ГЛАВА 7

Айслинн бесцельно брела по Хантсдейлу. Иногда ей было трудно оставаться вдвоем с Сетом. С недавних пор это состояние охватывало ее все чаще, а мозг при этом наполнялся мыслями о Кинане. Она думала о его словах и о своих чувствах в тот момент, когда он к ней потянулся. Это испугало ее. Разлука с Донией заставляла Кинана придумывать что угодно, лишь бы подольше удержать возле себя Айслинн. В канун лета они уже и так слишком сблизились, и она не знала, к чему это приведет.

Какая-то часть ее личности хотела поговорить с Сетом. А если после такого разговора он ее бросит? Сколько бы Сет ни шептал ей о своей любви, Айслинн по-прежнему волновалась, что может все испортить и потерять его. Иногда ей самой хотелось бежать из Страны фэйри и их забот. Можно представить, как этого хотел Сет! Ему осточертело бывать при дворе и выдерживать общение с Кинаном. Расскажи она Сету о поползновениях Кинана и собственном искушении, не станет ли это последней каплей?

Сет уважал ее свободу, но если в таком состоянии прийти к нему, он обязательно это заметит и спросит о причинах. А что она скажет в ответ? «Понимаешь, мой король, моя вторая половина, решил изменить правила, и я с трудом отказалась». Айслинн не была готова к такому разговору ни сейчас, ни в ближайшее время. Она подготовится. Она все расскажет Сету.

«Но не сейчас, — подумала Айслинн. — Вначале я должна знать, что я ему скажу».

Ей захотелось с кем-нибудь поговорить. Из всех подруг Айслинн о фэйри знала только Лесли, однако сейчас той не было в городе. С некоторых пор Лесли вообще отказывалась говорить о фэйри. Может, все-таки пойти к Сету? Но тогда ей придется рассказать, что Кинан ее искушал. В конце концов, не с Кинаном же ей это обсуждать! К своему неудовольствию, Айслинн обнаружила, что круг ее друзей гораздо меньше, чем ей казалось. Она никогда не могла похвастаться обилием друзей, но они у нее были. Айслинн сама их растеряла. Сначала отношения с Сетом, которые она упорно называла платоническими, потом это превращение в фэйри и королеву Лета, а потом… Потом она ограничилась общением с Сетом и Кинаном. В школе она по-прежнему перекидывалась фразами с Карлой и Рианной, но уже много месяцев им не звонила.

Айслинн вынула мобильник, взглянула на время и позвонила Карле.

Карла ответила почти мгновенно:

— Эш? Что-нибудь случилось?

— А почему ты спрашиваешь?

Как будто она не знала ответ! Если месяцами не звонишь подруге, естественно, что она задает тебе такой вопрос.

Карла ждала ответа.

— У меня все нормально, — поспешила успокоить ее Айслинн. — Ты свободна?

Карла помолчала.

— Смотря для чего ты спрашиваешь.

— Я тут шла и думала: до чего никудышной подругой я стала. И вот…

— Что замолчала, никудышная подруга? Я тебя внимательно слушаю. Чего мне ждать дальше?

— Наверное, моего покаяния, — со смехом ответила Айслинн, обрадовавшись, что Карла все обратила в шутку. — Называй цену.

— Десятник за игру. Ну что, встречаемся в известном месте?

Айслинн свернула к «Шутерс».

— Ты дашь мне фору в несколько шаров? — спросила она.

— Это же покаяние, детка, — хмыкнула Карла. — Я присмотрела себе новую видеокарту. Вот ты мне ее и оплатишь, причем еще до конца нашей встречи.

— Ого!

— А ты как думала? — весело засмеялась Карла. — Через полчаса буду.

— Я выберу стол, — пообещала Айслинн и отключилась.

Ее настроение заметно улучшилось. Она знала, что несколько стражников-фэйри шли за нею следом, держась на почтительном расстоянии. Сегодня ей не хотелось их замечать. Несколько партий в бильярд с подругой ничего не изменят, но все-таки это ближе к обычной жизни, по которой Айслинн до сих пор скучала.

С такими мыслями она прошла несколько кварталов до бильярдного клуба «Шутерс». Вторая буква в неоновой вывеске не горела, что меняло название. Так было гораздо веселее, чем если бы не горела первая[2].

Сколько же месяцев подряд она здесь не показывалась? Айслинн опять захлестнуло чувство вины и страх: вдруг ее уже не хотят видеть? Завсегдатаи бильярдного клуба много работали, а когда отдыхали, то отрывались по полной. Все они были старше Айслинн, некоторые — ровесники и возможные одноклассники ее бабушки. Но здесь не смотрели ни на возраст, ни на социальный статус, ни на цвет кожи. В клубе терпимо относились к каждому, пока он не создавал проблем.

Еще до всех этих событий Айслинн прошла «эксклюзивный курс» обучения игре на бильярде у местного профи по имени Денни. Этому парню было лет двадцать пять или чуть больше. Некоторые считали его жуликом. Преподав Айслинн азы бильярдной игры, он передал ее для дальнейшего обучения своей подружке Грейс. Айслинн оказалась способной ученицей и научилась весьма недурно играть на бильярде. Конечно, ей было далеко до Денни. Тот мог за одну партию загнать все шары в лузы. Но мастерство приходило с практикой, а Айслинн не могла играть целыми днями. В клубе хватало приятных людей, чтобы поболтать и сыграть партию, однако больше всего она скучала по Денни и Грейс.

Войдя в клуб, Айслинн сразу же увидела Денни. Они с Грейс разыгрывали партию. Вскоре Грейс заметила ее и улыбнулась.

— Привет, принцесса. Что-то ты забыла к нам дорожку.

Денни сначала ударил по шару и лишь затем оторвал глаза от стола.

— А почему без прекрасных принцев? — спросил он.

— Сегодня у меня девичник, — пожала плечами Айслинн. — Встречаюсь с Карлой.

— Тогда бери кий или усаживайся, — предложила Грейс.

Ее голос имел характерную хрипотцу от сигарет и виски. Такие голоса бывают у миниатюрных певичек, которые обожают ярко-красные наряды, поют сентиментальные песенки и провоцируют своих любовников на ссоры. Грейс была мускулистой девицей, носившей тяжелые шнурованные ботинки, выцветшие джинсы и мужские рубашки с пристегивающимся воротником. В драке она не уступала никому из мужчин. Грейс особенно гордилась тем, что ее «софтейл кастом»[3] блестит ярче, чем у Денни, а несколько клаксонов заглушают его сигнал.

— Хочешь, поиграем парами, когда Карла придет? — предложил Денни.

Он ходил вокруг стола, выбирая, откуда произвести следующий удар кием. Свои волосы он завязывал в хвост. Этот хвост уже порядком растрепался, и волосы лезли Денни в лицо.

— Я согласна, если буду играть в паре с Карлой, — объявила Грейс. — Прости, Эш, но Карла с Денни уделают нас в дерьмо.

Айслинн усмехнулась.

— Карла уже сделала ставку. Десятник за игру.

— Тогда двадцать за команду? — спросил Денни.

Одним ударом он загнал в лузы сразу два шара. Карла, любившая математику, объяснила бы это с позиции правильно выбранных углов и прочей геометрии. Денни предпочитал бить по шарам без объяснений и точность своих ударов относил за счет постоянной практики.

— Все равно десять, если делить на две команды, — возразила Грейс, открывая бутылку с минеральной водой.

— Ну, играя против вас с Карлой, мы останемся при своих, — сказал Денни, примериваясь к новому удару.

— Или не останемся, — пробормотала Грейс.

— Или не останемся, — подхватил он и улыбнулся.

Это был их язык, которого Айслинн никогда не понимала. Кто-то бросил монету в музыкальный автомат, и оттуда полился блюз. Айслинн бывала здесь достаточно часто и сразу узнала классическую мелодию, исполняемую Бадди Гаем. Звучала музыка. Стучали шары. Негромкий гул голосов перемежался возгласами победы и поражения. В «Шутерс» ничего не менялось.

«Как хорошо снова оказаться здесь».

Айслинн поняла, что слишком долго пробыла в обществе фэйри и просто нуждалась в перемене впечатлений.

К приходу Карлы Айслинн почти убедила себя, что в ее собственной жизни ничего не изменилось. Конечно, и раньше ее жизнь была не идеальной, но тогда многое обстояло куда проще. Каждый день видеть перед собой вечность? Айслинн еще не овладела этим умением, а мысли о том, что ее романы развиваются в двух непересекающихся плоскостях, тоже не прибавляли оптимизма.

Но рядом была Карла, были Денни и Грейс. Звучала приятная музыка. Шутки и смех не требовали усилий. Время, проведенное здесь, будет отдано только друзьям и развлечениям.

— Играем! — ликовала Карла.

Она исполнила что-то вроде победного танца. Денни не выдержал и отвернулся, а Грейс хмыкнула.

— Кто-то тут секретничает, — шепнула Айслинн, обращаясь к Денни.

— Не обращай внимания, Эш, — отмахнулся он.

Грейс собирала шары и о чем-то болтала с Карлой. Айслинн прислонилась спиной к столу и тихо сказала:

— Возраст — понятие относительное. Если ты…

— Ошибаешься. Может быть, однажды, когда у нее появится возможность прожить чуть больше… но этого не случилось, и я не собираюсь использовать чужие шансы. — Денни бросил взгляд в сторону Карлы и уселся на табурет возле стены. — У вас двоих еще много времени, чтобы наслаждаться свободой. Это потом вас потянет к оседлой жизни. Меня уже тянет.

— Старость — это сколько?

Денни усмехнулся.

— Не ерепенься. Сет не слишком стар для тебя. Год-другой — невелика разница.

— Но…

— Но я почти на десять лет старше вас. Это другое дело. — Денни слез с табурета. — Ну что, будем играть или доставать друг друга?

— Нахал!

Он улыбнулся.

— Вот тебе еще одна причина не лезть в чужую душу.

Пока они играли, Айслинн думала о Сете и Кинане и мысленно возражала Денни. Неужели год-два — это мало, а десять лет — слишком много? В чем-то он был прав. У них с Сетом не ощущалось никакой разницы в возрасте. Айслинн не чувствовала, что он старше и мудрее. А вот с Кинаном, невзирая на его юную внешность, она постоянно ощущала пропасть в сотни лет.

Потом она отпихнула мысли подальше и все внимание отдала игре. Карла с Грейс играли здорово, однако Денни превосходил их. Ведь они играли ради удовольствия, он же обычно играл ради денег.

— Проснись, мечтательница, — окликнул ее Денни. — Твой удар.

— Эш просто помогает мне выиграть, — засмеялась Карла.

— Когда долго не практикуешься, годятся любые оправдания, — заметил Денни.

Айслинн не промазала, хотя и особых успехов за несколько часов игры не показала. Впрочем, она и не стремилась к выигрышу. Она наслаждалась вечером и тем, что не нужно искать подтекста в чужих словах, не нужно думать над каждым своим словом и жестом. Ей очень надо было оказаться здесь и сменить обстановку.

Вернувшись из клуба домой, Айслинн не удивилась, что бабушка ее ждет. Бабушка по-прежнему за нее волновалась. Ее не успокаивали стражники, повсюду сопровождавшие Айслинн. Многолетнее правило: «Никогда не показывать фэйри, что мы их видим», — теперь утратило свою важность. Тем не менее бабушка по-прежнему относилась к ней как к обычной девчонке.

«Точнее, к такой девчонке, какой я была всегда», — мысленно поправила себя Айслинн.

Дома она могла чувствовать себя маленькой и поддаваться страхам. Здесь ее могли отчитать за то, что она выпила все молоко и забыла купить его, когда ходила в магазин. Бабушкин дом был уютной гаванью, но это не означало, что мир послушно оставался за дверями.

Айслинн вошла в гостиную. Бабушка сидела в своем любимом кресле и пила чай. Ее длинные седые волосы были заплетены в свисавшую косу. Днем бабушка закручивала ее вокруг головы.

Бабушкина коса была весьма длинной. Айслинн даже не мечтала отрастить такие длинные волосы. В детстве она думала, что бабушка и есть сказочная Рапунцель. Если в мире существовали фэйри, почему бы не быть и Рапунцель? Они с бабушкой жили в высоком доме, их окна выходили в странный мир. Как-то Айслинн спросила бабушку насчет ее «теории».

— А разве я не похожа на ведьму, оберегающую тебя? — спросила бабушка. — Я заманила тебя в башню и держу здесь.

Айслинн подумала и покачала головой.

— Нет. Ты Рапунцель. И мы вместе прячемся от ведьмы.

— А что случится, если ведьма нас найдет?

— Она похитит наши глаза или убьет нас.

— А что будет, если мы покинем башню?

Любой разговор бабушка превращала в экзамен на знание правил. Правила были центром жизни Айслинн, и неправильные ответы означали, что ей опять придется сидеть взаперти.

— Перечисли мне правила, — требовала бабушка.

— Не смотреть на фэйри. Не говорить с фэйри. Ничем не привлекать внимание фэйри. Выполнять эти правила всегда и всюду.

Это были три главных правила. Айслинн перечислила их, загибая пальцы. Но чтобы бабушка осталась довольна, внучка добавила четвертое главное правило:

— Всегда следовать правилам.

— Вот именно, — подтвердила бабушка и обняла ее, глядя на внучку блестящими от слез глазами. — Если нарушишь правила — ведьма победила.

— Так случилось с мамой? — спросила Айслинн.

Она вглядывалась в бабушкино лицо, надеясь прочитать там хоть какой-нибудь намек. Но бабушка отвечала не на все вопросы. Она лишь крепче обняла Айслинн и сказала:

— В какой-то мере да, дитя мое. В какой-то мере.

Мойра (так звали мать Айслинн) была запретной темой для разговора. Бабушка заменила внучке мать. Айслинн глядела на нее и мысленно ругала себя за то, что в последнее время появлялась дома лишь урывками. Вечность никуда не денется, а бабушка… И не только она. Сет, Лесли, Карла, Рианна, Денни, Грейс… все, с кем Айслинн познакомилась до встречи с Кинаном, состарятся и умрут.

«И я останусь одна. Точнее, наедине с Кинаном».

У нее от боли сжалось сердце, но эту боль с бабушкой не разделишь.

— Я тут смотрела передачу, — сказала бабушка, кивая в сторону телевизора. — Говорили о нарушении погодных ритмов. Очень много неожиданных вещей.

С тех пор как Айслинн стала воплощением лета, бабушка очень внимательно следила за погодой.

— Ученые прогнозируют наводнения. Они излагали свои теории о причинах внезапных изменений в природе.

— Мы следим за наводнениями, — сказала Айслинн, сбрасывая туфли. — Пусть себе строят теории. Все равно никто из них не верит в фэйри.

— Они еще говорили о поведении белых медведей. Ты знаешь…

— Бабуля! Может, оставим белых медведей на другой раз?

Айслинн улеглась на диван, с наслаждением откинувшись на подушку. В лофте диваны были гораздо роскошнее, но там она такого уюта не чувствовала. Там она не была собой. А здесь — была. Вот и вся разница.

Бабушка выключила бормочущий телевизор.

— У тебя что-то случилось? — спросила она.

— Ничего особенного. Просто… у нас с Кинаном был разговор.

Айслинн подыскивала слова. Они с бабушкой говорили на любые темы. О свиданиях, сексе, наркотиках, выпивке и многом другом. Но обычно эти разговоры носили теоретический характер, без углубления в детали и без конкретных имен.

— Даже не знаю. Потом я отправилась в бильярдную. Поиграли там с Карлой. Вроде помогло, но… завтра, послезавтра, на следующий год — что я буду делать, когда у меня никого, кроме него, не останется?

— Так он уже стал на тебя давить?

Околичностей бабушка не любила. Дипломатию тоже не признавала.

— Ты о чем? — Айслинн сделала вид, будто не поняла ее слов.

— Он же фэйри, — с почти нескрываемой неприязнью ответила бабушка.

— И я.

Айслинн не нравилось говорить об этом. Может, потом она привыкнет, а может быть, и нет. Бабушка принимала ее, но у бабушки за спиной была целая жизнь, проведенная в страхе и ненависти к существам, одним из которых стала ее внучка. Они же погубили ее дочь.

«И во всем виноват Кинан».

— Ты не такая, как они, — суровым тоном произнесла бабушка. — И уж конечно же, ты не похожа на него.

К глазам Айслинн подступали первые жгучие слезы беспомощности. Ей очень не хотелось разреветься перед бабушкой. Она еще не научилась в достаточной мере управлять собой. Иногда погода отвечала на ее чувства, когда Айслинн вовсе этого не желала. Сейчас она не знала, сумеет ли одновременно справиться и с собой, и с небесами. Прежде чем ответить бабушке, она сделала глубокий успокоительный вдох.

— Но он мой партнер. Моя вторая половина…

— Ты лучше их всех. Ты честная. Бабушка присела на диван и притянула ее к себе.

Айслинн не противилась, позволяя бабушке себя баюкать.

— Он будет добиваться от тебя того, чего ему хочется. Такова его природа. — Бабушка гладила Айслинн по волосам, запуская пальцы в ее разноцветные пряди. — Он не привык к отказам.

— Я ему не уступила.

— Ты отвергла его страсть. Умно с твоей стороны. Все фэйри слишком горделивы. А он еще и король. Женщины отдавались ему с тех самых пор, когда он начал их замечать.

Айслинн хотела ответить бабушке, что Кинана она притягивает не своим отказом, а своим статусом королевы Лета; что их дружеские отношения развиваются, и им обоим нужно разобраться в этих отношениях. Но все это казалось неубедительным. Какая-то часть Айслинн верила: бабушка права, и за многие сотни лет Кинан привык думать, что отношения с королевой продолжаются и в постели. Другая, менее приятная ее часть знала: дружеские отношения не могут длиться вечно. Ее и Кинана будет все сильнее тянуть друг к другу. Это просто ужасало Айслинн.

— Я люблю Сета, — прошептала она, уцепившись за эту мысль.

Да, она действительно любила Сета, однако любовь к одному вовсе не говорила о том, что больше никого она не замечает.

— Знаю. И Кинан тоже знает.

Бабушка продолжала гладить Айслинн по волосам. Она умела успокаивать без приторного сюсюканья. Впрочем, о сюсюканье Айслинн знала только из книг. В реальной жизни у нее была только бабушка и больше никаких взрослых. Сейчас Айслинн казалось, что они прожили вместе целую вечность.

— Так что мне делать?

— Оставаться собой, быть сильной и честной. Все остальное решится без твоих усилий. Так всегда было и будет. Запомни это. Что бы с тобой ни случилось… даже через сотни лет помни о необходимости быть честной с собой. А если допустишь оплошность — умей прощать себя. Ты будешь делать ошибки. Мир фэйри — новый для тебя. Помни, они там с рождения и успели прожить гораздо больше твоего.

— Если бы ты всегда была рядом со мной. Я так боюсь, — всхлипнула Айслинн. — Я не знаю, чего хочу.

— Вот и Мойра не знала.

Сказав это, бабушка умолкла, словно сомневалась, стоит ли трогать запретную тему.

— Но Мойра сделала глупый выбор. Ты… ты сильнее ее.

— Что-то мне не хочется быть сильной.

Бабушка хмыкнула.

— Тебе, может, и не хочется, но ты становишься все сильнее. Такова сила. Мы не выбираем путь, но идем по нему. Мойра отринула жизнь. Она… подвергала себя опасностям. Спала неизвестно с кем. Делала черт знает что, когда… Не пойми меня превратно. Я уберегла тебя от ее ошибок. К счастью, ты родилась без каких-либо наследственных зависимостей. Она не оборвала твою жизнь в утробе. И им тебя она тоже не отдала. Она позволила мне взять тебя. Даже в конце ей пришлось делать нелегкий выбор.

— Но…

— Но она была не такой женщиной, как ты.

— Какая я женщина? Девчонка, подросток!

— Ты управляешь двором фэйри. Разбираешься в тонкостях их политики. Думаю, ты заслужила право называться женщиной.

В бабушкином голосе появились суровые нотки. Таким тоном она всегда говорила о феминизме, расовом равноправии и подобных вещах, составлявших ее религию.

— Мне кажется, я не готова к этому, — возразила Айслинн.

— Милая моя, никто и никогда ни к чему не готов. Знаешь, я совсем не готова быть старухой. Я не была готова стать матерью ни Мойре, ни тебе. И уж конечно, я не была готова ее потерять.

— Или меня.

— Тебя я не теряю. Это единственный подарок, который сделали мне фэйри. Я успею превратиться в прах, а ты будешь жить, оставаясь юной и сильной. У тебя не будет нужды в деньгах, тебе не придется опасаться за здоровье и жизнь. — Голос бабушки зазвучал страстно, как голоса проповедников. — Они дали тебе почти все, что я мечтала тебе дать. Но все это произошло потому, что ты оказалась сильной и сумела принять их дары. Я никогда не полюблю фэйри, но одно то, что моя малышка и после моей смерти будет веками наслаждаться жизнью… Мне нелегко было простить им все остальное.

— Значит, моя мать умерла совсем не при родах?

Айслинн впервые спрашивала бабушку об этом. Сомнения появились у нее еще прошлой осенью, когда она подслушала разговор бабушки с Кинаном.

— Нет. Она умерла потом.

— А почему ты никогда мне об этом не рассказывала?

Бабушка замолчала на несколько минут.

— Ты рано научилась читать. В детстве ты прочитала одну книжку и потом сказала мне, что знаешь, почему твоя мама от тебя ушла. Ты крепко уверилась, что мама ни в чем не виновата. Просто она оказалась недостаточно сильной и не смогла быть матерью. Ты сказала, что похожа на тех девочек, чьи матери умерли, давая им жизнь. — Недавняя уверенность напрочь исчезла из бабушкиного голоса. — Что мне оставалось делать? Разубеждать тебя? Отчасти ты была права: твоей матери не хватило сил, но все остальное не совпадало с историями из книжки. Тогда я не могла тебе сказать, что твоя мать решила нас покинуть, поскольку в момент твоего рождения она уже более чем наполовину была фэйри. Ты считала ее благородной и героической, и я не стала разрушать этот образ.

— Так вот почему я такая? Потому что она не была человеком, когда меня рожала? Может, я с самого рождения была бессмертной?

На этот раз бабушка молчала так долго, что Айслинн это напомнило моменты молчания, возникавшие всякий раз, когда она заговаривала о матери. Несколько минут бабушка рассеянно гладила Айслинн по волосам.

— Я думала об этом, но полной уверенности у меня не было. Когда ты родилась, Мойра была почти бессмертной. Прибавь к этому магическое зрение, которым нас никто не наделял… Не знаю, Айслинн. Может, ты бессмертна с рождения.

— А может, его королевой должна была стать Мойра? Или даже ты? По этой причине мы обладаем магическим зрением. Возможно, любая женщина в нашем роду могла стать королевой. Возможно, когда Бейра прокляла Кинана и спрятала фэйри, которая должна была сделать королевой Лета кого-то из смертных… это имело отношение к нам. Если бы Мойра прошла испытание… все равно сомневаюсь, что сумела бы стать королевой. Я и насчет себя сомневаюсь. Не знаю, превращалась ли я вообще в фэйри. Если Мойра, рожая меня, уже не была смертной…

Бабушка не выдержала и прервала ее стремительный поток слов.

— Айслинн, что толку забивать голову этими «если бы да кабы»?

— Толку нет. Но если бы мама была фэйри… я бы не была одинокой.

— Если бы твоя мать согласилась стать фэйри, мне бы не пришлось тебя растить. Она бы не оставила тебя мне.

— Значит, мама осознанно меня оставила? Она предпочла умереть, но не становиться фэйри. Не быть такой, какой стала я.

— Прости меня. — Бабушкины слезы капали в волосы Айслинн. — Лучше бы ты всего этого не знала.

Айслинн не находила новых тем для продолжения разговора. Ее голова покоилась у бабушки на коленях. В детстве она часто так лежала. Ее мать предпочла смерть превращению в фэйри.

«Представляю, что подумала бы мама, узнав о моем выборе».