"Крутой вираж" - читать интересную книгу автора (Фоллетт Кен)

10

В предутренних сумерках Харальд стоял у двери на кухню замка. Времени было половина четвертого. В руках он держал пустую двадцатилитровую канистру. В бак «Хорнет мота» вмещалось сто семьдесят литров бензина, то есть приблизительно девять канистр. Законным путем бензин раздобыть было нельзя, и Харальду оставалось одно — украсть его.

Дверь бесшумно отворилась, вышла Карен в сопровождении старого рыжего сеттера Тора. Карен даже в мешковатом зеленом свитере и старых коричневых брючках выглядела потрясающе. Она назвала меня милым, вспомнил он. Милым…

Карен ослепительно улыбнулась и сказала:

— Доброе утро!

Ее голос в рассветной тиши прозвучал слишком громко. Харальд приложил палец к губам.

Они направились к лесу. Поравнявшись с палатками, огляделись. Около палатки, где размещалась столовая, прохаживался, позевывая, одинокий часовой.

Бензин ветеринарной роты хранился в цистерне, стоявшей метрах в ста от палаток, у дороги, которая вела к замку. Харальд уже выяснил, что к цистерне присоединен ручной насос, а запора никакого нет. Кран находился со стороны дороги — чтобы удобнее было заправляться. И тех, кто им пользовался, от лагеря было за цистерной не разглядеть.

Все вроде складывалось удачно, но Харальд медлил. Чистое безумие — воровать бензин под носом у солдат. Впрочем, об этом лучше не думать.

Он сунул шланг в канистру, быстро ее наполнил, завинтил крышку и поспешил обратно. Карен осталась на страже, а Харальд пошел к монастырю. Вылив бензин в бак самолета, он отправился назад.

Когда он наполнял канистру во второй раз, часовой решил совершить обход. Харальд его не видел, но, услышав свист Карен, догадался: что-то не так. Он увидел, как Карен с Тором вышли из леса, и тут же упал под цистерну.

Карен подошла к часовому, когда он был метрах в пятидесяти от цистерны. Достала сигареты. Согласится ли часовой поболтать с хорошенькой девушкой? Харальд затаил дыхание. Часовой взял сигарету, они закурили.

Карен показала на пенек неподалеку и повела туда часового. Она села, сделав так, чтобы он сел спиной к цистерне.

Харальд снова начал качать бензин, наполнил канистру и поспешил в лес. Вернувшись, он застал Карен и солдата на прежнем месте.

Харальд отнес в церковь третью канистру. В руководстве говорилось, что «Хорнет мот» при полном баке может пролететь до тысячи километров. Но это — при попутном ветре. До Англии около девятисот пятидесяти километров. Запаса никакого. Надо будет взять с собой в кабину еще канистру бензина, решил он. Это еще лишние сто километров — при условии, что ему удастся на лету залить бензин в бак.

На четвертой канистре у Харальда заныли руки. Но он принес и пятую, и шестую. Карен все беседовала с часовым. Когда Харальд шел в церковь с седьмой канистрой, у бывших келий показался солдат в нижнем белье. Харальд замер. Солдат сонно добрел до кустов и начал мочиться. Харальд узнал Лео, молодого рядового, с которым познакомился три дня назад.

Лео, поймав его взгляд, пробормотал:

— Прошу прощения.

Харальд догадался, что солдатам запрещалось мочиться в кусты. За монастырем поставили сортир, но до него было далековато.

— Ничего-ничего, — сказал Харальд по-немецки и улыбнулся.

— А что в канистре? — поинтересовался Лео.

— Вода для мотоцикла.

— Понятно, — кивнул Лео и побрел назад.

Подойдя к цистерне в восьмой раз, Харальд увидел идущую от пенька Карен. Она на прощание махала часовому рукой. Тот шел назад в лагерь, поэтому Харальд спокойно наполнил еще одну канистру.

Когда он пришел за девятой, часового нигде видно не было, и Карен подала ему знак рукой: все в порядке, действуй. Харальд принес девятую канистру, вылил ее в бак. По его подсчетам, бак должен был быть полон. Но нужна была еще дополнительная канистра.

Он сходил за бензином в последний раз, и Карен вместе с ним пошла к церкви. Но, выйдя из леса, Харальд остолбенел: у входа в церковь стоял Пер Хансен, местный полицейский.

Что он здесь делает? Харальд взял Карен за руку, но Тора они остановить не успели, и он с лаем бросился на Хансена. Хансен потянулся к кобуре.

— Я с ним разберусь, — шепнула Карен. — Тор, ко мне!

— Надо следить за собакой, — сказал Хансен. — Если она нападет на полицейского, ее и пристрелить могут.

— Глупости какие! — сказала Карен. — Пес просто лает на чужаков. И вообще, почему это вы шастаете по нашей земле в такое время?

— Я здесь как официальное лицо, девушка, так что потрудитесь быть повежливее.

— Как официальное лицо? И что же у вас за дело?

— Я ищу парня по имени Харальд Олафсен.

Харальд выругался про себя. Этого он никак не ожидал.

Карен постаралась скрыть испуг:

— Никогда о таком не слыхала.

— Он школьный приятель вашего брата. И бывал в замке.

— Да? А как он выглядит?

— Восемнадцать лет, рост метр восемьдесят, волосы светлые, глаза голубые. Может быть в школьном пиджаке.

— Что ж, по описанию весьма привлекательный юноша. Увы, я с ним не знакома.

— Он был здесь, — сказал Хансен. — Я сам его видел.

— Значит, я его не застала. И какое же он совершил преступление?

Харальд понял, что этого Хансен не знает.

— Здесь никого нет. Разве что сотня солдат.

— Когда я видел Олафсена, он был на сомнительного вида мотоцикле.

— А, вы про этого… — протянула Карен, сделав вид, что вспомнила, о ком идет речь. — Его исключили из школы. Папа ни за что не станет его здесь принимать.

— Я все-таки побеседую с вашим отцом. На всякий случай.

— Как вам будет угодно. Тор, за мной! — крикнула Карен.

Она подошла к церкви и, убедившись, что Хансен за ней не наблюдает, проскользнула внутрь. А Хансен пошел к замку.

Харальд шмыгнул в церковь. Карен заперла дверь и повернулась к Харальду.

— Ты, наверное, смертельно устал.

Так оно и было. Но его ошеломило ее поведение.

— Ты была великолепна! Сначала кокетничала с часовым, а потом обвела вокруг пальца этого кретина Хансена.

— Это было не так уж трудно. — Харальд поставил канистру в кабину. — Часть дела сделана! — улыбнулась Карен.

Она смотрела на него, словно ждала чего-то. Неужели она хочет, чтобы он ее поцеловал? Харальд закрыл глаза и наклонился к ней. Губы у нее были теплые и мягкие. Открыв глаза, он обнаружил, что она смотрит на него и в глазах ее поблескивают веселые искорки.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Я тебе правда нравлюсь?

— Разумеется, дурачок!

— И ты мне.

— Вот и замечательно.

Он замялся, но потом все-таки добавил:

— Вообще-то я тебя люблю.

— Я знаю, — сказала она и поцеловала его еще раз.

Гермия шла по центру Морлунде. Она была в шляпе и темных очках, но все равно боялась, что кто-нибудь ее узнает.

Весь прошлый вечер она бродила по городу в надежде встретить Харальда. Она заглядывала во все бары и кафе, где собиралась молодежь, но нигде его не обнаружила. Вечер прошел впустую. Сегодня Гермия собиралась к нему домой. До полнолуния оставалось пять дней. Она отправилась на пристань. У входа стояли немецкий солдат и датский полицейский. Она показала им документы на имя Агнес Рикс. Полицейский внимательно их изучил.

— Далековато вы уехали от Копенгагена, фройлен Рикс.

Легенду она сочинила заранее.

— Я еду на похороны родственника.

Она не знала, когда должны состояться похороны Арне, но ничего подозрительного в том, что родственница приезжает на день или на два раньше, не было.

— Наверное, на похороны Олафсена?

— Да. — Глаза ее наполнились слезами. — Я его троюродная сестра.

— Примите мои соболезнования, — сказал полицейский. — Вы прибудете заблаговременно.

— Да? Я хотела уточнить время, но не смогла дозвониться.

— Служба сегодня днем, в три часа.

— Благодарю вас.

Гермия прошла на паром и встала у поручней. Она страстно хотела пойти на службу, но понимала, что делать этого нельзя. Слишком многие могут ее узнать. Ей придется подождать окончания службы, а потом уже пойти искать Харальда.

Оказавшись на Санде, Гермия направилась по пляжу к гостинице. Кто-то купался, кто-то устроил пикник на берегу. Гермия нашла тихое местечко в дюнах и там подождала до половины пятого.

До дома пастора было пятнадцать километров — два с половиной часа быстрым шагом, так что прийти туда она рассчитывала к семи, когда гости уже разойдутся.

Вот уже показалась церковь. На кладбище она увидела свежую могилу — могилу ее жениха. Не в силах сдержать чувств, Гермия разрыдалась и упала на заваленный цветами холмик.

Когда она встала, поодаль стоял отец Арне.

— Гермия! — сказал он. — Храни тебя Господь!

— Благодарю вас, пастор. — Она пожала ему руку.

— На похороны ты опоздала.

— Знаю. Я не хотела, чтобы меня видели посторонние.

— Пойдем-ка лучше в дом.

Гермия пошла за ним. На кухне сидела госпожа Олафсен в черном платье. Увидев Гермию, она расплакалась. Гермия обняла ее, но мысли ее были далеко.

— Я надеялась увидеть Харальда, — сказала она.

— Его здесь нет, — ответила госпожа Олафсен.

— Он что, не приехал на похороны? Где же он?

— Мы не знаем, — сказал пастор. — У нас с ним случилась размолвка, и он уехал. А через пять дней вернулся, и мы помирились. Матери он сказал, что пока поживет у друга, мы туда звонили, но его там не оказалось.

— Думаете, он все еще на вас обижен?

— Нет. Вернее, может, и обижен, но исчез он не поэтому. Сын нашего соседа Акселя Флемминга служит в полиции, в Копенгагене.

— Петер Флемминг? Я его помню, — сказала Гермия.

— У него хватило наглости заявиться на похороны, — вставила госпожа Олафсен.

— Петер утверждает, что Арне был шпионом и Харальд занимается тем же.

— Понятно.

— Ты не удивлена?

— Не буду вам врать, — сказала Гермия. — Я попросила Арне сфотографировать военную базу на Санде. Возможно, он обратился за помощью к Харальду. Но Арне арестовали, и пленку он мне передать не успел.

— Как ты могла! — воскликнула госпожа Олафсен. — Арне из-за этого погиб! Мы потеряли сына, а ты — жениха. Как ты могла?

— Простите меня, — прошептала Гермия.

— Идет война, Лизбет, — сказал пастор. — В борьбе с нацистами гибнет много людей. Вины Гермии в этом нет.

Госпожа Олафсен кивнула:

— Все я понимаю. Просто мне очень страшно.

Она рассказала Гермии о таинственном визите Харальда и о том, как его искал немецкий солдат. Этот рассказ обнадежил Гермию. Видимо, Харальду удалось пробраться на базу и сделать снимки.

— Мне нужно выяснить, не у Харальда ли пленка, — сказала она. — Так куда он собирался?

— В Кирстенслот, — ответила госпожа Олафсен. — Это замок неподалеку от Копенгагена, там живут Даквитцы. Их сын, Йозеф, — одноклассник Харальда. Мы им позвонили, хотели сообщить Харальду про Арне, но отец Йозефа сказал, что Харальда там нет.

— Он может скрываться где-то в тех местах. Мне надо поехать в Кирстенслот.

— На последний паром ты опоздала, — сказал пастор. — Переночуй здесь. А утром я отвезу тебя на пристань.

— Вы удивительно добры ко мне. А ведь Арне погиб из-за меня.

— Господь дает, Господь и забирает, — сказал пастор. — Да будет благословенно имя Его!

«Хорнет мот» был готов к полету.

Харальд гордился собой. Он придумал, как залить горючее в бак на лету — надо будет выбить стекло в кабине и просунуть шланг в бак.

Вылет был назначен на сегодня.

У Харальда от волнения сосало под ложечкой. Им с Карен предстояло почти весь путь проделать над открытым морем. Случись что, и они рухнут в воду.

В окно влезла Карен с корзинкой.

— Ого! — воскликнула она, взглянув на самолет.

— Правда красавец? — спросил Харальд, сияя от счастья.

— Значит, все готово? Когда летим?

— Сегодня же ночью.

— Ой, правда?

— Медлить нельзя. Вдруг кто его обнаружит?

— Просто я не думала, что все произойдет так быстро. — Она достала из корзинки сверток и протянула ему. — Вот, я принесла немного мяса.

— Спасибо. Ну как, ты не передумала?

Она помотала головой:

— Нет. Меня одно беспокоит: последний раз я управляла самолетом три года назад.

— Надо взять с собой немного печенья и бутылку воды.

— Я принесу. Карты у нас есть?

— Нету. Полетим на запад, пока не увидим землю. Это и будет Англия.

— Знаешь, в воздухе трудно сориентироваться. Я ухитрялась заблудиться даже здесь. А вдруг мы окажемся во Франции?

— Об этом я не подумал.

— Проверить, где ты находишься, можно только одним способом — надо сверить землю, над которой ты летишь, с картой. Я посмотрю, что у нас есть дома.

Она вылезла в окно, прихватив с собой пустую корзинку. Через полчаса Карен вернулась и поставила корзинку на пол.

— Сегодня ночью мы лететь не можем.

— Это еще почему? — рассердился Харальд.

— Завтра я танцую.

— Танцуешь? И это для тебя важнее?

— Я тебе рассказывала, что разучиваю главную партию. У половины труппы случилось расстройство желудка. Я буду выступать на сцене Королевского театра. Сам король придет на спектакль!

— Я поверить не могу, что это говоришь ты.

— Я заказала для тебя билет.

— Я не пойду.

— Да не дуйся ты! Полетим завтра ночью, после спектакля.

— Плевать мне на твой балет! Ты хоть понимаешь, что из-за этого нам еще целые сутки будет угрожать смертельная опасность?

— Про самолет никто не знает. И до завтра не узнает.

— Все может случиться.

— Ну ты прямо как ребенок. Я ведь могу погибнуть! И когда буду тонуть в Северном море, мне приятно будет думать, что я исполнила мечту всей жизни и станцевала на сцене Королевского театра. Неужели ты этого не понимаешь?

— Не понимаю!

— Тогда иди к черту! — И она вылезла в окно.

Харальд стоял как громом пораженный, глядя ей вслед. И только через минуту заглянул в корзинку: там лежали две бутылки минеральной воды, пачка печенья, фонарик и старый школьный атлас. Он открыл его. На первой странице девчачьим почерком было выведено: «Карен Даквитц, третий класс».

Петер Флемминг стоял на пристани в Морлунде. Он был раздосадован тем, что Харальд так и не появился на похоронах брата. Петер внимательно следил за всеми, кто на них пришел. В большинстве своем это были жители острова, которых Петер знал с детства. Он отметил их имена в полученном от полицейского списке тех, кто был на пароме. Одно имя осталось неотмеченным. Фройлен Агнес Рикс.

Он отправился к парому и спросил полицейского, уехала ли Агнес Рикс с острова.

— Еще нет, — ответил тот.

Петер насторожился. Кто такая Агнес Рикс и что она здесь делает?

Он не стал поджидать ее на Санде, где народу немного, а предпочел уехать в Морлунде. Но и там Рикс не появилась. Следующий раз паром должен был прийти с острова только утром, и Петер заночевал в ближайшей гостинице.

Утром пассажиров на пароме было немного. Петер заметил высокую женщину в платке и темных очках. Когда она подошла поближе, он понял, что видел ее в 1939 году.

Это была Гермия Маунт, невеста Арне Олафсена.

— Ну, сучка, попалась, — удовлетворенно прошептал он.

Чтобы она его не узнала, он надел очки в толстой оправе и пониже надвинул шляпу. Петер пошел за ней следом, на вокзал, где она купила билет до Копенгагена.

Поезд был старый, тащился еле-еле. Петер ехал в вагоне первого класса, Гермия — в соседнем, третьего класса.

Днем поезд остановился в Ниборге, городе на острове Фюн. Оттуда им предстояло на пароме добраться до Зеландии и пересесть на другой поезд — до Копенгагена.

Ожидая парома, он из телефона-автомата позвонил Тильде в полицейское управление.

— Харальд был на похоронах? — с ходу спросила она.

— Нет. Я видел всех. Никаких зацепок. А тебе что удалось?

— Я вчера обзвонила полицейские управления всей страны. Послала людей проверить одноклассников Харальда. Его самого я не нашла, но узнала вот что: две недели назад он побывал в Кирстенслоте, в гостях у семейства Даквитц.

— Евреи? — спросил Петер.

— Да. Местный полицейский видел его. Говорит, у Харальда был мотоцикл с паровым двигателем. Но он клянется, что сейчас Харальда там нет.

— Проверь еще раз. Поезжай туда сама.

— Это я и собиралась сделать, — сказала Тильде.

— А я попробую потянуть за другую ниточку. Имеется некая Агнес Рикс, она же — Гермия Маунт, невеста Арне Олафсена.

— Англичанка?

— Да. Она сейчас едет в Копенгаген, и я за ней слежу.

— А если она тебя узнает? Давай-ка я встречу поезд. На всякий случай.

— Поезжай лучше в Кирстенслот.

— Может, я успею и туда, и туда, — сказала Тильде. — Ты сейчас где?

— В Ниборге.

— Тебе еще часа два пути.

— Больше. Поезд еле плетется.

— Я могу съездить в Кирстенслот, погуляю там часок, а потом вернусь и тебя встречу.

— Хорошо. — Он решил сменить тему. — Ты уклонилась от выполнения задания.

— Но ведь дело не просто в задании, так ведь?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты взял меня с собой, потому что хотел со мной переспать. Петер заскрипел зубами:

— Тебе не понравилось, как я допрашивал Олафсенов. Но это не повод сбегать — ты же полицейский!

— Если бы ты вынужден был вести себя жестоко исключительно для того, чтобы выполнить свою работу, я бы ни слова не сказала. Но тебе это доставляло удовольствие. Ты мучил пастора, измывался над его женой, и тебе это нравилось. С таким человеком я не могу вступать в близкие отношения.

Петер повесил трубку.