"Если бы Гитлер не напал на СССР…" - читать интересную книгу автора (Кремлёв Сергей)

Глава 19. Туманы 42-го года

Весна 42-го выдалась в Европе туманной и дождливой. И в весенней дымке над Парижем и Лондоном, над Москвой и Берлином, над Берном и Мадридом внимательный наблюдатель мог разглядеть контуры очень разного будущего мира. Через туманную даль предстоящих человечеству десятилетий можно было увидеть молодых немцев, вместе с русскими и американскими сверстниками покоряющих вершины Памира и улетающих к Луне… Или — сына китайского кули, который вместе с сыном японского рыбака закончил Берлинский университет и был занят, опять-таки вместе с ним, исследованиями в Кэмбриджской лаборатории… Можно было увидеть весёлые зелёные города и мировые курорты, заполненные отдыхающим трудовым людом, а не «золотыми мальчиками» из Золотых Семейств. Собственно, в этом мире и не было никаких таких «семейств»…

Через даль грядущих лет можно было увидеть Планету подлинного Золотого века для всех — Планету 2000 года, избавленную от лихорадки войн, от коросты вражды и от гнойников фондовых бирж… Планету, занятую дружной общей работой народов, освободившихся от власти золота и капитала, от нечеловеческой алчности тех, кто заменил живую человеческую душу хрустящим банковским чеком.

Однако можно было рассмотреть в дымке будущего и другой, совершенно другой вариант 2000 года — Планету Золотого Миллиарда, планету для избранных и их слуг… Там были те же курорты, но занятые банкирами из Сингапура и Нью-Йорка, кутюрье из Франции и мафиози из Италии, хозяевами рудников из Заира и Бразилии, нефтяными султанами из Индонезии и Эмиратов, продажными топ-моделями, рок- и кинозвездами, инвесторами из Индии и Гонконга, газетными магнатами из Англии и Австралии, промышленными магнатами из Америки, Германии, с Тайваня, бандитами от политики и просто бандитами из «Россиянин», электронными «королями» из Японии и наследственными королями различного калибра и цвета кожи…

В разрывах туманов Истории виделся то один, то другой будущий мир, их контуры смазывались ветрами Истории — тоже будущими, и ничего определенного пока сказать было нельзя. Пока ясно было одно — Планета бурлила беспримерно. А какой мир из двух возможных станет со временем реальностью, мог решить уже этот — вступающий в свои полные права — 1942 год.

Особо туманной — как ей и положено — была лондонская весна. И Английский Остров окутывали сразу все туманы: метеорологические, политические, социальные… Элита Англии задолго перед войной разделилась на черчиллевцев-космополитов и античерчиллевцев-националистов, да так и осталась разделенной. Но у власти стояли черчиллевцы.

Почти пять лет назад, 8 июня 1937 года, «сионист № 1» Хаим Вейцман устроил в честь Черчилля званый обед, на котором среди разнообразных элитных гостей (других, впрочем, и не приглашали) были миллионер-промышленник и политик Леопольд Эмери, лидер лейбористов Эттли, Джеймс Ротшильд…

Неувядающий парламентский «лев» Ллойд Джордж отсутствовал, но прислал приветственное письмо.

Вейцман-то и завел разговор о Палестине, упрекая двух присутствующих за столом бывших министров колоний — Черчилля и Эмери:

— Увы, господа, вы так и не решили эту проблему…

Сэр Уинстон был разгорячен и вниманием (обед как-никак устраивали в его честь), и горячительными напитками и бухнул, как оно есть:

— Да, мы все виноваты!

Он уставился маленькими глазками в Вейцмана и продолжал откровенничать:

— Вы — наш хозяин! И мой, и, — Черчилль махнул рукой на остальных сидящих за столом, — и их… И — их… Как вы скажете, так и будет!

Возражений не последовало, и Вейцман самодовольно улыбнулся. А Черчилль закончил изливаться в преданности так:

— Если вы прикажете нам сражаться, мы будем драться, как тигры…

С того обеда прошло почти пять лет. Черчилль усердно выполнял свое обещание Золотым Космополитам, и британский имперский лев дрался за их интересы «как тигр». Но это устраивало в Англии далеко не всех — даже среди «верхов». Скажем, сорокапятилетний сэр Освальд, 6-й баронет Мосли — спортсмен, выпускник того же военного колледжа в Сандхэрсте, что и Черчилль, улан, участник Первой мировой войны, парламентарий, зять лорда Керзона, министр в кабинете Макдональда и, наконец, лидер британских «чернорубашечников» — войне с рейхом не радовался.

Мосли был убеждённым антикоммунистом — как и Черчилль, но, в отличие от Черчилля, он был также английским националистом, как и король Эдуард VIII, вступивший на престол в январе 1936 года, после смерти Георга V… (Черчилль тогда накатал статью-некролог и получил 1000 фунтов гонорара — двойной годовой оклад парламентария).

Эдуард, в отличие от почившего Георга V, не желал быть простой пешкой в руках Черчиллей, которые были пешками в руках вейцманов. Эдуард был склонен апеллировать к массам, выступал за проведение экономических и социальных реформ, восхищался успехами Германии и в среде Золотых космополитов слыл «фашистом». Поэтому Эдуард, хотя и был популярен у простого народа, долго не продержался — уже вскоре ему «поставили на вид» женитьбу на разведенной американке Уэллис Симпсон, и 11 декабря того же 1936 года Эдуард отрёкся. Текст отречения написал «горячо преданный монарху» Черчилль.

12 мая 1937 года был коронован брат Эдуарда — Георг VI. Черчилль и ему выразил «верноподданную преданность». Сэру Уинстону это ничего не стоило, зато вейцманам и Ротшильдам преданность сэра Уинстона — при его широком образе жизни — влетала в копеечку.

Георг VI не претендовал на большее, чем традиционное королевское представительство, и заранее был готов царствовать, но не управлять. Линия Мосли была перечёркнута, и Англия, чуть не взбрыкнув при Эдуарде, опять покорно пошла к будущей войне с рейхом, которую теперь вела вот уже третий год.

ОДНАКО теперь положение Черчилля и черчиллевцев становилось всё более шатким — даже наиболее пострадавшие от войны рядовые лондонцы ворчали, недовольные тем, что сэр Уинстон и слышать не хочет о попытке договориться с немцами, итальянцами, да и с японцами, не забывая о том, что в Четверной союз входит уже и Россия. Черчиллю приходилось рисковать и идти ва-банк… Его сухопутные вооруженные силы съеживались, как шагреневая кожа, но всё ещё были сильны флоты — морской и воздушный. Воздушными силами Черчилль ещё мог не только сдерживать удары, но и наносить их — Америка через барьеры германской блокады доставляла в Англию ещё немало «летающих крепостей».

И Черчилль решился! В марте 1942 года Королевские ВВС провели разрушительную бомбардировку Любека, а в самом начале апреля — Ростока. Эти два рейда, обеспеченные новыми радиолокационными навигационными средствами, должны были стать прологом массированного налёта на Кельн. Его планировали на конец мая…

Потери в двух предыдущих налетах приобрели угрожающий характер, но у Черчилля не было иного выхода, кроме как набирать и набирать всё новые и новые карты в расчёте то ли на ошибку противника, то ли — на неожиданного козырного туза. К тому же новый командующий ВВС, главный маршал авиации Харрис, получил научную поддержку физика лорда Чэруэлла.

Уроженец Баден-Бадена, выпускник Берлинского физико-химического института Фредерик Александр Линдеман в Первую мировую войну возглавил физическую лабораторию Королевских ВВС, а после войны — Кладеронскую лабораторию в Оксфорде. В 1941 году личный друг Черчилля, член его военного кабинета, профессор Линдеман получил титул 1-го барона Черуэлла. Этот-то барон и проделал расчёты, которые Харрис назвал простыми, ясными и убедительными.

— Тотальные бомбардировки 58 крупнейших германских городов в течение 15 месяцев сломят дух германского народа, — гордый своими методиками, заявлял Черуэлл-Линдеман коллегам в Оксфорде.

— Но, профессор, — возражали ему, — если этот план реализовать, Германия превратится в пустыню!

— Господа, премьер-министр и главный маршал авиации поставили передо мной конкретную задачу — весьма, уверяю вас, методически нетривиальную… И я её решил! Я называю этот метод «ковровым бомбометанием».

Так что 30 мая 1942 года 1046 самолётов Его Величества должны были взять курс на Кёльн. В воображении профессора над старинным немецким городом с восьмисоттысячным населением уже повисали облака дыма… Прямо к небу возносились огненные смерчи, уносящие ввысь древние молекулы двух шпилей знаменитого Кёльнского собора и университета, основанного в 1388 году. Бомбы лорда Черуэлла — пока лишь в его расчётах — превращали в пылевой «ковёр» наиболее плотно заселённые жилые центральные кварталы, практически не задевая промышленные окраины — ещё бы, ведь, кроме заводов «И. Г. Фарбениндустри» в Леверкузене, в Кёльне размещались и автомобильные заводы Форда.

Но этот массированный налет англичане совершить не смогли — в апрельских и майских налетах королевские ВВС понесли неожиданно огромные потери, и к концу мая бомбардировочные (да и истребительные) силы англичан оказались истощёнными.

Усиление воздушной войны Черчиллем против Германии не привело к усилению воздушной войны Германии против Англии. Фюрер учел ошибку 1940 года и не пытался сломить дух англичан за счёт воздушного террора. Вместо налётов немцы по ночам запускали при попутном ветре в сторону Англии воздушные шары с листовками. Там было не так уж много слов:

Народам нужен мир, и Германия вместе со своими союзниками предлагает народу Англии немедленный мир. Лучше смотреть друг на друга через стол переговоров, чем через прорезь прицела! Немцы придут в Англию не для того, чтобы поработить англичан.

Эти листовки читали.

Прочитав же, угрюмо задумывались.

А К НАЧАЛУ лета 42-го года развернулся во всей своей мощи фактор Советского Союза. Изменения произошли серьёзнейшие. Третья пятилетка заканчивалась, и начиналась не просто четвертая пятилетка — начиналась новая история новой России.

Красная Армия поражалась сама себе. За год — с весны 41-го по весну 42-го — она так обросла броней и усилилась огнём, что в это порой не верилось даже ее командирам. Та линия укреплённых районов, которую называли «Линией Сталина» еще во времена, когда она существовала лишь на бумаге, теперь была практически построена, и туда завезли вооружения. К началу 42-го года между фюрером и Сталиным прочно установилась личная переписка, и Сталин в мае писал:

Техники теперь действительно хватало! В войсках было восемь тысяч Т-34 с хорошо обученными экипажами, три тысячи KB и более тысячи новейших тяжёлых танков «Иосиф Сталин». Новые самолеты поступали в ВВС тысячами, автоматы и пулемёты в пехоту — сотнями тысяч. Формировались новые воздушно-десантные корпуса, где каждый десантник имел до десятка прыжков.

Мы всё щедрее делились оружием с рейхом. Зимой в Германию было отправлено семьсот новых зенитных орудий, а 20 апреля Сталин в третий раз поздравил Гитлера с днем рождения и — как он написал в письме — преподнес фюреру личный подарок в виде еще пятисот тридцати зениток: по десятку за каждый прожитый год.

В начале мая Россия открыто поставила в рейх и пятьсот тридцать скоростных высотных истребителей противовоздушной обороны МиГ-3. В итоге «ковровые» налеты профессора Линдемана быстро свернулись, чтобы уже никогда больше не разворачиваться.

Сворачивались и перспективы Британской империи, причем сдать ее в архив были намерены сами янки. Собственно, ещё 10 декабря 1940 года президент Совета национальной промышленной конференции США Вирджил Джордан выступил в Вашингтоне перед избранной аудиторией:

— Господа! В итоге этой войны Британия настолько обнищает, и престиж её так пострадает, что маловероятно, чтобы она смогла восстановить или сохранить то господствующее положение в мировой политике, которое она так долго занимала…

Джордан говорил уверенно и напористо, а ему кивал головой высокий — выше шести футов, седовласый, импозантный, величественный, прекрасно одетый (правда, в несколько старомодном стиле) джентльмен в пенсне и с поводком слухового аппарата, сбегавшим от уха вниз… Джентльмен имел репутацию экономического диктатора США ещё с Первой мировой войны, когда он был председателем Совета по военной промышленности при президенте Вильсоне. Теперь он играл примерно ту же роль при президенте Рузвельте и считался всемогущим.

Звали его Бернард Барух… Этого еврейского миллионера многие считали просто ловким мошенником и даже подставной фигурой. Однако мошенник это был планетарного масштаба, а в хозяевах у него ходили высшие Золотые Космополиты. И это делало Баруха не только подставным, но еще и доверенным лицом, вводило его на равных в избранный, узкий круг. И само собой разумелось, что при любом президенте он вхож в Белый дом.

Когда Барух не желал чего-либо слышать, он поступал просто — отключал слуховой аппарат. Но сейчас он слушал Джордана очень внимательно. И можно было лишь пожалеть, что эту речь — в отличие от бесед «у камелька» президента Рузвельта или проникновенных публичных спичей премьера Черчилля — не транслировали для широкой английской массы. В зале сидели свои, поэтому Джордан говорил не стесняясь:

— В лучшем случае Англия станет младшим партнером в системе нового англосаксонского империализма, центром тяжести которого будут экономические ресурсы и военная и военно-морская мощь Соединённых Штатов. Скипетр власти переходит к нам, господа!

Прошло полтора года… Англия в результате войны нищала, Америка становилась богаче. Даже рабочие в США получали от войны что-то и кроме роста цен — война была далеко, зато снижалась безработица, да и оплата труда пока не падала. Военные заказы распределялись между первой сотней крупнейших фирм, и прирост дивидендов составлял сотни процентов. Но и в экономике Америки вот-вот могли начаться перебои — ведь «полнокровие» наступало от избытка дурной, военной, «крови». Англия, ведущая войну, была спасительным средством, помогая избыток крови спускать.

Но Англия же становилась и обузой.

Глава «Чейз Манхэттен бэнк» и «Стандарт ойл» Давид Рокфеллер провел совещание с ближайшими коллегами. Кроме своих — семейства Рокфеллеров и давнего, ближайшего советника Айви Ли — были Морганы с патриархом — Джоном Пирпонтом-младшим, Дюпоны из «Дженерал моторс» и «Дюпон де Немур», Варбурги, Шиффы и Каны из наследственно антирусской банковской группы «Кун, Леб и К°», бывший посланник США в Швеции миллионер Морхэд…

Были тут и братья Даллесы, влиятельные евреи Генри Моргентау и Джеффри Сакс из Белого дома, был Бернард Барух… Был патриарх финансового закабаления Германии Оуэн Юнг из «Дженерал электрик».

Скромно сидел в полутьме папский нунций.

И также в полутьме скрывались — хотя тут скрываться было и не от кого — самые влиятельные и самые могущественные, для широкой публики и даже для политиков — безымянные. Те, чьи никем не подсчитанные миллиарды были тайно разбросаны по всем этим «Стандарт…» и «Дженерал…».

Рокфеллер не скрывал тревоги:

— Господа! Этот век начинался для нас прекрасно — мы сумели стравить русских с немцами и образцово провели войну в Европе. Дальше всё шло тоже гладко… Вначале был принят план Дауэса, затем, — тут оратор слегка поклонился в сторону седого Юнга, — план Юнга. Мы финансировали возрождение Германии и успешно внедрялись в её экономику… Мы вновь успешно стравливали русских и немцев… Наконец, мы собрали здесь, в Новом Свете, почти все золото мира, заложили прочный фундамент нашего будущего и обеспечили условия для новой войны — этой. Главным ее итогом должно стать окончательное могущество тех, кто может делать деньги, кто делает деньги и кто имеет деньги…

Среди слушающих его пробежал одобрительный шепоток: Давид славился умением «выдать фразу», и фраза действительно была хороша. Оживление, впрочем, тут же спало — все знали, что сейчас дела обстоят невесело, о чем Рокфеллер и напомнил:

— К сожалению, господа, дальше пошли сбои…

Рокфеллер сурово посмотрел на братьев Даллесов, как будто главными виновниками были они. Посмотрели на них и другие, и Рокфеллер нахмурился ещё больше.

— Да, начались сбои… Русские и немцы смогли договориться… Но в 1939 году они обрели общую границу, и можно было надеяться, что кто-то из них эту границу перейдет… Гитлер должен был напасть, русские должны были принять на себя основную тяжесть сражений… Результатом бы стало их взаимное истощение…

По аудитории вновь прошелестело мгновенное одобрение.

— Сопротивление Англии в совокупности с сопротивлением русских должно было дать нам время подготовиться… Прошлый год должен был стать годом войны Гитлера и Сталина… Он прошёл, а вместо немцев в Москве мы имеем немцев на Суэце, господа…

Давид обвёл всех тяжелым взглядом.

— Где выход, господа?

Ответом было тяжелое молчание.

Тишину прорезал голос Сакса:

— Господа! Нам надо ускорить работу по Эй-бомбе…

Надежда на абсолютное оружие всё более становилась главной надеждой Золотой Элиты.

Время поджимало.

А тут ещё напирала Япония.

В 1921 ГОДУ адмирал Кодзиро Сато выпустил книгу «Если Япония и Америка будут воевать». И там он писал:

Сато был не так уж и прав — как и Германия в Европе, Япония в Азии самым убедительным — экономическим — образом показывала и доказывала свою способность к быстрому развитию и расширению своего влияния. У Японии не было колоний, ей приходилось выдерживать недобросовестную конкуренцию со стороны англосаксов, но Япония развивалась, остро нуждаясь только в одном — в сырье. А хозяевами сырья в Азии были не азиатские народы, а белые пришельцы…

Теперь же японцы овладели оловянными рудниками Малайи, малайским каучуком, лаокайскими фосфатами Индокитая, филиппинской медью Лепанто… Контроль над судоходством в Сингапуре перешел к «Мицубиси», как перешли к ней и сингапурские верфи. Верфи в Гонконге стали собственностью «Мицуи»… Место монополий США занимали в Азии японские концерны — «дзайбацу», но в Восточной и Юго-Восточной Азии возникали все же новые отношения. В Токио было создано министерство «по делам великой Восточной Азии», целью деятельности которого провозглашался «единый равноправный союз азиатских народов под руководством Японии». В Таиланде, на Филиппинах, в Бирме японцы охотно опирались на местных националистов, потому что они были настроены поголовно против англичан и янки. Зато они вполне приветствовали японский лозунг «Азия для азиатов».

Отдельной статьей был Китай… Наиболее серьёзную силу являл там собой Чан Кайши. Хитрый Чан не был убеждённым врагом Японии — он много и часто с ней заигрывал. Однако в итоге склонялся к англосаксам, хотя немалую помощь он получал одно время и от России. Только с 1937-го по начало 1941 года СССР поставил Чану 904 самолёта, 82 танка, 602 автотягача, 1516 автомобилей, 1140 орудий, 9720 пулемётов, 50 тыс. винтовок, 180 млн. патронов, 2 млн. снарядов, военное имущество, материалы, горючее. В Китае находилось 3665 наших советников, инструкторов, летчиков, техников, шоферов. Бывший молодой командарм из Западного военного округа Василий Чуйков занимал при Чан Кайши пост главного советского военного советника.

В начале 42-го года Чуйков был отозван, а наши поставки чунцинскому правительству Чана прекратились. На фоне общего ухудшения англосаксонских дел Америка этому не обрадовалась, хотя Чан давно выражал готовность к ориентации на США. 19 декабря 1941 года в Чунцине прошла англо-американо-китайская конференция — без особых, впрочем, результатов. Там, с «подачи» американца — генерал-лейтенанта Джорджа Бретта, Чан предложил английскому главнокомандующему на тихоокеанском театре операций сэру Арчибальду Уэивеллу направить в Бирму два китайских корпуса на помощь двум английским дивизиям. Уэйвелл от такого щедрого подарка отказался. И его можно было понять — гоминдановские войска в Бирме справедливо рассматривались им как проводник американского влияния.

Окончательно это влияние оформилось в марте 42-го — когда в Чунцин прибыла миссия генерала Стилуэлла. Почти шестидесятилетний Джозеф Стилуэлл, выпускник Вест-Пойнта и сын бизнесмена, хорошо знал китайский язык и местные условия — он впервые попал в Китай в 1920 году и с тех пор провел там с перерывами более десятка лёт, с 1935 по 1939 год был военным атташе при Чане… Теперь Стилуэлл направлялся в Китай для назначения его (формально — по приказу Чан Кайши) начальником генерального штаба вооружённых сил гоминдана. Одновременно он летел в давно знакомые места как контролер — вороватые гоминдановские чиновники норовили пустить материалы, поступающие в Китай по ленд-лизу из США, «налево». И офицеры Стилуэлла были призваны хоть как-то сдерживать этих неудержимых воришек.

8 марта 1942 года — за два дня до «китайского» назначения Стилуэлла — пала столица Бирмы Рангун, и англичане в беспорядке начали отступать на север. Лишь тогда в Бирму были срочно переброшены 5-я и 6-я китайские армии, но положения это не спасло — в середине мая остатки английских дивизий и китайские части под командованием Стилуэлла отступили через границу на территорию Индии по извилистой Бирманской горной дороге.

Бирма целиком оказалась в руках японских войск.

В Индии же впервые за «английский» период ее истории оказались, кроме английских, и не английские войска. То, что там появились разгромленные китайские военнослужащие, было, конечно, мелочью. Не мелочью было то, что в составе китайских войск, отступивших на индийскую территорию, были янки, и их число в Индии начало увеличиваться, как и вообще вмешательство США в индийские дела. Вскоре в Дели появилась американская техническая миссия Грэди, занявшаяся обследованием потенциала страны.

Ещё в 1940 году Джон Маккормик в книге «Америка и мировое господство» заявил:

Маккормика читали не только в Вашингтоне, и американская «заявка» на пребывание в Индии Лондон не радовала. Да его и вообще в эту весну 42-го радовало мало что…

Впрочем, не радовались общему ходу мировых дел и сами янки… Вдруг начал вилять Чан Кайши. Он осознал, что промахнулся и сделал ставку «не на ту лошадь».. Министр иностранных дел Го Тайци был отправлен в отставку — за «поспешность» в объявлении войны Японии, Германии и Италии, а в Гуйлинь для переговоров с эмиссаром Чана Хуан Сючуем тайно прибыл японский эмиссар Курота.

В Москве в это время трудно рождалось решение о русском походе в Индию.

В ИНДИЮ стремился ещё император Павел. Он прекрасно понял все возможности, которые отложившаяся от бриттов Индия давала бы России в ее противодействии Англии. Как известно, «англичанка» издавна гадила России где только можно и где нельзя. И как раз в павловскую эпоху русские патриоты негодовали по поводу Англии особенно бурно и весьма открыто… 5 декабря 1800 года наш геройский моряк и путешественник Иван Крузенштерн, знавший «англичанку» не по рассказам, а по стажировке в английском флоте, советовал в письме адмиралу де Рибасу:

Прекрасный совет!

Сам Павел 14 января 1801 года написал первому консулу Республики Бонапарту:

Позднее враги русского дела представят русского императора полоумным. Однако Павел мыслил очень здраво и в том же январе 1801 года предписал атаману Войска Донского генералу Орлову первому двинуть казачьи полки на Оренбург, а там — на юго-восток, к предгорьям английской Индии, «дабы поразить неприятеля в его сердце». Тогда в поход вышло двадцать две тысячи пятьсот семь человек при двенадцати пушках и двенадцати единорогах. Но в ночь с 11 на 12 марта агенты влияния Лондона — граф Пален, генерал Беннигсен, Никита Панин и ничтожные братья Зубовы — ударом золотой табакерки в висок императора сразу же поставили кровавую и предательскую точку в возможной славной индийской эпопее русских войск…

А первым же указом нового императора Александра I стал указ о возврате Орлова из индийской экспедиции.

Прошло сто сорок лет.

— Ну, что, Семён Константинович, пойдём по пути генерала Орлова и императора Павла? — спрашивал Сталин у наркома обороны Тимошенко.

Тимошенко поглаживал гладко бритую голову и, казалось, раздумывал. Судьба его — крестьянина и сына крестьянина — была далека от судеб царей и царских генералов. Кое-кто из его подчинённых, маршал Шапошников или генерал-майор Говоров, например, до 1917 года носили золотые царские погоны, но сам Тимошенко был в те поры всего лишь унтером. Но, так или иначе, с реальной войной были знакомы к лету 1942 года все советские генералы… Большинство знало Первую мировую и Гражданскую, меньшинство — только Гражданскую, а кто-то — лишь «испанскую», «монгольскую», «финскую»… Теперь приходил час решаться на войну «индийскую» — против англичан и за индийскую свободу.

Тимошенко молчал, однако на вопрос Сталина не отвечал не потому, что колебался. И Сталин, и нарком знали, что всё уже взвешено и обсуждено и в Москве, и в Берлине… Гитлера готовность Москвы к решительным действиям обрадовала: русский удар по Англии через Индию мог стать если не последним событием его войны с бриттами, то — предпоследним. Вермахт и морские силы рейха на Ближнем Востоке были готовы поддержать русских со стороны Персидского залива.

К середине мая 1942 года все было решено. Оставалось лишь назначить командующего Индийской армейской группой. И вот Сталин смотрел, ожидая ответа. И Тимошенко, густо и непривычно широко улыбнувшись, ответил:

— Пойдём, товарищ Сталин!

— А кто поведёт?

— Предлагаю — генерала Рокоссовского…

— Сколько лет?

— Сорок шесть… Бывший конник… Умница, воевал в империалистическую и Гражданскую, краснознамёнец, был командиром 19-го мехкорпуса, а сейчас — командарм-шестнадцать…

— Да, я его немного знаю… Парень хороший, путь у него прямой… Вот только оклеветали его одно время…

— Не его одного, товарищ Сталин.

— Ну, что ж, хорошо… Как зовут его?

— Константин Константинович.

— Твой тёзка по отчеству? Ну, что ж, готовь приказы, Семён Константинович!.. И — на Рокоссовского, и…

Сталин посмотрел на Тимошенко и весело закончил:

— И — на поход!

Идти в Индию, имея в тылу ненадёжный рейх, было бы для Советского Союза авантюрой. Но идти в Индию теперь было разумно и целесообразно. Индия давно стала жемчужиной в колониальной короне Британии, но индийцам радости от этого было мало. В 1858 году бритты жестоко подавили восстание сипаев — местных воинов-сикхов, составлявших основу английских сил в Индии. И после этого вся экономика страны окончательно была привязана к нуждам метрополии, а доходы от индийского экспорта восполняли дефицит в торговле Англии с Европой и Соединёнными Штатами. В 1875 году официальный годовой доход на душу населения составил 2 фунта стерлингов, ежегодное же число умерших от голода до начала XX века всегда превышало полмиллиона, порой увеличиваясь вдвое.

В 1885 году был образован Индийский национальный конгресс — ведущая националистическая партия страны. ИНК был чисто буржуазной партией, потому что никакой серьёзной политической силы, кроме индийских имущих слоёв, претендующих на свой жирный кусок социального «пирога», в Индии тогда не было. Эта новая прослойка не желала возврата к временам «доевропейским» в части быта, организации жизни и связей с внешним миром. Но индийская буржуазия не желала и английского диктата, английских претензий на богатства Индии. Влияние Конгресса росло во всех слоях, и в двадцатые-тридцатые годы XX века с ним оказались связаны судьбы трёх очень разных людей — Мохандаса Ганди, Джавахарлала Неру и Субхаса Чандра Боса…

Махатма (буквально — «великая душа») Ганди стал вождём партии в начале двадцатых — когда ему было немного за пятьдесят. Родом из состоятельной семьи, учившийся в Англии, этот худощавый адвокат в начале своей карьеры служил юрисконсультом в крупной индийской торговой фирме в Южной Африке. Во время англо-бурской войны Ганди поддержал англичан, был ими награжден, а в 1914 году вернулся на родину — агитировать за участие индийцев в Мировой войне.

Ганди помогал англичанам набирать рекрутов, призывал жертвовать деньги на нужды Британии и т. п. Но стал он известен и как идеолог программы сатъяграхи (буквально «упорство в истине»), то есть — ненасильственного, пассивного сопротивления и мирного убеждения английских властей. Англичан это если и не совсем устраивало, то пугало намного меньше, чем идеи сопротивления активного, революционного… Собственно, в постепенно закипающей Индии Ганди играл роль выпускного клапана для сброса избытка социального недовольства. И этим был для британской короны даже удобен и полезен.

Пандит (так в Индии называют людей учёных) Неру родился в 1889 году и был младше Ганди на двадцать лет, но роднило их общее происхождение из имущих слоев. У маленького Неру были собственный бассейн, теннисный корт, а учился он в Тринити-колледже в Кэмбридже. Неру получил — как и его отец Мотилал, как Ганди — юридическое образование и стал, как и они, адвокатом. Увлекался он, впрочем, и марксизмом, в 1927 году побывал в Москве… Однако к Сталину Неру относился долгое время прохладно, как и к идеям индийской революции, чем очень привлекал Ганди в отличие от другого лидера левого крыла Национального конгресса — Чандры Субхаса Боса…

Ганди писал, что между ним и Неру «существуют сердечные узы, которые не в силах разорвать никакие идейные разногласия»… А вот с Босом у него «родства душ» не наблюдалось, что сам же Ганди и признавал. Ведь у Боса бассейнов в детстве не было, как не было и отца-министра, чем мог похвалиться махатма… Зато бабу (вождь, отец, учитель) Субхас Бос много лет просидел в английских тюрьмах на собственной родине и стал, фактически, национальным героем. Он был близок к кругам Коминтерна, симпатизировал Советской России, в 1935 году написал книгу «Борьба Индии», а в 1938 году — в сорок один год — его избрали президентом Национального конгресса, и это усилило позиции «левых»…

Нравилось это не всем, тем более что Бос не проявлял энтузиазма по поводу потока еврейских беженцев в Индию из Европы, зато в декабре 1938 года встретился в Бомбее с германским консулом.

Вскоре началась новая Мировая война… Ганди и Неру поддержали англичан, а Бос заявил, что любой враг Великобритании — естественный союзник индийского освободительного движения и друг Индии. Уже поэтому Бос должен был рано или поздно вновь попасть за английскую решетку, ибо врагом Англии была Германия…

Бабу Бос был человеком идеи и прирожденным борцом, но искусством маневра — в отличие от юристов британской выучки Ганди и Неру — не владел. Ганди быстро спровоцировал в партии кризис, и Бос ушёл из Конгресса. Он основал левую националистическую партию «Форвард блок», а вскоре его арестовали.

Бежал Бос из тюрьмы в 41-м году… Вначале попытался попасть через Афганистан в СССР, но в итоге очутился в Берлине. Теперь же он, после беседы с Гитлером, прибыл в Москву, и с помощью Боса в приграничных с Афганистаном районах Индии были созданы опорные пункты для скорого выступления против англичан. Проводники Боса только ждали сигнала, чтобы выйти навстречу советским войскам.

К началу мая 42-го года армейская группа Рокоссовского выдвинулась на исходные позиции для марша через Иран и Афганистан к Инду. В конце мая бабу Субхас Бос прибыл в Сингапур и на Съезде индийской независимости обнародовал декрет о создании Временного правительства Свободной Индии… Затем он появился в Бенгалии, в Калькутте, и там прошли массовые демонстрации. Расстрелять их вице-король Индии лорд Маунтбеттен не решился, а Бос вернулся в Сингапур и обратился к СССР с просьбой о помощи, а к Японии — с предложением начать мирные переговоры.

31 мая войска Рокоссовского начали марш на Дели… Немцы обеспечивали нам западный фланг и совместно с Москвой добились от Кабула согласия на проход русских через Афганистан. В западной мусульманской Индии их уже ждали — весь мусульманский Восток прочно связывал свое будущее с Берлином и Москвой.

Но ждали Рокоссовского и в Центральной Индии, и на юге — в Бенгалии. Сипаи, в 1919 году отказавшиеся выступить против Советской России, оставались в своих гарнизонах, а часть их двинулась навстречу русским — не для боя с ними, а на соединение.

Чан Кайши срочно отозвал из Индии свои войска, и даже Ганди заявил, что Япония враждует не с Индией, а с Британской империей, и что Англия должна уйти из Индии, а первым шагом свободной Индии будут, возможно, переговоры с Японией, так как Индия не питает вражды к Японии или к любой другой стране…

ТАСС в Москве выступило с заявлением:

Лондон не рискнул разрывать с Россией дипломатические отношения, но в состояние шока впал — из империи в собственное свободное будущее уходила Индия. Танки Рокоссовского приближались к Дели, засыпанные гирляндами роз, и вскоре английский Дели пал…

Рокоссовский, щеголяя новенькими маршальскими петлицами, приехал в Калькутту, где выступил на грандиозном митинге вместе с Чандра Босом. До 1911 года Калькутта была столицей Индии, и теперь она возвращала себе прежний статус. Дели был символом англизации и колонизации, и это склонило выбор свободной страны вновь в пользу великого города бенгальцев.

Ганди чувствовал себя кисло — его идеи непротивления новая Индия отшвырнула вместе со всей другой колониальной мишурой.

Бос был провозглашён президентом, а Джавахарлал Неру стал премьером.

УШЛА весна, наступило лето, и туманы начинали понемногу рассеиваться. Из Лондона уезжал в Москву многолетний наш посол Иван Майский. Последняя шифровка, адресованная ему, предписывала особых прощаний не разводить и ограничиться исключительно предписанным протоколом минимумом.

Майского сменял генерал Игнатьев. Когда Москва запросила у Форин Офис агреман на его назначение, Иден сделал мину, исказившую лощеное лицо до неузнаваемости — Игнатьева знали в Лондоне без прилагаемой к агреману биографической справки, но поводов отказать у Лондона не было. И бывший граф, а ныне — генерал-лейтенант РККА, вновь после долгого перерыва прошёл по знакомым коридорам Форин Офис и переходам Букингемского дворца. Но теперь его тут встречали почти как зачумлённого — отзыв Майского выглядел в свете уже происшедшего и ещё лишь могущего произойти без преувеличений зловеще. Игнатьева приняли со злобой и страхом.

А вскоре англосаксы лишились своего серьезнейшего агента влияния в Берлине. Первый акт двухактной трагикомедии начался так… Новобранец Интеллидженс сервис Ким Филби был своим в Испании давно — с тех пор, как получил из рук Франко «Красный крест за заслуги». Тогда Филби ещё не был агентом МИ-6, а был лишь военным корреспондентом «Таймс». Но уже тогда он был струдником внешней разведки НКВД. Теперь Филби активно включился в работу Интеллидженс сервис на испанском направлении и его группа получила информацию о том, что шеф абвера Канарис вскоре прибудет в Испанию…

В попавших к Филби документах указывалась вся программа визита с датами, именами участников встреч и местами, где адмирал должен был останавливаться. Одной из гостиниц был «Парадор» в небольшом сельском местечке Мансанарес между Мадридом и Севильей. Филби хорошо знал эту гостиницу, и план операции выстраивался сам собой. Адмирала можно было просто и быстро убрать, и в штаб-квартире МИ-6 от идеи Филби были в восторге, особенно — его непосредственный начальник Феликс Кауджилл. В самых радужных чувствах Кауджилл отправился за окончательным «добро» к шефу Интеллидженс сервис полковнику Стюарту Мензису.

Пятидесятидвухлетний Мензис, сменивший в 1939 году в МИ-6 адмирала Хью Синклера, был не просто доверенным лицом Черчилля — многие сослуживцы считали Мензиса незаконным сыном самого короля Эдуарда VII. Во всяком случае, человеком Мензис был истинно светским: лейб-гвардеец, клубный завсегдатай, любитель скачек и спиртного… «Не рассчитывайте, что я буду читать всё, что вы мне положите на стол», — честно предупреждал он подчинеённых.

Но тут полковник внимательнейшим образом выслушал Кауджилла и пришёл в ужас:

— Я категорически запрещаю вам и пальцем коснуться адмирала! Забудьте о нём и оставьте его в покое!

— Но, сэр! Мы имеем блестящий и реальный шанс ликвидировать такого высокопоставленного наци!

— Я сказал, Кауджилл! Забудьте! И более об этом не думайте!

От покушения пришлось отказаться, но испанский отдел МИ-6, вопреки приказу шефа, ломал голову — в чём же тут дело? Злейший враг, и — запрет на его ликвидацию! Полковник Мензис знает Канариса лишь по агентурным фото, и вот — на тебе! А ведь идёт война. Озадаченный Филби сообщил о странном казусе в МИ-6 в Москву, и там решили присмотреться к Канарису получше, вскрывая все его связи и приключения, начиная с юношеских…

Кончилось тем, что нарком НКВД Меркулов доложил Сталину:

— Товарищ Сталин! Недавно Стэнли…

— Это из Лондона? — перебил его Сталин, к донесениям разведки относившийся внимательно и неплохо помнивший оперативные псевдонимы особо важных агентов.

— Да, оттуда! Прямо из Интеллидженс сервис он сообщает…

И Меркулов рассказал всю историю, закончив выводом:

— Канарис — наверняка агент англичан! До шифровки Стэнли нам это и в голову не приходило, а вот посоображали, и всё указывает на то…

— Понятно… Что предлагаете?

— Вопрос сложный, товарищ Сталин… Но мне кажется, что все эти материалы надо передать немцам.

— Кому? Если у них главный разведчик — английский шпион, то мы в два счета можем «засветить» и Стэнли.

— Думаю, надо передать эти данные самому…

— Гитлеру?

— Да…

— Хорошо. Я подумаю.

Через два дня в Берлин вылетел Вышинский — с личным поручением Сталина и с пакетом от него к фюреру. Прошли три недели… И в Берлине прошли пышные государственные похороны Канариса, «погибшего от рук английских террористов», — как было сказано в официальном коммюнике.

Адмирала хоронили по первому разряду. Его верного помощника, генерала Ганса Остера, погибшего от тех же пуль, проводили в последний путь скромнее. А вскоре Вышинский вновь улетел в Берлин и через три дня улетел обратно в Москву не один. За день до возвращения Вышинского в Москву из ганноверской тюрьмы был освобождён Эрнст Тельман. Гитлер позволил ему вылететь в СССР без права возврата в рейх. Сталин же гарантировал, что без согласия фюрера Тельман в Германию не вернётся.

ТУМАНЫ рассеивались, но в резиденции премьера на Даунинг-стрит главный кабинет занимал по-прежнему Черчилль. А в Скапа-Флоу на Оркнейских островах всё ещё базировался мощный «Хоумфлит» — главная ударная сила Британской империи и главная его надежда.

Проблема удара по Английскому Острову переходила в первостепенные. И решать её уже можно было сообща.