13. Татьянин день

Осенний лес полнился красками, звуками и запахами. Склоняющееся к закату солнце лениво высвечивает желтеющие листья кленов и берез, ржавую подстилку опавшей хвои, буро-зеленый бархатистый мох на валунах и по стволам кряжистых дубов, ядовито-красные вкрапления мухоморов и волчьей ягоды, а кое-где — даже синие всполохи припозднившихся соцветий барвинка. Сыровато и тягуче пахнет спелыми грибами — подосиновиками, рыжиками, груздями. Резко и противно шибануло кислой вонью от соседнего дерева — ага, здесь местный волк пометил границу своего участка охоты! Над головой щебечут сойки, мерно и неторопливо долбит по стволу дятел, под лапами едва слышно шелестит увядающая трава, где-то поблизости пискнула полевая мышь, неосторожно наткнувшаяся на сучок…

Сейчас Тенги была вполне сыта, поэтому она спокойно и неторопливо пробиралась по лесу, не обращая внимания на мышей, мелких птиц и прочую возможную поживу — крепко сложенная и упитанная лиса почти черного окраса, с немногими рыжеватыми пропалинами. Сегодня ее интересовала не добыча, а сама Бородаева Роща — легендарный заповедный лес восточных сказаний, в котором она оказалась впервые. И лисица неспешно перебирала лапами, продвигаясь от тропы к тропе, от пригорка к пригорку, а иногда надолго застывая у чьей-нибудь заброшенной норы или завидев пустеющую охотничью избу. Вглядываясь, вслушиваясь, внюхиваясь в этот новый для себя мир… Мелькнувшие пару раз в отдалении местные лисы — характерно рыжие и чуть мелковатые по сравнению с Тенги — не торопились выяснять отношения с незнакомкой, безошибочно определив, что она здесь только из любопытства и не собирается посягать на чужие владения. Медвежьи и волчьи угодья черная красавица пока что обходила по краю, а зайцы и прочая мелкота сами бросались наутек, едва почуяв ее приближение. Так что путешественница могла спокойно осматриваться себе дальше, чем она и занималась уже третий день.

Но в какой-то момент в приглушеную симфонию лесных звуков ворвалось сердитое всхрапывающее сопение, сопровождаемое треском проламываемых зарослей. О да, это был именно он, звеберь — властелин здешней Рощи, на которого и хотела полюбоваться Тенги. Воистину красив хозяин леса, ничего не скажешь: могучий рогатый исполин на коротких широких лапах, заканчивавшихся твердыми раздвоенными копытами, с крутым лбом и широко распахнутыми ноздрями. Его полосатая коричнево-желтая шкура была прочна и тепла, на левом плече виднелся различимый, хотя и давно заживший шрам, а при каждом движении под шерстью перекатывались могучие мышцы, которые не мог скрыть короткий подшерсток. От животного пахло властной и уверенной силой…

Однако же сейчас звеберь казался не на шутку встревоженным. И он продолжил свое торопливое и рассерженное движение сквозь заросли, едва бросив мимолетный взгляд на замершую в отдалении незнакомого окраса лису — диковину, мимо которой в обычной обстановке вряд ли прошел бы, не остановившись. Влекомая разгорающимся любопытством Тенги немедленно двинулась вслед за исполином: "Что же такое могло случиться, чтобы настолько взбудоражить Владыку?!" На звеберя было приятно посмотреть в любом виде, но сейчас, в разгоряченном и разгневанном состоянии — особенно. И лиса потрусила вслед за рогатым, не теряя его из виду.

Наконец, впереди показалась широкая поляна, и стало понятно, что предмет ее любований направляется именно туда. Впрочем, гнев звеберя оказался, по всей видимости, напрасным: выйдя из-за деревьев на открытое пространство, он несколько мгновений разглядывал открывшуюся его глазам картину, а потом презрительно фыркнул и развернулся обратно в сторону леса. "Разбирайтесь, дескать, сами в своих проблемах — но только уж под открытым небом, а в мои владения — ни ногой!" Зато теперь уже сама Тенги ни за что не хотела уходить вслед за красавцем: в воздухе над поляной ощутимо витала ментальная гарь, которая остается после сильного магического удара. Осторожно выглянув из-за дерева, лисица увидела перед собой колоритную группу из двух полуживых лошадей, менее чем полуживого человека и озабоченно склонившегося над ним… Еще одного человека? Или оборотня? Нет, кажется, вампира…

— М-да, в зверином облике здесь, пожалуй, особенно много не наработаешь… Как это меня учили перед отъездом? "По воле небесной, с дозволения преисподнего, пожеланием моим — растворись лисица, проявись красна девица!" Тьфу ты пропасть, ну и дурацкие у них здесь заклинания в Белозерье!

И через миг на поляну вышла невысокая круглолицая деваха в просторных мужских штанах, потертой кожаной куртке поверх полотняной рубахи и с луком за спиной. Медленным упругим шагом она подошла к выпрямившемуся в полный рост вампиру.

— Здоров будь, мил человек! Что, худы дела твои нонича?

…

Первый же глоток теплой крови сразу привел Зборовского в чувство. Его движения обрели вкрадчивую уверенность, а взгляд — остроту. Не такую, конечно, как в ночное "вампирское" время, но все-таки туман в глазах развеялся, и барон еще раз внимательно оглядел то место, где оказались незадачливые путешественники. Их просторная поляна располагалась посреди какого-то смешаного, но светлого и довольно чистого леса. В небе галдели растревоженные галки и синицы. Ни людей, ни крупных хищников поблизости не ощущалось, так что новые опасности энграмцам в ближайшее время не грозили. Впрочем, а что это там за звук?!

Треск сучьев и тяжелая поступь зверя, которую расслышал барон в отдалении, постепенно приближались — медленно и неотвратимо. "Хищные так, конечно, не ходят. Но ведь и какой-нибудь марал или изюбрь — это не только вкусное мясо, но еще и крепкие рога. С моим мечом такого на фу-фу не возьмешь, здесь бы лучше копье подлиннее да веревку покрепче… Ну да ладно, в конце концов, еда сейчас дело второе. В сумках что-то еще осталось, на первый день хватит. А прежде всего надо найти воду и попытаться привести Юрая в чувство!"

Тут, наконец, кусты на краю поляны раздвинулись под напором мощной туши, и перед глазами Зборовского возник четырехлапый полосатый зверь. Его рога мелко дрожали, из разинутой пасти сочилась слюна, а весь облик выражал недовольство.

— Матерь моя, дык это же звеберь! Ну вы, боги, даёте!!!

Что же, одной загадкой стало меньше. Звеберь, о котором барон много слышал, но которого еще никогда не видел воочию, обитал лишь в одном-единственном месте Круга Земель — в Бородаевой роще, у берегов Бела Озера. "Значит, телепортом нас закинуло на северо-восток, лиг на сто-полтораста, — стремительно пронеслось в голове Влада. — Вот ведь блин, ай да его преподобие! Уж колданул так колданул. До Алатырь-города теперь должно быть дней шесть пешего ходу, но коли доберемся — выживем непременно. Как-никак столица Белозерского Царства: и лекари там есть, и маги, да и посольство Энграма поддержит. Вот только бы нам туда доплестись. А для начала — звеберя успокоить" Влад поймал взгляд рассерженного зверя открытым лицом, улыбнулся и медленно поднял вверх широко распахнутые пустые ладони. Меч лежал на земле, в двух шагах, но сейчас весь облик барона должен был являть доброжелательность и не-опасность, понятную даже неразумному животному.

И звеберь понял. Еще раз сердито всхрапнув для порядка, он круто развернулся и удалился обратно в лес, раздражённо проламываясь сквозь хлипкий кустарник: "Стоило, дескать, меня из-за такой ерундовины беспокоить!" Когда же шум его шагов окончательно стих, из-за деревьев на поляну неожиданно выглянула выглянула еще одна любопытствующая зрительница — матёрая черно-бурая лиса. Она стрельнула глазами на Зборовского, медленно обвела взглядом всю его команду и тоже пропала, практически беззвучно.

"Так, театр зверей на сегодня закончен, — решил для себя Влад. — Теперь можно заняться раненым Юраем. Или контуженным, или зачарованным, хрен его разберет каким. Короче, совсем никаким." Барон склонился над товарищем и внимательно вгляделся в его бледное, почти восковое лицо. Юрай лежал с закрытыми глазами, а дыхание было медленным и едва уловимым. На Владово похлопывание по щеками незадачливый волшебник никак не отреагировал… а попробовать что-нибудь еще Зборовский уже не успевал: ему пришлось моментально выпрямиться, подбирая с земли меч, чтобы успеть развернуться на звук приближающихся человеческих шагов…

— Здравствуй и ты, любезная, — медленно ответил он на приветствие охотницы, не переставая внимательно ее разглядывать. Было в облике девахи что-то настораживающее и подозрительное… Точно! Ведь пока он наклонялся над Юраем, в воздухе пронесся до боли знакомый отзвук обращения — такой же, какой испытывал всякий раз сам барон, перекидываясь из нормального человека в вампира. Вдруг его осенило: "Да ведь она — та же самая черная лисица! Вервукс, стало быть. Оборотень." Но пауза затягивалась, а ситуация не позволяла барону пренебрегать возможной помощью, исходи она хотя бы даже и от самого распоследнего Тинктарова отродья, а уж тем более от своей сестры — оборотня. И Зборовский пустился в объяснения — приноравливаясь к белозерскому говору девицы и осторожно подбирая слова, чтобы не слишком отходить от истины, но в то же время и не сказать ничего лишнего.

— Дела-то наши совсем худы, красавица, как ты и сама видишь. Как тебя звать-величать прикажешь, кстати?

— Добрые люди Танькой кличут, а с недобрыми я и не разговариваю, — охотница коротко и жестко усмехнулась. — Что с другом твоим приключилось, незнакомец, да и откуда вы сами будете? Видок-то у вас больно нездешний…

— Владом меня зовут, на службе у энграмского князя. Сопровождал вот духовное лицо в Островской скит, а за Змийгородом напали на нас лихие люди… Как здесь очутились — и сам не пойму. Это ведь Бородаева роща, поди?

— Она самая, не ошибся. А попали вы сюда не иначе как колдовством, остатками магии вона до сих пор смердит. Однако же не сходятся у тебя концы с концами, мил человек. Сам посуди, дурень: чтобы от Змийгорода сюда волшебным путем перенестись, это ж какую силищу колдовскую иметь надо! А жрец твой колдовать вообще не может — не положено ить ему по сану!

О том, что колдуны и служители культа друг друга на дух не переносят и секреты свои от конкурентов пуще зеницы ока оберегают, в круге земель было ведомо каждому. Знающие люди говаривали даже, что и за пределами Круга, в иных мирах, наблюдается та же самая картина. Говорили, впрочем, только шепотком: за вольнодумные разговоры об иных мирах жрецы могли ведь и анафеме предать, и суда над еретиком потребовать.

"По-хорошему, следовало бы осадить наглую простолюдинку, а еще лучше всыпать ей плетьми — не смеет она так разговаривать с благородным бароном!" — мысленно вспылил Зборовский. Но момент для этого был явно неподходящий, да и сам Влад не назвал девице ни своего полного имени, ни титула. Так что ему оставалось лишь продолжать изображать из себя простоватого холопа.

— Так ведь посуди сама, любезная: его преподобие с малолетства на волшебника учился. Это уж потом его на церковную службу пробило… А как нужда приперла, он старые привычки и припомнил небось. Но скрутило его крепко. Как неживой лежит, весь в беспамятстве, да и дышит едва. Что делать, ума не приложу. В город бы его надо попреждь всего, к лекарям. Да как тут из вашей глухомани безлошадным выберешься?! Может, подскажешь хоть, где бы мне воды набрать?

— A ну-ка посторонись, приятель, гляну я на твоего раненого поближе! — И Танька опустилась на колени перед бездвижным Юраем.

"Ничего не понимаю, — подумала охотница, аккуратно прощупывая ауру бедолаги. — Никаких магических следов, все абсолютно чисто".

— Нда? А колдовское кольцо на пальце — так, для красоты напялено? — ехидно спросил ее внутренний голос.

— Да пожалуй, что не для красоты — твоя правда. Но энергия выкачана из него досуха: ни дуновения хотя бы одной из стихий, ни тебе какой вибрации… Все недвижно. Шутка ли сказать, телепорт аж от самого Змийгорода… Нет, не жилец этот колдун-расстрига, явно не жилец. В крайнем случае, если выходить, навсегда полудурком останется!

— Ох, Танька-Танька, — сокрушенно протянул внутренний голос. — И ты оставишь на верную смерть мужика с таким магическим даром? И к тому же павшего в бою, с мечом в руке?

И действительно, правая рука Юрая все еще судорожно сжимала рукоять меча, вцепившись в нее мертвой хваткой.

— А мне-то что? Моя хата с краю, я здесь вообще отдыхаю и путешествую. И никакие белозерские разборки, а тем более энграмские, меня вообще не волнуют!

— Извини, дорогая, — ехидно протянул внутренний голос, — но это Я отдыхаю и путешествую, и пока что в твоем облике! А могу ведь и вернуть это тело себе… Доходяге-то нашему богами такое предназначение дано, что мало не покажется. Что-то совсем новое суждено ему принести в этот мир. Новое и неведомое, неотвратимое и неизбежное. Так что ничего не поделаешь — придется его вытягивать…

— Ну, смотри как знаешь, — раздраженно вильнула хвостом Танька. Вильнула пока что фигурально, но была уже вполне готова скоренько обернуться обратно в лису и стремглав убежать куда подальше.

— Да ладно тебе, ладно, не сердись! — примирительно протянула та, что была сейчас ее внутренним голосом. — А как тебе этот вампирчик, хорош ведь?! Волосы смотри какие роскошные! Тебе такие всегда нравились, признайся. И когда я с этим контуженным вершителем судеб разберусь, можно будет и расслабиться от души. Договорились?

Когда девица поднялась с колен и обернулась к Зборовскому, барон был поражен произошедшей с ней переменой. Нет, Танька не обернулась ни лисицей, ни кем еще другим, но ее лицо слегка вытянулось, волосы стали светлеть, а голубовато-стальные глаза, наоборот, заметно затемнились. Сущность девушки как бы наполнялась все новыми и новыми гранями и оттенками. Эх, если бы на месте барона сейчас оказались Энцилия или Кларисса! Ни один практикующий чародей не смог бы не восхититься той "скользящей трансформацией", которую демонстрировало магическое создание, еще минуту назад бывшее простецкой охотницей, а за четверть часа до того — черноватой лисой. Известно, что обычное обращение на полпути не остановишь: либо ты зверь, либо человек, и попытка задержать трансформацию грубой силой даст в итоге лишь гору окровавленного и дурно пахнущего мяса. Сейчас же перед Владом разворачивалась вереница мельчайших и плавно переходящих друг в друга изменений — непонятных и трудноощутимых. Наконец, облик незнакомки приобрел новую завершенность, и она обратила к барону свой взгляд, который теперь уже отличали пристальность, острота и даже своего рода властность.

— Что же, сударь: положение у вас донельзя серьезное, поэтому и говорить придется без обиняков — если вы рассчитываете на мою помощь. А вы на нее безусловно рассчитываете, ибо больше вам рассчитывать не на что, — припечатала молодая женщина. — Не будете ли вы столь любезны сначала представиться и представить своего соратника, а также изложить ваше дело?

"Смотри ж ты как заговорила! Вот тебе и лесная бродяга, вольный стрелок. А я ей еще плетей всыпать собирался… Ну да ладно, на этом языке я тоже разговаривать умею, чай не под забором родился "

— Извольте, — чеканно отрапортовал он, — барон Зборовский. Как уже сказано, на службе его высочества Князя Ренне V Энграмского. Мой пострадавший спутник — его преподобие Юрай, в ранге тайного советника князя. Сопровождаю его по делам службы в Островской скит…

Влад собирался уже на этом закончить, но под пронзительным взглядом своей собеседницы был вынужден все-таки ледяным тоном добавить:

— … и далее. А с кем, простите, имею честь?

— О да, барон, я обязательно представлюсь, — мило и очень по-светски улыбнулась дама. — Но каким именно из своих титулов… Это будет зависеть от того, сумеем ли мы договориться. А пока можете обращаться ко мне, например, Теннеке.

— Госпожа Теннеке или леди Теннеке?

— Фру Теннеке, если уж вам так хочется. Я здесь в Роще — такая же посторонняя, как и вы, хотя и в гостях. Но давайте все-таки вернемся к вам и вашему Юраю, а вернее — к тому, что от него осталось. Что же там с вами произошло, под Змийгородом?

Зборовский красочно описал нападение бандитов, а потом — по настоятельной просьбе Таньки-Теннеке — скупо, но исчерпывающе разъяснил непростые взаимоотношения своего товарища с магией. Единственным, о чем он предпочел умолчать, было то, за какую именно ересь пострадал в молодые годы Юрай-Охальник. Разумеется, не упомянул он и о миссии, возложенной на Юрая великим князем. Но загадочной незнакомке и этого оказалось достаточно.

— Увы, барон, положение критическое, — ее взгляд ушел куда-то вглубь и чуть затуманился, а голос стал напевным и завораживающим: она уже не говорила, а вещала. — На грани небытия пребывает сейчас ваш Юрай. Снова зависла в непроявленности чаша весов его судьбы, но решена она должна быть здесь и сейчас…

"Что-то я теряю нить, — растерянно подумал Зборовский. — Будь здесь на моем месте Энцилия, она наверняка бы разобралась в этой мудреной философии, но меня — увольте!". И он ломанулся напрямик, без обиняков:

— Так что же, досточтимая Теннеке, возможно все-таки вернуть к жизни моего друга и человека, за судьбу которого я несу личную ответственность перед Его Высочеством?

— Да, возможно, — женщина резко встряхнула головой, и ее взор обрел прежнюю ясность. — Только имейте в виду: пробудить вашего Юрая, а точнее, заново напитать его энергией волшебства, хотя бы и непроявленной — это не по моей части: здесь нужен именно маг, причем высочайшей квалификации. Хотя сделать бы это мог, наверное, мой сват, у которого я сейчас гощу. Но сначала судьба преподобного Юрая должна быть решена и приговорена… Судя по выражению вашего лица, господин Зборовский, вы меня не вполне понимаете. Но, впрочем, это и неважно. — Фру Теннеке весело и задорно рассмеялась, и в ней проглянула прежняя Танька, разбитная и беззаботная деваха-охотница.

— Просящий неизбежно дает, барон. Это — закон мироздания. Чем вы готовы заплатить за спасение вашего компаньона?

— Пол-жизни отдам! — твердо сказал Влад. — А если о презренном металле, так Великий Князь, я думаю, не пожалеет и многих сотен в золотой монете, надо только для посольства добраться.

— О нет, прошу вас, барон, не беспокойтесь. Столь крупных жертв не потребуется ни от вас, ни от вашего сюзерена. Преподобный Юрай пал на поле брани с мечом в руке, защищая друга… Он вполне достоен возвращения в этот мир, так что плата будет почти символической. Вы всего лишь выполните три моих желания. Согласны? — и женщина снова звонко расхохоталась, бросая на Зборовского лукавый взгляд.

Смех над телом умирающего Юрая мог бы показаться кощунством. Но Теннеке, судя по всему, была не из тех, кто бросает слово на ветер. И барон с азартом заядлого картёжника решился сделать ставку на открывшуюся перед ним бубновую даму.

— Согласен!

— Ну так быть посему! — Дама сорвала с плеча лук и отточенным движением пустила стрелу отвесно вверх, в предвечернее небо. — Поберегите глаза, милорд!

Увы, предостережение запоздало. Завороженно следивший за полетом стрелы Зборовский уже не смог отвести взгляд, и когда, долетев до высшей точки, она вспыхнула и разорвалась на тысячи искр, опадая на поляну зеленовато-голубым сиянием — барон просто ослеп на какую-то долгую минуту. А придя в себя, застыл в остолбенении. Ибо его глазам предстала не лиса, не девица-оборотень и даже не светская дама — но Высшая Сущность из тех, которые увидеть при жизни доводится лишь единицам из смертных, а уж остаться после этого в живых — и того меньше. Да, создание все ещё было по виду женщиной: дородной, крепко сбитой, с мощными ногами и руками, с объемистыми шарами грудей, распирающими кольчугу… Но рост ее превосходил теперь нормального человека раза в полтора, голову венчал венок из дубовых листьев, а над плечами распростерлись широкие крылья. И когда ее мощная длань взметнула к небу огромный тяжелый меч, нужное слово наконец выскочило из глубин памяти Збровского: "Валькирия!" А громовой голос крылатой воительницы, казалось, уже раскалывал надвое и землю, и небеса:

— Я, Танненхильд Олбеорнсдоттир, дарованной мне богами властью принимаю в себя судьбу доблестного мужа Юрая и приговариваю его к продолжению земного пути, понеже не исполнено предуготованное ему божественным промыслом предназначение!

Сверкнула молния, и после громового раската на поляну хлынул бушующий ливень. Дождь был бесконечен и всеобъемлющ, он хлестал по веткам, переполнял русла ручьев и речушек, выгонял полевок и зайцев из затопленных нор, подтапливал лисьи логова и медвежьи берлоги, заливал костры невезучих путников… Дождь, дождь, дождь — повсюду и везде, и не было места в округе, которое осталось бы сухим.

Барону, впрочем, вымокнуть не довелось: и его, и недвижного Юрая подхватили мягкие обволакивающие крылья. Подхватили, укутали в невидимый кокон и понесли над кронами деревьев куда-то вдаль.