Антропная инверсия или альтернативный космос

«Художественное творчество выявляет нам космос, проходящим через сознание живого существа» — эта мысль В. Вернадского весьма глубока и по-настоящему еще не раскрыта. Мы привыкли обращать внимание лишь на субъективную сторону творчества, но роль живой да еще мыслящей материи весьма важна в мироздании. Открытие в космологии аптропного принципа свидетельствует о чрезвычайно тонкой подстройке важнейших физических постоянных к мыслящему и воспринимающему объекту.

Художник может увидеть тайны космоса, недоступные бесстрастным приборам. Менее всего поддается научным методам пограничная область между человеком и космосом, где отвлеченные математические формулы, внешне абсолютно далекие от личного опыта человека, могут стать чувственной реальностью художественного мира.

Для математики не составляет труда вывернуть наизнанку сферу вселенной до некоей «точки сингулярности» (бесконечной кривизны), за которой физике делать нечего. Этим занимается сегодняшняя космология, исследующая загадочные области черных дыр. У Андрея Белого выворачивание осуществляется здесь, на земле. Имеет ли это какое-либо отношение к новым космологическим моделям? Да, ответил бы богослов и математик Павел Флоренский. Его книга «Мнимости в геометрии» вышла в начале 20-х годов. В ней Флоренский ставит мысленный эксперимент, основанный на законах теории относительности. Что будет с телом, мчащимся во вселенной со скоростью, близкой к световой? Физически оно превратится в свет, геометрически оно как бы вывернется через себя во вселенную. Автор заканчивает книгу вопросом: обязательно ли мчаться с такой головокружительной (и практически недостижимой) скоростью или выворачивание возможно в обычных физических условиях, в привычном нашему глазу трехмерном пространстве?

Опыт Андрея Белого свидетельствует о том, что такое выворачивание возможно, по крайней мере, на творческом и психологическом уровне. Но что такое творчество? Ведь, по мысли Вернадского, это и есть выявленный «космос, проходящий через сознание живого существа».

Книгу «Мнимости в геометрии» П. Флоренский написал, анализируя неевклидову геометрию Лобачевского, а Вернадский неоднократно высказывал мысль: пространство живого вещества может оказаться неевклидовым. Творчество же и психология — удел высшей формы живого вещества. Одним словом, есть все основания отнестись к метафоре о выворачивании со всей серьезностью.

Размышления Вернадского о распространении сферы разума во вселенной, о научной мысли как о «планетарном явлении», об особой космической роли художественного мышления сегодня обретают вполне конкретные очертания. Не стоим ли мы на пороге той революции, когда наши представления о месте человека в мироздании потребуют новой «коперниковской» реформы? На сей раз потребуется отказ от абсолютизации таких понятий, как «внутреннее» и «внешнее». Теория относительности показала иллюзорность «абсолютного времени» и «абсолютного пространства» — их просто нет; но на уровне обыденного опыта или, просто говоря, чисто по-человечески мы не учитываем относительность пространства и времени, как не учитываем шарообразность Земли, когда ходим по ней. На чисто человеческом уровне Земля по-прежнему плоская, а Солнце по-прежнему вращается вокруг нас, как это было до Коперника И даже до Птолемея.

Почему так? Обыденный, внешний земной опыт дает человеку именно такую реальность. Однако сфера человеческого разума распространяется в космос, и совершенно неожиданно выявляется одна поразительная закономерность. Чем дальше в космос, тем ближе к человеку, к его душе. «Абсолютное пространство» и «абсолютное время» — это подарок отвлеченной науки. На эмоциональном, художественном и психологическом уровнях человек всегда считал эти реальности относительными.

С такими реальностями человек не сталкивается в обычной жизни, поскольку относительность времени и пространства ощутима лишь при релятивистских скоростях; однако наш внутренний душевный опыт приемлет космос, открытый Эйнштейном, как нечто близкое и родное.

Можно было бы расширить круг таких примеров, но и без того уже ясно, что душевный и интеллектуальный опыт человека является как бы косвенным источником информации о реальностях мироздания, недоступных внешнему обыденному опыту человека. Здесь, говоря языком Вернадского, «научная мысль как планетарное явление» смыкается с таким планетарным явлением, как искусство и внутренний мир человека.

Естественно, возникает вопрос: а не существует ли некий единый код живой и неорганической материи, лежащий в основе такого единства научной и художественной мысли? Художественное и психологическое время-пространство (хронотоп) структурно совпадает по духу с новейшей космологией — вот что интересно.

С другой стороны, в этом нет ничего удивительного. Функциональная асимметрия правого и левого полушарий мозга известна. В целом возникла такая картина: правое — эмоции, левое — логика. Хотя в жизни все переплетено, ясно, что научное познание больше связано с доминантой левого полушария, а художественное тяготеет к правому. Мы как бы обладаем двумя равноправными моделями, и нет ничего удивительного в том, что на каком-то витке познания оба кода слипаются в один м е т а к о д. Здесь в равной мере участвует и научное, и художественное видение.

Вернемся теперь к интуитивным прозрениям Андрея Белого о выворачивании в космос. Есть ли здесь нечто абсолютно новое даже по сравнению с известными художественными моделями? Есть несомненно.

Но сути дела, в прозе Белого человек впервые соприкоснулся с относительностью внутреннего и внешнего, что даже в сказках обнаружить довольно трудно. Вернадский, уделявший громадное внимание особой значимости асимметрии правого и левого в реальном мире, фактически пролагал пути к более пристальному изучению и других характеристик пространства (верх-низ, правое-левое, внутреннее-внешнее).

Реально с относительностью верха и низа человек соприкоснулся лишь в невесомости. Хотя у Ж. Верна, а позднее и у Циолковского невесомость была подробно описана, все же для каждого, кто не побывал в космосе, это пространство так и остается по-человечески не освоенным. Нет под ногами земли, нет тяжести. В настоящее время человек идет в космосе по пути имитации привычных земных условий, но это возможно лишь до какого-то предела… Между тем духовное, художественное, психологическое внедрение в космос не имеет пределов. И здесь наша мысль пока что, говоря словами Пушкина, «ленива и нелюбопытна».

Программа Вернадского предусматривает непрерывное возрастание роли живого и мыслящего вещества в космосе. Обычно мы представляем себе чисто технический путь такого расширения. Между тем техническая экспансия имеет свои пределы. Хотя могущество техники будет расти всегда, оно тем не менее никогда не выйдет за пределы, очерчиваемые возможностями самой техники. Рост духовного и интеллектуального могущества человека, в отличие от технического, действительно беспределен. Учение о ноосфере обычно воспринимают как программу нашего технического проникновения в космос. На самом деле ноосфера может беспредельно расширяться в границах одной черепной коробки. В ноосфере Вернадского художественному познанию отведена весьма важная роль. Мы же, говоря о ноосфере, все время кренимся в сторону левого полушария, то есть к науке. Изучение закономерностей метакода могло бы основательно выпрямить эту линию.

В чисто условном плане есть все основания говорить о возникновении «антропной физики» и «антропной космологии». Возможно, что предвестием здесь были космологические образы Андрея Белого и Хлебникова. На первый взгляд может показаться, что нет никакой объективной связи между категориями физики или космологии и обычным ненаучным отражением этих же реальностей в повседневной жизни; но это только при неглубоком подходе.

Понятие о тяжести по-разному отражено в законе всемирного тяготения и в жалобе человека, что «на душе тяжело», однако между этими крайностями есть некоторая зависимость и тонкая взаимосвязь. Без психологического ощущения тяжести было бы невозможно понять закон всемирного тяготения. Наша привычка делить познание на объективное и субъективное почему-то не учитывает третью, промежуточную, субъективно-объективную область мира, где «внутреннее» и «внешнее» замещаются друг другом так же успешно, как «верх» и «низ» в невесомости.

Чувство тяжести и легкости не нуждается в специальных комментариях. Гораздо сложнее определить, что такое чувство внутреннего и внешнего. Эти направления в пространстве плохо изучены. Когда-то Вернадский продолжил исследования Пастера в области таких загадочных и, казалось бы, субъективных понятий, как «левое» и «правое». Его выводы о несомненной объективной значимости этих направлений сегодня блистательно подтверждены и в квантовой физике, и в химии, и в биологии.

Не следует ли распространить эти исследования на сферу понятий «внутреннее» и «внешнее»?

Возвращаясь к метафорическим впечатлениям Андрея Белого, задумаемся, что произошло с писателем, создавшим мимолетно образ живого и мыслящего существа, для которого нет внутреннего и внешнего. Это существо бесконечно распространено в космос и как бы объемлет себя мирозданием. Разумеется, существуют математические модели такого пространства в современной топологии, есть и физические эквиваленты такой структуры — это вселенная-микрочастица, получившая сразу три наименования: планкион, максимон, фридмон.

Герой Андрея Белого и почувствовал себя такой частицей-вселенной. Он внутри и вовне, в ограниченном и бесконечном объеме мироздания одновременно. Вспомним снова описание сферы Паскаля, данное Борхесом.

«Джордано Бруно заявил, что мир есть бесконечное следствие бесконечной причины и что божество находится близко, «ибо оно внутри нас еще в большей степени, чем мы сами внутри нас». Он искал слова, чтобы изобразить людям Коперниково пространство, и на одной знаменитой странице напечатал: «Мы можем с уверенностью утверждать, что Вселенная — вся центр или что центр Вселенной находится везде, а окружность нигде».

…Идея абсолютного пространства, которое для Бруно было освобождением, стала для Паскаля лабиринтом и бездной. Этот страшился Вселенной и хотел поклоняться Богу, но Бог для него был менее реален, чем устрашающая вселенная. Он сетовал, что небосвод не может говорить, сравнивал нашу жизнь с жизнью потерпевших кораблекрушение на пустынном острове. Он чувствовал непрестанный гнет физического мира, чувствовал головокружение, страх, одиночество и выразил их другими словами: «Природа — это бесконечная сфера, центр которой везде, а окружность нигде«…И колебания рукописи показывают, что Паскаль начал писать: «Устрашающая сфера, центр которой везде, а окружность нигде».

Совсем иначе выглядит эта сфера у Л. Толстого, ибо она заполнена человеком, его духовным бесконечным пространством.

У Андрея Белого это духовное пространство слилось с телесно-физическим.

В свое время К. Э. Циолковский в статье «Животное космоса» создал образ человека-сферы как идеального обитателя космического пространства, о чем подробнее впереди. Светящийся шар, питаемый светом, — это действительно оптимальное решение для жизни во вселенной Ньютона; но во вселенной Эйнштейна, пожалуй, более уместна модель Андрея Белого. Здесь сфера Циолковского как бы вывернута через себя внутрь и наружу, ей даны координаты других измерений. Такие геометрические преобразования возможны в неевклидовой геометрии, что опять возвращает нас к неевклидовой геометрии живого вещества.

А что если интуиция подсказала Белому не фантастический, а вполне реальный прообраз человека космического? Существо, наделенное внутренне-внешним восприятием пространства, никогда не могло бы указать на границы своего тела: ведь любая веха означала бы, что здесь пролегает межа между человеком и космосом. Для героя Андрея Белого такой грани нет. Он объемлет космос изнутри и снаружи, как косточка обнимается с мякотью персика. В метафоре Белого «мякоть» — это весь зодиак, но что мешает включить Сюда весь «внешний» космос?

Учение Вернадского о ноосфере не конкретизирует, какими путями расширяется область разума в мироздании. Вероятно, не последнее место занимает в этом процессе психологическое и художественное обживание некоторых реальностей мироздания. Многие из них напрямую связаны с космологическим выворачиванием, пережитым писателем.

Есть две реальности вселенной, где возможна антропная инверсия (выворачивание), о которой рассказывает Андрей Белый. Это черные дыры и тела, мчащиеся со скоростями, близкими к световой. Если чисто условно поместить туда наблюдателя-человека, он увидел бы ту картину, которая открылась Лизаше в романе «Москва». Теперь продолжим мысленный эксперимент и буквально поэтапно проследим, что открылось бы нашему наблюдателю.

Поскольку моделей подлета к черной дыре несколько, мы воспользуемся обобщенной картиной, данной астрономом И. А. Климишиным в книге «Релятивистская астрономия».

Сначала перед космическим путешественником, летящим с релятивистской скоростью, возникает так называемый «горизонт мировых событий», который он успешно пересечет за ограниченный отрезок времени, например за полчаса, если черная дыра величиной с наше солнце. Однако для наблюдателя, который со стороны следит за путешественником, его подлет к черной дыре будет длиться вечно…

Здесь сразу два необычных феномена. Во-первых, для того, чтобы увидеть, нужны двое — «путешественник» и «наблюдатель». Во-вторых, одно и то же явление для одного вечно, для другого временно. Если мы перекодируем эти явления на знакомый нам язык душевных переживаний, хорошо отраженный в литературе, то столкнемся с двумя вполне знакомыми литературоведу реальностями: двойничеством героя и относительность художественного времени. «Наблюдатель» и «путешественник» — это один и тот же «двойник». В знакомом уже описании Андрея Белого герой сам поднимается над собой и объемлет себя собой — Зодиаком.

Относительность времени уже знакома нам по ощущению князя Мышкина. «Для Бога один день как тысяча лет и тысяча лет как один день». Ныне человек вполне созрел для такого понимания времени.

Далее: момент пересечения «горизонта мировых событий» (сферы Шварцшильда), к сожалению, навеки разлучит двойников — наблюдателя и путешественника. Сколько бы ни посылал сигналов из черной дыры путешественник, наблюдатель их не увидит. Однако о существовании друг друга они должны знать, иначе невозможен отсчет полета. Образно говоря, путешественник для наблюдателя — некий теневой двойник, которого он не видит, мнимая величина, √-1. Уместно снова вспомнить книгу П. Флоренского «Мнимости в геометрии», где он выдвинул гипотезу о физической реальности мнимых величин; и хотя в модели подлета к черной дыре наблюдатель присутствует как условность, правомерно высказать предположение, что здесь кроется не только физическая, но и какая-то реальность, связанная с нашим душевным миром. В пользу этого говорит сформировавшийся ныне антропный принцип. Он свидетельствует о тончайшей связи между живым веществом и физическими постоянными вселенной, а принцип неопределенности Гейзенберга говорит о невозможности отражения любой физической реальности на микроуровне без поправки на минимальные искажения, вносимые «наблюдателем». Таким наблюдателем на уровне микромира является физический прибор, опять же созданный человеком.

Итак, «путешественник» благополучно пересек горизонт мировых событий, и здесь пошло разделение с его двойником — наблюдателем, оставшимся в нашем мире. С ним произойдет еще одно чудо, именуемое физиками «опространствливание времени».

Что такое, спросите вы, и я с удовольствием замечу, что никаких аналогий в художественном мире не нахожу, а, стало быть, речь идет о некоей еще не освоенной писателями и художниками реальности.

Наконец время начинает дробиться, становится дискретным. Опять незнакомое явление. Впрочем, здесь аналогиивозможны. В критические моменты жизни, перед лицом смертельной опасности перед человеком нередко проносится вся его жизнь, уместившаяся как бы в одно мгновение; и вся жизнь в виде множества мгновений, и все они в одной точке переживаемого мига — вполне знакомое ощущение. В литературе это даже стало штампом — воспоминание всей жизни в единый миг.

Однако самое интересное начинается после пересечения горизонта событий, когда путешественник, оторвавшись от наблюдателя, минуя миг-вечность, опространствленное и дискретное время, устремится к центру черной дыры, к знаменитой точке сингулярности. Здесь он в буквальном смысле вывернется наизнанку и вылетит в другую вселенную, причем выворачивание — перемена внутреннего на внешнее — перевернет соответственно пространственное время: «Наблюдатель за короткое время (по его часам) увидит, находясь внутри сферы Шварцшильда, все будущее вселенной! Что будет потом? В момент остановки внутри шварцшильдовой сферы наблюдатель перестанет видеть ту вселенную (в ее далеком будущем), из которой он «выскочил». После этого… наблюдатель начнет двигаться наружу и через некоторое время (по его часам) опять пересечет шварцшильдовскую сферу. И тогда он увидит совершенно другую вселенную» (Шкловский И. Вселенная, жизнь, разум. М., 1976)

Замечу, что от внимания астрофизики не ускользает, что произошло бы с человеком в таком пространстве, если бы он действительно оказался внутри черной дыры и вывернулся в другую вселенную. «Наблюдатель начнет наблюдать вселенную со все растущим фиолетовым смещением. Расчеты показывают, что при этом количество падающей… лучистой энергии будет конечно. Это означает, что никакой катастрофы ни с наблюдателем, ни с его космическим кораблем не произойдет». Иначе обстоит дело при самом подлете к черной дыре. Здесь путешественник будет «растянут», «разорван», «расплющен» — все это так. Но не будем забывать, что когда-то такие же термины применялись по отношению к гипотетическому космонавту, пожелавшему выйти за барьер тяготения с космической скоростью. Однако космонавты живы, летают, так что поживем — увидим.

Астрофизик Н. С. Кардашов считает такие путешествия в будущем вполне достижимыми. «Путешествие в заряженную черную дыру эквивалентно машине времени, которая дает возможность покрывать бесконечно большие интервалы времени за малые собственные времена» (Климишин И. А. Релятивистская астрономия. М. 1983).

Оставим шаткую область гипотез и остановимся на несомненном. Современная физика и космология располагают такими моделями реальностей мироздания, где физически осуществляется смена внутреннего и внешнего: расширяющаяся вселенная, черные дыры, полеты вещества с релятивистскими скоростями вблизи светового барьера.

При смене направлений внутреннего на внешнее происходит весьма характерный эффект: меньшее пространство и меньшее время вмещают в себя большее или даже бесконечно большее пространство-время. На первый взгляд может показаться, что аналогий такому явлению в нашем нерелятивистском обычном мире нет и все это лишь область негуманитарных наук. Однако, воспользовавшись методом Вернадского, который считал далеко не полной физическую картину мира, если в ней не учтена роль человека, посмотрим на эти явления именно с этой, попросту говоря, гуманитарной, человеческой точки зрения. То, что аналогичные модели времени есть в психологии и в творчестве, я уже показал С достаточной очевидностью, теперь рассмотрим, возможны ли такие же чудеса с пространством не на уровне художественного вымысла, а в повседневной реальности.

Обратим внимание на то, что выворачивание (смена внутреннего на внешнее) буквально пронизывает живую материю. Прежде всего это связано с процессом рождения. Младенец, пребывающий внутри материнской утробы, не подозревает о безграничном пространстве внешнего мира. За два месяца до рождения он открывает глаза и смотрит во тьму, не подозревая о свете. Его выход во внешний, бесконечно широкий мир связан с прохождением сквозь внутреннее узкое пространство. Как это ни покажется странным, но здесь много общего с графиками вылета путешественника из черной дыры: сужение пространства, тьма, переходящая в свет, и, разумеется, смена внутреннего на внешнее. После рождения младенец оказывается в мире, который до этого был для него внешним. Кстати, сходные ощущения переживает Иван Ильич Л. Толстого в момент своей смерти:

«Вдруг какая-то сила толкнула его в грудь, в бок, еще сильнее сдавила ему дыхание, он провалился в дыру, и там, В конце дыры, засветилось что-то. С ним сделалось то, что бывало с ним в вагоне железной дороги, когда думаешь, что едешь вперед, а едешь назад, что мученье его и в том, что он всовывается в эту черную дыру, и еще больше в том, что он не может пролезть в нее».

«Черная дыра» Ивана Ильича не только по названию схожа с космическими объектами такого рода. Ощущения Человека в момент рождения и смерти, специфика восприятия пространства и времени, как ни странно, действительно совпадают с тем, что чувствовал бы и видел человек, проходя Сквозь черные дыры или летя с релятивистскими скоростями.

Кстати, помещая мысленного наблюдателя в области черных дыр и световых скоростей, физики и космологи часто забывают, что без наблюдателя вообще невозможны процессы, которые они описывают. Под наблюдателем я подразумеваю здесь не человека, а тот минимум отражения, без которого вообще невозможны взаимодействия на уровне микромира и уж тем более на уровне световых скоростей. Это обстоятельство зафиксировано современной космологией в так называемом сильном антропном принципе, который при всем различии толкований в целом подразумевает обязательное и закономерное существование познающего и наблюдающего объекта на всех стадиях существования нашего мира.

И вот здесь роль живого особенно велика. «Изучение физико-химических свойств поля жизни дает в этом отношении самые точные и самые глубокие указания, каких не дает пока никакое другое физическое явление Космоса». В. И. Вернадский «полем жизни» называет «пространства, занятые телом организма». Ученый указывает на особую, прямо-таки вселенскую роль живого вещества в условиях земли: «Живое вещество, мне кажется, есть единственное, может быть, пока земное явление, в котором ярко проявляется пространство-время» (Вернадский В. И. Проблемы биогеохимии. М., 1980).

Надо ли объяснять, что в живом да еще и мыслящем существе пространство-время вселенной проявляется с особой силой. Вот почему так важны на первый взгляд чисто субъективные модели человека и мироздания, отраженные в художественном творчестве.

Искусство и психология вообще оказались более чуткими К направлениям пространства и времени, чем строгая наука трех предшествующих столетий. В. И. Вернадский справедливо критиковал доэйнштейновскую физику и космологию за недооценку роли живого и в особенности за непонимание объективной значимости таких реальностей, как правое и левое. В статье «О правизне и левизне» он особо выделяет мысль К. Ф. Гаусса, что «правизна-левизна есть геометрическое свойство пространства», а вовсе не простой результат чисто субъективного видения. Идя по стопам Вернадского, мы приходим к выводу, что такая же недооценка объективной значимости «внутренне-внешнего» тормозит сегодня поступательное движение мысли.

Однако есть большая разница между «правым и левым» И «внутренним и внешним». Если бы сейчас на наших глазах правое и левое поменялись бы местами, это не привело бы к фундаментальному потрясению (я не беру здесь уровень молекулярный, клеточный и атомарный; там такое изменение привело бы к полной катастрофе нашего мира). На обычном уровне мир остался бы таким же, каким он был.

Мысленное изменение внутреннего на внешнее было бы грандиозным переворотом. Представим себе, что солнце, звезды и небо мы воспринимаем, как раньше воспринимали свое нутро — легкие, сердце. В свою очередь тело мы бы увидели, как сейчас видим небо.

Как ни головокружителен такой эксперимент, но я предлагаю читателю продолжить его.

Итак, ничего не изменяя физически, мы меняем лишь направления внутреннего и внешнего. Рушится сразу же множество очевидностей. Очевидно, что мы сейчас внутри космоса, что космос больше нашего тела и так далее. Однако, мысленно сменив направления внутреннего на внешнее, мы сразу разрушим эти незыблемые основы. Во-первых, мы как бы обнимем изнутри весь космос со всех сторон и окажемся «изнутри-над мирозданием», а, во-вторых, при такой инверсии тело окажется бесконечно большим и обнимет собой всю бесконечность окружающего его ранее пространства. Космос окажется объятым нами изнутри и снаружи одновременно.

Более того, убедившись в относительности внутренне-внешнего мира, наподобие космонавтов, убедившихся в относительности верха и низа в невесомости, мы окажемся как бы в двуедином пространстве человек-космос или космос-человек. Здесь нет чисто субъективного или чисто объективного, вся реальность пронизана неким субъективно-объективным мерцанием.

А что если такое видение мира более правильно? На земле, в условиях тяготения, господствуют законы, заставляющие нас делить мир на верх-низ, правое-левое, внутреннее-внешнее. Не обладай мы такой возможностью, жизнь в условиях земли была бы невозможна. Однако не будем забывать, что гораздо более и даже неизмеримо более громадные области мироздания существуют вне земных условий. Стоит чуть приподняться над землей — и уже невесомость, нет верха-низа; стоит приблизиться к световой скорости — и нет внутреннего-внешнего. Более того, даже в земных условиях внутреннее и внешнее часто меняются местами: рождение, прорастание зерна изнутри, оплодотворение и деление клетки, расщепление атома — вот далеко не полный перечень таких процессов. Возможно, что и смерть является особой разновидностью такой космической антропной инверсии.

Одним словом, относительность внутренне-внешнего еще не освоена человеком. Верное для земли неверно для космоса, а человек существо космическое. Когда Коперник мысленно вывернул наизнанку птолемеевскую вселенную, перенес Землю из центра сферы на периферию, а Солнце переместил из окружности в центр, он остался при этом на той же Земле и в той же вселенной.

Если мы продолжим этот процесс и мысленно вывернем наизнанку наше собственное пространство, мы опять же останемся на той же Земле и в той же вселенной, просто картина мироздания станет другой и, я в этом твердо уверен, более объективной.

Земные условия подсказали нам плоскую Землю, Солнце вокруг земли, человека внутри вселенной. Земля стала круглой, Солнце заняло подобающее ему место. А что если с переориентацией внутреннего и внешнего мы увидим более космично, более правильно? Внутренне-внешний человек-космос, обнимающий изнутри-над мироздание, вовнутривший его и распространивший себя как небо, — это образ, заслуживающий самого пристального внимания, даже если бы за этим не крылось каких-либо новых космологических, физических и биологических реальностей.

В. И. Вернадский справедливо отмечал, что даже образование дождевой лужи нельзя объяснить без участия в этом процессе космоса. Формирование наших представлений о месте человека в космосе в основном проходило под воздействием земных условий. Но если лужа связана с космосом, то мозг и человеческий организм, состоящие из воды на 90 %, реагируют еще тоньше на реальности микро- и макромира.

Физики убеждены, что 10, а может, и n измерений пространства не имеют прямого отношения к нашему трехмерному миру, а относительность времени и пространства ощутима лишь в царстве световых скоростей. На самом деле микро- и макромир сплетаются в единый узел в «пространстве живого вещества». Отсюда следует, что для понимания своей космической роли человеку очень важно распространить свое психологическое и духовное пространство в пределы, открытые теорией относительности и квантовой физикой.

Если это произойдет, мы неизбежно переселимся из вселенной Ньютона в мир современной космологии, как когда-то с плоской земли на круглую, из космоса Птолемея в мирозданье Коперника. Мне могут возразить, что такое переселение уже произошло в первой трети нашего века. Это будет верно лишь отчасти. Ситуация, сложившаяся сегодня, очень напоминает времена Коперника. Научно система польского астронома была взята на вооружение, но в повседневном употреблении и мировоззренчески верной считалась птолемеевская система. Лишь через семьдесят лет после опубликования учения Коперника запрет на него был снят, а Птолемей окончательно отошел в историю науки, уступив место современности.

Параллели Птолемей — Ньютон, Коперник — Эйнштейн носят здесь чисто условный характер, и все же, не умаляя величия Ньютона, следует признать, что его представления об абсолютном пространстве и независимом от пространства равнотекущем времени сегодня являются анахронизмом. А между тем все еще господствуют в умах людей на уровне повседневности.

Вот почему до сих пор мы все еще склонны абсолютизировать для себя земные условия, интуитивно распространяя их на весь космос. Это обедняет духовный мир современного человека, заслоняет от него существенные реальности вселенной, которые почему-то все еще считаются достоянием кабинетной науки.

В. И. Вернадский выдвинул рабочую гипотезу о том, что «все живое вещество для своего тела имеет состояние пространства, приближающееся к одной из Римановых геометрий» (Вернадский В. И. Проблемы биогеохимии).

Это очень важное допущение прекрасно объясняет, почему художественное и психологическое пространство и время человека гораздо ближе к сегодняшней космологии, чем к Ньютону. Здесь ответ на вопрос, почему в нас закодирована информация о вселенной, весьма далекая от чисто земных условий.

Поясню здесь, что Риманова сфера трехмерна и обладает положительной кривизной. Вот ее условное изображение.

Геометрия Лобачевского построена для искривленного пространства с отрицательной кривизной (гиперсфера)

В рисунках допущена одна условность, обычная для популярной литературы: изображены двумерные поверхности сферы и гиперсферы, искривленные в трехмерном пространстве, «поскольку невозможно наглядно представить себе гиперболически искривленный трехмерный мир» (Владимиров Ю. С. и др. Пространство, время, гравитация М. 1984).

Физически, согласно последним моделям, наша вселенная в чем-то похожа на трехмерную сферу Римана. Однако стоит поместить наше зрение внутри этой сферы, и мы увидим отрицательную кривизну гиперсферы Лобачевского.

Чтобы оказаться внутри, нужно сферу вывернуть наизнанку. Геометрически это невозможно, однако на уровне микромира существуют так называемые инстантонные состояния, когда частица одной топологии может через вакуум вывернуться в частицу другой топологии. Так сфера может превратиться в гиперсферу (Будущее науки. М. 1986). Это очень похоже на антропную инверсию при выворачивании.

Теперь перенесемся из космоса в наше привычное пространство и рассмотрим геометрию человеческого тела в его отношении к обычной трехмерной сфере изнутри. Такой сферой видится нам зримый космос — небо над головой. Если смотреть на человека со стороны, то кривизна замкнутого контура его тела будет положительной по отношению к Окружающему пространству. Если же мысленно смотреть изнутри, та же самая кривизна будет отрицательной. До рождения младенец пребывает внутри утробы в мире с отрицательной кривизной. После рождения, «вывернувшись» наружу, он видит ту же поверхность теперь уже с кривизной положительной. Какая же геометрия верная? Видимо, совмещающая внутреннее и внешнее. Но такой геометрии сегодня еще не существует. Она еще не создана.

Теперь распространим наш частный случай до вселенских масштабов. Представим себе четырехмерную вселенскую сферу и наше пребывание на ее трехмерной поверхности — «плоскости». Охватить ее собой мы как бы не в состоянии, но стоит мысленно вывернуться наизнанку, и вот уже мы как неотъемлемая часть сферы оказались внутри нее — перед нами четырехмерная гиперсфера, на сей раз с отрицательной кривизной. Совместив эти два взгляда, мы увидим себя и вселенную изнутри и снаружи, мысленно связав воедино две модели вселенной.

Правомерно предположить, что на определенном этапе развития человек научится видеть со стороны четырехмерную Риманову геометрию вселенной, а чтобы сделать это, надо как бы отстраниться, вывернуться хотя бы в пространство гиперсферы и совместить два взгляда — изнутри и снаружи — в новую геометрию. Вопрос о том, какова реальная геометрия вселенной, можно пока что вынести за скобки, а вот возможность расширить перспективу зрения до пределов внутренне-внешнего зрения вряд ли следует упускать.

Если бы даже наш мир был устроен по Аристотелю и Птолемею или по Ньютону, то и тогда новое зрение дало бы более верную картину о месте человека в мироздании.

Сейчас мы видим мир только изнутри. Надо научиться видеть его «изнутри-со-стороны».

Ситуация эта очень похожа на то» что происходит в замечательной книге Эббота «Флатландия» (Эббот Э. Флатландяя. М. 1976). Обитатели плоского мира Флатландии живут на плоскости, не подозревая о существовании нашего трехмерного мира.

Любая фигура — круг, квадрат, треугольник — видится им как отрезок большей или меньшей длины, ведь они не могут подняться над плоскостью, окинув взглядом фигуру в целом. Для существ этого мира есть только два направления — юг и север, они не подозревают о существовании высоты. Когда квадрат, побывавший в нашем объемном мире, объясняет им, что существует трехмерный мир, они требуют, чтобы он указал им, куда простирается эта таинственная «высота»; естественно, что на плоскости квадрат не в состоянии этого сделать.

Зато вестник из трехмерного мира с легкостью доказывает квадрату свое объемное происхождение. Ведь он может дотронуться до любой плоской фигуры «изнутри». Перед ним плоскость, как лист бумаги, он ясно видит «внутреннее» пространство всех треугольников, многоугольников, окружностей и квадратов.

Стало быть, уподобиться трехмерной, объемной фигуре плоскому существу можно. Надо «вывернуться наизнанку» и увидеть себя изнутри-снаружи. От совмещения этих двух перспектив и должно появиться перспективное трехмерное зрение.

Вселенную, в которой мы живем, пронизывают 10, а может быть, п измерений на уровне микромира.

Утверждение физиков и космологов о невозможности увидеть кривизну нашего трехмерного мира представляется весьма спорным. Это дань одностороннему негуманитарному подходу к научной истине. Но есть подход гуманитарный. Внутренне-внешняя перспектива — один из таких путей. Антропная космическая инверсия (выворачивание) может оказаться кратчайшим путем к вселенной XXI века, где человек и мироздание — одно целое.

При инверсии правое и левое должны меняться местами. Так легко поменять плоские перчатки, правую на левую, подняв их над плоскостью. Это невозможно проделать с обычной трехмерной перчаткой. Ведь мы не располагаем пространством четырех измерений, чтобы переместить их аналогично перчаткам плоским. Однако есть другой, более простой путь. Выверните перчатки наизнанку, и чудо свершилось: правое стало левым. Не является ли выворачивание универсальной областью перехода любых измерений пространства в любые другие измерения?

Вывернуть наизнанку живое тело было бы негуманным, но представим себе, что перчатка не только одушевлена, но и обладает разумом, тогда ей достаточно было бы мысленно поменять направления: внутреннее на внешнее и внешнее на внутреннее. Теперь представим себе, что перчатка, кроме разума, обладает высокоразвитой эмоциональной сферой и может почувствовать мысленное выворачивание так, словно оно осуществлено в реальности. Мир такой «перчатки» раздвинется безгранично. Ее ощущения времени и пространства окажутся намного сложнее и тоньше, чем до выворачивания.

В статье «О правизне и левизне» В. И. Вернадский пишет, что в однородном евклидовом пространстве «не может быть раздельности правизны и левизны». Однако в нашем мире «все белки животных и растений «естественные» — левые»2. Пастер считал, что «это явление связано со свойствами космического пространства».

«…Указание Пастера не может быть отброшено без внимания, — пишет Вернадский. — Дело в том, что в космических просторах наблюдаем правизну-левизну… Это проявление спиральности небесных туманностей, неизбежно право-левых материальных движений…»

Куда же они закручены, в правую или левую сторону? Ответить на этот вопрос пока сложно, ибо правыми или левыми галактики могут быть лишь в проекции на искривленную плоскость типа воображаемой плоскости небосвода, однако в реальности мы такой плоскостью не располагаем. Таков ход мысли ученого.

Однако в истории человеческой культуры мы располагаем другой, более совершенной право-левой внутренне-внешней спиралью. Таков, в частности, узор знаменитого Бахчисарайского фонтана, символизирующего вечность.

Известна и другая право-левая спираль, весьма распространенная в древнем орнаменте.

Весьма интересен внутренне-внешний спиральный узор на известной иконе «О тебе радуется».

В центре — изображение Богородицы с младенцем во чреве. Младенец изнутри обнимает «семь кругов неба», так называемую мандорлу, При этом начальные круги внутри чрева, остальные, расширяясь, охватывают тело Богородицы снаружи.

Словесное выражение этого образа дало название иконе «О тебе радуется».

Древнерусский художник сумел изобразить неизобразимое, расширив по спирали внутреннее пространство.

Двойная право-левая внутренне-внешняя спираль возникает в знаменитых автохтонных волнах при колебательных реакциях Белоусова. Это явление изучает новая наука о самозарождающихся системах — синергетика.

Мало изучена спиральная структура многих областей человеческого тела: радужка, ушная раковина, автохтонные волны сердечных сокращений; однако есть и некоторые Сдвиги в этой области. Замечена проекция внутренних Органов тела на радужку глаза и ушную раковину. Есть карта проекции развертки всех частей тела на сферу мозга. Выяснилось, что человеческое тело в чем-то похоже на голограмму: многие его части содержат проекцию всего тела в целом.

Возникает интуитивная гипотеза о такой же голографической связи тела с окружающим его космосом. Не проецируется ли тело на воображаемую сферу окружающего нас космоса, как внутренние органы проецируются на радужку глаза?

Если же учесть, что 90 % информации о мире идет через зрение, вспомнить, что в древние времена звездное небо гораздо чаще было перед глазами рыбака, зверолова и землепашца, возникает естественное стремление проследить, как воздействовало небо на человека.

Глазом человек прикасается к мирам на расстоянии Миллиардов световых лет. При атом через радужку глаза звездный свет оказывает какое-то воздействие и на все тело в целом, поскольку на радужку спроецировано все тело. Я уже не говорю о невидимых и не воспринимаемых человеком рентгеновских излучениях, о нейтринных потоках, пронизывающих мир во мгновение ока, и о многих других реальностях космоса, ежедневно наполняющих нашу заемную жизнь.

До сих пор наука в основном изучала воздействие Космоса на человека. Между тем человек тоже воздействует на вселенную, причем вовсе не обязательно в глобальных масштабах.

Никто не изучает, как глаз воздействует на свет звезды или солнце. Считалось, что столь минимальное влияние учитывать не приходится. Открытие Гейзенбергом принципа неопределенности на уровне квантовых взаимодействий заставляет подойти к этой проблеме по-новому.

Сколько бы ни было минимальным взаимодействие, оно все же вполне достаточно, чтобы фотон проявил себя либо как частица, либо как волна. Бессмысленно спрашивать, чем в реальности является фотон. Реальность волны или частицы возникает лишь при взаимодействии с взглядом или даже, правильнее сказать, благодаря этому взаимодействию. Значит, взгляд воздействует на свет самых отдаленных и самых близких звезд на микроуровне, это воздействие весьма существенно.

Раньше считалось, что это касается лишь областей микромира, но антропный принцип показал прямую связь микро- и макроуровня в человеческом восприятии. Все наиболее важные физические постоянные вселенной таковы, что само их существование тончайшим образом зависит от восприятия и даже было бы невозможно без обязательного возникновения на определенном этапе воспринимающего объекта, то есть человека. Получается, что человек — космологическая реальность вселенной, без которой мироздание просто бы не возникло в том виде, в каком оно существует ныне.

Получается, что микро- и макроуровни как бы специально подрегулированы для того, чтобы существовал человек, воспринимающий этот странный феномен. Объяснить такую ситуацию, не впадая в мистику, можно, лишь осознав объективную значимость нашего восприятия пространства и времени.

Модель внутренне-внешнего пространства вселенной как бы соединяет в нашем сознании микро- и макроустройства в более всеобъемлющую картину мира.

Риманова геометрия, рассматривающая модели мира с положительной кривизной, и геометрия Лобачевского, отражающая ту же реальность с кривизной отрицательной, естественно совмещаются в пространстве внутренне-внешнем. По аналогии с нашим трехмерным миром это будет глобус снаружи (сфера) и он же изнутри (гиперсфера). В этом случае мы получаем две модели мира: открытую и замкнутую.

Современная космология располагает двумя такими моделями. Если бы захотели соединить сферу и гиперсферу в единый узор, совместить пространство внутреннее и внешнее, то лучшей моделью оказалась бы двойная спираль.

Вряд ли надо объяснять, насколько такие модели характерны для строения человеческого тела.

Познавая себя, выходя за пределы обыденного или данного природой зрения, мы должны смелее применять такие перспективы для более точной координации своего места в мироздании. Нас не должно смущать, что это возможно проделать лишь мысленно. Ведь только мысленно мы определяем свое местоположение не на плоской, а на круглой земле; пребывание в системе Коперника опять же осуществляем мысленно; но при этом мысль приближает нас к реальности, недоступной обычному восприятию.

Округлость Земли стала для человечества географической истиной после путешествия Магеллана вокруг света.

Копернику поверили до полетов в космическое пространство, где можно теперь воочию увидеть, как Земля вращается вокруг Солнца.

Внутренне-внешнее пространство космоса пока что далеко от человека в областях черных дыр и релятивистских скоростей, и все же в нашей повседневной жизни это должно присутствовать как постоянное напоминание человеку о его космической роли.

«Тысячеликий, тысячеглазый Пуруша», вмещающий в себя небо, звезды и всю вселенную; Андрей Белый, обнимающий себя Зодиаком, как мякоть персика объемлет косточку; Велимир Хлебников — «тать небесных прав для человека», отслаивающий Большую Медведицу от подошв сапог; Сергей Есенин, называвший человека «чашей космических обособленностей», где «человек, шествующий по земле, попадает головой в голову своему двойнику, шествующему по небу»; Афанасий Фет, несущий в своей груди «огонь сильней и ярче всей вселенной»; Тютчев, узнающий в звездной бездне «свое наследье родовое», воскликнувший в момент полного внутренне-внешнего проникновения: «Все во мне, и я во всем», — вот далеко не полный перечень — «парад» людей-планет, увидевших человека полновластным обитателем и вместителем всего макро- и микрокосмоса.

Наше отношение к таким художественным прозрениям должно измениться. Здесь фантазия ведет нас к реальности.

Старая истина о том, что человек есть частица космоса, ныне нуждается в пересмотре. Есть механическая часть целого, скажем, деталь машины или обрывок фотографии, а есть часть, зеркально вмещающая все целое, например, осколок голограммы.

«Вообразим себе, что какой-то участок земли в Англии идеально выровняли и картограф начертал на нем карту Англии. Его создание совершенно — нет такой детали на английской земле, даже самой мелкой, которая не отражена в карте, здесь повторено все. В этом случае подобная карта должна включать в себя карту карты, и так до бесконечности» (Борхес).

Если разорвать фотоснимок, все обрывки будут лишь фрагментами изображения. Если разбить голографический портрет, в каждом осколке останется все изображение, только несколько потускневшей.

Человек именно такая голографическая часть космоса. Хотя и в потускневшем виде, но мироздание отражено в нас все целиком. Космологическое выворачивание восстанавливает яркость изображения. Нас не должно смущать, что глаз не видит человека и космос в перспективе внутренне-внешней. Глаз не видит и многое другое, например, пространство-время и кривизну вселенной. Эйнштейн даже сравнивал человека с клопом, ползущим по шару и не подозревающим о шарообразности своего мира:

«Представьте себе совершенно сплющенного клопа, живущего на поверхности шара. Этот клоп может быть наделен аналитическим умом, может изучать физику и даже писать книги. Его мир будет двухмерным. Мысленно или математически он даже сможет понять, что такое третье измерение, но представить себе это измерение наглядно он не сможет. Человек находится точно в таком же положении, как и этот несчастный клоп, с той лишь разницей, что человек трехмерен. Математически человек может вообразить себе четвертое измерение, но представить его человек не может. Для него четвертое измерение существует лишь математически. Разум его не может постичь четырехмерия» (Эйнштейн А. Собр. науч. тр. в 4-х тт., т. 4. М., 1967).

Я позволю себе поспорить с этим утверждением великого ученого. Человек все же способен «видеть четырехмерие», но для этого нужно творческое усилие. Более того» человек может воспринять все п измерений.

Есть общее свойство зрения и восприятия: при переходе от одного измерения к любому другому осуществляется выворачивание.

Так, одномерной точке для восприятия плоскости нужно вывернуться наизнанку во все стороны.

Таким же образом воображаемое плоское двухмерное существо могло бы воспринять объем, вывернувшись сквозь себя наружу.

Вывернуть наружу трехмерный объем мы уже зрительно не можем — не видим, куда выворачивать, где оно, четвертое измерение.

Вот здесь нам и помогла бы ретроспекция выворачивания. В момент выворачивания и точка, и плоскость охватывают не только объем, но и все внешние пространства любых измерений. Таким образом, при выворачивании во внешнее пространство объект охватывает все измерения пространства-времени, от 10 до n.

Вспомним, что современная космология знает такую модель частицы-вселенной, вывернутой вовне и внутрь. Она носит названия: планкион, максимон, фридмон.

Во внешней перспективе это первоатом — частица, вывернутая во внешнее пространство, это наша расширяющаяся вселенная от момента взрыва 19 миллиардов лет назад и до сего времени.

Во внутренней перспективе это наша вселенная, сжатая до частицы, из которой она возникла.

Так наша вселенная может во внутренней перспективе быть элементарной частицей другой вселенной, а элементарные частицы нашей вселенной могут быть внешними проекциями других миров.

Нечто подобное видел своим поэтическим зрением Beлимир Хлебников:

Получается, что внутренне-внешним выворачиванием мы в состоянии охватить все миры сразу. Правда, здесь кроется одно «если»: если космологическое выворачивание возможно для человека на физическом уровне. Это «если» связано со множеством физических условий:

Именно это «выворачивание», связанное с полетом, близким к скорости света, я назову выворачиванием внешним, или антропным метасингулированием, — это космическое выворачивание и антропная инверсия при подлете к черной дыре.

Ну, а можно ли вывернуться внутрь, так сказать, не сходя с кресла, в сторону микромира? Вероятность положительного ответа на этот вопрос резко возрастает.

Рост ноосферы, возрастание ее роли в мироздании соответственно увеличивает и потенциал, и роль человеческого разума в понимании вселенской жизни. Отсюда объективное и субъективное распространение его роли на все известные уровни реальностей космоса, то есть и на уровни микромира, где пространство может иметь 10, 100 и даже n измерений.

В. И. Вернадский не уточнял, какую роль в ноосфере играет чувство, но из его основных положений ясно, что оно отнюдь не второстепенно, со временем человек буквально научится чувствовать и 100 и n измерений, как сейчас он чувствует три. А. Эйнштейн занимает здесь явно скептическую позицию — он считает, что человек не может постичь Бога, для которого тысяча лет и тысяча измерений предстают как одно.

Сама теория относительности немало способствовала тому, что мы ведем сейчас вполне конкретный разговор о постижении человеком мира четырех и тысячи измерений.

Антропный принцип открывает пока еще неясное соответствие между космологическими постоянными микромира и максимальными величинами макрокосмоса. На сегодняшний день нет никакой связующей субстанции между ними, кроме человека. «На совпадение больших чисел было предложено смотреть как на уравнение, определяющее некоторый момент времени в космологической школе, — границу «эпохи человека» (Эйнштейновский сборник, М., 1986).

Центр ноосферы Вернадского может оказаться не только в заоблачной выси, вынесенной в беспредельные дали космоса а здесь, на земле, в человеке, раздвинувшем свои слух и зрение до самых отдаленных границ мироздания. Вопрос о том, каково устройство вселенной, в конечном итоге относится к сфере опыта. Однако наше человеческое восприятие пространства-времени не может быть механическим следствием той или иной реальности мира.

Мы, люди, вправе выбирать и творить новые системы отсчета, непохожие на то, что сформировалось в опыте прошлого. Наши мысленные путешествия по экзотическим окраинам «черных дыр» и погружения в туннели микромира нужны здесь для того, чтобы убедить обитателя земли, что образ пространства-времени, сформировавшийся у нас сегодня, отнюдь не является абсолютно достоверным. Природа диктовала свои условия человеку, когда формировала наши слух и зрение. Мы видим мир впереди; но можно представить себе и более совершенное зрение. Можно представить себе зрение идеального глаза, не зависящего от чисто земных условий. Это, к примеру, шесть глаз, расположенных на сфере. Они смотрят вверх-вниз-вправо-влево-вперед-назад и вовнутрь. Невозможно даже мысленно нарисовать мир, отраженный в таком зрении, хотя именно такая перспектива обладала бы максимальной полнотой. Или один глаз, расположенный на «изгибе» ленты Мебиуса таким образом, что он одновременно смотрит вверх-вниз-вовнутрь-наружу-вперед-назад, вернее на границе между всеми характеристиками пространства. Как Андрей Белый на вершине пирамиды. Или мысленный обитатель внутри хрустального глобуса Пьера.

К. Э. Циолковский в статье «Животное космоса» обрисовал нам прозрачную сферу, но он не уточнял, где у сферы находится зрение, как она должна видеть мир.

Не будем гадать, как в дальнейшем эволюция поступит с человеком. Скорей всего он останется таким, как есть, а слух и зрение будут расширяться за счет моделирующих систем, которые мы сейчас создали и создаем.

Уже сейчас ясна основная особенность космического зрения, не связанного абсолютизацией земных условий, — ЭТО относительность и совмещенность всех направлений пространства; верх-низ, правое-левое, впереди-позади и, наконец, наиболее трудно преодолимое и трудно представляемое внутренне-внешнее.

Наше восприятие времени тоже не единственно возможное. Сегодня здесь господствует сложившаяся в нашем сознании трехсоставное время: прошлое-будущее-настоящее. Когда-то Блаженный Августин дал такие характеристики для этих категорий: «Правильнее было бы, пожалуй, говорить так: есть три времени — настоящее прошедeго настоящее настоящего и настоящее будущего… Настоящее прошедшего — это память; настоящее настоящего — это непосредственное созерцание; настоящее будущего — это ожидание».

Мы не согласимся с Августином, что время существует «только в нашей душе», но психологическое совмещение времени с нашим чувством философ увидел точно. Отметим, что современная физика испытывает большие трудности В попытках найти объективный смысл понятий «раньше-позже», как мы убедились ранее, существует чисто теоретическая возможность обратного хода времени в области черных дыр. Однако и в обычном земном восприятии вполне возможен мысленный эксперимент, расширяющий горизонты нашего восприятия.

Абсолютизация направлений времени должна подвергнуться пересмотру. Если в пространстве возможны и реальные области, где внутреннее-внешнее понятия относительны, то во времени такими же относительными могут оказаться «направления» прошлое-будущее-настоящее. Можно моделировать необычные для нашего слуха сочетания «прошлое-будущее», или «будущее-настоящее», или «настоящее-прошлое», не говоря уже о возможности совмещения их в одно целое. В живом веществе время отражается Ярче, чем в косной материи. Вот почему наши чисто субъективные восприятия пространства-времени очень важны.

Заканчивается гигантская, может быть, миллионолетняя эпоха, когда образы пространства и времени формировала в живом веществе природа. Теперь человек начинает сам моделировать образы пространства-времени, открытого не только природным, но и космическим реальностям мироздания.

Этот процесс начался не только в физике, но и в поэзии XX века, и прежде всего в творчестве В. Хлебникова.