"Рубикон" - читать интересную книгу автора (Султан-Гирей Наталья)

V

Катон шел к Брутам. Брут жил на Палатине, в самой цитадели римской знати. Здесь не было случайных обывателей. Столетние дубы и вековые яворы шумели вокруг фамильных гнезд. Суровые староримские дома, замкнутые снаружи, как крепости, кровно походили один на другой.

В сердце каждого дома, в самом центре его, светлел атриум — внутренний дворик, весь в цветах, защищенный от ветра и вымощенный мрамором, с комплювиумом — бассейном для дождевой воды посредине. Дворик огибала крытая галерея с дверьми в триклиниум — трапезную, в библиотеку, в спальни и в ларариум, где на каменном алтаре жили домашние боги лары. На мансарде, замаскированной резным фронтоном, ютились каморки слуг-рабов.

В солнечном затишье с книгой в руках сидела Сервилия. Катон сумрачным взглядом окинул заглавие.

— Напрасно ты тратишь время на подобное чтение.

— Но это "Детство Кира" — лучшее творение Ксенофонта.

— Что может почерпнуть мать республиканца в детстве тирана? Дай сюда эту вздорную книгу.

Сервилия прижала "Кира" к груди.

— Катон, здесь же мудрец шаг за шагом показывает, как из мальчика формируется истинный герой, разумный и отважный!

— Рим не нуждается в лепете развращенных племен. Давай книгу!

— Цезарь настаивает, чтоб по окончании школы мы послали Марка в философскую академию в Афинах.

— Он до сих пор твой любовник?

— Мы давно расстались друзьями, но ты ревнивей, чем мой супруг. — Сервилия шаловливо улыбнулась. От ее мягких, бархатных глаз и грациозных движений струилось все еще полное девичьих чар обаяние.

— Мама! — Маленький Брут вбежал, размахивая табличками. — Мы писали сегодня о Квинте Курции. Учитель сказал, что мое сочинение лучше всех!

— Ты, моя радость, всегда для меня лучше всех. — Сервилия коснулась губами его глаз.

Маленький Марк Юний был ее копией. То же тонкое нервное лицо, вдумчивый взгляд и нежный женственный рот.

— А кто же был этот Квинт Курций? — Она взяла руки сына в свои. — Расскажи мне, милый!

— Он был храбрее всех. Вот, слушай, мама. У самого Сената земля треснула. Думали, весь Рим провалится, а трещина все шире и шире... — Глаза мальчика заблестели от страха и восхищения. — Жрец сказал: "Бросим в пропасть самое дорогое, что ни есть в Риме, и бездна закроется!" Оружие, золото бросали, а трещина все шире и шире. Тут Квинт Курций крикнул: "Самое дорогое в Риме — римлянин", — он спрыгнул в пропасть, и она закрылась.

— Теперь по всей Италии Квинта Курция не найти, — вздохнула Сервилия, — разве что дно пропасти будет устлано золотом, тогда весь Рим наперегонки кинется в бездну, а твой отец впереди всех!

— Марк, — перебил Катон, — проводи меня к отцу.

Консул Брут сидел в мрачном раздумье у фамильного алтаря. Изредка сухими старческими руками с синими набухшими венами он переставлял восковых лар, богов-хранителей славного рода Брутов.

— Не спи, консул Брут, — приветствовал цензор нравов хозяина дома, — Республика в опасности!

— Мой дом и очаг еще в большей опасности. — Брут обиженно пожевал сухими плотно сжатыми губами. — Нет, Катон, ты только послушай, какая наглость! Среди ночи меня разбудил собачий лай. Через балюстраду прыгает кто-то. Альба на цепи заливается. Думаю, кто бы это мог быть? На Цезаря или тебя собака лаять не станет. На Мамурру или Катилину тоже. Представь мое возмущение — молодой Каска! Я говорю ему в гневе: "Зачем ты ходишь в чужом доме без огня?" А он ответил... не смею повторить слова распутника. Утром я заметил бесстыдной моей супруге: "Он же на двенадцать лет моложе тебя", а она возразила, что зато я на тридцать лет старше ее!

Катон болезненно закусил губу.

— Неужели я сам должен взять плетку? Что же ты сделал с Каской?

— Посветил ему до калитки и, полный негодования, сказал дерзкому, что если он еще осмелится проникнуть в спальню моей супруги, то пусть, — Брут возмущенно перевел дыхание, — закажет свои ключ от калитки, как все остальные