"Один мертвый керторианец" - читать интересную книгу автора (Дихнов Александр)Глава 6Наутро я встал с мерзкой головной болью. Сильной, тягучей, медленно перекатывающейся подо лбом от одного виска к другому и приводившей меня в бешенство. Причем, с моей точки зрения, у моей головы не было ни малейших оснований для подобного поведения – я встал поздно, около одиннадцати, как следствие – хорошо выспался, солнечная погода и не думала меняться, но вот поди ж ты!.. “Все это, – думал я, с трудом пережевывая завтрак в огромной столовой своего замка, – лишний раз доказывает, мой милый, что голова и впрямь слабейшая и наихудшая часть твоего тела. Отвратительно своевольная, к тому же имеет ярко выраженную тенденцию отказывать именно тогда, когда умишко нужнее всего…” Не в силах сдержать ярость, я под каким-то предлогом придрался и нагрубил прислуживавшему мне слуге, а также потребовал передать свое неудовольствие повару в связи с недопустимой сухостью бекона (что было уже совершеннейшим измышлением). Однако легче от этого, естественно, не стало. Не помогло и обезболивающее, лошадиной дозой которого я завершил завтрак, – человеческие лекарства вообще плохо действовали на керторианцев, плохо и малопредсказуемо. В результате по приходе в кабинет я с полчаса просто шатался от стены к стене, заложив руки за спину, и боролся с искушением отправиться обратно в постель, положив на все свои дела… что-нибудь увесистое. Но могу, к вящей своей чести, сообщить, что поборол-таки отступнические идеи. Даже в столь скверную для себя минуту я понимал, что терять время нельзя. Поэтому, ежесекундно подгоняя себя, я вернулся к своим баранам. То есть подошел к столу, сел в кресло и взял в руки письмо от Бренна. Оно пришло еще вчера, как раз в то время, когда я обедал в “Уединенных грезах”, и было первым, о чем меня уведомил Тэд сразу по возвращении домой. Однако, находясь в тот момент в несколько расстроенных чувствах, я решил отложить его прочтение на свежую голову. С этим вышел небольшой просчет, но что поделаешь… Впрочем, еще только взяв в руки лист и даже не пробежав его глазами, я вдруг почувствовал уверенность, что никакие сногсшибательные откровения меня не ждут. И оказался прав… “Привет, Ранье! Признаться, совсем не хотелось писать тебе вообще. Почему?.. А зачем? К сожалению, это порядком бессмысленно. Все же, опасаясь, что молчание будет истолковано превратно, пишу. Конечно, ты уже наверняка выяснил, что я недавно имел сомнительное удовольствие встречаться с герцогом Регом. Добавлю, неоднократно. Однако, пользуясь предоставленной тобой же самим возможностью, я не стану ни сообщать тебе никаких подробностей этих встреч, ни излагать свои соображения по данному поводу. И не обижайся, ты сам виноват! Когда я хотел с тобой поговорить, ты не пожелал меня слушать. Это так, не спорь, пожалуйста! Теперь, не сомневаюсь, ты изменил свое мнение, но изменилась и ситуация. Понимаешь?.. Хм, боюсь, что не до конца. Ты ведь никогда не любил двусмысленности, не правда ли, Ранье? Между тем все просто – я не собираюсь ничего скрывать. От тебя, не от других. А при любом общении, кроме, так сказать, личного, существует угроза утечки информации. Так что если ты действительно захочешь со мной поговорить, то милости прошу – найти меня нетрудно. К тому же тебе наверняка не помешает немного проветриться, а?.. Бренн”. Прочитав все это, я с трудом удержался от желания порвать бумагу в клочья. В одном Бренн был, безусловно, прав – я терпеть не мог двусмысленностей. Но еще больше мне не нравилось, когда от одной двусмысленности избавляются путем нагромождения других! А именно этим, с моей точки зрения, Бренн и занимался. Взять хотя бы тот бросающийся в глаза факт, что депеша была отправлена с борта корабля. То есть когда Бренн уже покинул Новую Калифорнию, и я ни при каких обстоятельствах не мог встретиться с ним здесь. Зацепившись за эту мысль, я еще раз перечитал послание. Действительно, мой бывший друг как будто бы приглашал меня последовать за ним на Денеб IV. За это говорили и странный выбор времени отправления послания, и утверждаемая им невозможность другого способа связи, и даже то, что он не оставил своего адреса, хотя и должен был это сделать. Нет, его и вправду нетрудно было установить, достаточно навести справки в университете, но в процессе узнавания я бы лишний раз натолкнулся на название этой проклятой планетки, Денеб IV, с которой все началось и которой все должно было закончиться. Нигде не упоминая ее напрямую, Бренн, похоже, пытался косвенно донести до меня мысль о необходимости там побывать. Но из каких побуждений? Не содержался ли, например, в его последней шутке относительно проветривания намек на небезопасность для меня воздуха Новой Калифорнии? А если содержался, то на чем был основан?.. Мне очень хотелось бы доверять Бренну, как я доверял ему раньше, но слишком многое пока было не в его пользу. В частности, пытаясь отыскать в известных мне фактах что-нибудь положительное для Бренна, я неожиданно набрел на прямо противоположное. Очень важное и настолько очевидное, что проглядеть это раньше мог только слепой (или я). Я с самого начала не сомневался, что Вольфара прикончил кто-то из наших. Причем своими руками, а не через каких-то там подставных лиц. Но либо мне надо было начинать в этом сомневаться, либо поле поиска сужалось до предела. Потому как большинство керторианцев никоим образом не могло присутствовать 22 мая на Новой Калифорнии. Все письма, которые они послали мне 24-го, были отправлены из мест их постоянного пребывания, то есть из других планетных систем, и добраться туда на кораблях людей они не могли – до ближайшей к нам было не менее трех дней пути. А перемещаться с планеты на планету своими собственными силами умели немногие. Точнее, я вообще не слышал, чтобы кто-либо из нас был в состоянии открывать личные А факты… С ними по-прежнему было туго. Даже учитывая то, что я вчера узнал из разговора с мисс Ла Рош, мне не удавалось построить мало-мальски стоящую гипотезу. Ну бывал Вольфар на Новой Калифорнии раньше; ну прибыл сюда вместе с Бренном; ну поужинал перед смертью в “Уединенных грезах”, после чего его парализовали, засунули во флаер, перерезали горло и выкинули на берегу озера. Выглядело неплохо, логично, но что с того? Пока я ни на шаг не приблизился к ответу на единственно существенный вопрос: кто именно произвел все эти последние операции над Вольфаром? Да, была, правда, еще некая таинственная научная станция “Бантам”, на которую я получил отсылки из двух не зависящих друг от друга источников и где директорствовал Вольфар Per, славившийся в былые времена своим отвращением к науке в любом ее проявлении. Размышления на эту тему привели к единственному результату – нарастанию головной боли до той стадии, когда кажется, что глаза вот-вот покинут отведенное им природой место и отправятся в свободное плавание. Тем не менее я совершил еще одну мужественную попытку сделать что-нибудь полезное и через Тэда затребовал к себе Уилкинса. Однако дворецкий известил меня, что он отбыл в университет. Приказав передать, дабы сразу же по возвращении Уилкинс явился с докладом, я выключил интерком и чуть ли не бегом убрался из кабинета. Я знал, что с мигренью для меня существуют только два метода борьбы. Сходных по действию, но прямо противоположных по сути. Первым была горячая расслабляющая ванна, в которой рано или поздно удавалось благополучно заснуть, а вторым была напряженная тренировка. В девяноста девяти случаях из ста я, естественно, использовал приятный первый метод, но тут решил потешиться изуверским вторым. Правда, на проведение полноценной разминки и нормального комплекса упражнений меня все же не хватило. Уже через пять минут я отошел от тренажеров, нацепил перчатки и принялся колотить висящую в углу грушу. Вот это помогло. Вскоре я уже забыл обо всем на свете, кроме мечущегося перед глазами куска черной кожи. Причем в этот раз я вошел во вкус, прямо как в прежние времена. Тренировка с грушей была моей любимой, бывало, я проводил за ней часы. При этом я не распалял воображение, представляя грушу своим следующим соперником, как часто делают боксеры, или каким-нибудь заклятым врагом. Нет, я совершенно не культивировал в себе ненависть. Мне просто нравилось бить кулаками по груше – вот и все. Я настолько увлекся, что полностью отключился от окружающего, и очнулся, только когда у меня над самым ухом проорали: – Вы меня вызывали, босс?! Обернувшись, я обнаружил у себя за спиной Уилкинса, на обычно непроницаемом лице которого явственно читалось изумление. Мне почему-то было неприятно, что он застал меня за тренировкой, но, разумеется, Уилкинс всего лишь пунктуально следовал моему же собственному распоряжению. Поморщившись, я кивнул: – Вызывал. Есть что-нибудь новое? – Есть, сэр… – Он чуть развел руки. – А я и не знал, что в нашем замке оборудован такой прекрасный тренировочный зал. – Ну и что? Уилкинс посмотрел на меня с характерным выражением, от которого я сразу чувствовал себя не в своей тарелке. – Да то, что если бы я знал, то, конечно же, давно попросил бы у вас разрешения гонять здесь ребят. Им же надо форму поддерживать. – Хорошо, хорошо… Что у вас? – Заключение из университетской лаборатории. И счет. – Вытащив из нагрудного кармана две бумаги, он протянул их мне. Я приподнял руки в перчатках. – Оставьте у себя. Я посмотрю позже. Впрочем, вы читали заключение? – Да, сэр, – невозмутимо ответил он. – Так расскажите. Вкратце. – Странное. Они там очень удивлены, сэр. – Да? – Я утер перчаткой пот со лба. – Тогда поподробнее. – Они не знают, что за вещество содержалось в ампуле. На стенках было обнаружено достаточно молекул для анализа, и они его провели. И не один. В их заключении есть перечень, но я в этом ни черта не понимаю. – Я тоже. К отраслям человеческого знания, в которых мне за свою жизнь удалось чего-то поднахвататься, химия действительно не относилась. – В общем, им удалось установить химическую формулу этого вещества – она занимает три строчки мелким шрифтом – и описать его составляющие. Что это такое в целом, они не знают и столкнулись с ним впервые. По-видимому, это недавно синтезированное соединение. – Как можно не знать, что есть целое, если ты знаешь все его компоненты? – желчно поинтересовался я. – Химия, сэр1 Мы обменялись понимающими взглядами, и я вздохнул: – Но хоть примерно, о чем идет речь, они написали? Что оно – яд? лекарство? может, паралитик? или новая сыворотка правды? – Не написали. Но я спросил. У главы лаборатории, с которым вел все переговоры. Толковый, кстати, мужик, как мне показалось. Он ответил в том плане, что, по его мнению, этот препарат не имел бы серьезного воздействия на человеческий организм.. В крайнем случае – транквилизатор или слабое средство для подавления деятельности центральной нервной системы. Но без испытаний он ни за что ручаться не может. Было в этих словах нечто любопытное, даже здравое, но – слишком неопределенное. – Ну ладно, с ними ясно. Но кто-нибудь, по их мнению, может дать более точное заключение? В конце концов, где-то же это вещество было синтезировано. – Да, – кивнул Уилкинс. – Я спросил и об этом. Они порекомендовали обратиться в “Кэмикэл интергалактикс Ltd.”. Крупнейшая корпорация в области химических продуктов по эту сторону от… гм… желтых. Помимо всего прочего, среди компонентов нашей гадости есть парочка, монопольным производителем которых как раз и является CIL. – На Новой Калифорнии есть их представительство? – Я навел справки – нет. – А где их главный офис? – На Денебе IV. Я вздрогнул, а моя рука импульсивно дернулась к голове. На лице Уилкинса снова появилось удивление, но мне было не до того. Конечно, то, что ампула, найденная людьми капитана Брауна, болталась поблизости от тела Вольфара, могло быть случайностью. И то, что содержимое этой таинственной ампулы было связано с неведомой мне компанией CIL, вполне могло быть случайностью. И даже то, что офис CIL находился на Денебе IV, откуда прибыл Вольфар и куда осторожно пытался затащить меня Бренн, даже это могло оказаться не более чем тривиальным совпадением. Но не слишком ли?.. Я опять вступал в область догадок, но на этот раз никакие предостережения меня уже остановить не могли. Да разве сам дядя не любил повторять мне в детстве, что “случайность с маленькой вероятностью – это с большой вероятностью закономерность”? Преувеличивать, однако, не стоит – никакой закономерности, разумеется, я в мгновение ока не открыл. Просто я понял, осознал, почувствовал, сынтуировал, что наконец-то попал на след. Реальный… – Так что, босс? Направить запрос в их штаб-квартиру? До меня вдруг дошло, что Уилкинс задает этот вопрос во второй раз, если не в третий. Надо было отвечать. – Да… Нет… Не знаю. Мне нужно подумать! Внешне Уилкинс никак не отреагировал, но его глаза вцепились в меня так, будто он пытался угадать мои мысли. И, честно говоря, я уже начинал опасаться, что у него может получиться, поэтому поспешил сменить тему: – А что мисс Ла Рош? Надеюсь, с ней все в порядке? – Да, жалко, Гэлли отказался спорить, – пробормотал он и отвернулся к тренажерам. – О чем это? – Что вы о ней справитесь. Нет1 Видимо, мое лицо настолько заметно поменяло свой цвет, что Уилкинс заметил это и краем глаза. Во всяком случае, впервые его голос звучал оправдывающимся. – Вернее, мы не знаем. Ее упустили. Вечером она благополучно добралась домой на флаере СБ. Ребята не видели, чтобы она выходила из квартиры, но и там ее тоже нет. – Кто отвечал за операцию? – Коллинз. Помните, который… – Помню. Он уволен. Честно говоря, я ожидал, что Уилкинс вступится за своего подчиненного, но он промолчал. И лишь через несколько минут вдруг заметил: – Вы что-то неважно выглядите сегодня, босс. – Голова болит. По правде сказать, она уже почти прошла… – А-а… – Сочувствующему тону Уилкинса явно не хватало искренности. А настроение, между тем, у меня и вправду было плохое… – Вы хорошо боксируете, Уилкинс? – Да, неплохо, сэр. – Мимолетная усмешка проскользнула в уголках его рта. – Прекрасно. Тогда надевайте перчатки. Вон в том шкафчике есть запасные. И составьте мне компанию – я уже давно нуждаюсь в хорошем спарринге. Молча наклонив голову, он принялся деловито готовиться к бою, а я попытался провести напоследок на груше пару-тройку своих излюбленных серий. Получалось неважно, но я посчитал, что с Уилкинса хватит и этого. Когда наконец мы встали друг против друга в центре зала, Уилкинс задал только один вопрос: – Мы деремся всерьез? – Я никогда не дерусь в шутку. Он чуть кивнул, как будто принимая это к сведению, и бросился в атаку. Настолько скоростную, яростную и точную, что я моментально оказался смят. Постоянно отступая, я ушел в глухую защиту, прикрывая обеими руками голову и позволяя безнаказанно колошматить все, что ниже шеи и выше, ну, вы сами понимаете чего – Однако долго выдерживать такой темп было невозможно, через пару минут его атаки стали выдыхаться, и, улучив момент, я встретил его отличным левым прямым. Отличным, разумеется, по силе, отнюдь не по точности. Целил я в подбородок, попал – в плечо, но и от этого Уилкинса отнесло на пару шагов назад, а как ему удалось сохранить равновесие, я вообще не понимаю… Выглядел он, соответственно, немного обескураженно, и я пошел вперед сам… Однако тут уже меня поджидал настоящий сюрприз. Утверждая, что неплохо боксирует, шеф моих телохранителей нисколько не приукрашивал действительность. Да что там, прекрасно он боксировал. Не по технике – ни удары, ни перемещения не были у него идеальными. Чувствовалось, например, что он постоянно вынужден напоминать себе, что нельзя пускать в ход ноги. Но у него были два самых необходимых качества: гибкое тактическое мышление и хладнокровие. Мгновенно сообразив, чем чреват ближний бой, Уилкинс перестроился и завязал выжидательный дистанционный бой, обмениваясь одиночными ударами или двойками. Все время меняя стойку, что меня здорово путало, он ни секунды не стоял на месте, кружа вокруг и выискивая слабые места в моей защите. Таковых хватало, берег я только голову, поэтому доставалось мне изрядно. Сам же я по нему попасть не мог, в лучшем случае – вскользь и по перчаткам. Так продолжалось довольно долго. Меня потихонечку били, а я ходил вокруг да около… Это, признаться, сильно задевало мое самолюбие, и я не без злорадства ожидал, когда же Уилкинс начнет уставать. Потеряет скорость и станет наконец добычей для моих мощных, но чересчур медлительных ударов. Но мои надежды стали сбываться с точностью до наоборот. Уилкинс, как будто он был керторианцем, без устали порхал вокруг, я же начал чувствовать наваливающуюся тяжесть, а мое брюхо стало напоминать, что и оно, между прочим, не каменное. Честно говоря, когда я впервые осознал угрозу поражения, то попросту растерялся. Это была настолько чудовищная и унизительная перспектива, что у меня чуть не опустились руки, в прямом смысле. Однако я заставил себя собраться и, продолжая почти уже беспорядочно отмахиваться от кулаков противника, обратился за помощью к тому последнему аспекту, в котором мое преимущество было неоспоримо. К опыту… Я вспоминал десятки боев, приемов и финтов, большинство из которых сейчас не мог бы исполнить, пока не нашел… Простейший трюк, почти шутка, примененный мной в одном из ранних боев. Против меня вышел тогда глупый парень, известный лишь силой своего удара, на который всецело полагался. Недолго думая, я решил повторить фокус, благо момент исключительно располагал. Когда Уилкинс в очередной раз отскочил на пару метров назад, дабы предаться на свободе раздумью, куда в следующий раз меня лучше ударить, – я рванулся в атаку. Неподготовленную и нелепую, эдакий типичный жест отчаяния. Уилкинс поступил как и подобает толковому бойцу, то есть спокойно отступил вправо, а когда я проносился мимо с молотящими воздух впереди руками, нанес выверенный удар, пришедшийся мне аккурат в челюсть. Сочная была плюха, из тех, про которые в древних человеческих книгах писали, что может быка замертво повалить. Даже у меня в ушах зазвенело. Тут-то Уилкинс и повторил ошибку бедолаги, с которым я проделал это в первый раз. Он тоже решил, что теперь-то бою наверняка конец, и, как следствие, на мгновение встал. Этого было достаточно. Резко остановившись и развернувшись, я в такт нанес свой излюбленный размашистый левый свинг. Мой противник обладал воистину фантастической реакцией, одной из лучших, с какими мне приходилось сталкиваться. Он не только успел осознать просчет, но и начал уклоняться. Возможно, это спасло Уилкинсу жизнь. В горячке боя я бил что есть мочи, и попади в челюсть – все могло бы обернуться бедой. А так я угодил в скулу – Уилкинса отнесло ярда на полтора, после чего он с грохотом растянулся на полу. Он не потерял сознания и даже попытался подняться, но запала хватило только до четверенек. Считать можно было – хочешь до десяти, хочешь до ста. Это был нокаут. Окончательный и бесповоротный. Как и всегда, когда я выходил на ринг… Подойдя к шкафчику, где хранил инвентарь, я зубами разжал крепления на перчатках, высвободил руки и принялся разматывать эластичные бинты, которые по старинке накладывал на кисти. Когда, закончив и взяв с полки одну из заранее приготовленных сигар (после тренировок всегда жутко хотелось курить), я обернулся, то увидел Уилкинса уже прочно стоящим на ногах и смотрящим на меня с нескрываемым восхищением. Не успел я поинтересоваться, что именно так его радует, как он заговорил сам. С невиданной доселе экспрессией он ткнул перчаткой мне в грудь: – Я узнал вас! Да, да1 Я знаю, кто вы, босс! – Он сделал многозначительную паузу и с торжеством закончил: – Вы – Роджер Грейвз! Черный Роджер! “Убийца в маске” I Первый и последний абсолютный чемпион Галактики по боксу! – Да. – Я щелкнул зажигалкой и прикурил. – Ну и что? Он посмотрел на меня как на ненормального, хотя, с моей точки зрения, из нас двоих к сумасшествию ближе был он. В бытность свою знаменитым чемпионом я до дна испил всю чашу славы. Несмотря на то что я выступал в маске и моего лица никто не знал, все равно я вынужден был прятаться похлеще, чем матерый уголовник. Меня преследовали сонмы журналистов, коммивояжеров, обезумевших поклонников и поклонниц. Даже с порядочного отдаления во времени эта часть моей жизни выглядела как сущий кошмар, стоило покинуть пределы ринга. И, главное, я не понимал почему? Что такого привлекательного в личности, которая может по определенным правилам поколотить другие личности, зачастую вышибив из них дух? Кому, например, может быть интересно мнение этой личности по вопросам астрополитики? И за что ей платят столь неправдоподобные многомиллионные гонорары? Впрочем, последний пункт меня скорее забавлял, нежели раздражал. Поскольку на протяжении почти десятилетия такой личностью был я… Однако голова у Уилкинса варила превосходно даже после перенесенного удара. Восхищение в его глазах потухло, сменившись глубокой задумчивостью, и он заговорил, как будто размышляя вслух: – Ах, черт! Я, кажется, набрел на разгадку тайны, мучившей целое поколение спортивных журналистов: почему вы ушли с ринга в зените славы и куда делись?.. Конечно, наворотив кучу всякой чуши в объяснение вашего отказа от деньжищ, они не додумались до самого элементарного – вам просто надоело! К тому же, к тому же… – Его посетило еще одно откровение. – Да ведь Адриан Форбс – это же ваш бывший менеджер Билл Кросс! Он даже не спрашивал, но я кивком подтвердил его догадку. – Тогда вообще все понятно, – протянул он. – Вы и от бабок-то не отказывались. Только вывеску поменяли. Сменили имена на вымышленные. Я перебил его из любви к справедливости: Не так. Вернули настоящие, а те – вымышленные. – Ладно, пусть так. Изменили имена, Форбс изменил внешность – вам и этого не требовалось, – и скрылись сюда. Новая Калифорния была только что открытой, неколонизированной планетой, даже называлась просто Спика III… Ха1 Вот и еще одна загадка прояснилась. Помнится, сразу после открытия на эту планету претендентов хватало. Еще бы! Такой лакомый куш – чуть ли не лучшие условия для жизни в Галактике, и терраформирование не требуется. Как все удивлялись, когда в итоге Спика III стала независимой республикой. А чему удивляться? Вы ее попросту купили и защищали своими деньгами! Может, вы и название ей дали? Я со вздохом кивнул. Дали. – Постойте… – Было видно, что Уилкинс сам поражается ходу своих мыслей. Так удивление не разыграть. – Но вы же действительно ее купили. С потрохами. И развели тут демократию, хотя могли сделать просто собственное поместье. И это при том, что сами вы – наследственный аристократ! – Да какого черта!? – взвился я, едва не выронив сигару. – Это кто вам сказал?! На лице Уилкинса прорезалась привычная усмешка. 1 – Да вы, сэр, послушайте хоть раз со стороны, как разговариваете со слугами. – А как? – опешил я. – По-моему, вежливо. – Безусловно. То-то и оно, что вежливо. Как ни один выскочка не стал бы. Только настоящий аристократ не доказывает на каждом шагу свое превосходство – он и так в нем не сомневается… Тут он меня поймал – не поспоришь. Я сам частенько подумывал об этом, когда обращал внимание на прямо-таки изысканную вежливость Принца. – То есть вы собственноручно отказались от политической и военной власти над целой планетой, – продолжил тем временем Уилкинс. – Сохранили только экономический контроль. Создали и развили корпорацию, равных которой поискать, и теперь загребаете денег столько, сколько на ринге не наколотить было даже вам. И при этом – в тишине и покое. До последнего времени… Вы – великий человек, босс! Тут я не выдержал и рассмеялся: – Не хотелось бы вас разочаровывать, Уилкинс, но я с детства не люблю пожинать чужие лавры. И бокс, и мои титулы, и моя маска, и Новая Калифорния, и Голливуд – все это Адриан Форбс! Он был головой, а я – только руками. – В таком случае он гений. Я был согласен с этим вердиктом. – Но тогда, босс, я не понимаю главного. Почему вокруг вас завертелась эта дикая мясорубка? Если не деньги, то что?.. – Жизнь. Он нахмурился: – Я всегда считал, босс, что чья-то отдельно взятая жизнь представляет интерес только для ее обладателя. Или бывает по-другому? – Бывает. Хотя… мм… наш случай – единственный… в своем роде… – В каком же? – с усмешкой переспросил он, хотя явно не ожидал ответа, а через несколько секунд сокрушенно • покачал головой: – Да, опять я полез с вопросами… Скверно. Но не могу удержаться – впервые в жизни я нахожусь в гуще событий и при этом не понимаю, что происходит вокруг. – Думаете, я понимаю? – огрызнулся я. Уилкинс хотел было возразить, но передумал, помолчал, а затем чуть склонил голову набок. – Ну так давайте разберемся, босс! Я глубоко затянулся. Раз, второй и третий. Так, так и так… – Ну давайте. И я второй раз за два дня повел рассказ о том, что людям знать было вовсе не обязательно. Эта версия была значительно сокращена в своей керторианской части, зато куда более подробна и обстоятельна в отношении событий последних дней. Я выложил Уилкинсу имена, фамилии, адреса… короче, все, что знал сам. Так что в результате этого рассказа его осведомленность о происходящем мало в чем уступала моей. И сделал я это, честно говоря, не из каких-то возвышенных лирико-романтических побуждений – мною руководил прагматичный расчет. Во-первых, мне искренне хотелось, чтобы шеф моих телохранителей имел возможность исполнять свои обязанности максимально хорошо: в реальности угрозы сомневаться не приходилось, я и без того оставался жив лишь благодаря случайности или, если угодно, чуду. И во-вторых… Чем лучше я узнавал Уилкинса, тем больше ему удивлялся. Фактически к моменту этого разговора я уже был готов поставить его аналитические способности выше своих собственных (признание, не требовавшее от меня больших душевных усилий). Поэтому мне попросту хотелось услышать дельный совет – сам я запутался. Однако молча и внимательно слушавший мою повесть (а на нее ушло немало времени) Уилкинс не стал торопиться с выводами. Когда я закончил, его лицо приняло слегка обескураженное выражение, похожее на то, какое было при первом знакомстве с подлинными возможностями моего кулака. Он встал (мы, естественно, давно уже сидели на тренажерах), принялся разгуливать по залу, разминая затекшие мышцы, и, лишь как следует размявшись, вернулся и сообщил: – Один древний то ли философ, то ли ученый сказал нечто вроде: “Чем больше я узнаю, тем меньше знаю”. Я всегда считал, что это от заумности. Но иногда, получается, выходит и по его… В общем, надо все хорошенько обмозговать, босс. Сразу не скажешь. Слишком много фактов. – Много?! – Мне показалось, что он оговорился. – Ну да, – рассеянно подтвердил он. – Было б одно убийство, так было бы куда проще. А тут и убийство, и планы убитого, и контрпланы убийцы, и ваши внутренние разборки, и непонятные покушения на вас, и еще эта журналистка… Похоже на огромную головоломку. Знаете, когда из частей надо сложить целое. А мы видим только маленькие кусочки, да к тому же из разных частей. Поэтому ни хрена не складывается. Да, Уилкинс и вправду был умен. И говорил небезынтересные вещи. Но мне-то хотелось чего-нибудь попроще, типа “куда пойти” или “что сделать”… – Скажите-ка, Уилкинс, но хоть что-нибудь конкретное вы заметили? Из того, что я упустил? Он чуть подумал, а потом без особого желания сказал: – Вот так, навскидку, я бы взялся утверждать только одно: как бы вам ни хотелось обратного, босс, но у этого вашего друга – барона Лагана – рыльце точно в пуху! – Что-что? Уилкинс покосился на меня, недоумевая, чего я так взвился, но до него быстро дошло. – А! Ну, это просто выражение такое… Нехороший он парень, короче говоря. Нечисто играет. – Он замолк, но я жестом показал, что жду продолжения. – Я про первое покушение. То, со свихнувшимся компьютером… Здесь уж все на него указывает; Кто, как не он, мог… Я неожиданно вскочил, едва не сбив его с ног, и он замолчал, всем своим видом показывая: “Я же просил не обижаться!..” Но я и не обижался. Просто, знаете, иногда и до меня доходит что-то посложнее таблицы умножения. И это как раз был такой случай! – Все в порядке, Уилкинс. Пошли! Пока мы выходили из зала и поднимались по лестнице из подвала, я еще раз все обдумал, убедился, что, похоже, не брежу, и приказал: – Так! Найдите-ка быстренько Коллинза и тащите его ко мне в кабинет! А я мигом в душ, и туда! – Вы, по-моему, собирались его уволить, сэр, – осторожно напомнил Уилкинс. – А я и не передумал. Но сначала надо с ним потолковать! Лицо отставного майора отразило напряженную мыслительную деятельность, но он дисциплинированно отдал честь и устремился к выходу из дома, – по-видимому. Коллинз дежурил где-то на периметре замка или в подсобных помещениях. А я по дороге в ванную заглянул еще и в “диспетчерскую”, небольшой кабинет рядом со столовой, где обычно находился мой дворецкий. Не обратив внимание на его удивление (я очень редко туда заходил), я попросил: – Тэд, недавно в нашем университете состоялась какая-то научная конференция по проблемам теории информации. Запросите у них состав ее участников и отнесите мне наверх. Когда я, приняв душ и переодевшись, влетел в кабинет, все уже были в сборе. Явно заинтригованный Тэд с бумагой в руке, у стола, рядом – несколько неуверенно выглядевший Коллинз, и Уилкинс, как будто невзначай расположившийся между Коллинзом и дверью. Если и вправду “как будто”, то его сообразительности действительно стоило позавидовать. Сев в свое кресло, я взял у Тэда бумаги и, убедившись, что это именно то, о чем я просил, отпустил его. Он испарился с несколько большей поспешностью, чем обыкновенно, – неужели тоже почуял грозу? Подождав, пока дверь за Тэдом закроется, я ознакомился со списком, удостоверился в наличии там имени Брэндона О'Кэллагана (оно стояло на весьма видном месте – вторым, а перечень званий и титулов Бренна занимал две строчки мелким шрифтом)), а затем перевел взгляд на Коллинза и принялся откровенно изучать его. Молодой, открытое лицо с резкими чертами, такого типа, который почему-то называют мужественным. Кажется хорошо тренированным, не очень далеким и заметно нервничающим. Впрочем, в свете вчерашнего проваленного задания у него были для этого вполне очевидные основания. Поэтому первым делом я решил устранить эту переменную. – Коллинз? – Да, сэр? – вежливо, но без подобострастия. – Помните, вы рассказывали мне историю об убийстве с помощью отказа компьютера? После катастрофы моего флаера? – Конечно, сэр. – Он вроде чуть расслабился. Хороший актер?.. – Если я все правильно запомнил, то тот парень погорел потому, что его заложил другой парень, которому все стало известно? – Да. Все верно. – Коллинз, а как звали того, другого парня? Он ничуть не смутился. И ответил сразу: – У него смешное имя, сэр, поэтому я запомнил – Магнус Джестер. – Действительно смешное. – Я, правда, не рассмеялся, а пробежал глазами по списку у себя в руке. И верно, доктор Магнус Джестер там тоже был… Я заметил любопытствующий взгляд Уилкинса и протянул лист ему. Выйдя из-за спины Коллинза, он взял бумагу и быстро все понял. Возвращая мне список, он выразительно пожал плечами, как будто говоря: “Ну, босс, что я вам говорил?!” Да, все сходилось. Один к одному. Предположим, Бренн сошел с ума и решил перебить остальных. Первым делом он подкарауливает (или пользуется удобным случаем, что несущественно) Вольфара, и ему удается благополучно его порешить. Второй мишенью он избирает меня. Разумеется, из удобства, чтобы не возвращаться второй раз на Новую Калифорнию. И как раз когда Бренн обдумывает, как бы половчее это устроить, ему попадается доктор Джестер. За каким-нибудь обедом или ужином в непринужденной обстановке университетской столовой доктор Джестер рассказывает Бренну известную историю. Так, в порядке застольной беседы… Я ни секунды не сомневался, кстати, что спроси этого Джестера, и он с готовностью это подтвердит. А дальше Бренн со свойственной керторианцам находчивостью цепляется за подвернувшуюся возможность и придумывает остроумную ловушку. Он проникает в мой замок, что в принципе сложно, но возможно„-влезает в компьютер моего флаера (что для такого мастера раз плюнуть) и вызывает меня на нем прокатиться, используя смерть Вольфара как предлог… Изящный план. Очень керторианский! И все это придумал честолюбивый негодяй Бренн? Да?! Херня собачья! Я откинулся в кресле и улыбнулся уголком рта: – Коллинз, вы все равно не жилец. Хотите умереть легко, расскажите правду. Уилкинс безмолвно распахнул рот, а Коллинз отступил на шаг, несвязно бормоча: – Простите, сэр, я не понимаю… – Оставьте этот лепет! Здесь не богадельня. Или вы думаете, что я слишком сентиментален, дабы исполнить свою угрозу? – Я улыбнулся ему так ласково, как мог. Он действительно с секунду молчал, глядя мне в глаза, и, кажется, прочел там, что я не беру его на испуг. И испугался по-настоящему. И сделал фатальную ошибку. Нервов все-таки не хватило – он бросился бежать. Неплохая, кстати, была попытка. Уилкинс еще только выхватил бластер, я сдернул со стола мраморное пресс-папье, а Коллинз уже распахивал дверь. Но, распахнув ее, он не выбежал, как ожидалось, в коридор, а застыл и медленно попятился назад. Через мгновение причина такого странного поведения стала мне ясна – на пороге появился мой дворецкий. В правой руке он держал бластер, направленный Коллинзу прямо в грудь. Пауза тянулась так долго, что стала казаться нелепой. Все, видимо, ожидали от меня каких-то действий или хотя бы слов, но я был по-настоящему растерян. Поэтому в конце концов прибег к любимому спасительному средству, то есть принялся закуривать. Однако и Уилкинс, и Тэд терпеливо стояли, наведя оружие на Коллинза, бледность которого приобрела зеленоватый оттенок. Наконец три-четыре затяжки слегка развеяли туман в моей башке, и, встав, я сделал шаг в сторону дворецкого. – Ну, Тэд? Не отводя глаз от Коллинза, он чуть приподнял брови – что, дескать, ну? Пришлось напомнить себе, что сейчас самый неподходящий момент для впадения в ярость – Я, конечно, отдаю отчет в патологической неоригинальности подобного вопроса, Тэд, но все же – как вы здесь оказались? – Я подслушивал за дверью, сэр. – От четкости ответа за милю несло армией. Вот уж кто точно хороший актер!.. – Да, разумеется. Я имел в виду не совсем это… – Так, намек проигнорирован. Я вздохнул: – Хорошо. Не будем пользоваться эвфемизмами. На кого вы работаете, Тэд? – Боюсь, что не могу этого сказать, сэр. – Не можете. Понятно… А вам… гм… не кажется собственное поведение несколько неэтичным? Вопрос был непростой, важный, и дворецкий, похоже, осознавал это. Он раздумывал с полминуты. – Нет, сэр! – Нет? Ну ладно… Тогда можете приступать к своим прямым обязанностям. – Слушаюсь, сэр! – Уверенным движением он поставил бластер на предохранитель, вложил в кобуру под мышкой, развернулся лицом ко мне и сказал тоном образцового дворецкого: – Разрешите доложить, сэр. Пока вы были в душе, вас вызывал полицейский капитан. Представился как Джеймс Браун. – Да-да. Он что-нибудь передал? – Да, сэр. Он просил передать, что его сегодня вышибли. Что на Новой Калифорнии карточкой в последние дни не пользовались. Но что ему удалось проследить ее путь и он будет ждать вас в восемь у полицейского управления. Я взглянул на часы – без четверти шесть. Время еще есть, но немного. – Хорошо, Тэд. Вы свободны. Он шагнул к двери, но я остановил его: – И, Тэд! – (Он обернулся). – Не подслушивайте, пожалуйста, под дверью! Можете по-другому, если сумеете. Но не под дверью. Это некрасиво. – Слушаюсь, сэр. – Кивнув, он вышел из кабинета, а я развернулся к двум другим участникам сцены. Остекленевшие глаза Коллинза говорили о том, что первая волна испуга схлынула и он уже по-настоящему оценил весь ужас собственного положения. Лицо же Уилкинса меня, признаться, позабавило. Я прямо-таки слышал, как он повторяет про себя: “Все хорошо. Я снова в армии. Я ничего не думаю. Я только выполняю приказы…”. – Так как, Коллинз? Будете рассказывать? Как я и подозревал, он не стал запираться. Может, надеялся заслужить прощение, а может, и вправду от обреченности и нежелания мучиться… Рассказывал он скверно. Путанно и сбивчиво, как будто не мог собрать и выстроить свои мысли, во что в принципе я мог поверить… Поэтому я ограничусь кратким пересказом содержания его бормотания. История оказалась тривиальной донельзя. Около трех месяцев назад, когда Коллинз находился в увольнительной и расслаблялся в одном из городских баров, к нему подсел некий господин. Он не стал разводить шуры-муры и тупо спросил, не хочет ли Коллинз денег. Коллинз ответил, что нет, не хочет, но передумал, когда узнал, сколько же ему предлагают. К слову сказать, меня оценили в пять миллионов, то есть в два раза меньше того, во сколько я сам оценил даже не жизнь, а услуги простого полицейского капитана. Честно говоря, после такого признания Коллинз лишился даже теоретических шансов остаться в живых. Короче, мой телохранитель согласился подстроить мне западню. Ничего сверхъестественного от него не требовалось. Нужно было только перепрограммировать компьютер (ему объяснили как) и дождаться условного сигнала в виде открытки. А потом разболтать всем желающим выяснить подробности моей гибели (или мне, в том маловероятном случае, что я выживу) байку, бросающую подозрение на Бренна. Впрочем, последнее я домыслил сам, Коллинза в такие тонкости, естественно, не посвятили. Ну, парень точно выполнил инструкции, что, конечно же, делало честь его пунктуальности. И больше он ничего не совершал и не ведал. Оставался только один, наиболее интересовавший меня вопрос: – Коллинз, так кто же был этот господин, так трогательно проявивший заботу о моем здоровье? Парень юмора не оценил и совсем понуро сказал: – Не знаю, сэр… Он не представился. – Надо думать! Но, надеюсь, вы не позабыли, как он выглядел? – Ничего особенного, сэр… Крупный, чуть поменьше вас, средних лет, говорил с каким-то акцентом… Да, – он чуть оживился, – у него еще такое здоровенное родимое пятно было. Во всю щеку. То есть это был Вольфар. Прекрасно. Первое покушение на меня организовал герцог Per, который сам к его моменту уже был мертв. Весело, правда? Да, мне тоже стало весело. Настолько, что, казалось, еще немного, и мозги у меня в голове расплавятся и потекут через уши. Вытянувшееся лицо Уилкинса, с трудом не дававшего челюсти отвиснуть, говорило за то, что он также вряд ли ошеломит меня фонтаном грандиозных идей. Я посмотрел на часы – без четверти семь. Пора было двигаться на встречу с капитаном. Я свернул Коллинзу шею и скомандовал Уилкинсу: – Пошли, майор! Не отрывая глаз от трупа, Уилкинс медленно вложил бластер в кобуру, а затем встряхнулся: – Да, босс, конечно. Пойду подниму ребят! – Нет! На этот раз, Уилкинс, никаких ребят. Хватит! Посмотрим, как будет сегодня. Пока о моей предстоящей встрече знаем только вы, я и Тэд… – И капитан, – вставил он. Я немного обдумал это замечание и, когда мы спускались на первый этаж, поинтересовался: – У вас есть какие-нибудь основания подозревать и его тоже? – Только одно, – без колебаний ответил Уилкинс. – Если убийца действительно вышвырнул вашего мертвяка из флаера, а на то похоже, то он мог сделать это в любой точке города и окрестностей. Но сделал именно в парке Кандлстик, то есть на территории, подвластной капитану. – Если так пойдет и дальше, – заметил я, – то единственным, в чистоте чьих намерений мне не понадобится сомневаться, буду я сам. – Приятно, что вы уверены в собственной кристальной честности, босс. Это уже немало. Он зашагал к дверям, а я еще раз завернул к Тэду. Он как ни в чем не бывало сидел на рабочем месте и изучал что-то на экране компьютера перед собой. При моем появлении он собрался встать, но я остановил его: – Не отвлекайтесь. Только будьте любезны, Тэд, распорядитесь, чтобы к моему возвращению из кабинета вышвырнули труп. Как ни прекрасно он владел собой, но кровь отхлынула с его обычно румяного лица. Улыбнувшись, я ушел. |
||
|