"Неистовый маркиз" - читать интересную книгу автора (Невилл Миранда)

Глава 21


Дорожная карета Кейна стала их домом на несколько дней, и им было очень уютно в этой маленькой бархатной пещерке — так хорошо в тесноте экипажа могли чувствовать себя только любовники. И только люди, ставшие по-настоящему близкими, прекрасно друг друга понимающие.

И сейчас, сидя напротив Кейна и временами касаясь его коленями, Джулиана почти физически ощущала то чувство стыда, которое он испытывал из-за того, что покинул мать и сестру.

— Но ты ведь их никак не подвел, Кейн, — сказала она, пытаясь его утешить.

Он тяжко вздохнул и молча уставился в пол. Минуту спустя, снова вздохнув, проговорил:

— Пойми, я должен был знать… Да, должен. Наверное, он бил ее часто, очень часто. Бил в течение многих лет.

— Ты не можешь этого знать, — возразила Джулиана. — Возможно, такое случилось только раз. И потом… Если даже это так, то он наверняка принимал меры предосторожности — чтобы ты не узнал об этом.

— Я слишком редко видел мать. Ведь она большую часть времени проводила в своих комнатах, в бесконечных молитвах. А за мной ухаживали слуги. К тому же мать часто бывала беременной…

— Беременной? — с удивлением переспросила Джулиана. — Но вас с сестрой только двое…

— Просто выжили только мы с Эстер. Мать потеряла, должно быть, полдюжины детей — некоторых при родах, других до родов. Я часто задаю себе вопрос: а может, отец наказывал ее именно за это? Я должен был знать, должен был что-то сделать.

— Но ты был ребенком, Кейн. Ты оставался мальчишкой даже тогда, когда покидал дом. Как мог ты остановить его?

— По крайней мере я должен был попытаться… Между прочим, сестра утверждает, что он продолжал ее бить до самой своей смерти. Проживи он подольше, мог бы взяться и за Эстер. Такое вполне могло произойти. Я-то возмущался из-за того, что отец ужасно обращался со мной. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, как он обращался с матерью. В Лондоне я наслаждался всеми радостями жизни, а мать в это время жила в аду. — Кейн поднял голову и, выпрямившись, прошептал: — Я столь же гадок, как и мой отец.

— Перестань! — воскликнула Джулиана. — Если я что-то и знаю о тебе, то лишь одно: ты не способен обидеть женщину. Ты по-настоящему уважаешь женщин. Я провела большую часть жизни среди мужчин, поэтому могу с уверенностью заявить: никто и никогда не относился ко мне с таким вниманием и уважением, как ты. Ты никогда не считал меня глупой и невежественной лишь потому, что я — женщина.

— Я сам был бы невежественным болваном, если бы вел себя таким образом. Если я чему-то и научился в своей жизни, то лишь одному: я понял, что женщины ничуть не глупее мужчин. К тому же намного лучше их.

— У меня не слишком много знакомых женщин, — пробормотала Джулиана. — Так что мне трудно судить об их качествах. Что же касается мужчин… — Она внезапно умолкла и пожала плечами.

— Я слушаю тебя, дорогая. Что же ты знаешь о мужчинах?

— Наверное, не так уж много. Но мне кажется, что мужчины абсолютно уверены: женщины должны им подчиняться.

Кейн с усмешкой кивнул:

— Совершенно верно. Этого требуют и наши законы. Ведь не могла же мать пожаловаться на отца властям.

Джулиана едва заметно поморщилась.

— Да, конечно. Но ты, Кейн, совсем не такой, как твой отец. Любая женщина, окажись она, согласно закону, под твоей властью, была бы в безопасности. И я знаю, что ты сделал много хорошего для некоторых женщин. Впрочем, не только для женщин.

— Неужели? Что же именно ты знаешь?

— Твоя экономка, миссис Дюшан, кое-что рассказала мне однажды утром, когда я одевалась.

Кейн нахмурился и проворчал:

— У Мел слишком длинный язык.

— Так вот, я узнала, что ты помогаешь многим женщинам, оказавшимся в беде. Кроме того, ты отдал значительную сумму, чтобы твои бывшие слуги не оказались на улице.

— Я не желаю об этом говорить, — проворчал Кейн. — И я буду тебе очень благодарен, если ты об этом забудешь.

— Но почему ты скрываешь это? Да, между прочим, я видела один из… объектов твоей благотворительности. Однажды я пришла к твоему дому, чтобы передать тебе книгу, и увидела эту женщину.

— В самом деле? И меня не было дома?

— Возможно, был. Но видишь ли… Когда я увидела эту молодую особу, выходившую из твоего дома, я решила не заходить к тебе.

— Решила не заходить? — удивился Кейн. — А… кажется, я понимаю, что тебя так смутило. Полагаю, ты делаешь те же ошибочные заключения, что и все мои соседи в течение этих трех лет. Они считают, что я обладаю мужской силой Геркулеса.

— Очень печально, если они ошибаются в этом, — заметила Джулиана.

— Весьма двусмысленное заявление, моя дорогая, — с улыбкой ответил Кейн. — Но если ты имеешь в виду то, что под этим подразумевается, то я постараюсь не разочаровать тебя.

Джулиана густо покраснела. И тут же поняла, что пикантные намеки Кейна очень ей по душе; она даже почувствовала, как по телу ее словно пробежала горячая волна.

— Похоже, ты снова стал самим собой, — сказала она, стараясь сохранить строгое выражение.

— Прошу прощения, дорогая. Не сдержался. За долгие годы у меня выработалась привычка отпускать весьма двусмысленные шутки.

— Пожалуйста, не извиняйся. Нет ничего плохого в том, чтобы получать удовольствие. Мне это в тебе нравится. Я люблю твои шутки и… некоторую непочтительность.

— В самом деле?

— А ты удивляешься? Неужели не понимаешь?.. Видишь ли, это делает тебя… В общем, мне с тобой весело.

Кейн изобразил удивление.

— Ты считаешь меня комиком, клоуном?

— Вовсе нет. — Она покачала головой. — Но твои шутки делают тебя необыкновенно приятным собеседником. С тобой действительно очень весело. Не помню, чтобы мой дед или Джозеф так острили и смеялись.

— Они не позволяли себе никаких шуток? Что ж, вероятно, у них были чрезвычайно важные дела, так что им было не до шуток.

— Знаешь, Кейн, я начинаю думать, что шутки — это очень важно. И вообще, нельзя ко всему относиться серьезно. Полагаю, что порой некоторое легкомыслие даже на пользу.

— Вот как? — Кейн расплылся в улыбке. — Что ж, постараюсь это учесть. Однако должен заметить, что к некоторым вещам ты относишься очень серьезно. Например, к книгам. Предположим, мне в руки попало одно из изданий Кэкстона. Поскольку читать их ужасно скучно, я могу разодрать книгу на отдельные листы и использовать в качестве обоев для моей библиотеки.

Джулиана улыбнулась. Ее дед был бы шокирован подобным высказыванием. Для него любая книга являлась священным предметом, пусть даже она не представляла особой ценности. Да и Джозеф пришел бы в ужас от такой шутки.

С трудом удерживаясь от смеха, она спросила:

— Чего уж останавливаться на одной книге? Купи несколько томов и наклей страницы на стене в должном порядке. В этом случае ты сможешь использовать книгу как в качестве декора, так и для чтения.

— А что делать с переплетами?

— Кожу пятнадцатого века хорошо использовать для растопки камина.

— Дорогая, ты знаешь это по собственному опыту?

— Нет, конечно. Но я точно знаю, что кожа прекрасно горит. И лучше всего топить чем-то из классики.

— Чем именно?

— Я всегда считала, что наилучшие авторы для этой цели — Гораций и Вергилий в альдинском издании.

— А мне кажется, что Калл или Овидий дадут больше тепла, — с ухмылкой заметил маркиз.

Джулиана плохо знала названных авторов, но шутку Кейна поняла — эти римские поэты были известны своими эротическими произведениями.

— Я никогда не пыталась использовать их для растопки, но хотелось бы попробовать.

— Дорогая, неужели ты серьезно?! — в притворном ужасе воскликнул Кейн. — Наверное, тебя не следует пускать в мою библиотеку в холодный день.

— А если я очень захочу?

— Что ж, если очень… — Кейн сделал вид, что задумался. — Тогда, наверное, можно рискнуть. Если ты, конечно, надлежащим образом попросишь.

— Ты справедлив, как и все мужчины. Всегда готов командовать женщиной, но прислушиваешься к ее пожеланиям, если они высказаны осторожно и деликатно.

— Но я ведь не такой, как все остальные. Неужели не помнишь? Поверь, я вовсе не собираюсь навязывать тебе свою волю. И вообще, не усложняй себе жизнь, не пытайся деликатничать. Скажи прямо, чего ты хочешь?

Он пристально смотрел на нее, и взгляд его чудесных голубых глаз, казалось, завораживал, так что Джулиана замерла в предвкушении чего-то очень значительного… Впрочем, она прекрасно понимала, о чем он говорил, и ей было достаточно высказать свое пожелание.

«В самом деле, почему бы и нет?» — сказала она себе. Ведь Кейну было не так-то просто рассказать ей историю своих отношений с родителями, так что, наверное, его следовало как-то утешить и взбодрить, вернуть его к светлым сторонам жизни. Она подавила смешок, оценив то искусство, с которым уговаривала себя сделать то, чего ей самой очень хотелось.

Тут ей вспомнились их любовные утехи в гостинице — тогда они оба испытали истинное наслаждение, причем инициативу проявила именно она, Джулиана.

А Кейн по-прежнему смотрел на нее вопросительно. Потом вдруг улыбнулся и сказал:

— Что же ты молчишь? Скажи, чего бы ты хотела, и я буду счастлив исполнить твое желание.

— Ты действительно сделаешь так, как я пожелаю?

— В точности.

— Даже если я буду командовать?

— Я получу от этого удовольствие. Только скажи, что я должен делать.

— Я хочу, чтобы ты ничего не делал. Чтобы даже не двигался. Предоставь все мне.

Кейн поднял руки, давая понять, что сдается.

— Я весь твой, дорогая.

Похоже, он принадлежал ей, этот великолепный мужчина. Но что же она, Джулиана, собиралась с ним делать?