"Становление капиталистической Японии" - читать интересную книгу автора (Норман Герберт)ГЕРБЕРТ НОРМАН Становление капиталистической ЯпонииПредисловиеЯпонский народ переживает тяжелые дни американской оккупации. Он испытывает не только национальное унижение и беспощадную эксплуатацию — над ним нависла угроза стать жертвой преступных военных планов американских империалистов и их приспешников из стана японской реакции. Империалистические поджигатели войны хотят навязать японским трудящимся жалкую участь бесправных колониальных солдат разбойничьей империи доллара. Американские рабовладельцы, опираясь на реакционные силы в Японии — на правительство Иосида, на стоящих за его спиной императора, военщину, бюрократию, помещиков и капиталистические монополии, стремятся заставить японский народ отдать свою кровь за интересы иноземных поработителей. В первых строках новой программы коммунистической партии Японии, принятой и опубликованной в августе 1951 г., справедливо указывается, что «Японский народ находится теперь в таком бедственном положении, какого он не переживал никогда во всей истории Японии»{1}. Ближайшие требования коммунистической партии Японии намечают конкретные пути возрождения страны, освобождения ее от американских оккупантов, устранения тех реакционных сил, которые своей авантюристической политикой вовлекают народ в пучину военных бедствий и национального унижения. Японская коммунистическая партия формулирует задачи создания единого национально-освободительного демократического фронта, как задачи национального освобождения и возрождения Японии и ликвидации тех многочисленных пережитков средневековья, которые на протяжении многих десятилетий сковывают японский народ, обрекая трудящиеся массы Японии на жесточайшую эксплуатацию. В свете этих задач — задач национально-освободительной демократической революции, выдвигаемых передовыми людьми Японии, становится весьма актуальным проследить исторические корни и процесс становления того реакционного режима господства полуфеодальной монархии, помещиков и капиталистических монополий, который мешает японскому народу «жить по-человечески и дышать свободно»{2}, который стал теперь главной опорой американских оккупантов. В конце прошлого столетия Япония вступила на путь капиталистического развития. Этот путь был отмечен целой цепью компромиссов, сделок японской буржуазии с феодальными элементами. Незавершенная буржуазная революция 1867–1868 гг. не ликвидировала полностью феодальных отношений в японской деревне, да и не только в деревне. Реакционная политическая надстройка, предназначенная защищать устои комбинированной буржуазно-помещичьей эксплуатации японских трудящихся масс, на протяжении более чем полустолетия железным кольцом насильственно сдавливала, уродовала развитие Японии. Выяснение причин, определивших особенности развития Японии, является одной из задач исторической науки. Без ясного представления о том, как формировалась капиталистическая Япония, каковы были характерные черты незавершенной буржуазной революции 1867–1868 гг., являющейся условным рубежом, отделяющим феодальную Японию от Японии капиталистической, нельзя понять многих специфических особенностей современной Японии, ее политической и экономической жизни, борьбы классов, перспектив развития. Предлагаемая вниманию советского читателя в сокращенном переводе книга канадского историка Герберта Нормана «Становление капиталистической Японии» посвящена этим весьма актуальным историческим проблемам превращения Японии из феодального государства в капиталистическое. Автор книги — буржуазный ученый, нередко идущий на поводу у официозной японской реакционной историографии. Поэтому в книге можно обнаружить немало неправильных положений, наиболее существенные из которых мы отмечаем ниже{3}. Однако ознакомление советского читателя с книгой Нормана, несмотря на ее существенные дефекты, является безусловно полезным, поскольку автором привлечен очень большой фактический материал, взятый главным образом из японских источников, который помогает раскрыть основное содержание незавершенной буржуазной революции 1867–1868 гг. и характер реакционной сделки между японской буржуазией и феодальными элементами, предопределившей на длительный период особенности развития японского капитализма. Социально-экономический строй Японии еще в середине XIX в. представлял собой классический тип феодальных отношений. Наличие мельчайших крестьянских хозяйств и крупных феодальных землевладений так называемой токугавской Японии (с начала XVII в. и по вторую половину XIX в.) дали основание Марксу говорить о том, что: «Япония с ее чисто феодальной организацией землевладения и с ее широко развитым мелкокрестьянским хозяйством дает гораздо более верную картину европейского средневековья, чем все наши исторические книги, проникнутые по большей части буржуазными предрассудками»{4}. В середине XIX в. свыше 80 % населения Японии составляло крестьянство. Крестьянское хозяйство носило преимущественно натуральный характер. Земледельцы в подавляющем большинстве не только сами обеспечивали себя пищей и одеждой, но и производили примитивные сельскохозяйственные орудия. Являясь фактически наследственными арендаторами ничтожных клочков земли, принадлежавшей крупным феодалам — князьям, крестьяне были обременены многочисленными податями и повинностями, произвольно налагавшимися на них феодалами. Наиболее тяжелым был поземельный налог, взимавшийся в натуральной форме (рисом) и составлявший значительно больше половины урожая. Исчисление поземельного налога было весьма сложным и зависело от произвола феодальных чиновников и откупщиков. Для обеспечения бесперебойного выкачивания из крестьянских хозяйств прибавочного продукта и удержания крестьян в состоянии покорности государственная власть, представлявшая собой политическую организацию крупных феодалов, объединившихся вокруг наиболее богатой феодальной династии — Токугава, установила сложную систему ограничений и регламентации. В книге Нормана читатель найдет большой фактический материал, характеризующий эту систему. Господствующая верхушка стремилась законсервировать установившиеся социально-экономические отношения, не допуская каких-либо перемен. Однако на практике все эти запреты и регламентации постоянно нарушались. Произвол феодалов и жесточайшая эксплуатация бесправного крестьянства, а также постоянные недороды, являющиеся результатом частых стихийных бедствий, имели своим последствием массовые голодовки, разорение и нищету японской деревни. В поисках избавления от нужды крестьяне влезали в долги, попадая в лапы к ростовщикам (из числа купцов или чиновников), которые в счет погашения долга захватывали крестьянские земельные участки, прибегая к разнообразным уловкам, поскольку сделки на землю были формально запрещены. Проникновение торгово-ростовщического капитала в японскую деревню подрывало устои феодальных отношений, опрокидывало систему регламентации и в то же время ускоряло разорение основной массы крестьян. В конце XVIII и начале XIX столетия разорение основной массы крестьянства и рост зависимости феодальных правителей от кредиторов — богатых купцов (что в свою очередь усиливало угнетение крестьянских масс) обусловили крайнее обострение классовой борьбы в Японии. Крестьянские восстания приобрели огромный размах. Крестьяне все чаще и чаще с оружием в руках выступали против феодальных чиновников, сборщиков податей и налогов, против княжеского и самурайского деспотизма, против произвола откупщиков-купцов и их феодальных покровителей. Во многих случаях в борьбу крестьянских масс против феодальной эксплуатации втягивались и отдельные звенья деклассированного самурайства. В то же время в городах феодальной Японии учащались выступления городского плебса — ремесленников, мелких торговцев — против феодальной администрации и крупных торговых фирм, по большей части тесно связанных с феодальными чиновниками. Несмотря на жесточайшие расправы феодалов с восстававшими крестьянами, количество восстаний непрерывно нарастало. Правда, эти восстания носили по преимуществу характер местных, локальных выступлений. Разрозненность, стихийность крестьянских выступлений, территориальная разобщенность феодальных княжеств, где вспыхивали эти восстания, препятствовали слиянию отдельных ручейков в единый широкий поток крестьянской войны против феодального строя в целом. Но хотя феодалам, как правило, удавалось подавлять выступления обездоленных народных масс, устои социально-экономической системы токугавской Японии все более и более расшатывались под ударами крестьянских восстаний. Норман, неоднократно упоминая в своей работе о крестьянских восстаниях и приводя ряд фактических данных, одновременно пытается преуменьшить их значение в свержении токугавского режима, а иногда приписывает даже отдельным крестьянским выступлениям роль реакционного фактора в истории Японии. В силу своей буржуазной ограниченности Норман часто не вскрывает существа тех социально-экономических процессов, которые происходили в Японии в рассматриваемый период. На пороге второй половины XIX столетия глубокие экономические процессы, происходившие в стране, делали неизбежным устранение феодальной политической надстройки; стало очевидным полное банкротство токугавского режима. Диктатура крупных феодальных землевладельцев, во главе которых стояло военно-феодальное правительство династии Токугава, оказалась не в состоянии поддерживать дальше насквозь прогнивший социально-экономический режим. Феодальная власть столкнулась с мощным революционным подъемом крестьянских масс, боровшихся за освобождение от ига феодальной эксплуатации. Часть феодального класса, непосредственно смыкавшаяся с буржуазными элементами, проявляла готовность предотвратить революционное свержение своего господства путем осуществления реформ сверху, удаления династии Токугава и устранения части феодальных рогаток, стеснявших предпринимательскую деятельность буржуазии. Богатых купцов, владельцев мануфактур, равно как и новых земельных собственников в японской деревне, не меньше чем феодалов, пугали революционные выступления крестьянства. С глубокой враждебностью относилась еще молодая японская буржуазия и ко всякого рода стихийным выступлениям городской бедноты, направленным против феодального произвола, против гнета богачей и ростовщиков. В подготовке и в ходе незавершенной буржуазной революции в Японии крестьянство и городской плебс выступали самостоятельно и по существу против крупной буржуазии, которая с «черного хода» искала сделки с феодальными элементами. В условиях, когда продолжали бушевать крестьянские восстания, городская буржуазия и феодальные элементы для ограждения интересов эксплуататорских классов поспешно формировали коалицию против токугавского режима. Душою этой коалиции были крупные торговые дома, сочетавшие торговые и банковские операции с промышленно-предпринимательской деятельностью. Однако на политической авансцене выступали почти исключительно феодальные союзники японской буржуазии — значительная часть самураев и даже некоторые князья, недовольные токугавским деспотизмом и намеревавшиеся слегка реформировать феодальный строй. Отличительной чертой этой антитокугавской коалиции было то, что она выступала отнюдь не под революционными лозунгами. Политическим знаменем этой коалиции было требование удаления династии Токугава и «реставрации» власти императоров в Японии, отстраненных в свое время военно-феодальными магнатами от какой бы то ни было политической деятельности. Антитокугавская коалиция демагогически использовала также антииностранные лозунги, хорошо понимая, что в обстановке всеобщего возмущения произволом европейско-американских колонизаторов они могли получить самый широкий отклик. Капиталистические державы Запада активно вмешивались во внутреннюю борьбу в Японии. Антитокугавская буржуазно-феодальная коалиция, несмотря на свою «антииностранную» вывеску, опиралась на поддержку капиталистической Англии. Изолированный режим Токугава пытался прибегнуть к помощи бонапартистской Франции. Следует отметить, что Норман старается затушевать факты, свидетельствующие о грубой колонизаторской политике так называемых великих держав Европы и Америки в отношении токугавской Японии. С другой стороны, он пытается найти оправдание японской колониальной экспансии, ее военным авантюрам в том, что Япония боролась за освобождение от неравноправных договоров. В 1853 г., то есть 99 лет тому назад, феодальная Япония познакомилась впервые с американскими колонизаторами. Орудия американских военных кораблей были направлены на беззащитные японские берега. Действуя путем грубых угроз и шантажа, Соединенные Штаты Америки первыми из капиталистических стран пробили брешь в той непрочной стене, при помощи которой феодальные правители Японии намеревались отгородиться от внешнего мира. Американские и иные колонизаторы опутали Японию кабальными неравноправными договорами и стали бесцеремонно хозяйничать в стране. Естественно, что это не могло не усилить углублявшийся кризис феодального строя. Насильственное включение Японии в сферу капиталистического товарооборота, осуществленное капиталистической Америкой, было весьма важным фактором, ускорившим наступление революционных событий в 60-х годах прошлого столетия. В пяти японских портах оказалось как бы семнадцать различных государств, управляемых каждое по своей консульской юрисдикции. Япония, таким образом, в известной степени потеряла свою самостоятельность как в экономике, так и в политике. Навязанный Японии полуколониальный режим имел своим последствием наводнение страны иностранными товарами, упадок японского ремесла и мануфактурного производства, бесцеремонное ограбление страны посредством выкачки из нее продовольствия и ценных металлов. Любое проявление протеста со стороны японцев против произвола капиталистических держав жестоко подавлялось и имело своим результатом суровые репрессалии. В ответ на убийство самураями одного англичанина, нарушившего обычаи страны, англичане подвергли бомбардировке и разрушению целый город Кагосима. Попытка воспрепятствовать бесцеремонному проникновению иностранной эскадры в японские территориальные воды в 1863 г. вызвала артиллерийский обстрел и последующий захват фортов Симоносеки десантной группой с французских, английских и американских военных кораблей. Наглые требования о компенсации за единичные выступления против иностранцев, систематическое унижение японцев европейскими и американскими дипломатами и военными, — такова повседневная хроника японской жизни на заре эпохи насильственного включения феодальной Японии в мировой капиталистический товарооборот. Иностранная интервенция и неравноправные договоры окончательно пошатнули политический престиж феодальных властей Японии. Вслед за японскими официозными историками Норман называет события 1867–1868 гг. «реставрацией Мэйдзи». Согласно японской реакционной историографии, это должно означать, что свержение власти феодального правителя Токугава следует якобы рассматривать как конец периода «незаконной узурпации» власти сёгунами и восстановление легитимных прав японского монарха (годы правления императора Муцухито получили официальное наименование «эры Мэйдзи»). В действительности то, что произошло в Японии, представляло собой весьма сложное переплетение подлинно революционных событий — антифеодальных выступлений крестьянства и части городской бедноты против основ токугавского режима — с «дворцовым переворотом», организованным оппозиционным буржуазно-феодальным блоком с весьма ограниченной целью замены обанкротившейся диктатуры Токугава новым, но столь же антинародным режимом. Устранение от власти Токугава и утверждение так называемого императорского правительства было направлено, по своей сути, не столько против обанкротившейся военно-феодальной клики, сколько против крестьянского движения и имело своей целью не допустить развертывания народной антифеодальной революции. Крестьянство ничего не получило в результате происшедших политических перемен. Если в самый момент переворота и «восстановления» императорской власти некоторая часть крестьянства, обманутая антииностранной демагогией и лживыми обещаниями передать крестьянам так называемые общинные земли, сочувственно отнеслась к «реставрации», то уже в ближайшие годы крестьянские восстания возобновились с еще большей силой. За первое десятилетие существования нового режима в Японии было зарегистрировано свыше 180 крупных крестьянских восстаний. Императорская власть, опираясь на самурайство, подавляла эти крестьянские восстания с исключительной свирепостью. Норман в своей книге явно идеализирует деятелей буржуазно-помещичьего блока, осуществивших переворот 1867 г., приписывая им способность направлять историческое развитие Японии, исходя из определенного плана превращения страны в могущественную военную державу. Автор совершенно ненаучно подходит к оценке незавершенной буржуазной революции 1867–1868 гг., которая имела своим результатом замену чисто феодальной власти властью блока феодалов и буржуазии. Поскольку в качестве политического представителя интересов этого блока была выдвинута реакционная монархия, унаследовавшая от токугавского периода прежний феодальный, военно-полицейский государственный аппарат, то все буржуазные реформы, проводившиеся этим блоком, носили половинчатый, ограниченный характер. Крупное феодальное землевладение не было уничтожено революционным путем. Бывшие феодальные князья не только получили более чем щедрый выкуп за свои владения от императорского правительства, но сохранили за собой и целый ряд важнейших политических привилегий. Именно они образовали костяк титулованной знати в императорской Японии. Сословие военного дворянства — самурайство упрочило свое привилегированное положение и было в значительной своей части превращено в оплот нового монархического режима. Оно стало поставщиком чиновничьих, военных и полицейских кадров для японского самодержавия. Японская буржуазия, финансировавшая «реставрацию Мэйдзи», даже не пыталась выступить против засилия дворянства в государственном аппарате японской монархии. Крупные дельцы вполне довольствовались предоставившейся им возможностью использовать аппарат японского самодержавия в интересах собственного обогащения и ограждения своих хищнических интересов от всяких посягательств со стороны обманутых народных масс. Японские крестьяне после аграрной реформы 1872–1873 гг., легализовавшей сделки на землю, были объявлены «собственниками» тех же самых жалких парцелл, которые прежде они обрабатывали как наследственные арендаторы княжеских земель. Задавленные долгами крестьяне быстро теряли свои ничтожные наделы, которые переходили в руки ростовщиков-купцов и разного рода спекулянтов, отчасти дворянского, отчасти буржуазного происхождения, — в руки так называемых «новых помещиков», становившихся главным оплотом реакции в японской деревне. Аграрный вопрос в Японии не был разрешен. Вместо прежних феодальных господ крестьян стали эксплуатировать «новые помещики», действовавшие в большинстве случаев прежними феодальными методами. Японская буржуазия, крепко привязанная к абсолютистскому режиму, боявшаяся демократического движения, поддерживала все самые реакционные мероприятия, направленные на ограждение политической и экономической власти помещиков. Феодальная эксплуатация крестьянства обеспечивала капиталистам дешевый рынок труда, возможность получения сверхприбылей на основе полуколониальной эксплуатации японского пролетариата. В ряде мест у Нормана мы находим наивное восхищение ролью японской бюрократии, которая нередко выглядит у автора как некая надклассовая сила. Наряду с этим в книге проскальзывает апологетическое отношение автора к японскому милитаризму (книга вышла в 1940 г.). Автор не сумел показать, что японская буржуазия использовала государственный аппарат для перекачивания в свой карман колоссальных сумм, которые изымались у крестьянства в виде налогов. Система протекционизма в отношении промышленности, применявшаяся японской монархией, должна была восполнить недостаточное первоначальное накопление капитала. Она должна была также уберечь японских капиталистов от низких таможенных пошлин, обусловленных неравноправными договорами. Японские капиталисты оказались теснейшими узами связанными с реакционной государственной властью. Унаследованный от феодальной Японии государственный аппарат японского абсолютизма с самого начала носил ярко выраженный военно-бюрократический характер. Эта его особенность превращала японский абсолютизм в инструмент беспощадного подавления внутренних демократических сил и в орудие внешней агрессии. В. И. Ленин, отмечая факт превращения Японии в национальное государство, подчеркивал: «Это государство — буржуазное, а потому оно само стало угнетать другие нации и порабощать колонии»{5}. Действительно, в первые же годы после «реставрации Мэйдзи» правящие классы Японии стали разрабатывать планы внешних захватов, готовиться к колониальным войнам. Японский абсолютизм при этом лживо изображал грабительскую политику военных авантюр и колониальной экспансии как мнимую борьбу за национальное равноправие, за избавление Японии от неравноправных договоров. Целое поколение японцев выросло в условиях, когда полуколониальное положение страны ощущалось весьма болезненно. Поэтому становление японской буржуазной нации происходило в обстановке более или менее глубоко осознанного и своекорыстно использованного господствующими классами стремления народа к ликвидации полуколониальных пут, которые связывали Японию и угрожали ей полной утратой государственной независимости. Величайшей трагедией для японского народа, для его широких трудящихся масс явилось то, что руководство борьбой за национальное равноправие оказалось в руках не прогрессивных демократических сил Японии, а в руках реакционного буржуазно-помещичьего блока, который использовал ненависть масс к иноземным угнетателям, чтобы упрочить свое собственное господство, чтобы укрепить глубоко враждебное народу абсолютистское государство, чтобы попытаться отравить японский народ ядовитыми семенами шовинизма и подготовить почву для агрессии и колониальных авантюр. Японский рабочий класс во второй половине XIX столетия был еще немногочислен и неорганизован. Японское крестьянство, ослабленное кровавыми расправами в годы революции, было расколото и деморализовано. Антинародные правители Японии под флагом борьбы за национальные права всю свою энергию направляли на то, чтобы усовершенствовать собственную военную машину, чтобы «чужому» колониальному грабежу противопоставить «свой» колониальный грабеж близлежащих азиатских стран. Япония сумела вырваться из полуколониальной зависимости, однако — весьма дорогой ценой, ценой укрепления полуфеодальной монархии, сохранения феодальных пережитков в японской деревне, а отчасти и в городе, уродливого, однобокого, наиболее мучительного для народных масс, капиталистического развития и, наконец, превращения Японии в ненавистного народам Азии колониального хищника и агрессора. Милитаристская Япония, вырвавшаяся из тисков неравноправных договоров, быстро догнала недавно эксплуатировавших ее европейско-американских поработителей на поприще кровавого колониального разбоя. Поражение демократических сил, незавершенный, компромиссный характер буржуазной революции 1867–1868 гг. обусловили этот трагический для японского народа исход. Сейчас, в новую историческую эпоху победоносного строительства коммунизма в СССР, торжества китайской народной революции, успешного строительства основ социалистической экономики в европейских странах народной демократии, — в эпоху глубочайшего общего кризиса капиталистической системы, коренным образом изменилось положение и в Японии. Хотя страна находится в железных тисках иностранной оккупации, но в ней растут и крепнут организованные демократические силы, способные возглавить борьбу за возрождение страны, за ее самостоятельное национальное развитие. «Народы Советского Союза питают глубокое уважение к японскому народу, вынужденному терпеть ярмо иностранной кабалы, и верят, что он добьется национальной независимости своей родины и пойдет по пути мира»{6}. Обанкротились те реакционные силы, которые некогда пытались выражать национальные интересы Японии. Реакционный блок помещиков и капиталистических монополий, сплотившийся вокруг своего идейного знамени, одного из организаторов бактериологической войны, императора Хирохито, полностью обнажил свою истинную сущность, став главной опорой американских оккупантов. Программа японской господствующей клики — это программа почти неприкрытого национального предательства. Японский народ с негодованием отвергает эту программу. Ближайшие требования японской коммунистической партии (новая программа) — ярчайший документ, который с огромной силой и убедительностью раскрывает большой исторический путь, который прошел японский народ, рабочий класс Японии, руководимый ныне марксистской партией, способной сплотить народные массы вокруг боевой программы национального освобождения Японии и уничтожения всех пережитков средневековья, которые ведут свое начало со времени поражения революционных сил и победы реакции в период незавершенной буржуазной революции 1867–1868 гг. Е. Жуков |
||
|