"Меченосец" - читать интересную книгу автора (Кук Глен Чарльз)

Глен Кук «Меченосец»

1 Касалиф

Лето иссушило землю, напитав воздух пылью и цветочной пыльцой; горизонт дрожал в знойном мареве. Хотя до полудня было еще далеко, стояла удушливая жара.

Копыта грохотали по твердой земле, приминая траву, чудом уцелевшую на тренировочном поле. Всадник с криком замахнулся, и клинок впился в дубовый столб, вкопанный посреди площадки, — дерево треснуло, полетела щепа.

Меч вырвался из руки и закувыркался по земле.

С поросшего пригорка подросток пятнадцати лет угрюмо наблюдал, как его братья упражняются в ратном деле. Он сидел, обхватив руками голени, умостив подбородок на коленях, и только едва заметно усмехался, когда Бельтар задавал жару.

За спиной зашуршало платье, но юноша не обернулся. Из-за куста, в чьей тени он укрылся, вышла сестра и присела рядом. Анье была на год старше — сероглазая, белокурая, миловидная, через пару лет она превратится в ослепительную красавицу. Девушка недовольно посмотрела на брата.

— Готфрид?

— Что?

— Ты опять ссорился с отцом?

— Да все по тому же поводу. Он не позволяет мне упражняться с Митаром и Хагеном. Вдруг несчастный калека поранится!

— А не позволяет потому, что споришь. Не надо требовать. Ты бы окольно, обиняками. Пусть бы подумал, что самому в голову пришло тебя потренировать. У меня учись: я кого угодно уговорю.

— Я ж не девочка, чтоб прильнуть, стрельнуть глазками, «ах, пожалуйста, папочка». Не по мне это.

— Тебя послушать, так я сущая куртизанка, — рассмеялась Анье.

— Иногда очень похожа.

— Ты и со мной хочешь разругаться?

Тут оба подскочили от жуткого грохота: Хаген свалился с лошади. Наставник и подручные кинулись на помощь.

— Бельтар разорался, значит, с братом все в порядке, — заметила Анье с облегчением. — Ты подумай: зачем тебе такие радости — синяки да шишки?

Хаген встал и стряхнул с себя пыль. Готфрид сестре не ответил.

— Приезжал гонец от лорда Долвина, — сообщила девушка. — Отцу надо в Хартог. Я уговорю его взять меня с собой. Сказал, отправится, как только Саймен вернется из Ригдона.

Готфрид встревожился. Его отец приходился лорду Долвину мелким вассалом в дальнем уголке Гудермута, а тот держал всю границу Гудермута с королевством Гревнинг.

— Думаешь, это из-за того, что он повесил налетчиков?

— Вряд ли. Их послал Франакр Хатсинг, а он жаловаться не станет: духу не хватит вступаться за своих висельников. Не знаю я, в чем дело, сказано было только, что надо ехать.

Семья Готфрида жила со слугами в небольшом замке Касалиф. Его отец был сафайром, рыцарем-регентом Савойской марки, во владениях лорда Долвина. Марку эту, защищавшую восточную границу, короли Гудермута и Гревнинга оспаривали десятки лет. Шериф Ригдона, города с гревнингской стороны, часто беспорядков ради засылал через границу отребье. Последняя шайка чересчур обнаглела и принялась забивать овец. Сафайр налетчиков повесил и послал старшего сына отвезти трупы в Ригдон.

— Может, теперь у Хатсинга дерзости поубавится, — заметил Готфрид, наблюдая, как скачет Митар. Тот был неповоротливей Хагена.

— Может, — равнодушно согласилась Анье. — Слушай, ты вправду хочешь мучиться, шишки набивать? И что ты этим докажешь?

Состроив гримасу, юноша отвернулся к полю. Что тут скажешь, право слово?

Готфрид переболел детским параличом — хворь чуть коснулась руки и ноги; одно веко искривилось, прикрыв уголок глаза. Болезнь не искалечила мальчика, но отец посчитал, что даже эти легкие увечья помешают тому стать рыцарем.

— Анье, да из меня шута делают! Ничего, кроме учебы! Мне до смерти наскучили лекции Плаена про золотой век и Андерле. Числа и языки в зубах навязли.

— Готфрид, нужно заниматься и этим.

— Кому нужно, тот пусть и занимается! Не помню, чтоб ты от восторга прыгала на уроках. Разве для мужчины это — в книжках царапать да с цифрами играться? Зубрить старые басни про Бессмертных Близняшек и Турека Аранта? Да и на кой они теперь нужны? Они умерли тысячу лет назад!

Анье нежно коснулась его руки.

— Не злись. Вдруг, когда мы уедем, Бельтар потренирует тебя.

— Шутишь? Когда это Бельтар делал что-нибудь без отцова разрешения?

— Не делал, конечно. Но может, я уговорю его.

Они посидели еще немного, глядя, как братья набивают синяки да зарабатывают болячки. Тень куста постепенно съеживалась, и Готфрид потихоньку забылся. В дремотных мечтах он представал самым устрашающим воином всех времен — мужчины бледнели, едва заслышав его имя! Прочь слабости, долой сомнения!

— Вернулся! — воскликнула вдруг Анье, легонько толкнув его локтем.

Готфрид открыл глаза. Саймен со своими вояками гнал галопом, и вид их не предвещал ничего хорошего. Люди на тренировочном поле отложили оружие, спешились и сбились в стадо, будто звери, почуявшие опасность.

Юноша встал и помог подняться сестре. Не разнимая рук, они пошли к братьям. Анье и Готфрид были по-настоящему близки и только друг другу доверяли свои секреты.

Парень прихрамывал — самую чуточку, едва заметно. Но ведь и калеки становились великими героями. О небеса, Кашон вообще был слеп!

Этот мир, населенный увязшими в череде однообразных столетий людьми, очень стар. Империи рушились, сменяясь веками варварства, рождались снова, а устройство жизни — со знатью, слугами, крестьянами и военными — оставалось прежним.

Саймен придержал коня, спешился и сунул поводья солдату.

— Ты будто призрак увидел, — заметил Хаген, глядя на бледное, осунувшееся лицо брата, обычно столь добродушное.

Того передернуло.

— Я увидел наше будущее.

Готфрид посмотрел на сестру и нахмурился.

— Что случилось? — спросила Анье. — Хатсинг?

— Нет. Он — сущий младенец в сравнении с этим…

— С чем?

— Вентимилья вторглась в Гревнинг. С башни Ригдона виден дым горящих деревень. Весь восток застлало.

В глазах Саймена всколыхнулся страх.

Каждый год тьма с востока подползала все ближе. Теперь она пожирает Гревнинг, и некому встать между нею и Гудермутом. Надеяться на долгий мир глупо: Вентимилье всегда мало захваченного, а граница так близко, что вражеская армия окажется под стенами Касалифа в первый же день войны.

Последняя великая мировая держава, Андерле, развалилась давным-давно. И вот теперь, спустя столетия, время империй вернулось — вентимильский миньяк Алер, могучий колдун, раскрывший секреты древнего волшебства, обрушился на мир, будто волна прилива на низкоземье.

Готфрид вздрогнул. Когда же этим валом захлестнет крошечный Гудермут — нынешним летом? Или Алер выждет год?

— Теперь понятно, почему Долвин вызывает отца, — сказал юноша.

Анье промолчала. Лишь кивнула, стиснув его ладонь похолодевшими влажными пальцами.

Обычно она не лезла в карман за словом — щебетала без умолку, все выдумывала сумасшедшие планы побега из родного замка, чтоб стать первой придворной леди и вернуть то, что мать потеряла ради Касалифа и скромного титула «сафайрина».

— Говорят, Нерода и тоалы убивают всех, и, боюсь, слухи не преувеличены, — произнес Саймен тихим, полным ужаса голосом.

— Это не выдумка? — спросил Митар. — Ты их видел?

— Нет, но я насмотрелся на их жертв.

Тоалы, чаще называемые мертвыми вождями, и их командир Нерода Невенка были жутчайшими из древних существ, найденных восточными колдунами. Покойники владели магической силой, не внятной более никому. Тоалов нельзя было убить, ибо они давным-давно погибли в битвах ушедших эпох.

— Надо сообщить отцу. — В голосе Саймена по-прежнему звучало смятение, но теперь — и горькая решимость.

«Он считает, мы все висим на волоске, — подумал Готфрид. — И волосок этот — в чужих руках».

Его мечты о силе и славе мгновенно рассыпались перед страхом. Какой глупец! Тоже мне, великий воин! А как тебе мертвые вожди? Кто устоит перед ними? Разве что магистр Братства. Но уж никак не мальчишка-калека из Касалифа. Дурак ты, Готфрид!

Толпа молчаливо побрела к замку.

— Расхотелось мне в Хартог. Не так уж там будет весело, — шепнула Анье.

— Угу, — согласился брат.

Новость уже разнеслась — гром среди ясного неба, пророчество грядущих бед.

«На волоске, в чужих руках», — мысленно повторил юноша, глянув в сторону границы.

А день казался таким обыденным, и привычные западные ветры Гревнинга не предвещали войны.

Сафайр встретил отряд у ворот. Он был почти карикатурно тощ, высок и жилист, и потому сам себя объявил наиуродливейшим из смертных. За исключением Саймена, дети его пошли в мать. В молодости сафайрина блистала красотой при королевском дворе в Катише. Спустя четверть века гудермутская знать все еще удивлялась: как же хозяин Касалифа умудрился завоевать такую женщину?

На суровом, спокойном лице улыбка всегда была исторической редкостью, но в этот день отец выглядел куда угрюмей обычного.

— Сосед принял наш урок близко к сердцу? — спросил он у Саймена.

— Про своих бандитов Хатсинг слова не сказал, — ответил тот. — У него сейчас другое на уме.

Воин объяснил, что именно.

— Теперь понятно, почему Долвин зовет. Мы — следующие, вот сильные мира сего и засуетились. А какой смысл, если на победу нет шансов?

Если миньяк захочет захватить Гудермут, одно из множества слабых государств на задворках империи, шансов и вправду нет. Вентимилья уже разрослась почти до размеров Андерле в зените могущества, а с таким оружием, как Нерода Невенка, тоалы и генерал-маги, Алер пришлепнет королевство, словно муху. И войско его несметно.

Память древнего мира уходила далеко вглубь. Каждый уголок полнился живым колдовством — его отзвуками, тенями и призраками. Человек, наделенный силой, где угодно мог прикоснуться к прошлому, ощутить эхо былых чар. Но чтоб дотянуться до них и удержать, нужны были недюжинные силы и воля.

Миньяк Вентимильи обладал и тем и другим. Он ковал свою империю из обломков королевств, подобных Гревнингу и Гудермуту.

— Разве все так уж безнадежно? — спросил Митар. — В конце концов, они ведь обычные люди — как мы.

— «Безнадежно» — не то слово, — пробурчал сафайр. — Кстати, а вы что здесь делаете? Бельтар, ну-ка веди их назад, на тренировочное поле. Готфрид, Анье, почему не за учебой? Миркен, седлай коня!

Через четверть часа сафайр с оруженосцем уехали к замку Долвина. Готфрид и Анье смотрели им вслед.

— Готов спорить, ты уже придумала, как обернуть эту беду в свою пользу, — проворчал юноша.

— В свою пользу? — повторила сестра озадаченно.

— Само собой. Ты во всем найдешь себе выгоду.

В моменты скверного настроения она казалась Готфриду жадной, вредной мелкой ведьмой. Настоящей эгоисткой, сдвинувшейся на глупеньких планах. Спит и видит, как отец шлет ее ко двору в Катиш или в какой-нибудь большой город Мальмберге или Бильгора, крупнейших королевств Запада. А еще лучше — в Сартайн, огромное островное поселение, сердце нынешней умалившейся империи.

Анье твердо решила как можно выгоднее выйти замуж.

— Не злись. Может, все это действительно мне на руку: теперь папа меня послушает и отправит подальше. Безопасности ради.

Девушка задумалась и вскоре принялась расписывать очередной беспроигрышный план.

Готфрид любил сестру и, как лучший друг, всегда терпеливо выслушивал ее. К тому же и на Анье, случалось, лился поток его мечтательного бреда — и та не смеялась.

— Лучше нам Плаена найти. Отец же проверит.

Сафайр был человеком педантичным.

— Ох, ко всем радостям еще и эта!

Анье питала не больше любви к учению, чем брат.

Их наставник, Микас Плаен, нанятый сафайром в Желтом ордене, послушничал в Братстве.

Это общество было пережитком древних времен, не вполне мирским, но и не монашеским. Походило оно скорее на секту мистиков. Официальной целью объявлялось сохранение, приумножение и передача знаний. Низшие члены Братства обычно служили придворными писцами, секретарями и, как в Касалифе, учителями благородных отпрысков.

Верхушку, однако, составляли могущественные маги. Все сильнейшие колдуны Запада входили в Братство, а главенствовали над ними чародеи, способные на равных тягаться с миньяком Вентимильи.

Братство составляли два старших ордена, Красный и Синий, и три младших: Белый, Желтый и Зеленый. Последние оставались верны цели, ради которой оно создавалось. Первые же занялись политикой. Они вмешивались в чужие дела, алкая и соперничая, стремились всех подчинить себе и прорваться к мирской власти. Старшие ордена оплели друг друга тысячами интриг. Сейчас наверху оказался Синий, но Красный активно отвоевывал позиции под руководством хитроумного, коварного и совершенно беспринципного магистра Гердеса Мулене. По слухам, Гердес вполне мог сделаться наместником Вентимильи.

Готфриду до этого дела не было. Политических и философских различий между орденами он не понимал, а видел лишь неприкрытую жажду наживы. Зачем усложнять? Ордена существуют, твердят про общие цели и знания, а друг с другом дерутся. И убивают.

Сегодня Плаен преподнес еще один скучнейший монолог про падение Андерле. Он не умел учить и мог оскучнить что угодно.

— Почему мы все твердим про Искушение и Близнецов? — возмутился Готфрид. — Они тысячу лет как мертвы!

— Помнится, ты вовсе не жаловался, когда говорили про Турека Аранта, Крисмера и прочих в том же роде.

— Так те были героями!

— А тебя только герои интересуют? За малым исключением, их истории для нас бесполезны. А вот Бессмертные Близнецы, Грелльнер, Арант и, в меньшей степени, Тайс Рогала оставили нам важное знание. Они совершали ошибки, на которых нам следует поучиться.

Готфрид покачал головой: та же старая песня. Снова, и снова, и снова — учитесь на былых ошибках. Как глупо! Отец говорил, что только дураки живут прошлым.

— Будь внимательнее, Готфрид! Вам обоим важно запомнить и понять. И толкни, пожалуйста, Анье. Она спит с открытыми глазами. О небо! И что мне с вами делать? Ведь вовсе кретины, а подготовить нужно в срок!

По спине Готфрида пробежали мурашки: как-то зловеще прозвучало бормотание наставника.

— Скажи-ка, в какой срок? Ну?

— Да так, — промямлил Плаен. — До взрослости, наверное. Извини. Вы меня до отчаяния доводите, и ведь нарочно! Можете, но упрямитесь! У меня никогда таких учеников твердолобых не было!

Юноша немного смутился и тут же удивился своему смущению. Обычно увертки наставника лишь раздражали его, но теперь тот попал в точку: Готфрид-то намеренно срывал лекции.

— Конечно, мы не можем знать, какими Арант, Грелльнер и их современники были на самом деле, — заметил Плаен, возвращаясь к уроку. — Истории, дошедшие до нас, изменены тысячами пересказов. Но именно в переложениях они приобрели значение для людей сегодняшних. Герои, которых мы соотносим теперь с Войной Братьев, стали штампами, архетипами. Грелльнер принес Искушение в рай Андерле. Бессмертные Близнецы потеряли невинность.

Готфрид слышал это и раньше, оскомину уже набило. Но Плаен все твердил и твердил, будто вколачивал, одно и то же, упорно до детей не доходившее.

— Нам не дано понять, кем именно были Турек Арант и Тайс Рогала. Герой ли Арант? По нынешним меркам, конечно, нет. Хозяин Рогала или слуга? А может, Великий меч Аранта управлял им, а вовсе не наоборот? Подумайте над этим. Всю свою жизнь вы будете встречаться с подобными, пусть и менее знаковыми, ситуациями. Их изучению мы посвятим всю следующую неделю.

Урок закончился. Готфрид с Анье вскарабкались на парапет юго-восточной башни Касалифа.

— Я ничего не вижу, — заметила Анье. — А ты? Твои глаза зорче.

— И я не вижу, — сообщил Готфрид, осмотрев восток. Он провел взглядом по дороге, огибавшей болото и уходившей на юг, к Хартогу и Долвину; затем медленно повернулся, осматривая трясину, виноградники, нагромождение взгорий на севере. Взгорья эти назывались Савой, от них марка и получила свое имя. Готфрид иногда охотился там с братьями.

— Холмы совсем иссушились, — заметил он. — Опасно там, если пожар.

— Ливень бы! Говорят, и болото пересыхает.

С час болтали попусту, опасаясь озвучить то, о чем на самом деле думали.

Мысли про Вентимилью, должно быть, удручали и братьев, которые вяло упражнялись на тренировочном поле.


Сафайр отсутствовал неделю. А вернувшись, объявил:

— Я видел самого короля! Может, зря мы боялись. Братство знает про Гревнинг. Верховный магистр, император и король Бильгора Кимах приглашают всех на переговоры в Торунь.

Бильгор, сосед Гудермута, числился среди сильнейших королевств Запада. Его столицу, Торунь, называли одним из величайших городов современности, а Кимаха Фольстиха — выдающимся монархом.

— Они хотят объединить все западные королевства и ордены Братства, — сообщил сафайр. — Правитель сказал, что Гудермут тоже войдет в союз и без защиты не останется. Нас не бросят. Алер не осмелится напасть — конечно, если не решится драться сразу со всем Западом.

Готфрид никогда не слышал от отца речи длиннее. И неубедительней.

— Он сам себе не верит, — прошептала Анье.

— С чего ты взяла?

— А ты прислушайся. Не надеется он на союз, нас успокаивает.

На следующий день война явилась в Гудермут. Готфрида разбудил сигнал тревоги. Солдаты сафайра обстреляли вентимильцев, перешедших рубеж, — те ответили. Юноша бросился к восточной стене.

Горизонт застлало дымом, и сквозь него рассветное солнце казалось кровавым. За пограничной линией, совсем рядом, проходил вентимильский патруль. Готфрид понаблюдал за ним несколько минут. Отец подошел, остановился рядом. Чуть погодя сказал:

— Иди завтракай и садись за учебу.

— Да, сир, — покорно ответил тот.

Но учиться не очень-то получалось: тяжело думать о старых сказках, когда рядом гибнут люди. Шум со стен мешал сосредоточиться. Анье уже сдалась и удрала с лекции.

Плаен захлопнул книгу, сунул ее в футляр.

— Все, довольно, — фыркнул он презрительно. — Беги, любуйся варварством.

Юноша кинулся впопыхах собрать школярские принадлежности.

— Готфрид, хоть ты не будь как Анье, — пробурчал Плаен. — Чего тебе неймется? Что ты увидеть надеешься? Нет там ни чудес, ни романтики. Война — это страх и грязь.

Уловив гримасу ученика, он добавил:

— Я не всю жизнь в ордене, битвы тоже повидал. Я помню перекошенные ужасом лица друзей, распластанных кишками наружу в смрадной жиже из крови и дерьма.

Подросток вздрогнул и выбежал из комнаты. Будет он еще слушать глупости перепуганных стариков! Война — это мужество и гибель во имя победы, это песни и слава! А для зануд — лишь расчеты, сколько еды для солдат понадобится, да сколько добра награбишь. Политика, деньги… Плаен что угодно способен оскучнить донельзя! Его послушать, так злодеи сплошь и рядом умней и удачливей героев.

Готфрид успел на стену как раз, чтобы увидеть большой отряд вентимильцев: разномастные доспехи сверкали на солнце, оружие лязгало в такт ровному, уверенному шагу; строй возглавляла черная фигура.

— Это мертвый вождь, — пролепетал юноша, ощутив холодный ком в желудке.

Будто услышав его, тоал остановился и посмотрел на Касалиф. Он долго не двигался с места, будто наслаждаясь всеобщим вниманием. Его взгляд скользнул по Готфриду, и того окатило ледяным ужасом. Вот же страхолюд!

— Они роскошные! — прошептала Анье.

Вентимильцы были разодеты на редкость богато и цветасто. Готфрид, презрительно скривившись, повернулся к сестре. Глупенькая, жадная, завистливая девчонка! Когда же ты повзрослеешь?

— Они жуткие. Посмотри на командира-мертвеца: он, по-твоему, роскошный?

Анье ответила гневным взглядом.

— Что, не слишком подходит на роль мужа?

— С чего ты взялся на мне злость срывать?

— Скоро ты его вблизи изучишь, обещаю.

— Они не посмеют, — вмешалась сафайрина. — Союз остановит их. Алер не рискнет навлечь на себя гнев всего Запада и орденов.

— Не обманывайтесь, моя госпожа, — усмехнулся подошедший Плаен. — У Вентимильи одна голова, она внемлет одному голосу, исполняет одну волю. А союз — многоликое неуклюжее чудище, и каждый тянет на себя. Миньяк лишь посмеется над ним. А потом разобьет на части и разотрет в пыль.

Готфрид в ужасе оглянулся на учителя — никогда он еще не слышал такого отчаяния в человеческом голосе.

— Плаен!

— Простите, леди. Я забылся. Бессилие рождает ярость. К сожалению, мы опоздали. Кажется, Алер пронюхал о магии, о которой догадывались лишь немногие магистры. Если бы его остановили еще на востоке, миньяк и не узнал бы никогда, что волшебство это пережило крах Андерле.

— О чем ты, Микас? — удивилась сафайрина.

Плаен побледнел и сгорбился так, будто хотел провалиться в себя.

— Ни о чем, госпожа. Мелочи, пустые домыслы. Мне и вспоминать их не следовало. Пожалуйста, забудьте. Я всего лишь болтливый глупец.

Старик смотрел на своих учеников — в его глазах бился бессмысленный, дикий страх.

«Что ж его так напугало?» — подумал Готфрид.