Предисловие

Лагери смерти — это Северные Лагеря Особого Назначения Объединенного Политического Управления. Их сокращенное название СЛОН ОГПУ или еще короче — СЛОН.

В России и за — границей, в разговорном языке и литературе их обычно именуют Соловецкими и просто Соловками. Эти названия — когда то верные, теперь — анахронизмы.

В 1923 году, когда Архангельский концетрационный лагерь с материка был переведен на острова, он действительно превратился в Соловецкий. Его площадь тогда ограничивалась лишь группой Соловецких островов (Большой Соловецкий, Большой и Малый Муксольм, Заячьи и Анзер). Вскоре лагерь переполз обратно на материк и на нем, как спрут, начал распластываться во всех направлениях. В начале 1930 г. Соловецкие острова тонули в площади, на которой расползся прежний Соловецкий лагерь. В административном смысле, на севере Европейской России уже в 1929 году было семь лагерей; на Соловецких находился лишь один из них... Исчезло и второе основание для прежнего названия: в конце лета 1929 г. Управление СЛОНа (сокращено УСЛОН), находившееся до того времени на Большом Соловецком острове, перебралось на материк, в город Кемь и на острове осталось только управление одного из лагерей. Так, прежде единственный лагерь, разросся в целый комплекс лагерей; соответственно переменился и переместился его центр. Прежнее название теперь неверно: оно незаконно и сильно сужает границы владения в котором работают подлинные рабы, и хозяйствует смерть».[1]

В противоположную ошибку впадает автор настоящей книги: он преувеличивает территорию СЛОНа, включая в нее и туркестанский лагерь с центром в Алма Ата (бывший гор. Верный). Последний является независимым от СЛОНа и, как самостоятельная единица, входит в общероссийскую сеть лагерей особого назначения.

Такая сеть в современной подчекистской России существует. По материалам "Крестьянской России" — Трудовой Крестьянской Партии — она раскинута в следующих областях, а ее основные узлы находятся в следующих городах:

1. Север Европейской России — семь лагерей, центральное управление в Кеми;

2. Урал — известен лагерь в Чердыни;

3. Сибирь — число лагерей неизвестно; их центр. Управление в Ново — Сибирске (бывш. Новониколаевск);

4. Дальний Восток — семь лагерей, центр. Управление в Хабаровске;

5. Средняя Азия — число лагерей неизвестно, управление в Алма Ата.

Почти вся эта сеть лагерей сплетена недавно и быстро — в конце 1929 и в первой половине 1930 годов; СЛОН возник раньше, но до современных огромных размеров и он вырос втечение 1929 года.

Одновременное появление лагерей в удаленных друг от друга окрайных областях России и увеличение их на Европейском Севере было вызвано экстремно — коммунистической политикой советской власти в этот период: усилив своим прямым содержанием и своими последствиями политическую борьбу населения, она одновременно увеличила значение ОГПУ, как аппарата политического сыска и террора. Россия подсоветская превратилась в Россию подчекистскую. Жертвы индустриализации России, коллективизации ее сельского хозяйства и "Уничтожение кулаков, как класса" начали столь бурно увеличиваться в количестве, что емкость российских тюрем, как ни "уплотнялись" они, оказалось недостаточной. Кроме того, обнаружилась неприспособленность тюрем к строительству "Социализма" силами заключенных и к физическому истреблению последних — массовому, но без шума и широкой огласки. Тогда свой локальный опыт на Европейском Севере ОГПУ расширило до всероссийского масштаба. Лагери принудительных работ появились в четырех новых областях на окраинах России.

Сколько заключенных находится во всех лагерях особого назначения? Точной цифры мы не знаем. Она еще тайна Специального Отдела ОГПУ, ведующего всеми местами заключения во всей России. Пока ее можно скорее угадать, чем определить точно... Если, по автору настоящей книги, принять число заключенных в СЛОНе в 662.000 человек, то население всех лагерей будет безусловно не ниже одного миллиона; вероятно, оно близко к полутора миллионам; возможно, доходит до двух миллионов.[2]

Среди заключенных автор книги выделяет четыре группы — нэпманов, крестьян, "каэров" (контрреволюционеров) и прочих. Эта классификация не выдерживает критики: обязательное "единство основания деления" в ней грубо нарушено. Крестьяне поэтому находятся среди всех трех последних групп, выделенных автором; с другой стороны, каэрами, по советскому словоупотреблению, являются все заключенные в лагерях. Эту ошибку автора можно в значительной степени исправить, если слово "каэры" в его классификации заменить словом "интеллигенция", ибо она и является преобладающей в составе заключенных третьей группы. В этом смысле не раз употребляет слово "каэры" и сам автор на протяжении своей книги... Невозможно исправить на основании текста книги другой недостаток в авторской характеристике населения СЛОНа — отсутствие указаний на численность каждой из основных групп заключенных (крестьян, нэпманов, рабочих, интеллигенции). Мы прибегли поэтому к другим источникам сведений о СЛОНе — печатным и устным.[3] На основании их и настоящей книги, с уверенностью можно утверждать: 1. Среди заключенных СЛОНа представлены буквально все общественные группы и подгруппы, которые можно выделить в составе населения современной России; 2. крестьяне среди заключенных СЛОНа находятся в подавляющем большинстве. Там, по утверждению корреспондента "Крестьянской России", «напрасно будете искать привычные фигуры контр-революционеров: крестьяне, поголовно крестьяне. Редко-редко среди них попадается еще сельский учитель». Население СЛОНа гораздо более дифференцировано в сравнении с заключенными других лагерей. Это отличие СЛОНа от остальных лагерей подчекистской России — самое важное и даже единственно важное. В остальном все лагеря походят друг на друга.

Сходство всех лагерей, доходящее до подобия, проистекает прежде всего из одинаковых задач, поставленных перед ними ОГПУ. Этих задач три: первая — изолировать «врагов советской власти» от остального населения; вторая — предельно-полно и с наименьшими затратами использовать труд заключенных для хозяйственных и военных целей власти; третья — физически уничтожить «втихую» и без «шухера» (как выражаются чекисты в лагерях) подавляющее большинство заключенных. Третья задача лагерей менее отчетлива, чем две первых, в качестве сознательно поставленной цели[4] , но бесспорна и ясна в качестве объективного последствия условий, в которых живут заключенные лагерей. В качестве рабочей силы, их используют так беспощадно-полно, а дают им в смысле пищи, одежды, жилищных условий и медицинской помощи так бесчеловечно мало, что смерть является обязательным элементом в уравнении, на одной стороне которого стоит расход жизненной энергии, а на другой приток ее. Заключенные мрут в лагерях, как листья в осеннем лесу В книге читатель увидит сам эту смертность в лагерях русско—европейского севера. Такую же богатую жатву собирает смерть в лагерях и на другом конце России. «Всего второй год существуют лагеря на Дальнем Востоке», пишет корреспондент «Крестьянской России», счастливо спасшийся из них, «но названия отдельных командировок, как «Мурашки», «Сизиман», «Аборская железно-дорожная ветка», уже приобрели жуткую славу, уже овеяны трагическими легендами, уже осыпаны пеплом тысяч сожженных мучеников (в полосе вечной мерзлоты — мертвецов жгут, а не хоронят)... «Не жалеть ни костей людей, ни костей лощадей» — приказывают надзирателям администраторы СЛОНа. Им вторят администраторы в лагерях Дальняго Востока — «на костях заключенных построим вторую Швейцарию». И строят, щедрой рукой разбрасывая людские кости по огромным пространствам безлюдного края.

Второй источник подобия лагерей — их режим. Он везде одинаков и всюду военный. По военному построена внешняя организация: управление лагерей —штаб армии; лагерь (или отделение) — дивизия; отдельный пункт — полк; командировка — батальон, рота; артель — взвод. Во главе каждого из этих подразделений стоит «начальник» или «командир» с их помощниками. До бессилия и автоматизации заключенные муштруются в строевых построениях, поворотах, умении рассчитываться и в один голос здороваться. Царит военная дисциплина, но утрированная до предельной жестокости абсолютным бесправием заключенных. Назначение режима — уничтожить у заключенных даже мысль о сопротивлении или непослушании.

Самообслуживание лагерей — третья причина их однообразия. Оно является двойным: хозяйственным и административным. В смысле хозяйственном лагери должны не только сами существовать на доходы от труда заключенных, но еще и приносить «чистую прибыль». Их административное самообслуживание в том, что почти весь аппарат управления, надзора и хозяйственного руководства составляется из заключенных. Задачи, которые поставлены перед лагерями (вторая и третья), личные качества тех заключенных, из которых вербуются руководящие круги администрации и надзора (обычно чекисты, наказанные за преступления по должности и часто за превышение власти), естественная боязнь правящих попасть самим на тяжелые работы и на них погибнуть, наконец, полное, абсолютно-полное бесправие заключенных — все это ведет к однообразно-страшной внутренней жизни во всех лагерях.

Близкое сходство всех лагерей увеличивает значительность книги: повествуя о СЛОНе, она одновременно рассказывает и об остальных лагерях; объектом внимания ее является жизнь, вернее смерть заключенных во всех лагерях России.

О лагерях принудительных работ на севере Европейской России писалось не раз. Первое известие о них было опубликовано в ноябре 1923 года в «Революционной России» № 31 и, затем, перепечатано в книге С. П. Мельгунова «Красный террор». С тех пор в русской зарубежней печати разных направлений было много корреспонденции о них. Особенностью всех их было — чрезвычайная краткость и бедность фактическим материалом. Печать случайности неизменно лежала на них. Брошюры и книги появились лишь в 1931 году. Фактического материала в них было, конечно, значительно больше, чем в кратких сообщениях случайных корреспондентов. В особенности это приложимо к брошюре «Соловецька каторга». Однако и брошюра была лишь сборником разрозненных воспоминаний рядовых заключенных, потом бежавших из СЛОНа. Все авторы воспоминаний —крестьяне южной России, впервые в своей жизни взявшиеся за перо. Уже по этому одному многого они дать не могли. Наконец брошюра испорчена отвратительной тенденцией представить «соловецьку каторгу», как место исключительно и специально предназначенное «моськовьской та жидiвской владой» для уничтожения «украинцев». Мелкое политиканство погубило большой политический смысл брошюры... Книга генерала Зайцева лишена конечно, этой тенденции. Она написана в тонах объективности и пропитана стремлением автора быть мелочно правдивым. Роковым недостатком ее является ограниченный круг наблюдений автора, его слабые изобразительные способности и отклонение от фактов в сторону общих рассуждений, в которых автор тоже не силен. Самое же важное — наблюдения и собственные переживания автора, относятся к далекому в истории СЛОНа периоду 1925—1927 гг., когда современный СЛОН был еще в зародыше. «В начале 1928 г.», пишет автор, «общее число заключенных во всех отделениях Соловецкого лагеря (Соловки, Кемь, Вишера) Простиралось до 30.000 человек». Теперь, как мы знаем, эта цифра увеличилась в 22 раза; соответственно изменилась жизнь в лагерях смерти и выросли ее ужасы. Работа И. М. Зайцева уже устарела.

Книга Киселева значительно выше всех своих предшественников, — она современнее, систематичнее, ее фактический материал богаче, изложение живее. Богатством фактического материала автор обязан своему положению в СЛОНе: он находился как бы на наблюдательной вышке; все остальные, писавшие о СЛОНе, стояли на земле. Естественно, Киселев больше видел и больше мог рассказать.

Автор настоящей книги —Николай Игнатьевич Киселев принадлежит к «третьей эмиграции». Как вся она, он — недавний «совработник», но, в отличие от большинства ее, он не пассивный «невозвращенец», а «активный» эмигрант: в последнего он превратился, нелегально перейдя 21 июня 1930 г. границу и очутившись в Финляндии. О своей предшествующей службе он рассказал в писанной автобиографий, из которой мы заимствуем приводимые ниже сведения о нем,

В период гражданской войны, Киселев служил добровольцем в 1-м конном полку имени генерала Алексеева. При эвакуации Новороссийска был брошен своей частью в госпитале, в котором лежал после ранения ноги. Так оказался он во власти 22-й советской дивизии, занявшей Новороссийск. Спасая жизнь, объявил себя красноармейцем, отбившимся от части (2-го Кубанского революционного баталиона) Карповым. Под этой фамилией ему удалось устроиться делопроизводителем культурно-просветительной части в политическом отделе дивизии; под ней он жил и во все последующие годы до перехода русско-финской границы...

Дальнейшая служба Киселева протекала в Особом Отделе той же 22 дивизии, затем в Чрезвычайных Комиссиях разных городов Северного Кавказа. Во всех них он был начальником Секретных Отделов, ведших борьбу с антисоветскими партиями и духовенством. В 1924 г. ему удалось уйти со службы, но не прошло и месяца, как он был вызван Административно-Организационным отделом ОГПУ и, после недолгого разговора, был снова водворен на прежнюю «работу. В 1927 г., после одной ревизии, обследовавшей деятельность сотрудников ОГПУ; он был обвинен в «халатности» и отправлен в наказание на службу в Управление СЛОНа. Там он служил втечение трех с половиной лет в Инспекционно—Информационно— Следственном Отделе (ИСО) и в штабах Военизированной Охраны Лагерей. «Бежал я за границу» пишет автор, «не потому, что мне у большевиков жилось материально плохо, и не для того, чтобы за границей найти материально лучшую жизнь... бежал я и не потому, что крысы всегда бегут с гибнущего корабля: советский корабль довольно крепок и тонуть он пока-что не собирается; наоборот, он ежечасно готовится к тому, чтобы топить корабли капиталистической конструкции... Ябежал за границу, чтобы целиком отдать свою оставшуюся жизнь, знания и опыт на дело освобождения России от Сольшевиков».

Настоящая книга представляется автору его первым вкладом в эту борьбу.

Книга Киселева, превосходя все, до сих пор написанное о лагерях смерти, не свободна, однако, от ошибок — порою весьма грубых.

Мы уже указали, что автор ошибочно относит лагерь в Алма Ата к СЛОНу. В его рукописи мы обнаружили затем ряд противоречивых цифр о С ЛОНе и должны были совершенно удалить их. При выяснении причин, породивших «невязки» в цифрах, мы установили, что в рукопись цифры были внесены не по записям автора, вынесенным из России, а по памяти. Это обстоятельство заставляет нас рекомендовать читателю не принимать оставшиеся в книге цифры — как совершенно точные. Память явно изменяет автору и в ряде других важных случаев. Сюда относятся данные автора об уроке заключенного при лесозаготовительных работах. Он определяет урок в 35 деревьев на одного заключенного а день. Эта норма физически не выполнима. В показаниях крестьян южной России (в брошюре «Соловецька каторга») она выражается в 34 дерева в день на трех человек; генерал Зайцев в своей книге «Соловки» указывает 13 деревьев, как ежедневный урок одного заключенного. По-видимому, правильной следует считать норму, единогласно названную несколькими крестьянами южной России: 34 дерева в день на трех человек (срубить, очистить от сучьев и коры и разрезать на куски установленной длины)... Кажется ошибается автор, говоря о четырех категориях заключенных по их трудоспособности: печатные источники и наши личные расспросы говорят о трех категориях (1, неспособные ни к какой работе, 2. неспособные к физической работе, 3. пригодные для всех работ). При личных расспросах автор настаивал на существовании четырех категорий, но был не в состоянии указать какие же лица относятся к первой категории; не указывает он этого и в своей книге. Сомнение вызывает и количество хлеба выдаваемое заключенному на лесных работах; по автору, оно равняется одному килограмму в день, все остальные источники показывают или два фунта, или 800 грамм, т, е. величины совпадающие.

Эти ошибки не уничтожают ценности книги и даже не уменьшают ее, И не только потому, что оне оговорены: сила книги не в отдельных фактических данных, она в живом изображении всего зверино—страшного быта лагерей смерти, в которых жизни полутора миллиона людей ежедневно и ежечасно с бездушием и автоматизмом машины, «перерабатывается» в хозяйственные ценности и, прежде всего, в экспортный лес.

В этой живой и жуткой картине лагерей смерти, отражается жизнь всей современной под-чекистской России, ибо в зверином бездушии администрации лагерей, лишь повторяется такое же бездушие центральной власти, с которыми она «перерабатывает» живую жизнь великой страны, в трупный коммунизм. Книга поэтому мобилизует душу. С позиции пассивного зрителя она властно влечет на позиции деятельной и жертвенной борьбы. Автор достигает своей цели.

Рукопись Киселева при редактировании ее, была сильно изменена: без ущерба для ее фактического содержания она на треть сокращена; весь материал ее наново перегруппирован, чтобы сделать его более связным и 55 глав в рукописи автора превратились в 10 глав настоящей книги; ее подзаголовок и название отдельных глав принадлежит нам (автор предполагал назвать свою книгу «Великой братской могилой лучших русских людей»).

Сергей Маслов.