое командование, узнав о том, что Сталин лично приказал во что бы то ни стало спасти еврейских детей, бросило за ними в погоню чуть ли не целый батальон, а тот гестаповец, которому было приказано руководить этой операцией, решил взять с собой в горы вашего брата. Об этой операции сообщили Гитлеру и тот, узнав о приказе Сталина, приказал не считаясь ни с чем захватить детей и доставить их в Германию. В итоге я разгромил отряд, Сталин выиграл, а Гитлер проиграл в этом небольшом поединке двух систем. Вот и думайте теперь, кто в данном случае проявил благородство, Сталин или Гитлер? На самом же деле всё объясняется куда проще, мне нужно было сделать так, чтобы ваш брат захватил меня в плен и привёз в этот замок только ради каких-то несчастных пятидесяти миллилитров моей крови, используя которую вместе с кровью вашей любимой гориллы Макса в качестве исходного материалы вы изготовите генную сыворотку, полностью преображающую любое животное и делающее его невероятно сильным и агрессивным. Поэтому предупреждаю вас, фройляйн, когда будете проводить опыты над белыми мышами, закажите для этого очень прочный террариум, изготовленный из бронестекла, а то не дай Бог ваш Микки Маус вырвется наружу. Беды не оберётесь, ведь это будет супермышь.

Молодая, но уже очень многого достигшая, как учёный, немка слегка побледнела и насторожено спросила меня:

— Зачем вы говорите мне об этом, Пётр? Ведь я таким образом получу оружие против русских. Немецкие солдаты в результате станут чуть ли не титанами и разгромят Советский Союз.

Махнув рукой, я насмешливо сказал:

— Вы сначала изготовьте свою генную сыворотку-модификатор, а потом, посмотрев на то, в кого превратятся белые мыши, решайте, стоит ли её использовать на людях. Поверьте, мышь-гориллоид и, тем более мартышка-гориллоид, это вам не персонажи американских мультфильмов, а кое-что пострашнее. — снова дав возможность дяде слышать то, о чём мы говорили, я насмешливо сказал — А теперь ступайте, Гретхен, и передайте своему дяде, что кроме вас, фройляйн Хельги, Дитриха и троих пилотов, которые меня сюда доставили, пусть ко мне не входит больше никто и в первую очередь он сам. Я ведь могу взглядом не только мебель двигать. Заодно передайте ему, чтобы мне больше приносили ту баланду, которую мне варят из какого-то вонючего гнилья. Он слишком о себе высокого мнения, как психолог и не потому понимает, что на меня перемена отношения ко мне никак не подействует. Я за чашку супа Родину не продам. Вперёд, фройляйн Грета, шагайте к великим свершениям во имя Третьего Рейха и вашего ненаглядного Гитлера, но помните, даже если вы превратите мышь в маленького дракона, она всё равно останется мышью и всё, что она будет делать, останется мышиной вознёй.

Девушка посмотрела на меня недоумённо, схватила пробирку с кровью, закрытую пробкой, вскочила со стула и бросилась к дверям. Они открылись и она ещё раз посмотрела на меня с удивлением. В её голове были полный сумбур и смятение. Она давно уже была близка к разгадке тайны генной сыворотки-модификатора, но ей не хватало всего лишь капли моей крови в качестве катализатора и инициатора запуска процесса стремительного морфологического изменения клетки. Профессор кислых щей, услышавший последний мой пассаж, вскочил и бросился в коридор, но не успел перехватить свою племянницу, та со всех ног бросилась к лифту, ведущему из подземной лаборатории в замок. Вернувшись на своё место, он снова сел на стул и стал наблюдать за мной и Хельгой. Эта немка смотрела на меня с немым осуждением во взгляде. Она хотела было встать, но я попросил:

— Останьтесь, фройляйн Хельга.

Та нахмурилась и спросила:

— Почему вы просите меня остаться?

Прохвессор чуть не взревел от бешенства. Буквально час назад во время завтрака он строго и методично объяснял Хельге, что она должна любой ценой уговорить меня дать кровь для проведения анализов и что самое главное, для тех исследований, которые проводила его племянница. Словосочетание любой ценой в его устах вроде бы звучало в его устах чем-то героическим, но на самом деле в тот момент он видел совсем другое. Ему представилось, как я и Хельга занимаемся сексом через стальные прутья. Моя голова через них протиснуться не могла, но руки проходили вполне свободно. Мои мысли были заняты совсем другими проблемами и потому я улыбнулся:

— Хельга, во-первых, мне приятно ваше общество. Вы чудесная девушка, но более всего меня радует, что не смотря на войну вы и Отто, а он человек очень высоких качеств, так трогательно любите друг друга. — госпожа оберартц при упоминании имени её возлюбленного в таком контексте сразу же заулыбалась, она, как и хозяин замка, во время завтрака также представила себе точно такую же ситуацию, как и этот кобель, но в несколько другом виде и в иной позе, которую сочла для себя совершенно неприемлемой, я же продолжал — Во-вторых, вы, как врач очень хотите провести надо мной полный комплекс всех ваших медицинских издевательств и я вас прекрасно понимаю. Поэтому и прошу вас остаться только предупреждаю, на некоторые виды обследования я не соглашусь никогда. — Сказав так, я молитвенно сложил руки, закатил глаза и рассмеялся — Они убьют меня с куда большей гарантией, чем всё стрелковое оружие вашего вермахта.

Немка звонко рассмеялась и вскоре начала истязать меня своими дышите, не дышите, встаньте-сядьте и достаньте левой рукой до правого уха. Для меня это всё было хоть какое-то разнообразие, а кроме того мы ещё при этом разговаривали на темы никак не связанные с войной. Например о музыке Вагнера. Примерно через полтора часа раздался звонок, дверь открылась и в просторную комнату, ещё большую чем моя камера, стали поодиночке и подвое входить одетые во всё цивильное Дитрих, Отто, Курту и Хайнц, которые вносили недостающее медицинское оборудование вроде прибора для измерения объёма лёгких и различных динамометров. Они также принесли три большие ширмы, чтобы я мог отгородить парашу, умывальник и душ, что было сделано по приказу Вернера фон-Клозе. Ко мне они подходили отважно, даже бравируя своей беспечностью друг перед другом и первым делом, поставив медицинские приборы, каждый пожал мне руку и похлопал по плечу. Дитрих же демонстративно достал из-под своего клетчатого пиджака белую спортивную майку с немецким орлом на левой стороне груди, протягивая её мне, нарочито громко, чтобы хорошо расслышал дядя, сказал:

— Пётр, это тебе вместе обещанных устриц, эскарго и шампанского. Она большая, думаю, что придётся тебе впору.

Хельга, которая заставила поднести оборудование поближе к прутьям, похлопала в ладоши и призвала всех к порядку:

— Господа, если вы занесли всё, рассаживайтесь, а я продолжу свои исследования. Извините, но я впервые в жизни вижу совершенно здорового молодого мужчину, в котором нет даже малейшего изъяна.

— Фройляйн Хельга, приношу свои извинения, но мне тоже хочется преподнести кое-что Петру, — сказал Хайнц Шустер и, подойдя поближе, засунув руки за спину под пиджак, а его в этот момент заслонили собой Отто и Карл, вытащил круг полукопчёной баварской колбасы с черемшой и два больших ломтя хлеба, — это, конечно пустяк, но я всё же полагаю, что тебе будет приятнее спать сегодня ночью гладко выбитым, — и с ловкостью фокусника подбросил вверх большую, хромированную заводную механическую бритву, — не пугайся, это не четвёртый двигатель "Тётушки Ю", а механическая бритва. Вот только завода хватает всего на три минуты, после чего пять минут нужно накручивать пружину. Предупреждаю, Петер, большую часть твоей щетины она срежет, а все остальные волоски выдернет с корнем, но зато пусть и весь израненный, ты будешь чисто выбрит.

Парни и Хельга громко рассмеялись, а я, чтобы не подводить их, торопливо проглотил колбасу с хлебом, на что ушло всего пара минут, после чего сходил напился, сел за стол и принялся бриться. Если бы не робот-телохранитель, моя щетина была бы уже впятеро длиннее. С бритьём я покончил за полчаса и это был ещё тот аттракцион. В белой майке, туго обтягивающей торс, я выглядел гораздо импозантнее. Все парни остались и принялись насмешливо комментировать все те издевательства, которым меня подвергала Хельга. Зато она в конечном итоге здорово их подколола, громко сказав:

— Господа, посмотрите на Петера и запомните, именно таким должно быть тело настоящего мужчины.

В час дня снова прозвенел звонок, дверь открылась и в помещение вошла чуть ли не насмерть перепуганная женщина, которая толкала перед собой сервировочный столик. Она негромко сказала:

— Господа, барон фон-Клозе ждёт вас к обеду, а мне приказано подать обед советскому офицеру.

Дитрих поторопился успокоить её:

— Фрау Марта, что бы вам не говорили, не верьте ничему. Петер отличный парень и он вас не обидит. Не бойтесь его.

С погрустневшими лицами немцы вышли из второй половины моей камеры люкс. На этот раз меня решили в замке "Фушшёле" накормить по-человечески. На первое фрау Марта подала мне айнтопф с фасолью, морковью, сельдереем и кусочками мяса. После диеты Хранителей Хроноса это блюдо мне очень понравилось. Второе и вовсе было выше всяческих похвал — "Зауэрбратен", тушеная маринованная говядина с кисло-сладким соусом и жареным картофелем, к которой был также подан баварский салат из солёных огурцов, варёных рубленых яиц и мелко нарезанных кусочков отварного мяса с петрушкой. На десерт фрау Марта поставила передо мной большую кружку пива, которое я выпил с большим наслаждением.

После обеда меня никто не навещал. Во время обеда наверху профессор с торжествующим видом похвалил всех за помощь и сказал, что отныне ко мне будет совсем иное отношение. Прежние строгости он объяснил приказом Гиммлера. Поэтому только вечером снова пришла фрау Марта и принесла мне ужин, а также одежду моего размера, хорошо, что это был не баварский трахтен, а вместе с ней мыло, шампунь, туалетную бумагу, одеколон и даже настольное зеркало. Барон фон-Клозе явно разыгрывал из себя радушного хозяина, но я-то знал всё, о чём он думает, мне была известна каждая его мыслишка, а он не отличался особой чистотой помыслов. На следующий день, сразу после завтрака пришли Хельга и Грета. Хельге было приказано выкачать из меня двести миллилитров крови, профессор к этому времени уже начал подумывать о моём семени, а наша Брунгильда хотела поговорить со мной относительно генной сыворотки-модификатора и сразу же задала вопрос по существу:

— Петер, откуда вам известно от моих научных исследованиях?

— Оттуда же, откуда мне известна точная дата окончания этой войны, количество её жертв и многое другое, фройляйн, — последовал мой насмешливый ответ, которого дядя не услышал и маленькое, но важное пояснение, — Гретхен, когда со мной разговаривают приятные мне люди, то ваш дядя и его церберы слышат совсем не то, о чём мы говорим. Они и видеть могут при этом нечто совсем иное, что здесь происходит в действительности. Поэтому решайте сами, сообщать ему обо всём, что я вам говорю, или всё-таки поостеречься.

Девушка задумалась и после паузы сказала:

— Спасибо, что вы меня предупредили, Петер. Скажите, я действительно могу создать такой препарат, который сделает человека совершеннее? Или это только мои несбыточные мечты.

— Можете, — уверенно сказал я, — но только в том случае, если не будете завидовать гориллам. Поймите, человек не горилла и стоит в природе намного выше этого животного. Поэтому вам не следует идти этим путём, он ошибочный, хотя результат, несомненно, будет очень впечатляющим. И всё же я советую вам изготовить на первом этапе именно такую генную сыворотку-модификатор, посмотреть на то, во что она превратит сначала белых мышей, а потом мартышек, и уже после этого полностью отказаться от неё.

Обед мне принёс Дитрих и сказал, что теперь каждый день я буду обедать с кем-либо из них. Рассмеявшись, он уточнил:

— Кроме Хельги. Отто, оказывается, очень ревнив, — после чего, заправляя салфетку, спросил: — Петер, неужели ты в том ущелье действительно убивал только тех немцев, которые занимались в России бесчинствами? Из них я не знал практически никого и только относительно гауптштурмфюрера Зибера точно могу сказать, что за ним такое водилось, ведь его даже прозвали за жестокость Кровавым Вилли. Он и мне несколько раз говорил, что по отношению в врагам рейха нужно проявлять предельную жестокость и называл врагами всех русских без исключения. Если так, то кто ты, Петер? То, что ты офицер, я и так вижу. В какой армии ты служишь? Как ты к нам попал?

— В своей собственной, Дитрих, — с улыбкой ответил я молодому немцу, — в своей собственной маленькой, но очень боеспособной армии, которая скоро начнёт увеличиваться, прирастать всё новыми и новыми отважными бойцами. А служу я, мой славный, наивный Зигфрид, не какому-то там властителю умов, а самому Хроносу. Поэтому прояви сообразительность и дай волю своей фантазии.

Дитрих, не переставая есть, усмехнулся:

— Тут и фантазировать особо нечего, Петер. Раз ты знал подноготную каждого убитого тобой немецкого солдата или офицера, то ты мог прибыть к нам только из будущего, но почему ты говоришь о том, что служишь древнегреческому богу времени Хроносу? Ведь это же полный анахронизм. Полагаю, что ты прибыл к нам в сорок второй год из такого отдалённого будущего, что в нём уже не поклоняются никаким богам, кроме одной богини — Науки.

Не отставая за своим столом от Дитриха, я признался:

— Да, ты прав, в том времени, в котором я когда-то жил и сражался с врагами Звёздной Федерации планеты Земля, а до этого нужно дожить четыреста семьдесят лет, о боге, религии и церкви давно уже забыли. Религия, как таковая, умерла после того, как Землю захватили фертурийцы и она на коленях, если и вовсе не на брюхе, вползла в их Звёздную Империю, а потом злые русские партизаны восстали против власти фертурийцев, прятавшихся за спинами их боевых роботов с искусственным интеллектом, к ним на помощь пришли люди многих других национальностей и Армия Освобождения разгромила Звёздную Империю Фертурии на всех космических фронтах, но это произошло задолго до того, когда я родился. Самое же неожиданное для тебя заключается в том, Дитрих, что я прибыл в сорок второй год не из своего времени и даже не из своей Вселенной, а из другой, которая находится вне времени. Моя работа заключается в том, что я корректирую отдельные моменты истории и потому называюсь Хронокорректором, но на самом деле я Хронодиверсант и устраняю всех тех людей и все те их творения, которые появились раньше времени, приводят к мощным возмущениям в Хроносе и даже способны послужить его уничтожению. По сравнению с их деяниями Гитлер невинный младенец, хотя его и назовут самым главным преступником за все времена, да и ваша идеология это отнюдь не то, что может привести к мощному Хронорезонансу. Коммунистическая идеология Советского Союза её ликвидировала, а потом и сама сошла с исторической сцены. Есть люди пострашнее, Дитрих, но представь себе, мы никого из них не убиваем. Мы просто переносим их в нашу Вселенную, находящуюся вне времени, и вот там-то их открытия становятся действительно полезными и нужными.

Прекратив есть, наш юный Зигфрид нахмурился:

— Неужели речь идёт о моём дяде? Вот бы не подумал. Как на мой взгляд, он всего лишь ловкий приспособленец, который когда-то нахватался научных терминов, но настоящим учёным так и не стал. Ему это просто не было дано. — посмотрев на Дитриха, я загадочно улыбнулся, а он хлопнул себя рукой по лбу — Я всё понял, Петер, таким учёным является моя сестра! Так ведь?

— Так, парень, — подтвердил я, — и моя задача, во-первых, предоставить ей возможность на одной только интуиции сделать величайшее открытие, которое изменит будущее, а, во-вторых, сделать так, чтобы она сама, по своему собственному желанию отказалась служить Гитлеру и этому вашему Третьему Рейху, который Советский Союз разгромит уже в мае сорок пятого года. Выбор у неё невелик, или она, поняв, каким чудовищем является ваш дядя, добровольно встаёт на нашу сторону, и тогда уже очень скоро встретит того парня, в которого влюбится, или погибнет. Помочь ей сделать этот выбор, равно как и доказать, что вы для Вернера ничего не значите, можешь только ты.