"Наркотик времени" - читать интересную книгу автора (Дик Филип)

Глава 9

Члены делегации Земли на поспешно созванной конференции заняли места с одной стороны длинного дубового стола, и теперь из бокового коридора начали появляться представители Лилистар, рассаживаясь с другой стороны. Они совсем не выглядели зловеще;-в действительности они выглядели уставшими и озабоченными, им, как и землянам, не давала покоя война.

— Перевод, — заявил лилистарец по-английски, — будет выполняться переводчиками, поскольку машинный перевод позволяет сохранить запись, а это противоречит нашему желанию.

Молинари пробурчал что-то неразборчивое и кивнул. Появился Френекси. Делегация Лилистар и некоторые земляне в знак уважения поднялись с мест; лилистарцы аплодировали все время, пока лысый худой и до странности круглоголовый человек садился на свое место в центре делегации Лилистар. Он уселся и сразу же начал доставать из дипломата документы.

Его глаза. Эрик обратил на них внимание, когда Френекси взглянул на Молинари и приветствовал его улыбкой. У Френекси было то, что Эрик называл — и встречал в своей врачебной практике — параноидальным взглядом. Как только он научился распознавать этот взгляд, дальнейшая постановка диагноза не вызывала у него проблем. Это не был блестящий беспокойный взгляд обычной подозрительности; это был неподвижный взгляд, в котором были объединены в полной психомоторной концентрации все его способности. Френекси делал это непроизвольно, он был беспомощен перед позывом предстать перед своими соотечественниками и советниками, уставившись на них этим гипнотическим взглядом. Это была внимательность, которая делала взаимопонимание и откровенность невозможными; глаза не выражали ничего из того, что было скрыто внутри; они возвращали наблюдателю только его отражение. Эти глаза были барьером, проникнуть через который снаружи было невозможно.

Френекси не был бюрократом, и он не подчинил себя — да и не мог этого сделать — своему посту, Френекси остался человеком — в плохом смысле этого слова; он сохранил, находясь в самой гуще общественной деятельности, свою способность видеть в каждом событии столкновение желаний и интересов людей, борьбу личностей, а не абстрактных идей.

Министр Френекси лишил государственную службу ее ореола, лишил своих чиновников сознания безнаказанности и превосходства над другими людьми, которое давал им их пост. Перед Френекси они представали в том виде, в котором они появились на свет — одинокими и беззащитными людьми, а не полномочными представителями организаций, которых они якобы олицетворяли в своем лице.

Взять, например, Молинари. Для всех окружающих Мол был Генеральным секретарем ООН; как личность он совершенно растворился в этой своей функции. Но перед министром Френекси он снова был голым и несчастным человеком. Естественная относительность существования, жизнь в состоянии более или менее гарантированной безопасности, исчезла.

“Бедный Джино Молинари, — подумал Эрик. — Потому что имея такого соперника, как Френекси, Мол вполне мог и не стать Генеральным секретарем. Министр Френекси между тем становился все более холодным, все более безжизненным; он вовсе не был снедаем желанием уничтожать или подавлять: он просто отнимал все, чем обладал его противник — и не оставлял ему буквально ничего.

С этого момента Эрику стало совершенно ясно, почему нескончаемая вереница неизлечимых болезней Мола никогда не оканчивалась смертью. Болезни были не просто проявлением груза лежащей на нем ответственности, они были одновременно облегчением от него.

Он пока не мог точно сформулировать закономерности проявления этих болезней в зависимости оп поведения Френекси. Но у него появилось предчувствие, что очень скоро он это узнает; столкновение между Френекси и Молом вот-вот должно было начаться, и, если Мол хочет выжить, он должен показать все, на что он способен.

Сидящий рядом с Эриком незначительный чиновник госдепартамента пробормотал:

— Атмосфера накаляется, верно? Надо бы открыт окна или включить вентиляцию. Эрик про себя подумал: “Ни одна вентиляционная система не разгонит эту атмосферу потому, что это гнетущее давление исходит от сидящих напротив, и оно не рассеется, пока они не уедут, — а может быть, не рассеется вообще”.

Наклонившись к Эрику, Молинари сказал:

— Садитесь сюда, рядом со мной. — Эрик пододвинул свой стул. — Послушайте, доктор, у вас при себе ваш чемоданчик с инструментами?

— Он у меня дома.

Молинари сейчас же отправил с поручением робота-курьера.

— Необходимо, чтобы инструменты всегда был при вас. — Он прочистил горло и повернулся к сидящим у дальнего конца стола. — Министр Френекси, я, гм… хочу сделать заявление. Я хотел бы его зачитать. Оно выражает сегодняшнюю позицию Земле относительно…

— Секретарь, — внезапно произнес по-английски Френекси, — перед тем как вы зачитаете текст заявления, я хотел бы сообщить о положении дел на Фронте А. — Френекси поднялся с места; один из его помощников развернул карту, изображение которой тут же появилось на экране. Комната погрузилась в полумрак.

Ворча, Молинари сложил исписанные листы обратно в карман своего форменного френча; он упустил возможность зачитать свое заявление. Его опередили. Для него, как для политического стратега, это было серьезным поражением. Инициатива, если она у него и была, теперь перешла к другому.

— Наши объединенные силы, — выступал Френекси, — из стратегических соображений выравнивают линию фронта. Риги стянули сюда громадное количество людей и техники. — Он показал участок на карте, находящийся на полпути между двумя планетами Альфа-системы. — Насколько их не хватит, их силы иссякнут не позже, чем через месяц по земному календарю. Риги еще не поняли, что это будет затяжная война. Они могут победить или сейчас или уже никогда. Мы, напротив, — Френекси указал на всю карту широким взмахом указки, — давно уже осознали первостепенное стратегическое значение этой борьбы и того, насколько широка она распространится как во времени, так и в пространстве. Риги слишком растянули свой фронт. Если мы предпримем наступление на этом участке, — Френекси снова обратился к карте, — они не смогут подтянуть достаточное количество резервов. Далее, к концу года, в земном летоисчислении мы можем послать на передовую еще двадцать дивизий, я это обещаю, Секретарь. Однако мы должны провести дополнительный призыв и здесь, на Земле, пока риги чистят свои ружья. — Он сделал паузу.

— Молинари проговорил:

— Ваши инструменты уже здесь, доктор?

— Еще нет, — ответил Эрик, всматриваясь, не вернулся ли посыльный. Его еще не было.

Наклонившись к Эрику, Молинари прошептал:

— Послушайте, вы знаете, что у меня бывает по ночам? Какой то шум в голове. Пульсирующие звуки в ушах, Свууп, свууп… Вам это о чем либо говорит?

А в это время Френекси продолжал: — У нас есть новое оружие, с Планеты Четыре нашей империи — вы будете поражены, Секретарь, когда увидите видеоклип, на котором засняты его тактические испытания. Его разрушительное действие и точность невероятны. Я не буду описывать сейчас детали, подождем когда прибудет пленка. Я лично руководил его разработкой и производством.

Почти касаясь головы Эрика, Молинари прошептал:

— А когда я вращаю головой я отчетливо слышу, треск в основании шеи. Слышите? — Он осторожно повертел головой. — Что это? Этот звук чертовски противно отзывается в ушах.

Эрик ничего не сказал; он наблюдал за Френекси почти не обращая внимания на шепот сидящего ”. дом с ним человека.

— Секретарь, — обратился к Молинари Френекси, — обратите внимание на этот аспект наших совместных усилий: космический флот ригов потерпит тяжелые потери благодаря успешному применена наших В-бомб. Те, которые недавно сошли с их конвейеров — как нас проинформировала наша разведка, — очень ненадежны, вдобавок в открытом космосе на их линейных кораблях произошел ряд тяжелых аварий.

Робот-посыльный появился наконец с врачебным чемоданчиком Эрика.

Не обращая на это никакого внимания, Френекси продолжал, его голос звучал твердо и настойчиво; — Я обращаю также ваше внимание, Секретарь, что на Голубом Фронте войска землян действуют не слишком успешно, из-за отсутствия подходящего снаряжения. Конечно, мы победим — рано или поздно, Но в данный момент нам необходимо следить за тем, чтобы наши войска, которые сдерживают наступление ригов, не оказались безоружными перед лицом врага. Преступно требовать, чтобы люди воевали в таких условиях; вы не согласны с этим, Секретарь? — Не останавливаясь, Френекси продолжал: — Следовательно вы сознаете настоятельную необходимое увеличения землянами поставок стратегических материалов, оружия и снаряжения.

Молинари заметил прибытие чемоданчика и с облегчением кивнул головой.

— Наконец-то он у вас, — сказал он. — Отлично. Держите его наготове. Знаете, что я думаю о причине этих шумов? Повышенное давление.

— Возможно, — осторожно ответил Эрик…

Министр Френекси окончил свою речь; его ничего не выражающее лицо казалось еще более суровым, более погруженным в вакуум своего небытия, которое, казалось, представляло собой его основное качество. “Раздраженный невниманием Молинари, Френекси постепенно выбирался из этого безжизненного колодца”, — решил Эрик.

— Секретарь, — сказал Френекси, — наступил решающий момент. Мои генералы сообщают мне с фронта, что новое наступательное оружие ригов, их…

— Подождите, — каркнул Молинари, — я хотел бы проконсультироваться с моим коллегой рядом со мной, — Нагнувшись к Эрику так близко, что его мягкая потная щека прижалась к шее Эрика, Молинари прошептал: — И знаете, что еще? Похоже, у меня не все в порядке с глазами. Как будто я слепну. Я желаю, чтобы мне измерили давление прямо сейчас. Просто чтобы убедиться, что опасности нет. Хотя, честно говоря, я подозреваю худшее.

Эрик открыл чемоданчик.

Стоя у карты, Френекси сказал:

— Секретарь, прежде чем мы сможем продолжать, нам необходимо обратить внимание на одну важную деталь. Подразделения землян не могут успешно противостоять новой гомеостатической бомбе ригов. Поэтому мне придется высвободить полтора миллиона наших собственных фабричных рабочих и отправить их на фронт, заменив их на заводах нашей империи землянами. У вас более выгодное положение, ведь ваши люди не будут воевать и гибнуть на передовой, а будут находиться в безопасности на наших заводах Однако это надо сделать очень быстро или не делал вообще, — Он добавил: — Это объясняет мое желание безотлагательно провести конференцию на высшем уровне.

Эрик замерил давление. Двести девяносто. Для Молинари слишком большое и даже опасное.

— Что, плохо? — спросил Молинари, обхватив голову руками. — Позови сюда Тигардена, — приказал он роботу. — Я хочу, чтобы он проконсультировался с доктором Свитсентом; предупреди его, чтобы он был готов провести обследование прямо здесь.

— Секретарь, — сказал Френекси, — мы не можем продолжать, пока вы не прислушаетесь к тому, о чем я говорю. К моему требованию отправить полтора миллиона землян, мужчин и женщин, на заводы Лилистар. Это требование должно быть выполнено безотлагательно; доставка рабочей силы должна начаться не позднее этой недели.

— Гм… — пробормотал Молинари, — да, министр я слышу; я обдумываю ваше предложение.

— Здесь нечего обдумывать, — заявил Френекси, оно должно быть выполнено, если мы хотим сдержать ригов на Фронте С, где их натиск наиболее значителен. Опасность прорыва очень велика, а подразделения землян не…

— Я должен проконсультироваться с министром по труду, — сказал Молинари после продолжительного молчания. — Получить его согласие.

— Нам необходимо полтора миллиона ваших рабочих!

Дотянувшись до кармана, Молинари выудил сложенные листки бумаги.

— Министр, заявление, которое я…

— Вы обещаете? — потребовал Френекси. — Так, что мы можем теперь перейти к другим вопросам?

— Я болен, — сказал Молинари.

Наступило молчание.

Наконец Френекси задумчиво произнес:

— Я знаю, Секретарь, что ваше здоровье на протяжении вот уже многих лет оставляет желать лучшего, Поэтому я взял на себя смелость привезти с собой на конференцию нашего терапевта. Это доктор Горнел, — На дальнем конце стола длиннолицый лилистарец вежливо кивнул Молу. — Мне бы хотелось, чтобы он осмотрел вас на предмет немедленного устранения ваших физических проблем. “Благодарю вас, министр, — сказал Молинари. — Я очень ценю вашу заботу, но у меня есть свой личный терапевт — это присутствующий здесь доктор Свитсент, Он и доктор Тигарден как раз собираются провести обследование, чтобы выяснить причину моего повышенного давления.

— Сейчас? — сказал Френекси, первый раз за все время проявив что-то похожее на настоящее чувство. Гнев, смешанный с изумлением.

— Мое кровяное давление угрожающе поднялось, — объяснил Молинари, — Если это будет продолжаться, я потеряю зрение. У меня уже сейчас двоится в глазах. — Приглушенным голосом он сказал Эрику: — Доктор, вокруг все, как в тумане; мне кажется, я уже ослеп. Где этот чертов Тигарден?

— Я могу попытаться найти причину повышения давления, Секретарь. У меня есть для этого все необходимые инструменты. — Эрик полез в чемоданчик, — Для начала я сделаю вам инъекцию радиоактивной соли, которая, проходя по вашим кровеносным сосудам… — Я знаю, — сказал Молинари, — соберется в месте… Начинайте, — Он закатал рукав и протянул свою заросшую волосами руку; Эрик прижал самодезинфицирующуюся головку шприца к вене рядом с локтевым суставом и надавил на поршень. Министр Френекси мрачно произнес:

— Что происходит, Секретарь? Можем мы продолжать конференцию?

— Да, конечно, — кивнул Мол, — Доктор Свитсент просто исследует…

— Медицинские подробности меня не интересуют, — прервал его Френекси. — Секретарь, у меня есть для вас еще одно предложение, которое я хочу сейчас сделать. Во-первых, я хочу, чтобы доктор Горнел был немедленно включен в состав вашего медицинского персонала для наблюдения за ходом вашего лечения. Во-вторых, я получил сведения от нашей контрразведки здесь на Земле, что группа отщепенцев, желающих положить конец участию Земли в войне, готовит на вас покушение. Поэтому я хотел бы для вашей безопасности передать в ваше распоряжение вооруженную группу из наших войск особого назначения, которая, благодаря своей выучке и смелости, сможет защитить вас в любое время два и ночи. Их количество составляет двадцать пять человек, то есть как раз столько, чтобы они смогли в полной степени проявить свои уникальные способности.

— Что? — сказал Молинари, Его передернуло. — Что вы нашли, доктор? — Он казался растерянным, поскольку не мог уделять внимание одновременно Эрику и совещанию. Эрику он сказал: — Ну что там у меня, доктор? Кажется, я прослушал. Извините. — Он потер лоб. — Я ослеп! — в его голосе слышалась паника. — Сделайте что-нибудь, доктор!

Эрик, проследив на экране за светящимся следом, остающимся при прохождении радиоактивной соли по кровеносной системе Мола, сказал:

— Видно сужение почечной артерии, проходящей через вашу правую почку. Тромб, который…

— Я знаю, — сказал Молинари и кивнул. — Я знаю, что сужение находится в моей правой почке, у меня уже было такое. Вы должны меня оперировать, доктор, иначе это убьет меня. — Теперь он казался настолько слабым, что не мог поднять головы. Он осел в кресле, закрыв лицо руками. — Мне плохо, — пробормотал он. Затем он поднял голову и сказал, обрашаясь к Френекси: — Министр, я нуждаюсь в немедленном хирургическом вмешательстве. Нам придется отложить обсуждение, — Он встал на ноги, покачнулся и с шумом рухнул; Эрик и кто-то из госдепартамента помогли ему подняться обратно в кресло. Мол казался на удивление тяжелым и обмякшим. Эрику с помощником с трудом удалось его приподнять. Френекси объявил:

— Конференция должна продолжаться.

— Хорошо, — выдохнул Мол, — меня будут оперировать прямо здесь. — Он слабо кивнул Эрику. — Не ждите Тигардена, начинайте.

— Здесь? — спросил Эрик.

— У меня нет другого выбора” — захныкал Молинари, — уничтожьте тромб, или я умру, — Он упал на стол. На этот раз он уже не вернулся после этого в сидячее положение, а так и остался лежать, как брошенный, ненужный мешок.

С дальнего конца стола вице-секретарь ООН Рик Приндл сказал Эрику:

— Начинайте, доктор. Это срочно, вы сами знаете. — Очевидно, он — как и остальные — уже присутствовали при чем-то подобном.

Френекси сказал:

— Секретарь, можете вы уполномочить мистера Приндла занять ваше место на переговорах?

Ответа от Молинари не последовало — он потерял сознание.

Эрик извлек из чемоданчика небольшой гомеостатический блок. Он вполне подходил — как он надеялся — для этой тонкой операции. Проходя по телу и тут же залечивая за собой след, инструмент минует кожный покров, мышцы и достигнет почечной ткани, где и начнется его основная работа. Он приступит к созданию пластиковой перемычки, обходящей закупоренную часть артерии; в данный момент это было безопаснее, чем пытаться удалить тромб.

Дверь открылась и вошел доктор Тигарден, он поспешил к Эрику и, увидев лежащего головой на столе Молинари без признаков жизни, сказал:

— Вы готовы к операции?

— Я подготовил оборудование; да, я готов.

— Никаких искусственных органов, надеюсь?

— В этом нет необходимости.

Тигарден взял Молинари за руку и померил пульс. Затем он вытащил стетоскоп, расстегнул Молинари рубашку и послушал сердце.

— Биение слабое и неритмичное. Лучше его заморозить.

— Хорошо, — сказал Эрик и достал из саквояжа набор для замораживания.

Френекси подошел посмотреть, что происходит.

— Вы собираетесь понизить температуру тела на время операции?

— Да, мы заморозим его, — произнес Эрик, — обмен веществ…

— Мне это безразлично, — сказал Френекси, — биологические аспекты меня не интересуют: а озабочен только тем очевидным фактом, что в настоящее время Секретарь не может продолжать переговоры. Переговоры, ради которых мы преодолели расстояние в несколько световых лет. — На его лице проступал глухой, притупленный, гнев, который министр не мог подавить.

Эрик заявил:

У нас нет другого выбора, министр, Секретарь умирает.

— Я понимаю, — сказал Френекси и отошел, кулаки его были сжаты.

— Откровено говоря, он уже умер, — сказал Тигарден, все еще прослушивая сердце Молинари, — Немедленно давайте охлаждение, доктор.

Эрик быстро приспособил охлаждающую систему на шее Молинари и включил автономную систему питания. Холод начал распространяться по телу; Эрик занялся хирургическими инструментами.

Министр Френекси на своем языке советовался с доктором Горнелом; он резко вскинул голову и жестко заявил:

— Я хотел бы, чтобы доктор Горнел ассистировал при операции. Вице-секретарь Приндл произнес:

— Это невозможно. Молинари отдал строгое распоряжение, запрещающее к нему прикасаться всем, кроме им лично отобранным врачам из его персонала. — Он кивнул Тому Йохансону и его команде из сотрудников Секретной службы, они приблизились ближе к Молинари.

— Почему? — спросил Френекси.

— Они знакомы с его историей болезни, — тупо ответил Приндл.

Френекси пожал плечами и отошел; он казался еще более сбитым с толку, даже ошеломленным. — Я не могу этого понять, — сказал он вслух, — я не могу понять, как можно было допустить, чтобы Секретарь Молинари дошел до такого состояния.

Эрик спросил Тигардена:

— Такое уже случалось раньше?

— Вы имеете в виду умирал ли Молинари во время переговоров с лилистарцами? — Тигарден не смог подавить улыбки. — Четыре раза. Прямо в этой комнате и даже в том же самом кресле. Можете вводить ваш агрегат.

Приставив гомеостатический прибор к правому боку Молинари, Эрик включил его, приборчик, напоминающий по размерам стеклянную каплю, тут же оживился, выделил сильное анестезирующее средство и начал свой путь к почке и почечной артерии.

Единственным звуком во всей комнате было теперь жужжание этого инструмента; все, включая Френекси, наблюдали за тем, как он погружается в грузное, обмякшее тело.

— Тигарден, — сказал Эрик, — я предлагаю…, он отошел и зажег сигарету, — поискать у кого здесь в Белом доме случилась частичная закупорка почечной артерии или…

— Это уже известно. Горничная на третьем этаже. Наследственный порок, как это и должно быть. У этой женщины произошло обострение за последние двадцать четыре часа из-за избыточной дозы амфитамина; она начала слепнуть, и мы решились на операцию — там я и был, когда за мной послали. Я как раз заканчивал.

— В таком случае вы знаете, — сказал Эрик.

— Знаю, что? — голос Тигардена был едва слышен, он не хотел, чтобы его слышали другие. — Мы обсудим это позднее. Но могу вас уверить, что я не знаю ровным счетом ничего. Как, впрочем, и вы.

Подойдя к ним, министр Френекси сказал:

— Как скоро Молинари будет в состоянии продолжить переговоры? Эрик и Тигарден переглянулись.

— Трудно сказать, — помедлив, ответил Тигарден.

— Часы? Дни? Недели? Последний раз это продолжалось десять дней. — Лицо Френекси исказилось от сознания собственного бессилия. — Я не могу оставаться здесь так долго. Если необходимо ждать более семидесяти двух часов, переговоры придется перенести. — Позади него консультанты, советники и военные из делегации Лилистар уже собирали бумаги. Представление заканчивалось.

Эрик сказал:

— Очень вероятно, что он будет неспособен заниматься делами в течение двух дней, это обычный срок в таких случаях; его общее состояние слишком…

Повернувшись к Приндлу, министр Френекси сказал:

— И вы как вице-секретарь не обладаете властью, чтобы продолжать переговоры? Какое отвратительное положение! Понятно, почему Земля… — Он замолчал. — Секретарь Молинари мой личный друг, — добавил он, — я искренне желаю ему скорейшего выздоровления. Но почему Лилистар должна нести одна все тяготы этой войны? Как может Земля постоянно колебаться, сделать решительный шаг? Ни Приндл, ни оба врача ничего не ответили. Френекси что-то сказал своей делегации по-лилистарски: они сразу встали, очевидно, собираясь покинуть помещение.

Конференция была сорвана благодаря неожиданному и почти фатальному приступу Молинари, По крайней мере, сейчас. Эрик испытывал громадное облегчение. Благодаря своей болезни Молинари удалось спастись. Но только временно.

Тем не менее это было уже что-то. Этого было да. статочно. Полтора миллиона землян, затребованных. Лилистар для своих заводов, не будут согнаны, кал стадо… Эрик обменялся с Тигарденом коротким понимающим взглядом. А тем временем инструмент Эрика без посторонней помощи продолжал свою работу.

Психосоматическое заболевание старого ипохондрика сохранило жизни громадного количества людей и это заставило Эрика переосмыслить значение медицины, последствия “лечения” в данных условиях. Ему казалось, когда он сидел и прислушивался к жужжанию своего прибора, что он начинает понимать ситуацию и то, что от него на самом деле требовалось, когда Секретарь ООН лежал головой на этом столе, ничего не видя и не слыша и находясь там, где проблемы переговоров с Френекси просто не существовало.

Чуть позже Джино Молинари сидел, опираясь на подложенные под спину подушки, в своей охраняемой спальне и расслабленно созерцал номер “Нью-Йорк тайме”, предоставленный в его распоряжение.

— Ничего, что я читаю, доктор? — слабо проворковал он.

— Ничего, — ответил Эрик, Операция прошла успешно; повышенное кровяное давление пришло в норму, которую можно ожидать от пациента в таком возрасте.

— Посмотрите, какой шум подняли эти газетенки. — Молинари передал первую страницу Эрику.

СОВЕЩАНИЕ НЕОЖИДАННО ПРЕРВАНО ИЗ-ЗА БОЛЕЗНИ СЕКРЕТАРЯ, ДЕЛЕГАЦИЯ ЛИЛИСТАР ВО ГЛАВЕ С ФРЕНЕКСИ ОСТАЛАСЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ.

— Как они разнюхивают подобные сведения? — брюзгливо пожаловался Молинари. — Это представляет меня в дурном свете, как будто я ухожу в кусты в самый ответственный момент. — Он взглянул на Эрика. — Мне следовало дать отпор требованиям Френекси. — Он устало прикрыл глаза, — Я знал, что они потребуют. Уже на прошлой неделе.

— Не вините себя.

Насколько понятен для Молинари был побудительный механизм его болезни? Очевидно, ни в малейшей степени; Молинари не только не улавливал смысла своей болезни, но даже тяготился ей. Все происходило на уровне подсознания.

“Сколько это может продолжаться? — удивлялся Эрик, — При таком мощном противоречии между сознанием и подсознанием… возможно разовьется та-кая болезнь, от которой Секретарю не избавиться; она будет не просто смертельной — это будет конец”.

Дверь в комнату отворилась — на пороге стояла Мэри Райнеке.

Взяв ее за руку, Эрик вывел ее обратно в холл и закрыл за собой дверь.

— Разве мне нельзя его видеть? — возмущенно спросила она.

— Минуту. — Он изучал ее и никак не мог понять, насколько она ориентируется в ситуации. — Я хочу у вас кое-что спросить. Проводилось ли когда-нибудь психиатрическое обследование или лечение Молинари? — В карте об этом не было ни малейшего упоминания, но у него было предчувствие.

— С чего бы это? — Мэри поиграла замком молнии у себя на юбке. — Он не сумасшедший. Это было конечно верно, Эрик кивнул.

— Но его физическое…

— Джино не везет. Поэтому он всегда подхватывает какую-нибудь заразу. Никакой психиатр не избавит от невезения. — Мэри неохотно добавки: —. Да, он консультировался как-то у психиатра, в прошлом году. Но это страшный секрет; если об этом пронюхают газеты…

— Назовите мне имя психиатра.

— Еще чего, — Ее черные глаза блеснула злорадным торжеством; она смотрела на него не мигая. — Я не скажу даже доктору Тигардену, а он мне симпатичен.

— Наблюдая проявления болезни Джино, я почувствовал, что…

— Психиатр, — прервала его Мэри, — умер, Его убил Джино.

Эрик уставился на нее.

— Отгадайте, почему? — она улыбнулась. В ее улыбке была шальная злоба, свойственная девочкам-подросткам; бесцельная и прелестная жестокость, которая на мгновение вернула его обратно в детство, К страданиям, которые причиняли ему такие девочки когда-то, — Из-за того, что сказал этот психиатр, Я не знаю, что это было, но, по-моему, он напал на верный след…, так же, как и вы. Ну что, вы действительно хотите быть таким умным?

— Вы напомнили мне, — сказал Эрик, — министра Френекси.

Она рванулась от него к двери.

— Я хочу войти… До свидания.

— Вы знаете, что Джино умер сегодня во время переговоров?

— Да, ему это было необходимо. Конечно не насовсем; настолько, чтобы не повредить клетки мозга. И конечно же вы и Тигарден его заморозили — об этом я тоже знаю. Почему я напоминаю вам Френекси, этого,… — Она снова подошла к нему, изучающе осматривая. — Я абсолютно на него непохожа.

Вы просто стараетесь меня обидеть из-за того, что я им сказала.

— Что, по-вашему, я хотел, чтобы вы сказали?

— О желании Джино покончить жизнь самоубийством В ее голосе не было и тени сомнения. — Об этом знают все. Поэтому его родственники и пристроили меня сюда, чтобы быть уверенными, что каждую ночь кто-то лежит с ним в постели, уютно свернувшись калачиком, и наблюдает, как он меряет шалми комнату, когда не может уснуть. И при этом я всегда могу его образумить, восстановить, знаете ли, его веру в жизнь в четыре часа утра. Это тяжело, ноя это делаю. — Она улыбнулась. — Понимаете? А у вас есть кто-нибудь, кто делает это для вас, доктор? Когда вы просыпаетесь в четыре утра? Он покачал головой.

— Плохо. Вам это необходимо. Жаль, что я не смогу сделать этого для вас, но на двоих меня не хватит. Желаю удачи — может быть когда-нибудь вы найдете кого-нибудь, похожего на меня, — Она открыла дверь и скрылась из глаз. Он остался стоять в коридоре с ощущением опустошенности и полного одиночества.

“Интересно, что стало с медицинской картой этого психиатра? — подумал он машинально, возвращаясь к своей работе. — Без всякого сомнения она тоже была уничтожена Джино, чтобы не попала в руки лилистарцев.

Это верно, — подумал он. — Именно в четыре утра становится особенно тяжело. Но такой, как ты, больше нет. Такие дела”.

— Доктор Свитсснт?

Он поднял взгляд. Рядом с ним стоял сотрудник Секретной службы.

— Доктор, там снаружи женщина… говорит, что она ваша жена. Она хочет, чтобы ее пропустили в здание.

— Этого не может быть, — со страхом сказал Эрик.

— Не пройдете ли вы со мной, чтобы посмотреть. Может быть она действительно ваша жена?

Машинально он двинулся за охранником.

— Скажите ей, чтобы она уходила, — “Нет, — подумал он, — это не годится. Нельзя решать проблемы так по-детски”. Я уверен, что это Кэти, — сказал он. — Но все равно проводите меня. Боже мой, какое невезение! Вы переживали когда-либо что нибудь подобное? — спросил он охранника. — Чувствовали вы себя неспособным жить с чедловеком, с которым обязаны жить?

— Ерунда, — бесстрастно ответил охранник, продолжая идти вперед.