СЕСИЛ КАСТЕЛЛУЧИ Слабак

Больше всего Майлз не любил кусать. Кроме всего прочего, кожа иногда приставала к зубам, и, если провести по ним языком, клочья на ощупь напоминали мелкие крошки. Правда, кое-кто из его сородичей уверял, что в коже самая изюминка. Но Майлз не понимал этого «изыска».

Майлз питался только бездомными, выброшенными на обочину жизни. Потому и любил этот парк, где при входе журчал питьевой фонтанчик. Он пошел к нему, чтобы сполоснуть рот от кожи, жилок и сгустков крови. Там он и увидел ее впервые. Она сидела на скамейке под фонарем: в плаще-дождевике и с шарфом на голове, совсем как носили во времена его молодости. Сквозь очки с узкими стеклами в черепаховой оправе она глядела вверх — на звезды, на луну, а может, и на свисавшие с проводов связанные шнурками ботинки.

Поглядывая на незнакомку, Майлз набирал воду в рот, полоскал его и сплевывал. Во рту еще осталось немного крови и фрагментов плоти. Вода, уходившая в сток, постепенно меняла цвет с ярко-красного на бледно-розовый. Он продолжал процедуру, пока влага не стала прозрачной. Когда разогнулся, девушка смотрела уже не в небо, а прямо на него. Помахала ему. От неожиданности Майлз махнул в ответ и ушел из парка в свою квартирку — через три района. Девушка настолько вывела его из равновесия, что, даже после того как она скрылась из виду, Майлз не сумел превратиться, и ему пришлось тащиться в логово пешком, вместо того чтобы перелететь. Он взял за правило никогда не кормиться рядом с домом, так что идти пришлось долго. Когда Майлз добрался до места назначения, небо уже светлело, приближался восход. Он даже забеспокоился, сумеет ли найти убежище на день. К тому времени, как он достаточно расслабился для сна, давно рассвело.

Майлз весь день лежал в постели, думая о девушке. Гадал, почему она так поздно сидела одна в парке, где, как известно, полным-полно темных личностей и убийц. Именно репутация парка превращала его в удобную кормушку для местных вампиров. Лучше не светиться в тех местах слишком скоро после убийства. Пищи хватило бы на несколько дней, но девушка не шла у него из головы.

Когда зашло солнце, Майлз подумал, не вернуться Ли. При обычных обстоятельствах не стал бы. Но в этой девушке было что-то притягательное. С тех пор как его превратили, он не чувствовал особой потребности отклоняться от привычной рутины.

Как только стемнело, Майлз превратился, полетел в парк, повис вверх ногами на фонаре рядом со скамьей, где вчера сидела девушка, и стал ждать.

Она появилась в три часа ночи. Майлз уловил ее приближение сонаром. Он чувствовал биение ее сердца, грациозную походку и крупный предмет, который она несла в руках. Он не сомневался, что перед ним человек. Ничто в ее запахе не говорило об обратном. Она подошла к скамье и забралась на нее с ногами. Потом огляделась по сторонам. Убедившись, что вокруг ни души, она влезла на спинку скамьи и для устойчивости ухватилась за фонарный столб. Потянулась, чтобы поднять оставленный на сиденье предмет, и стала прикреплять его к изгибу столба. Она действовала очень сосредоточенно, и по тому, как участился, а потом успокоился ее пульс, и по исходившему от нее запаху Майлз определил, что девушка приятно возбуждена, — пахло трудной работой, а не страхом. Девушка находилась совсем близко, но так увлеклась, что не заметила его, висевшего на том же столбе, словно летучая мышь. Поэтому он мог тешить себя мыслью, что равновесие она потеряла не из-за него.

Майлз среагировал раньше, чем соскользнула ее нога, и, вернув себе человеческий облик, подхватил девушку, смягчив падение.

Оба ловко приземлились на ноги. Его руки крепко обхватывали ее талию. Губы были у самой шеи, и он ощущал ее быстрый пульс. Она была так близко и так соблазнительна! Майлз отстранился, еле сдерживая свое природное желание, которому противился разум.

— Ты голый! — сказала она.

Не «Откуда ты взялся?» и не леденящий кровь вопль при виде клыков у своего горла. И даже не «спасибо». Просто: «Ты голый».

Вот в чем сложность с превращением: когда из нетопыря превращаешься в человека, одежды на тебе нет.

Майлз смутился и удивился своему смущению. Втянул клыки.

— Извини, — выдавил он.

Девушка при ближайшем рассмотрении оказалась девочкой не старше шестнадцати. Прищурившись, она взглянула на него и вскинула ладони к лицу:

— Дерьмо! Очки…

Оба огляделись, и Майлз заметил их под скамейкой.

— Вон они, — указал он.

Ему не хотелось делать резких движений, от которых ее странное спокойствие могло бы смениться паникой.

Она присела, достала очки и подняла перед собой. Стекла разбились, и даже оправа треснула пополам. Этого уже не починить.

— Мама меня убьет, — сказала она. — Это бабушкины очки. Старинные.

— Извини, — повторил он.

Она взяла полотняный мешок, который принесла с собой, пальцем продырявила дно и разорвала его снизу по шву. Протянула Майлзу:

— Вот. Тебе надо прикрыться.

Он через ноги натянул на себя мешок. Получилось что-то вроде короткой обтягивающей мини-юбки с надписью «ГОТОВЫЕ ПРОДУКТЫ». Он почувствовал, что смешон. И рассмеялся.

— Что смешного? — спросила она.

— Я не часто чувствую себя смешным, — объяснил Майлз. — Обычно я страшен.

— С виду не слишком, — сказала она.

Он обдумал ее слова. Пожалуй, верно, если не знать, кто он такой. Внешне — обычный паренек лет восемнадцати. Высокий, тощий, похож на слабака из старого комикса, который он так любил в детстве.

— Как тебя зовут? — спросила девочка.

— Майлз.

— Майлз, — повторила она. — А я Пенни.

— Пенни, — задумчиво произнес он. — У меня когда-то была подружка по имени Пенни. Очень давно. Она носила очки, очень похожие на твои.

Майлз не вспоминал о ней с 1956 года. В ту ночь, когда его превратили, он как раз собирался на свидание с Пенни. Она так и не дождалась его.

— Ты хорошо лазишь? — спросила Пенни.

— Что?

— Хорошо лазишь?

— Да, — ответил он. — Лучше всех.

— Не мог бы ты получше закрепить мою свинью?

Он уставился на девочку, не поняв ни слова. Она показала вверх, на фонарь, и Майлз поднял глаза. На фонаре, старательно привязанная к изгибу столба, висела керамическая свинья с крыльями.

Майлз взлетел по столбу, проверил и закрепил узел.

— Все в порядке, — заверил он.

— Ты не подвинешь ее немножко вправо? Я хочу, чтобы она качалась, — попросила Пенни.

Он подвинул и спустился на землю.

— Я видела тебя вчера ночью, — сказала Пенни. — Ты в парке на заправку подрабатываешь?

— Что? — не понял Майлз.

— Ну, ты наркоман? Сегодня в газетах писали, что в парке нашли старика. Считают, его убил наркоман, которому не хватало на дозу.

— Нет, я не наркоман, — ответил Майлз. Но, стоя в круге света от фонаря, под качающейся керамической свиньей, прикрытый лишь матерчатым мешком, он почувствовал, что хочет сказать Пенни правду. Еще никогда ему так не хотелось раскрыться. И он сказал: — Я вампир.

Пенни рассмеялась.

— Я тоже когда-то была вампиром, — сказала она. — В седьмом классе. — Она опять рассмеялась. — Мама ужасно злилась, потому что я ела только мясо по-татарски или с кровью.

— А теперь ты кто? — спросил Майлз.

— Уличная художница, — сказала она. — Это даже круче.

Дальше они оба не знали, о чем говорить.

— Ну, — начала Пенни, — я пригласила бы тебя в закусочную «Двадцать четыре часа», но без башмаков и рубашки тебя не обслужат.

— Верно, — согласился Майлз. — Да и все равно мне надо идти.

— Зайдем в другой раз? — спросила Пенни.

— Конечно, — ответил Майлз.

— Как насчет четверга? — поинтересовалась Пенни.

— Нормально, — обрадовался Майлз. — Буду ждать тебя там. Когда?

— В полночь?

— Хорошо, — сказал Майлз и пошел прочь от нее. Превратится, когда отойдет подальше. Может, за углом.

Он был взволнован предстоящим свиданием — с момента последнего прошло без малого пятьдесят лет.

Потом Майлз вспомнил, что в его время парни всегда провожали девушек до дому. Он остановился, развернулся и окликнул Пенни, которая уже удалилась на полквартала.

— Пенни! — позвал он. Подпрыгнул в воздух и опустился рядом с ней. — Тебе не стоит возвращаться одной так поздно. Кругом опасный народ.

Он не сказал, что сам принадлежит к опасному народу, которого следует опасаться, но она, должно быть, что-то заподозрила из-за его прыжка. Прежде они болтали без умолку, а теперь шли молча.

Пенни показывала дорогу и иногда поглядывала на него, а Майлз смотрел прямо перед собой и старался не вспоминать, что на нем полотняный мешок. Когда подошли к ее дому, она заговорила:

— Я не собираюсь приглашать тебя на участок. Тебе придется остаться на улице.

— Справедливо, — сказал он.

— И я больше не хочу тебя видеть, — добавила она.

— Нормально.

— Если увижу, воткну кол тебе в сердце, — сказала она.

— На самом деле это не работает, — заметил Майлз, — но я тебя понял.

— Если ты еще хоть раз окажешься рядом, я всем скажу, кто ты.

Он почуял ее страх, когда она повернулась и побежала по дорожке к дому. Слышал, как она возится с ключами у входной двери. Майлз постоял еще минуту, убедился, что она благополучно вошла, и, освободившись от тела, полетел домой.

На следующую ночь Майлз отправился поесть в район к югу от своего логова. Там, в переулке на окраине, ютилось много бездомных. Они были невкусные, но сытные. Добравшись до места, он сбросил скорость, чтобы не привлекать внимания. Прогулялся по Мейн-стрит до Мэпл, затем по Индепенденс и через торговые кварталы Меткалф — по привычке проверял наличие других вампиров. С большинством из них он плохо ладил и старался избегать встреч. В ту ночь, когда он проходил но Гудвиллю, что-то привлекло его внимание. В витрине среди ожерелий, булавок и шарфов лежала пара очков с узкими стеклами «кошачий глаз», какие носили обе Пенни. Он остановился и задумался об этой новой Пенни. Был четверг, и Майлз гадал, пойдет ли она в ту закусочную, после того как прогнала его. И часто ли она там бывает. Потом он нырнул в переулок и покормился.

Майлз заметил, что, думая о Пенни, он вспоминает прошлую жизнь, до превращения. Жизнь, в которой он ходил на танцульки, а по субботам учился водить отцовскую машину. Был капитаном команды в дискуссионном клубе и три раза в неделю крутил проектор в кинотеатре. Ходил на долгие прогулки с другой Пенни, как и он, любившей рок-н-ролл. Он заскучал по парню, которым был когда-то, затосковал по обычной человеческой жизни.

Сейчас ему семьдесят восемь лет и он вампир. Эта новая Пенни впервые после превращения заставила его почувствовать себя человеком.

Через три недели он снова кормился в парке. Закончив, пошел к фонтанчику и прополоскал зубы. И заметил керамическую свинью. Она качалась.

Прежде чем отправиться домой, Майлз решил зайти в круглосуточную закусочную и посмотреть, нет ли там Пенни. Просто посмотреть.

Она была там.

Он остановился в тени на другой стороне улицы. Он видел ее сквозь окно. Она читала, с довольным видом переворачивала страницы и иногда подносила к губам кофейную чашку. Он наблюдал за ней полчаса, и ему было спокойно.

Майлз произнес ее имя: «Пенни». Он знал, что она его не слышит, но в этот самый миг она случайно посмотрела в окно, в его сторону. Он отступил глубже в тень: он всегда одевался в темное, чтобы сливаться с темнотой, и понимал, что остался незамеченным. Успокоившись, он заметил, что очки на ней круглые — уродливые, ей не к лицу…

Майлз перелился в форму нетопыря и улетел. Он собирался домой. Ему надо было домой. Но вместо этого он оказался голым перед витриной магазина в Гудвилле. Стоял и смотрел на очки «кошачий глаз». Ударами кулака разбил витрину, потом, превратившись в нетопыря, схватил зубами пару очков и улетел. Вернувшись в свое логово, он уронил очки на ночной столик, принял человеческий вид и лег на кровать. Он не сводил взгляда с очков. И точно знал, что сделает, — пойдет в ту закусочную и отдаст их Пенни.

Майлз пять ночей дежурил в тени у закусочной, пока она не появилась. На ней была облегающая радужная юбка и викторианская белая блуза. Она несла большой мешок с книгами. Все в тех же круглых, уродливых очках. Она все время поправляла их на переносице.

— Пенни! — Майлз вышел из тени, когда она открывала дверь закусочной.

Она прислушалась. Он повторил ее имя. Тогда она обернулась.

Они стояли, глядя друг на друга. Будь он живым, у него бы безумно колотилось сердце. Он не знал, что сказать, забыл все слова. Первой заговорила Пенни.

— Извини, что так повела себя, — сказала она. — Я испугалась.

Майлз не ожидал такого поворота. Отпора — да. Или вопля. Чего-то драматичного. А она открыла дверь и кивнула, приглашая его войти.

Майлз вошел в закусочную и отметил, что за шестьдесят лет она почти не изменилась. Они пробрались в угловую кабинку, и официантка, неумолимая, как само время, подала им меню. На груди у нее красовалась табличка с именем Стелла. Он вспомнил ее, увидев, как она стоит, — когда-то они вместе пели в хоре. Он поискал в меню что-нибудь подходящее для себя.

— Что ты возьмешь? — спросила Пенни.

— Не знаю, — сказал Майлз. — Вообще-то, я этого не ем.

— У тебя деньги есть?

— Да, — сказал Майлз.

— Хорошо. Тогда я возьму чизбургер-делюкс, — решила Пенни. — А ты можешь притвориться, что ешь картошку из моего гарнира.

Она жестом подозвала Стеллу. Официантка принесла им два стакана воды и приняла заказ. Майлз заказал черный кофе. Он прикинул, что сможет сделать вид, будто отпил, если использует салфетку и немножко расплещет, — с годами он навострился притворяться человеком.

— Ну, — спросила Пенни, — так зачем ты меня искал?

— Хотел кое-что тебе отдать, — сказал Майлз, достав из кармана очки и положив их на стол. Он пальцем подвинул их к Пенни.

— Ух ты! — восхитилась она. — Красивые.

Она надела очки, и Майкл подумал, что они ей очень идут. Она была хорошенькой. Пенни сняла очки.

— Ничего не вижу. Надо будет вставить мои стекла, — сказала она. — Спасибо тебе.

Она потянулась через стол и накрыла ладонью его руку. И отняла.

— Ой, какой ты холодный, — удивилась она.

— Я мертвый, — сказал Майлз.

— Я так и поняла.

Она серьезно смотрела на него. Майлз вылил немного кофе на блюдце.

— Вообще-то, я надеялась, что ты объявишься, — призналась Пенни. — Боялась, что тебя отшила.

— Я рискнул, — объяснил Майлз. — Но ты ведь сказала, что знать меня не хочешь.

— Да, помню, — сказала она. — Но я надеялась, ты поймешь, что я так не думала.

— Я не был в этом уверен, — признался Майлз.

— Я рада, что ты пришел, потому что хотела тебя о чем-то попросить.

— Ты хотела меня попросить?

Майлз думал, что все наоборот. Это он хотел ее спросить, как вышло, что рядом с ней ему кажется, будто его сердце снова бьется. И все цвета, которые и так были для него за пределами спектра, стали еще ярче. Как она заставляет его вспоминать в мельчайших подробностях время, когда он жил и дышал.

— Да, — сказала она.

— О чем? — спросил Майлз.

— Я хотела бы написать тебя красками.

— Меня? — повторил Майлз. — Ты хочешь, чтобы я позировал для портрета?

Однажды, когда ему было семь лет, он позировал старшему брату. Тот портрет висел у его бабушки.

— Не совсем позировать, — сказала Пенни. — Я хотела бы походить с тобой ночью и сделать наброски всего, чем занимаются вампиры. А потом на их основе написать серию картин.

— И не проси! — отрезал Майлз.

Подошла Стелла с чизбургером-делюкс. Она поставила тарелку на стол и покосилась на Майлза, будто старалась припомнить, где его видела. Он отвернулся.

— Вам что-нибудь еще, ребята? — спросила официантка.

Майлз с Пенни покачали головой, и Стелла, отходя, бросила на него еще один пристальный взгляд.

— А почему нет? — уговаривала Пенни. — Ты же меня не съешь, правда?

— Нет, — сказал Майлз. — Не съем.

Он не станет пить ее кровь. Ни за что! Для него она была чем-то более дорогим, нежели пища. Она была жизнью. С ней он снова что-то чувствовал. Он ни за что не согласился бы подвергнуть ее опасности.

— Послушай меня, — упрашивала Пенни. — Я напишу триптих — три картины с разными стадиями охоты.

— Нет, — сказал он. — Нет, и все тут!

— А в чем дело? — спросила она.

— Это опасно.

— Чем?

— Этого я тебе сказать не могу.

На самом деле он не хотел, чтобы она видела его таким… Отросшие клыки. Дикий взгляд. Бег, охота. Как он пьет, скрючившись над телом жертвы. В экстазе. Он даже другим вампирам не хотел показываться в таком виде, потому и жил, и охотился в одиночку. Все это вызывало у него отвращение. Сила и жажда крови настолько им овладевали, что он ненавидел себя за эти восторги.

— Ты жадина, — упрекнула она, запихивая чизбургер в рот.

Она заказала непрожаренный, и из булочки по ее пальцам стекала кровь. У Майлза перехватило дыхание. Ему захотелось взять ее руку и слизнуть сок с пальцев. Если он хочет остаться ее другом, надо немедленно бежать. Или он набросится на нее.

Он выскочил из кабинки.

— Куда ты? — позвала она. — Мы же еще не закончили.

Он удивился, увидев, что она улыбается. Отказ ее не рассердил. Она была открытой и свежей. И пахла так, словно была готова на все. Она отложила чизбургер, заметила сок на пальцах и сама слизнула его.

Майлз чуть не взвыл. Он чувствовал, как отрастают зубы, и выбежал из закусочной. Он бежал в парк, хотя и кормился там совсем недавно. И учуял поблизости еще троих вампиров. Слишком много смертей в одном месте — для всех плохо, но он был не в силах справиться с собой. Его ослепляло желание поесть.

Майлз шел все глубже в парк, пока не оказался под мостиком, над лежавшим там человеком. Тот заснул на разостланной картонке, надвинув на лоб капюшон и завернувшись в драный коричневый спальный мешок. Майлз склонился над ним и открыл ему горло. Шея была грязной. От мужчины пахло мочой, перегаром и калом. Ему не такой крови хотелось! Хотелось сливочного горла пахнущей свежестью девочки. Здоровой крови, а не зараженного пойла из бездомного. Майлз взвыл от досады. Он врезал кулаком по кирпичной опоре моста, разбросал пожитки бездомного и порвал в клочки все, что попалось ему под руку. Пьяный даже не проснулся.

— Что ты делаешь?

— Тише, ты.

— Из-за тебя мы все попадемся.

Трое вампиров, которых он учуял раньше, окружили его под мостом. Майлз так разбушевался, что готов был убить и их.

— Он в бешенстве.

— Ему нужна еда.

— Кровь, и послаще, чем у этой развалины.

Они ворковали над ним, жалели. Они окружили его и стали уговаривать покормиться бродягой. Они его достали…

Майлз присел, заткнул себе нос и укусил пьяницу. Едва глотнув крови, он расслабился. Напился досыта и оторвался. В изнеможении посидел рядом с жертвой, прислонившись к кирпичной стене.

Ему долго нельзя будет здесь кормиться. И он обязан тем троим вампирам. С тех пор как Пенни пригласила его в закусочную, у него появилось новое место для охоты. В опьянении он подумал, не вернуться ли туда, чтобы сцапать кого-нибудь. Может, даже Стеллу. Любую кровь, лишь бы не такую безвкусную!

Встреча с Пенни оказалась проклятием.

Передохнув, Майлз направился к фонтанчику, чтобы привести зубы в порядок.

— Эй, там! — окликнул его из-за куста один из вампиров. — Мы оставили тебе долю девчонки.

Майлз обернулся. Перед кустом валялся большой мешок с книгами. Рядом с рукой, лениво свисавшей из-за куста, лежал этюдник. А рядом один из вампиров рылся в сумочке, небрежно разбрасывая содержимое: ключи, помаду, кошелек, очки с оправой «кошачий глаз».

Вампир встал, сунул кошелек в карман и, шагнув назад, споткнулся о разбросанные по земле вещи. Очки треснули пополам.

Будь у Майлза сердце, в этот миг оно бы остановилось.

Больше он никогда не заводил друзей.