Глава 18

Грин и Блейки несколько дней пробирались по высокому берегу реки Салка, при этом Грину очень понравилось запархивать на скалистые уступы и с каким-то даже садизмом наблюдать, как на тот же уступ карабкается человек Блейки. Пару раз приятели видели снежного барса — но мельком и очень далеко, а однажды наткнулись на изрядно покореженные обломки серебристого металла, в которых экс-пилот опознал один из дистанционных наблюдательных модулей. Грин лапой повертел то, что осталось от механизма, и показал Блейки вмятины, очень похожие на следы острого птичьего клюва.

Приятели лезли на гору, и сфинкс с каждым днем чувствовал себя все лучше и лучше, а Блейки, наоборот, выматывался и ворчал, как проторговавшаяся баба на приморском вокзале. Когда они поднялись примерно на тысячу с небольшим, высокие деревья исчезли совсем. Обледенелые скалы под снегом, расщелины, в которые можно было провалиться с головой, пронизывающий ветер и холодное, ослепительно яркое солнце. Блейки помнил, что через эти скалистые луга вела тропинка, и когда-то он бежал по ней кувырком, а сейчас, по возвращении, надо было ориентироваться на плоскую вершину, поросшую редким подлеском и высокими шипастыми кустами. По границе этой своеобразной чащи как раз проходил периметр наблюдения базы Мабри "Крыло", и Блейки мрачнел с каждым шагом, сделанным в направлении шарообразных куполов, окруженных высокой глухой стеной.

— Слушай, Ронни, ты меня не бросай уже, ладно? — сказал он, уже завидев накрепко закрытые ворота.

— У тебя там дело, у меня любопытство, у тебя друзья, у меня — чужие, кто кого бросит? — отозвался сфинкс, ускоряя шаг.

— Ну, и что нам теперь делать? — спросил сфинкс часом позже, глядя на пластобетон наглухо закрытых ворот. — Кричать: "Открывайте, кот идет?".

— Инфразащиты не было, про то, что мы здесь, внутри уже знают, — ответил Блейки, напряженно оглядываясь вокруг. — Будем ждать.

Рон покосился на небо. Внизу была метель, и тут она никуда не делась, ветер деловито засыпал их мелкой снежной пылью.

— Ставь палатку прямо тут, перед воротами.

— И долго нам ждать, как ты думаешь? — доверительно спросил Блейки, установив укрытие и ныряя в тепло сфинксовых лап и крыльев.

— Вот когда ты научишься аккуратно отряхиваться от снега? — подосадовал Грин, сворачиваясь вокруг щуплого пилота и чуть нагревая палатку, — Мокро же. Наверное, сейчас соберутся ваши старейшины, поймут, чего боятся или чего от нас ждать, и тогда пригласят войти. Я правильно рассуждаю?

— В целом, примерно так.

Блейки замялся. Ну не мог он признаться Грину, что сфинкс был основным его козырем в переговорах, и что сам по себе Грин был гарантией того, что Блейки не расстреляют сразу же вот за этими самыми воротами по законам родной планеты.

В то время, когда Блейки с Грином распаковывались и вставали у ворот лагерем, внутри комплекса действительно имело место маленькое, но весьма оживленное "совещание". Правда, Грин, угадав в целом, все же слегка ошибся в деталях — совещались отнюдь не старейшины, а вовсе даже сравнительно молодой персонал базы.

В диспетчерской, уже успев протереть глаза и убедиться в реальности демонстрируемой камерами картинки, оживленно ругались, докладывать ли о таком чуде или подождать окончания дежурства — и пусть уже следующая вахта ломает головы! — и если все же докладывать, то кому: коменданту лично или его заместителю по безопасности.

Действующий регламент допускал оба выбора, а третий, самый безопасный вариант: "старшему смены" — отпадал, поскольку за нехваткой личного состава старший смены сам же у мониторов и сидел. Компанию ему и второму дежурному составлял скучающий Эрмелин Ганн, уже долечившийся, но все еще не допущенный к полетам, и вот теперь ему было уже совсем не скучно.

— Да говорю же вам — Стейлу отбивать надо. Вы что, собеседований последних не помните? "Настоятельно рекомендуем о случаях контакта с аборигенами информировать в первую очередь…"

— Что-то тебя, Котти, слишком хорошо запугали на этих собеседованиях, — шипел в ответ старший. — Шеф наш кто? Стейл все равно не оценит, а комендант нам за нелояльность…

— Верно, Стейл точно решит, что его та-а-ак боятся! — Ганн за сидение в пределах периметра на СБ был сердит особенно крепко, поэтому сторону в споре поддерживал соответствующую.

— Это Моран не оценит! И вообще, если говорить о личной благодарности, так это к Ренну. Старик умеет…

— Только власти у него нет никакой.

— В научных кругах…

— Ну упомянет он тебя в очередной монографии, а толку?!

Между тем Ганн, единственный, кто в пылу ссоры не забыл о, собственно, предмете обсуждения, с интересом вглядывался в физиономию человекообразного из аборигенов.

— Вы бы отвлеклись, погонные. Посмотрите только, до чего рожа у парня приметная — не иначе кто-то из полевиков в свое время с туземкой согрешил.

— Чего?!

Обладатель рожи в этот момент благополучно скрылся в палатке, и охранничкам пришлось отмотать запись видеонаблюдения на несколько минут назад, чтобы посмотреть, что же там за лицо.

Что ж — отмотали. И посмотрели.

И, в отличие от Ганна, прибывшего на планету уже после побега Блейки в дикие земли, лицо это узнали, после чего любитель личных подковерных просьб свое мнение резко переменил и заорал:

— Это же Старр! Мать вашу, никакой это не местный, Старр — помните, был тут такой, от джойстика недооторванный? Так это он — нет, ну надо же, в такой компании и живой!

— Так что, — хмыкнул Ганн, сориентировавшись, — Стейла информируем о дезертире или где?

— Ага — щаз!!!

Инструкция относительно выживших ассимилированных, неофициальнее некуда, в действие вступала редко, но исполнялась в обязательном порядке. Старший смены, тоже усмехнувшись, щелкнул интеркомом, вызывая полковника.

А полковник, надо сказать, вызова этого уже ждал.

Из кабинета его, снабженного панорамным окном, открывался прекрасный вид не только на горно-озерный пейзаж, но и на подходы к воротам. А сам Моран, вот уже третий день занятый интеллектуальной мастурбацией под названием "итоговый отчет за период с… по…", делал перерывы и выглядывал в это окно достаточно часто, чтобы не пропустить чудеснейшее зрелище разбивающих лагерь прямо у них "под дверью" существ.

Нечто приземистое, рыхлое, то ли так одетое, то ли само по себе округлое деловито ставило палатку под присмотром средних размеров льва при крыльях и странной какой-то голове, а лев явно руководил, лишь изредка вмешиваясь в процесс.

Комендант подозрительно щурился, пытаясь разглядеть парочку получше, а заодно считал секунды.

Потом минуты…

В течение минимум четверти часа не наблюдалось никакой на появление существ реакции. Ни вызова. Ни общей тревоги. Ни выбегающих с бластерами наизготовку мордоворотов из команды Стейла, которых Моран уже всерьез ждал, раз уж ему сообщить о… гм, визите — не удосуживались.

Хотя, вообще-то, уже было похоже, что охрана не удосужилась визитеров просто заметить — и это притом, что контакт с коренными нечеловеческими расами планеты вот уже лет двадцать как числился в задачах особой важности!

— Докатились… — обреченно прокомментировал картинку полковник, и тут наконец ожил интерком.

…О, да. У них внештатка.

— Сам вижу, — буркнул Моран. — Прямо в окошко. Восхищен быстротой реагирования. Вызывайте Дийса и Ренна, и пусть поднимут записи, встречались ли кому-либо из разведчиков подобные существа.

— Сэр, тут еще одна проблема. Тот, который человек — он наш. Опознали, Блейк Старр.

Моран, промедлив ровно секунду, которая потребовалась на оценку ситуации, выдал сверхкраткую нецензурную характеристику и Старра, и охраны вместе взятых.

— …мать! Гоните его за ближайший куст, чтобы отсюда было не видно, не-мед-лен-но!

— А как, там же еще это… это?!

— Молчать! Сейчас спущусь. И повесьте пока на мониторы игрушку хотя бы… Дозор, бля!

Пять минут спустя в диспетчерской ковыряли носами монитор двое ученых, прятали глаза двое проштрафившихся охранников, рычал Моран и тихо развлекался в уголке пилот Ганн.

Оказывается, такого крылатого льва как-то раз встречали. Вернее, видели, очень-очень издалека. Задачи изучить поближе не было, поэтому разведчик не стал пытаться догнать существо и вступить в контакт — тем более, что незадолго до того еще двоих одного затоптали, а второго задрали. Не исключено, что львиными как раз когтями.

Контактировать с нынешним, палаточным львом тоже никто не рвался, а посылать лишних солдат значило увеличивать вероятность засветить перед СБ пришедшего вместе с ним Старра.

Проблему решили, как всегда, руководящим решением.

— Вы, Вет, его обнаружили, вам и доверим честь первого контакта, — заключил Моран, обернулся на фырканье Ганна и смерил того неприязненным взглядом. — Вы, кажется, давно уже жалуетесь на безделье? Прекрасно, присоединяйтесь к делегации.

Пилот по-уставному откозырял и тут же весьма вольно пожал плечами, но впилить ему за наглость полковник не успел — вмешался один из "старейшин".

— Полковник, пощадите молодежь, — с примирительным смешком заговорил Ренн. — Я иду с ними.

Останавливать деда, даже не пытающего скрыть азартный блеск в глазах, было бесполезно, и Моран мысленно махнул рукой, а устно изобразил свой, комендантский Приказ.

— Немедленно отправляйтесь.

…Так и вышло, что за ворота базы, к палатке, вместо положенной делегации в лице коменданта, заместителя и отряда солдат вышла пара бездельников, сопровождаемая пожилым ученым, и к Грину и Блейку в палатку, пошкрябав о полог для приличия, очень неофициально заглянула глазастая носатая рожа.

— Старр, полковник сказал, что давно не видел таких кретинов — а то и чего похуже — и велел гнать вас взашей! — сглотнула при виде льва и вежливо уточнила. — К вам, прошу прощения, это не относится. А ты собирай палатку и вали подальше, пока Стейлу не донесли, что тут происходит.

— А кто такой Стейл? — лениво поинтересовался сфинкс у человека, — и почему ты должен валить подальше, если ты так долго сюда шел?

Блейки только вздохнул и покрепче прижался к теплой львиной шкуре. Грин тоже вздохнул. Ритуальных приветствий для таких ситуаций он не знал, поэтому решил разговаривать так, как придется.

— У вас есть причина убивать нас обоих? — напряженно спросил он встречающего.

Котти Вет хлопнул глазами — он никак не ожидал, что существо, пусть даже при человеческой голове, окажется еще и говорящим.

— Вас — нет. А вот этому, который вам под крыло забился, за дезертирство положен расстрел на месте. Твое счастье, Старр, что мы тебя узнали, а то послали бы стандартный отряд для знакомства — и все, попал бы ты в строгом соответствии с Уставом. А так комендант сделает вид, что ты сюда не приходил, записи мы подчистим… Какого вы вообще приперлись прямо к воротам?!

Грину сделалось очень, очень невесело:

— Я провожал вашего товарища. Если его вина перед вами так велика, что ему к вам нельзя, то мы должны извиниться за беспокойство и удалиться.

Хоть сейчас канун солнцеворота и любой гость желанен, но я знаю, что обычаи вашего мира сильно отличны от наших.

— Мне надо поговорить с полковником, — хмуро высказался Блейки. — И без этого разговора я никуда не уйду.

— Старр, ты или тупой, или самоубийца, — сообщил Вет. — Обязательно прямо на базе разговоры вести? Уйди за холм, если дело важное — выйдут к тебе туда, где не придется потом объяснять, что за шашни у нас тут… с предателями!

И повернулся к существу, в меру умения вежливо.

— Вы извините, но это вы — гость, и мы вам будем рады. А он — наш офицер, причем преступник. Но давайте вы выйдете наружу, это не я должен объяснять, а, — тут пришлось голос понизить, — доктор Ренн к вам заберется, если очень надо, но он вообще-то староват для таких упражнений…

Тут голос стух совсем, потому что "старенький" доктор Ренн вот только пару месяцев назад, на свой юбилей, очень бодро отплясывал танцы народов галактики. И вообще, наверное, убил бы, услышь он слова охранника.

Блейки Старр посмотрел на сфинкса. Блейки Старр хотел гарантий и не хотел оставаться один. Но смутное воспоминание о субординации и о том, что Ронни ему будет полезней заинтересованным и на базе, решило дело:

— Ладно, я перебазируюсь за периметр наблюдения и подожду, только ты смотри, возвращайся, — кисло сказал он и вылез из палатки, прикрывая лицо варежкой. Грин помогал собирать вещи, лапой уминал палатку в мешок. Покончив с этим полезным занятием, он демонстративно осмотрелся по сторонам и поклонился тем, кто стоял у ворот.

Вет за это время уже передал спутникам содержание беседы, и был до невозможности счастлив, что дальнейшее общение с существом вести не ему. Ганн, послушав, хмыкнул и пошел помогать Старру разбираться с вещами, намеренный расспросить того потихоньку, раз уж такие дела, поэтому на поклон Грина ответил и старший, и даже специалист… пусть и не совсем по межрасовым связям, но все же не только по системам охраны.

— Доброго дня вам, молодой человек, — доктор Ренн, прищурившись, оглядывал сфинкса и особенное внимание уделил лицу, достаточно юному для обращения. — Мое имя Морэмирис Ренн, разрешено ли вам называть ваше?

— Меня зовут Рональд Грин, я ученик Черного Мастера и воплощенная фантазия на самого себя, — дружески ответствовал Грин. — А чем вы занимаетесь в этой крепости?

— Временно живем здесь, пока не изучим ваш мир и не узнаем, как можно поселиться в нем по вашим законам, — по инструкции ответил Ренн, и тут осознал, что существо ухитрилось ему сказать.

— Ученик Вульфрика Дорра? Он жив? Что с ним, Грин?

Грин опустил голову:

— Вульфрик Дорр умер, и это большое горе для знающих его, но нынешний Черный Мастер жив, и я хотел бы пожелать ему здоровья.

— Новый человек на месте Дорра? И кто он?

Ренн был настойчив, и сфинкса это слегка разозлило.

— Черный Мастер больше всего похож на человека, и ведет себя, как человек, а кто он такой, точно может объяснить только он сам.

— Вам запрещено называть его имя? — продолжал настаивать мабриец.

— Но вы не просили назвать имя, вы просили объяснить, кто он такой!

— Я спросил, кто он, — подчеркнул Ренн. — А первой характеристикой разумного существа, молодой человек, является личное имя, позволяющее идентифицировать его среди остальных разумных. Иначе я бы спросил, что он такое.

Грин насторожился.

— Я должен понять, чем грозит ваше любопытство моему учителю, и не хотел бы навлечь на него неприятности.

— Если он не убивал Вульфрика Дорра, то ничем. Наше любопытство не агрессивно.

— Это хорошо. А в каких случаях вас надо опасаться?

— О, таких случаев немного, — примирительно улыбнулся Ренн.

Он наконец отошел от шока, вызванного заявлением о Дорре, а с существом начал потихоньку осваиваться, классифицировав его для себя как местный аналог Морана.

— Наш человек должен бояться, если он совершил поступок, который считается преступлением по нашим законам или законам страны, где он находится, чужой — если он находится на нашей земле и нарушает наши законы без вызывающей уважение причины. Здесь, на вашей планете, нашей земли нет вообще, поэтому никого из вас мы не можем тронуть — если только это не будет необходимой самозащитой.

Помолчав, Ренн перевел взгляд с собеседника на площадку перед воротами — оказалось, что Старр с Ганном наконец-то убрались с просматриваемой территории.

Учитывая, что в это время на базе полковник должен был на всякий случай сесть на уши заместителю с какой-то рутиной, а коллега Тердори — не самым высокоученым образом тырить данные с камер, но неизвестно было, сколько времени займет то и другое занятие — скрылись штрафнички, кажется, вовремя.

В связи с этим необходимо было прояснить еще один немаловажный вопрос:

— Кстати, кем вам приходится ваш спутник?

— Человеком, который находится под моей защитой, — слегка нахохлился Грин.

— Я должен предупредить вас, — серьезно сказал Ренн. — С ним связана одна, но большая проблема — если мы встретим вас, как положено, причем вас обоих, то нам придется его "узнать". А это для лейтенанта Старра закончится фатально, поскольку он будет классифицирован как преступник.

Если вы имеете к нам общее дело, то ему следует остаться на безопасном расстоянии, а вам — войти одному и рассказать о Старре непосредственно полковнику Морану.

— Звучит разумно, — согласился Грин. — Давайте сообщим о Блейки лично полковнику, чтобы у моего друга не было недоразумений.

И сфинкс, сочтя приглашение войти полученным, гордо пошел впереди доктора Ренна к воротам.

Человеко-птице-лев по имени Рональд Грин, конечно же, произвел на базе фурор. На физиономии встречавших его, во всяком случае, стоило посмотреть… Полковник Моран за выражение своего собственного лица не беспокоился только по той причине, что успел подготовиться морально. И даже — немного — физически, в чем ни в коем случае бы не признался даже курирующему личный состав базы медику.

Реагировать адекватно отчасти помогали обычаи и ритуалы — принятых у аборигенов не знал никто, но порядки людей-колонистов планеты были известны в достаточной степени, и соблюсти их, кажется, удавалось. Например, существовала традиция кормить гостя с дороги — более чем разумная для мира, где путешествия длятся даже не часами, а днями и неделями, в данной конкретной ситуации она позволила выиграть достаточно времени, чтобы получить от Ренна оценку ситуации и предварительную характеристику существа.

Грин был, судя по манерам, влиятелен, если даже прямо сейчас не при достаточных полномочиях, то с высокой вероятностью облечен властью с рождения. Разговаривал дружелюбно и вежливо, но поведение выдает в нем привычку к роли хозяина и / или инспектора. Назвался, однако, учеником Черного Мастера, сообщив, что Дорр по причине смерти таковым более не является, а в отношении Блейка Старра сразу обозначил себя покровителем. Молод. По личному впечатлению Ренна — покладист скорее осознанно, чем заставляет предположить, что в данном случае выступает как частное лицо, хотя легко может стать носителем функции государственного значения. Дополнительное осложнение: Блейк Старр. В переговорах не участвовал, выразил желание (однократно) пообщаться с комендантом, согласился уйти за пределы просматриваемой зоны. С ним остался Эрмелин Ганн, нужно не забыть дать ему возможность вернуться на базу.

Причиной появления обоих, и Старра, и Грина, заявлено некое дело Старра к полковнику.

И с этим теперь предстояло работать.

Впрочем, во время самого обеда, когда за одним столом собрались и уважаемые доктора наук, и группа обеспечения безопасности, и сам Моран с обоими заместителями, о работе не было и речи. Заговорить о "некоем деле" было нельзя, потому что нельзя было упоминать так осложнившего ситуацию Старра, расспросы лучше было оставить ученым — не его, солдатское, это дело — говорящих львов изучать, обязательно напортачит…

И в то же время нельзя было не участвовать в трапезе. Оставалось надеяться, что Ренн справится с официальной стороной мероприятия, позволив всем остальным больше жевать, чем говорить.

Сам же человеко-птице-лев Рональд Грин пребывал в состоянии полнейшей растерянности и неизвестно отчего переживал ощущение дежа вю — ему все казалось, что у костра в артели лесорубов и тут, среди чужих людей из другого мира, происходит одна и та же комедия. Но, как и там, держаться старался уверенно.

Ему странно было то, что его, чужака, уважительно пригласили войти, а своего человека — Блейки, — попросили подождать. Тревожило непонятное преступление Блейки и возможный об этом разговор. И Грину очень не хватало поддержки компаньона, вокруг были очень, очень вежливые люди, от которых физически тянуло каким-то выжидательным любопытством, повсюду гудели какие-то приборы, база была пропитана электромагнитными излучениями гораздо сильнее, чем домик Тесса. Грин постарался отметить для себя человека, который представился, как полковник Моран, и держал его в поле зрения.

И, как у костра лесорубов, Грин ждал вопросов, чтобы иметь право задать свои. Сначала вопросы были о том, где он живет и чем питается, и что можно положить в еду из приправ, а что нет, чтобы было полезно и вкусно не только людям, но и ему. Грин вежливо ответил, что живет в скалах, охотится на зверей, после чего спросил людей, что нравится им. Люди ответили, что в отношении мяса их вкусы вполне совпадают, после чего градус пафоса немного понизился, и его провели в светлое помещение с большими окнами, где подспудно ощущался запах… неописуемый. Странная смесь химии и перегретого жира напомнила Рону мыловарню. И это помещение оказалось столовой.

Но зато было чисто, и люди были очень вежливы. Когда приехали механические столики с мисочками чего-то такого, Рон мысленно поблагодарил Тесса за умение, левитируя ложку, есть красиво и по-человечески, и с трудом сдерживался, чтобы нервно не дергать хвостом из стороны в сторону.

Грин аккуратно рассматривал окружающих, чувствуя при этом, что остальные так же аккуратно рассматривают его самого. И принялся расспрашивать, как устроена сама база: вот в этом помещении все едят, или только мужчины? А женщины где? А мастерские можно будет посмотреть? И — самое главное — как они все сюда попали и можно ли видеть ту самую дверь, через которую они прошли из своего мира в этот?

Все эти вопросы Грин постепенно и задал, и если не на все, то на большинство из них нашлись у людей ответы. Оказалось, что подана ему почти совсем обычная каша с мясом, только под соусом, который готовят специально к праздникам, а женщин здесь нет вообще, потому что им позволят приехать только в том случае, если договорятся о постоянных поселениях с хозяевами этой планеты, и будут точно знать, где и как можно жить, чтобы не нарушить ненароком чьих-то границ или не поссориться с соседями так, что те захотят их истребить. Тогда уже можно будет привезти женщин и детей, а пока — боязно. Вопрос про мастерские вызвал легкую тревогу у присутствующих и заставил человека, назвавшегося вторым после полковника Морана, посмотреть на Грина с большой подозрительностью, но и тут ему не сказали: "Нет". Люди в мастерских не любят, когда прерывают их работу, а иную прервать нельзя совсем, потому что в этом случае она будет загублена, но в некоторых побывать будет можно. Что же касается двери, то механизм у нее нежный, и к ней своих-то подпускают далеко не каждого.

Слегка разочарованный тем, что на дверь посмотреть не получится, Грин из чистой вежливости спросил, а как они планируют договориться, где жить, и в чем тут смысл, раз они уже живут в горах, и достаточно долго. И, как когда-то, при первой встрече с Блейки, начал выяснять, чего они опасаются? Что напугало? Все же вокруг выглядит вполне благополучно!

Тут-то и выяснилось много нового.

Оказалось, что миров много, и на большинстве из них расплодилось столько людей, что все только и ищут, куда бы уехать еще, но ехать некуда, потому что там, где жить хорошо и удобно, место уже занято, и тоже населено так плотно, что добром и уговорами допроситься до права поселения или невозможно совсем, или так дорого, что тоже все равно что нельзя.

Можно, конечно, попытаться освободить себе место силой оружия, и когда-то давно люди так и делали, но потом поняли, что если воевать на земле, где хочешь жить, она очень быстро перестанет быть и удобной, и хорошей. Поэтому, чтобы не было раздоров и не жгли в войнах добрую землю, люди со всех миров заключили договор, который чтят, как если бы он был священным. По этому договору положено считать, что каждая планета принадлежит либо тем, кто поселился на ней первый, много веков назад, либо, если на ней есть свои коренные жители — вот как Грин, например — им. И если кто-то находит мир новый, который еще неизвестен всем остальным, то он первым долгом ищет на нем хозяев, потому что разрешить в нем жить могут только они.

Можно, конечно, не искать, особенно если хозяева и сами не стремятся показываться, и занять земли без спросу, но чтобы путешествовать из одного мира в другой, нужно записать его в каталог — особую книгу, которую рассылают по всем планетам — и если указать мир, но не писать, чей он, то на пустые земли побегут селиться все, кому тесно у себя дома и кто может позволить себе путешествие. И каждый будет считать себя хозяином, и каждому будут мешать чужие поселенцы, занимающие место, куда можно привезти своих сородичей, и очень быстро в таком мире начнутся между соседями ссоры и войны.

В мире Грина можно было поселиться очень давно, уже полвека как, но сначала в нем нашли людей — и пошли спрашивать у них, кто может позволить основать здесь свои города. Искали долго, но каждый говорил, что отвечать вправе только за свое село, а за хотя бы несколько соседних деревень — не может. Потом услышали от здешних людей, что есть тут и другие разумные, а когда посмотрели повнимательнее на людские обычаи, то поняли, что те и впрямь тут не хозяева. И пошли искать настоящих хозяев, по всем лесам, полям, горам и рекам, но только за аж три десятка лет Рональд Грин первый, кто согласился с ними разговаривать.

А иные, кого случалось видеть издали, или уходили прочь, или нападали на тех, кто пытался познакомиться, и так погибло много людей — потому им и страшно.

Потому что в чужом мире они одни, и любой вправе их и убить, и выгнать прочь, а как вернуться домой и сказать, что союза, который так ждут Старшие, не будет, и разрешения приехать с женщинами получить не удалось?

Это и позор, и горе семьям, поэтому они продолжают жить вот так, без женщин и детей, и искать, и уйдут только в том случае, если хозяева мира найдутся и велят им убираться. Их — хозяев — не послушаться будет нельзя.

В продолжение этих разъяснений Грин, пожалуй, больше всего заботился о том, чтобы удержаться от восклицаний: сначала удивленных, затем оскорбительно нецензурных. Эти странные люди брали на себя глупость отвечать за весь свой мир, целиком, при этом не имели права отвечать каждый за себя лично — ссылались все время на неведомых Старших, которые им что-то приказывают или запрещают делать. Они не имели смелости просто жить, а спрашивали на это разрешения, но опять-таки странного — не конкретного разрешения жить в пределах какого-то края, а вообще, в мире. Глобально. И потому прятались ото всех в горах. В особо острые и выразительные моменты объяснений Грину казалось, что люди вокруг него сошли с ума. И это их так опасался Тесс?

— Итак, — заключил Грин тоном человека, который очень хочет разобраться в услышанном, — от того, чтобы привезти сюда своих женщин и детей, вас останавливает только отсутствие разрешения на это. И все?

Вопрос вызвал реакцию практически однозначную — все, кто еще не успел закончить обед, о еде разом забыли.

На Грина посмотрели… так, наверное, смотрит ребенок на родителя, критически изучающего выпрашиваемую игрушку, а может, так смотрит голодный на накрытый стол… так смотрят на того, кто вправе отвечать за многих.

— Да, — ответил наконец полковник Моран, заговоривший в первый раз с начала обеда. — Все остальные трудности — наши проблемы, и мы не просим помогать в их решении. Нам нужно официальное разрешение от правителя, чью власть признают в этом мире, и если вы можете — и согласны — сообщить ему о нас, то мы просим так и передать: мы хотим поселиться здесь, и готовы заплатить ту цену, которую вы назовете, за право привезти столько людей, сколько вы разрешите. Если же ваши власти откажут нам или цена окажется для нас слишком велика, мы уйдем с миром и без возражений.

Они смотрели так жадно, что Грин обреченно осознал: влип! Он понял, что поиски страны сфинксов опять придется отложить. Он понял, что обязательно попытается помочь. И как же хорошо, что Блейки не было рядом, потому что Грин убил бы его, если б мог дотянуться, за такую разводку на новое волшебство.

На лицах людей четко читалось, что они измучились ожиданием, что не знают, как и кого спрашивать, потому действуют наугад и мучают себя, но не отступают от поставленной цели. И хотя цель у них была, если хорошенько разобраться, какая-то дурацкая, но — Грин считал себя магом.

— То, что вы сказали сейчас, очень серьезно, — ответил Грин, подыскивая слова, — и потребует не одного и не двух уточнений. Я так понял, что вы сознательно пришли на дорогу, но потеряли направление, и потребуется много усилий, чтобы его найти. Цена может одним из вас показаться тяжелой, а другим — почти что несущественной.

Произнеся все это внушительно и нараспев, примерно так, как ему объяснял дед правила сложения, сфинкс тяжело вздохнул и спросил:

— Могу я поговорить с самым старшим из вас? Чтобы не отвлекать остальных ненужными подробностями?

— Да, разумеется. Мы продолжим беседу сразу же по окончании обеда, — согласился полковник, и по лицам остальных видно было, что это именно то, чего все ждали, потому что люди разом повеселели и расслабились, и даже второй за главным скупо улыбнулся.

Комната для бесед оказалась просторной и светлой, диван — широким и более удобным, чем то сидение, которое предложили Грину в обеденном зале. Полковник же, едва они расселись и устроились, заговорил без словесных кружев и красивостей:

— Я правильно понимаю, что мы можем обсудить с вами не только суть просьбы, но и детали? Вы сами, лично, способны заняться нашим вопросом?

— Я готов, — просто ответил Грин, складывая крылья за спиной.

"Звезды, спасибо!" — мысленно прошептал Моран. Ренну можно было выписывать премию.

— Это замечательно, — вслух сообщил полковник. — В таком случае, полагаю, вопрос цены — один из важнейших. Мы знаем, чем платить людям: материалами и устройствами, лекарствами и знаниями, ценностями из других миров и возможностью путешествовать там. Большую часть из этого я могу предлагать, не спрашивая согласия Старших — это разрешение дано мне вместе с правом говорить от их имени. Но нам неизвестно, что ценится вашим народом и что вы хотели бы получить в качестве оплаты. Возможно, мне придется связываться с руководством, прежде чем дать ответ, но наши лидеры заинтересованы в сделке, поэтому мы рассмотрим все возможные варианты. Что мы можем вам предложить?

Прежде чем ответить, Грин попытался сообразить, что за устройства скрыты в стене напротив и над самым дверным косяком. Они фонили даже меньше, чем местные светильники, но тревожили, словно присутствие посторонних. Грин, вспомнив судьбу передатчика, заставил ток бежать по их металлическим желобкам намного быстрее, чем надо, пока не почувствовал, что устройство умерло.

Очнувшись, он увидел, что полковник внимательно смотрит на него, покраснел ушами, мысленно ругая себя за такую особенность, и произнес, извиняясь:

— Я хотел бы поговорить с вами наедине, а там, в стенах, что-то было. Явно в стороне от основных линий проводки, неяркое, но назойливое. Ничего страшного?

Полковник только головой покачал — и сюда добрались.

Но на данный конкретный болт с винтом нашлась настолько оригинальная жопа с лабиринтом, что захотелось свернуть из пальцев неприличный жест в направлении кабинета Стейла.

— Если больше не фонит, то ничего, — вместо этого заверил он порозовевшее существо, заставив себя сохранять невозмутимость. — Похоже, вы прибили… паразита.

И склонил голову:

— Примите мою благодарность.

Грин прикрыл глаза и проверил еще раз. Все было спокойно.

— Наверное, я плохо начну разговор, если скажу, что старейшина, который меня встретил, объяснил, что мой спутник в опасности из-за того, что вернулся обратно. Блейки — хороший человек, и я понимаю, что ему трудно быть изгоем. Именно так. Я хотел бы попросить за него и за то дело, которое его сюда привело. Это возможно?

Что ж, это, видимо, входило в вопрос цены. Или же обычаи этих крылатых не позволяли говорить только об одном деле за раз?

Оставалось понять, насколько следует позволять существу вести в этой беседе.

Ренн позволил многое, и вот — Грин здесь и готов помочь — и, похоже, впервые за долгие годы хоть одна из проблем сдвинулась с мертвой точки. Моран вздохнул.

— Прежде чем вы попросите, я хотел бы объяснить вам, почему этот "хороший" человек в опасности. У нас он был воином, и давал клятву защищать и оберегать соплеменников. Это одна из важнейших клятв, какие у нас существуют, и нарушение ее карается так же строго, как нарушение своей профессиональной клятвы врачом… целителем, если по-вашему. Меж тем Блейк Старр без разрешения забрал… фактически украл оружие у товарищей. Оружие, очень нужное в другом бою. Бой был проигран, погибли люди. Если бы было доказано, что Старр сознательно поставил свой интерес выше чужих жизней, его казнили бы сразу, на месте. Но знающие люди сказали, что он всего лишь не дал себе труд подумать, к чему приведет его поступок, а за глупость нельзя наказывать с такой строгостью, как за зло. Поэтому вместо казни Старра прислали сюда, где нет сражений и, соответственно, нельзя повторить ту же ошибку еще раз, зато есть много времени для размышлений о своем поведении.

Тут полковник прищурился на Грина.

— Умение признать свою вину, с достоинством принять наказание и сделать из него правильные выводы достаточно ценно, чтобы его обладателю можно было многое простить. Но Старр подобного умения не проявил, более того, покинув свой пост здесь, где ему был дан второй шанс, он вновь поставил под удар безопасность тех, кого клялся охранять — наших ученых старейшин и мастеровых. На его место пришлось срочно искать нового человека, а дорога сюда опасна — двое хороших солдат погибли, пытаясь пройти туда, где должен был быть Блейк Старр. Это — уже непростительно.

— Да, — признал Грин практически по свежим впечатлениям, — Старр умеет вовремя не подумать. Но я обещал попросить за него, и я это сделал. Вы говорили о ценах и сделках. Это — вопрос торговли, а я прежде всего ученик мага, и поэтому мне надо сначала понять не то, чем и сколько вы способны заплатить, а то, за что вы, собственно хотите узнать цену. Сколько вас будет? Чем вы намерены заниматься? Как и чем будете жить в этим мире? Мне надо больше узнать о вашем народе, полковник.

— Наш народ многочисленен, но сюда прибудет столько, сколько вы согласитесь принять, — ответил Моран с главного. — Мы умеем ценить живую природу и знаем, что для каждого мира есть свое предельное количество людей, которое он может принять в принципе, и куда меньшее количество, которому следует жить в нем, если они хотят жить хорошо. Наши ученые подсчитали, что ваша планета может прокормить около полутора миллиардов людей. Это — предел, при котором она сама будет здорова. Правильным же на ней будет жить количеству в тысячу раз меньше. Привольным — половине от него. Учитывая, что люди плодятся, даже если запрещать им заводить более двух детей на семью, это число тоже следует разделить минимум на десять. Мы не знаем численности вашего народа, но ее из этого числа надо вычесть, как и численность людей, которые здесь уже живут. Таким образом, больше, чем за пятьдесят тысяч человек мы не будем просить ни в коем случае. На деле же мы посмотрим на земли, где нам позволят жить, и попросим разрешение на столько людей, сколько сможет кормиться именно с них. Это, наверное, будет значительно меньше.

Грину захотелось убиться обо что-нибудь тяжелое. Этот человек оперировал невозможными цифрами, немыслимыми! Держа улыбку на лице, Грин считал про себя: вот его семья: отец, мать, пятеро детей, четверо стариков. Это много, даже очень, во всяком случае, это больше десяти. Почти хутор. Деревня — это примерно пять — шесть семей. В городах людей больше: тысяча? Две? А этот человек говорит про пятьдесят тысяч! Говорит спокойно, как будто это еще мало. А он, Грин, столько себе даже не может представить. Если только в муравейнике или в улье…

— А что произошло в вашем мире, что столько народа осталось без крова? — спросил, наконец, сфинкс с мучительной заинтересованностью.

— Они не остались, — возразил полковник полуудивленно. — В нашем мире идет война, но такая, что если враг добирается до мирных жителей, то убивает их сразу. Поэтому жилья хватает на всех.

Прозвучало так, что ничего не оставалось, кроме как продолжить, даже рискуя напугать только-только найденного посредника. Впрочем, впечатление уже было испорчено.

— Однако люди боятся, кроме того, нас даже с потерями слишком много для нашей планеты. Вернее, нас было бы столько, сколько нужно и можно, но в последние годы противник предпочитает не убивать людей, а жечь наши леса. Лес мы защищаем, как можем, но уничтожить всегда проще, чем сберечь, а если нам сожгут еще хотя бы несколько островов, то мир будет ранен так, что понадобится убрать почти треть нашего народа, чтобы оставшиеся смогли выжить и вылечить планету. Это значит, что нам придется перестать кормить стариков, добивать раненых и тяжелобольных, запрещать женщинам рожать, а мужчинам — жениться, чтобы через поколение стало меньше людей. Или же переселить часть народа в другой мир, где хотя бы они смогут забыть о войне.

"Юноша должен уметь убивать, летать и чинить оружие, чтобы заслужить право называться мужчиной", — вспомнилось Грину. А еще ему показалось, что навести порядок в собственном доме гораздо сложнее, чем искать чужой.

— Ваши воины летают? — спросил он полковника. — С кем идет война — с другими разумными или с вашими соплеменниками? Что думают другие о том, что вы вытворяете в вашем общем мире? Они вам помогают? И я еще одно хотел бы сказать, чтобы вы не питали напрасных надежд: может случиться так, что несмотря на все ваши усилия, ваша работа может закончиться ничем. Вы к этому действительно готовы?

— Он не общий, — рыкнул Моран, моментально превращаясь из дипломата в военного. — Он наш. Он был и их миром тоже, но они предпочли поселиться в соседнем, богатом топливом и металлами, и заявить, что нам, земледельцам, они больше не братья. А потом, обнаружив, что их новый мир хоть и богат, но неудобен для жизни, потребовали, чтобы их впустили обратно. А куда мы их впустим, если с тех пор население увеличилось втрое?!

Выдохнув, полковник заставил себя улыбнуться.

— С другими разумными нам нечего было бы делить. Наши враги — люди, а жители остальных миров торгуют и с нами, и с ними, полагая войну нашим внутренним делом, потому что обе планеты, наша и наших врагов, вращаются вокруг общего солнца. Во внутренние дела вмешиваться… неприлично.

Собственно, и невозможно технически, потому что тяжелое оружие можно переносить только на кораблях, а корабли летают только внутри системы. И это еще одна причина, по которой мы пришли в ваш мир: враг не дотянется через Врата — значит, сюда можно переселить тех, кто не приспособлен к войне.

Тут Моран подумал, хмыкнул.

— Но мы готовы к отказу, не сомневайтесь. Неприспособленные, если что, просто вымрут.

— Готовы, — повторил эхом сфинкс, положил голову на лапы и опять прикрыл глаза, пытаясь вспомнить всех, кого видел в дороге, Тесса, Хозяйку Леса, кентавров, мельницу, даже Рози… Кого угодно. Но вместо знакомых увидел человеческое лицо, высеченное в скале, и улыбку на каменных губах.

— Готовы отказаться от своих обычаев ради чужих, от своего образа жизни ради того, что не знаете, растворить свой язык в десятках других наречий, жить ради выживания, а не ради удовольствия, и знать, что от человека в этом мире остается только сделанное, а не сказанное? — певуче перечислял он, не замечая, как приклеивается к губам та самая каменная улыбка.

Полковник поднял бровь:

— Вы хотите, чтобы наши люди приняли ваше гражданство? Перестали быть сыновьями Мабри и отказались от родственников, оставшихся в старом мире? Наше правительство предпочло бы основать здесь полноценную колонию, но если вы готовы принять только беженцев — мы найдем тех, кому наша жизнь и обычаи были в тягость, а ваши — придутся по душе.

— То есть полное растворение в нашем мире вас не испугает? — с любопытством спросил Грин. — Вы действительно храбрые люди. Я когда-то очень боялся.

— Вы? Вы что же, не местный?!

— Местный. Только летать научился совсем недавно. И облик сменил тоже недавно. Фантазии у меня не очень много, поэтому предугадать точно, какими могут стать ваши люди у нас, я пока не могу. Поэтому так и восхищаюсь смелостью человека, готового отвечать за свои решения перед всеми своими соплеменниками. Скажите, а в какой форме должно быть выражено согласие нашего мира принять к себе ваших людей?

Моран моргнул, чувствуя, что чего-то, кажется, недопонял, но тонкости уже были делом ученых.

— В форме документа, который наше и ваше правительство должно будет утвердить в совете Союза Объединенных Миров. Будет составлен договор, в котором обе стороны подробно укажут, на каких условиях заключается союз и едут наши поселенцы. Как только его подпишут ваши и наши лидеры и признают законным остальные миры, ваша планета будет зарегистрирована в каталоге и получит соответствующее описание.

— Документа? — удивленно переспросил Грин. — Договор с землей — на бумаге? Впрочем, вам виднее, полковник.

— На бумаге или электронном носителе, защищенном от правок, — уточнил Моран. — Во всяком случае, наш экземпляр договора должен быть именно таким, иначе его не признают действительным за пределами вашего мира. Без этого нам не позволят прислать сюда людей, даже если ваше согласие будет дано.

— Для вас — бумага, я понял, — впустил-выпустил когти Грин. — А в нашем мире договор скрепляется уникальными вещами, в создание которых две стороны вкладывают то, что им ценнее всего.

Полковник согласно кивнул:

— Раз у вас так положено, значит, так и сделаем. В вашем мире договор будет подтверждаться так, как правильно у вас, а для других миров, чтобы в Союзе не подумали, будто мы пришли к вам силой или обманом, оформим бумагу, которой поверят они. Это не проблема.

Помедлил.

— Но вы так и не назвали цену.

Грин покачал головой:

— Чтобы определить цену такого договора, нам придется встретиться еще не один раз, так что не торопитесь, полковник.

Грину было бесконечно печально и одновременно очень смешно: неужели этот умный человек подумал, что можно зараз оценить целый народ? Просчитать, во что это им обойдется? В языке Грина слово "цена" обозначало не только "стоимость", но и "последствия поступка" — и второе значение было определяющим.

— Я не тороплю вас, — согласился Моран. — Но этот договор отличается от того, которого от меня ждали, и мое руководство захочет знать как можно больше, прежде чем дать мне позволение продолжить переговоры самому или прислать человека, который будет более опытен. Основное положение мне понятно: вы не позволите основать нашу колонию, но примете отдельных людей, если они пожелают оставить наш мир и поселиться в вашем. Это я могу передать, но также я должен буду им сообщить, какая принята у вас форма правления и как зовут правителя или группу правителей, интересы которых вы представляете, а также плату, которую они захотят получить у наших вождей за эту сделку. Вам, полагаю, потребуется от меня аналогичная информация?

Грин озадаченно нахмурился, пытаясь осознать смысл фразы. — В вашей речи есть слова, смысл которых мне неясен, — признался он честно. Думается, мне стоит вернуться к моему Мастеру и спросить совета у него. Вы могли бы записать ваши выводы на бумаге или каком-либо другом носителе информации так, чтобы смысл не был искажен пересказом?

Сфинкс нахохлился:

— В любом случае, чтобы понять, как быть дальше, мне не хватает слова моего Мастера, — решительно заключил он.

Вот это было… это впечатляло.

— Да кто ж там у вас засел вместо нашего Дорра… — пробормотал Моран, впервые за этот день по-настоящему растерявшись.

Вертикаль подчинения тут была явно… была.

Но совсем уже непонятно, какая.

— И это второй вопрос, который хорошо бы понять, — строго сказал Грин, внутренне абсолютно обнаглев. — Что за дело было у Черного Мастера Дорра, что он просил за вас так же, как я сейчас прошу за дело Блейки Старра?

Полковник прищурился:

— А он просил? Он поэтому умер?

— Он просил — кивнул сфинкс. — Он сначала умер, а потом заглянул ко мне на костер и попросил Черного Мастера, своего ученика и наследника, связаться с вами. Я так понял, что у него осталось с вами дело, которое он хотел бы закончить. Потом оказалось, что это дело связано с Блейки, и он тоже хочет его закончить. Не уверен, что дело это одно и то же, но если человек возвращается так издалека, это что-то очень важное.

Значит, сначала умер, потом заглянул.

Ничего, в лазарет он вечерком тоже зайдет. Так, на всякий случай…

Провериться.

— Важное, значит… А скажите мне, Грин, — внезапно спросил полковник, — такой, как Блейк Старр, вам в вашем обществе может на что-нибудь пригодиться?

— Он хороший путешественник, — признал Грин. — Веселый и понимающий. Безалаберный только.

Грин проглотил свое вечное "и мне он по-прежнему нравится", потому что прямо сейчас Блейки бы ему понравился исключительно в качестве коврика для точки когтей, но это были уже только его, Гриновы, проблемы.

Моран хищно-обрадованно сверкнул глазами.

— А можете вы забрать его себе? Потребовать в знак готовности продолжать переговоры пойманного в лесу солдата? Сейчас он принадлежит нашему миру, и единственное дело, которое ему предстоит — немедленная казнь в случае поимки. Если же он будет одним из вас, то и наказывать его будете вы, как захотите и если захотите. Разве что придется сказать, что поймали его пять лет назад — вы увели, а не он сам сбежал. Возможна ли эта маленькая ложь?

— Сказать, что я его поймал? — развеселился Грин, представив себе, как он пятнадцатилетним пацаном скручивает пусть и щуплого, но солдата. — Это было бы несправедливо по отношению к Блейки, но я могу сказать, что я его заколдовал. Да, именно так. Пять лет назад очень сильно заколдовал, а теперь он расколдовался, и я его привел обратно. Так пойдет?

— Заставить руководство поверить в колдовство несколько сложнее, — честно признал полковник. — Но если сказать, что вы его забирали, а теперь возвращаете, то смотреться это будет красиво. Не вы лично, ваше общество… А потом мы снова отправим его к вам, только уже сами.

Грин кивнул.

— Только, — попросил он, — давайте сделаем так, чтобы я сам сообщил ему радостную новость о возвращении к соплеменникам. А потом провожу его к людям обратно. Я очень хочу видеть радость Блейки Старра от встречи с вами, а потом и со мной, — оскалился сфинкс, — Лично!

Моран выражение морды лица оценил и не смог спрятать ухмылку при мысли, что Старр, кажется, умудрился оказаться проблемой не только для "Крыла" и лично него.

— Да. Давайте так и сделаем, — заключил он. — Это будет лучше всего.