"Холодный поцелуй смерти" - читать интересную книгу автора (Маклеод Сьюзан)

Сьюзан Маклеод Холодный поцелуй смерти


ГЛАВА ПЕРВАЯ

На нее никто не обращал внимания — на босую девочку под холодным проливным дождем; длинные черные волосы трепал порывистый ветер, с тщедушного тельца свисали лохмотья. Ей было лет восемь, от силы девять. Она ждала, в упор глядя на меня темными злыми глазами. Когда я увидела ее, сердце у меня екнуло, по спине пробежались ледяные пальцы ужаса, зубы скрипнули. Народ кругом спешил себе по брусчатке к гостеприимным огням Ковент-Гарден — укрыться под стеклянным куполом торгового центра с его магазинами, кафе, уличными актерами и толчеей вокруг прилавков. Над Лондоном разразилась обычная для конца октября непогода, а значит, у ведьм открылся сезон бурной торговли чарами вроде «сухоножек», «непромоканцев» и «всепогодных заколок» — и очень вовремя, прямо настоящий ультрасовременный маркетинг. И никто из этих предвечерних гуляк не остановился, чтобы помочь ребенку. Никто даже не замечал девочку — никто, кроме меня.

Вообще-то, ничего удивительного, она же призрак.

Не так уж много людей видят призраков.

А я сида. Я призраков вижу, и еще как, но вот чтобы прицепилось привидение и слонялось за мной по пятам?! Честно говоря, с тех пор как в моей жизни объявилась Козетта — недели две назад, — я поняла, что видеть и подвергаться преследованиям — это совсем не одно и то же. Теперь я постоянно твержу себе, что бояться привидений глупо, ведь они физически не могут причинить живым никакого вреда, и заставляю себя преодолевать иррациональную потребность повернуться и удрать. Я перевела дух и, не сбавляя хода, побежала трусцой прямо на девочку. Когда я приблизилась, она протянула ко мне руки в мольбе и широко раскрыла рот, и ветер визжал и выл, словно подменяя ее безмолвный крик.

Я остановилась перед ней, подавляя дрожь.

— Вот что, Козетта, нам нужно обязательно найти какой-то способ договориться, — проговорила я, чувствуя, как досада вытесняет страх. — Я хочу тебе помочь, но не могу, потому что не знаю, что случилось.

Козетта вцепилась в ворот сорочки и распахнула ее. Три переплетенных полумесяца, вырезанные на тощей груди — красные, открытые, кровоточащие, — и не думали затягиваться и вообще выглядели точно так же, как и в последние десять раз, когда я их видела. Это были не смертельные раны, и даже не свежие — судя по одежде, Козетта была мертва уже лет сто пятьдесят, — но меня скрутило от гнева на того мерзавца, который сделал такое с ребенком. Три полумесяца — это что-то из символики богини Луны, но какое они имели отношение к Козетте, ее смерти и к тому, почему она меня преследует, мне никак не удавалось выяснить. Я спрашивала у всех подряд, основательно прошарила Интернет, провела бесплодный день в ведьминском отделе Британской библиотеки, наняла медиума — сколько времени и денег зря потратила! — и так ничего и не выяснила, так что даже назвала девочку Козеттой по собственной прихоти, ведь, как ее зовут на самом деле, я не знала. Так что, если я хочу умилостивить призраков, следующая остановка — обратиться к некроманту. А это, прямо скажем, дело нелегкое. Некроманты не из тех, кто рекламирует свои услуги, поскольку повелевать мертвыми — а не просто разговаривать с ними — запрещено законом… Но сейчас нам с Козеттой — обеим — нужно было отдохнуть друг от друга.

— Вижу. — Я вгляделась в кровавый символ и поежилась — с мокрых волос потекло за шиворот, — И все равно не понимаю, чего ты от меня хочешь, что я должна сделать?

Уронив руки по швам, девочка с молчаливым раздражением топнула ногой. Потом как обычно, поглядела мне за плечо, как будто кого-то там увидела, замерцала и рассеялась, словно свет от выключенного уличного фонаря.

По спине пробежал холодок, и я поняла, что на сей раз ко мне сзади и вправду кто-то подобрался — или что-то. Я повернулась проверить. Надо мной бесстрастно нависал фасад церкви Св. Павла; сквозь узкие, скругленные сверху окна сочилось теплое свечное сияние, прямоугольная бронзовая доска на фальшивой двери казалась темным провалом на фоне серого песчаника. Руки покрылись мурашками, а промокший спортивный костюм, липнувший к коже, лишь подхлестнул тревогу. Под нависшим фронтоном церкви жались друг к дружке три душеспасителя — члены секты «Охранителей душ»; мощный прожектор у них над головами высвечивал красные кресты на серых, как у крестоносцев, плащах, словно высеченных из гранита. На миг мне стало интересно, почему душеспасители не спрятались в метро, — они всегда в плохую погоду отступали на подземные позиции: к чему «охранять души» от вампиров, ведьм и всего волшебного, в том числе и от меня и от прочего волшебного народа, когда эти души попрятались от дождя и проповедовать некому.

Я выкинула душеспасителей из головы и проверила, нет ли в церкви каких-то чар, которые могли напугать Козетту. Ворота с обеих сторон здания были широко распахнуты и вели в темный сад. Я всмотрелась в темноту за ближайшими воротами, включила внутренний локатор…

— Смотрите-ка, это же наша паскуда-сида! — захихикал за спиной знакомый голос. — Наверно, ждет своего сутенера-вампира!

Я медленно обернулась и обдала говорившую ледяным взглядом. Она с усмешечкой глядела на меня из-под большого черного зонтика: каштановые кудряшки закрутились от сырости еще туже, темно-зеленая униформа топорщилась на более чем пышной фигуре — этакая реклама шин «Мишлен». Дженет Симе, в прошлом констебль. «В прошлом» по собственной вине — она без памяти втрескалась в сослуживца, моего друга, и из-за ревности пренебрегла предписаниями, а заодно и мной, когда мне потребовалась помощь, так что она сама вырыла себе яму, но винила, разумеется, меня. Мне не повезло: когда ее вышвырнули из полиции, она нашла себе работу в охране Ковент-Гарден и теперь «случайно натыкалась» на меня каждый день.

— Ага, наверно, папарацци дожидается! — Ее подпевала, потасканная блондинка, сложила пальцы рамочкой и нацелилась на меня. — Улыбочку, мисс Тейлор! — зашипела она, а потом состроила жалостливую гримасу. — Журналистов вы больше не интересуете, Женевъева! Вчерашние новости никому не нужны, и сидские шлюшки нам тоже ни к чему, так что проваливай-ка ты со своими оранжевыми котячьими глазенками в СОС-таун, там тебе самое место!

Внутренне я застонала — я и представить себе не могла, сколько неприятностей у меня случится из-за того, что на первых полосах газет напечатали мое фото в компании главного лондонского кровососа (к счастью, ныне покойного). И Дженет с ее подпевалой были самой маленькой из этих неприятностей, пусть и до обидного сухой благодаря огромному зонтику, — хотя они и охотились за моей кровью в переносном смысле чуть ли не с большим рвением, чем вампиры — в прямом. Пока что я сохраняла спокойствие и тренировалась делать им «полное, не вижу’’», однако…

— Некогда мне тут с вами болтать. — Я отбросила с лица мокрую прядь и медовым голосом пропела: — У меня жаркое свидание с красавцем-фавном, надо хорошенько подготовиться.

К сожалению, красавец-фавн был мой начальник, а жаркое свидание сводилось к обычной работе, но, когда оказываешься лицом к лицу с парочкой гарпий, готовых жизнь положить, лишь бы тебе насолить, все средства хороши. Я улыбнулась подружкам, порадовалась зеленым сполохам в их глазах — недаром ревность называют зеленоглазым чудовищем, — повернулась и ушла, не слушая, что они там лепечут.

Дойдя до угла, я обернулась и сосредоточилась, включив магическое зрение. Так я и думала — над большим черным зонтиком Дженет набрякли чары «глаз бури», роняя вокруг подружек жирные круглые капли. Я помедлила. Мне всего-то нужно было сложить ладонь чашечкой и призвать чары — тогда ветер вырвет из рук Дженет ее великанский зонтик и две эти дуры заверещат и задрыгаются под дождем, как мокрые мыши. Я стиснула кулак и велела себе не опускаться до их уровня. Их насмешки того не стоили — меня же не побивали камнями, в самом деле. Как говорится, слова не ранят, и это правда, если только к ним не присовокупляют чары, а Дженет с подпевалой были не ведьмы — просто ведьмины дочки. Отцы у них были люди, а не сиды, поэтому подружки жили в мире, напоенном магией, видели ее отсветы, но так и не научились ею управлять — и никогда не научатся. Чары «глаз бури» им пришлось купить, а любое действенное заклинание — удовольствие недешевое, это я прекрасно знала.

Я засмеялась — коротко и безрадостно. Сама-то я хороша — сида, волшебное существо, напоенное магией, но это вовсе не значит, будто я умею с ней обращаться. О да, я ее видела магическим зрением, могла призвать, взломать или даже впитать, но, как я ни старалась, собственные мои колдовские способности на деле оказывались не серьезнее, чем у ведьминых дочек. Почему, я сама не знала, но магия любит подобные мелкие шуточки. Однако сложности с чарами были у меня всегда и сейчас значились где-то в самом низу списка, в начале которого стояли куда более важные пункты — например, выяснить, что от меня нужно привидению Козетте.

Я потрусила домой, ломая голову над тем, где же, прах побери, раздобыть некроманта, — разве что в буквальном смысле слова рыться в могильном прахе?


Пять минут — и я была дома, в тепле и сухости, по крайней мере, на пороге вестибюля; оставалось еще подняться на пять пролетов. Я положила ладонь на парадную дверь, и кобальтовые защитные чары вспыхнули, словно неоновая вывеска в сумраке, снова впитались в косяки, и дверь подалась. Отняв руку, я вдохнула знакомый аромат восковой мастики для пола, а с ним и свежий — и куда менее приятный — запах сырой плесневелой земли и чеснока.

— Проклятущие ведьмы, — процедила я и сморщилась.

Я щелкнула выключателем, но, как обычно, ничего не произошло, — в люстрах, свисавших из-под высокого эдвардианского потолка, по-прежнему не было лампочек. Хозяин дома, мистер Трэверс, что-то затаился. Моим соседкам-ведьмам темнота была нипочем: все они могли наколдовать себе огненные шары. Но хотя у меня и «оранжевые котячьи глаза» (лично я предпочитаю называть их янтарными), в темноте я вижу примерно так же фигово, как колдую, так что пришлось полагаться на свет уличных фонарей, сочащийся сквозь витражную фрамугу над парадной дверью. А этот свет не мог ни развеять темные тени, таящиеся на лестнице, ни осветить высокую, темную, неподвижную фигуру на площадке надо мной.

Сердце у меня екнуло, я уставилась в темноту, а потом вздохнула с робким облегчением — мне удалось разглядеть толстое древко и березовые прутья метлы-оберега. Еще раз проклятые ведьмы! Мало того что с чесноком переборщили, еще и всякий хлам на лестнице сваливают. Впрочем, не привидение — уже спасибо. Поежившись, я вытащила из полиэтиленового пакета заботливо приготовленное до пробежки полотенце и вытерла мокрые лицо и волосы. Шагая к лестнице на цыпочках — наш гоблин-уборщик Элигий был не из тех, кто потерпит мокрые следы на оттертом черно-белом кафельном полу, — я натянула через голову сухой свитер и почувствовала, как холод мало-помалу отступает.

— Дженни!

От гулкого баса я так и подскочила.

— Можно тебя на пару слов? Пожалуйста.

Сердце у меня упало. Я натужно улыбнулась и повернулась к хозяину дома:

— Конечно, мистер Трэверс!

«Если эта пара слов не о выселении из квартиры», — добавила я про себя, глядя снизу вверх на горного тролля ростом добрых восемь футов.

Он напоминал Халка из фильма, только Халк желто-зеленый, а мистер Трэверс — всевозможных оттенков коричневого. Он с головы до пят задрапировался во что-то вроде бархатного мешка песочного цвета, оставлявшего бугристые бежевато-бурые руки обнаженными. На самом деле мистер Трэверс весь светло-бежевый, а уродливые бурые комья — это была налипшая и еще не отслоившаяся земля. Он залегал себе геологическими пластами в подвале — так он боролся с эрозией из-за задымленного лондонского воздуха — и никого не трогал, но мои соседки заставили его выкопаться и заняться их жалобами. На меня.

— Извини, нехорошо получается, но госпожа ведьма Уилкокс опять недовольна. — Мистер Трэверс нахмурился, его лоб прорезали глубокие трещины.

Ведьма Уилкокс жила на четвертом этаже, была полна решимости меня выселить и не жалела ради этого сил и красноречия. Дело осложнялось тем, что до выхода на пенсию она состояла в Ведьминском совете, и от нее нельзя было так просто отмахнуться.

— Мне кажется, я не делала ничего такого, что вызвало бы ее недовольство, — проговорила я, делая ставку на дипломатию.

— Дженни, ты же понимаешь, не важно, что ты делала и чего не делала, — угрюмо пророкотал тролль. — К ней приехала пожить внучка. Насколько мне известно, она только что рассталась с женихом и потеряла работу, поэтому чувствует себя несколько неуверенно. Госпожа ведьма Уилкокс говорит, что ее внучке в ее нынешнем состоянии может навредить соседство феи-сиды… — он подался вперед и похлопал по почтовому ящику, — особенно если учесть, сколько писем шлют тебе вампиры…

Вот зараза! В пекло дипломатию!

— Она что, думает, я силком потащу ее внученьку в вампирский клуб и устрою ей Укус только потому, что какие-то кровососы прислали мне несколько писем? — Я фыркнула. — И вообще, даже если бы я решила натворить таких глупостей, внучка-то у нее ведьма, так что ни в какое лицензированное вампирское заведение ее и на порог не пустят!

— Дженни, я это понимаю, и она тоже должна понимать. — Мистер Трэверс яростно почесал руку, отчего на мраморный пол посыпались хлопья сухой земли. — Я пытался напомнить ей о старинных соглашениях и объяснить, что ни один вампир в Британии их не нарушит, но она и слушать не хочет!

Соглашения были не просто старинные, а древние, их заключили еще в четырнадцатом веке, когда ведьмы и вампиры столкнулись лицом к лицу с группой религиозных фанатиков — охотников на ведьм. Охотники искореняли любое колдовство на корню и, обнаружив преступника, не тратили время на разбирательства, кто он и что он. Столкнувшись с общим врагом, вампиры с ведьмами решили объединиться ради самосохранения и заключили перемирие на условиях «живи и давай жить другим» — перемирие, остающееся в силе и в наши дни.

Разумеется, нынешние ведьмы предпочитают забыть, кто спас их от перспективы долгих пыток и поджарки на решетке, но вампиры живут дольше и память у них лучше — благодаря Дару кое-кто из них лично был свидетелем тогдашних событий, — а кроме того, крайне серьезно относятся к «слову чести». Поэтому ведьмы, а также все, кто удостаивался их протекции — два месяца назад в их число входила и я, но теперь все изменилось, — последними оказались бы в числе гостей-деликатесов на вампирском званом обеде. К несчастью для меня, если ведьма впадает в паранойю, подобные соображения ее не останавливают.

— Хотел, чтобы ты была в курсе дела, Дженни. — Пыль висела над головой мистера Трэверса нервным бежевым облачком. — Мне правда очень неприятно, ты такая хорошая съемщица. — Уступы бровей сочувственно опустились. — Но если она подаст жалобу выше, я уже ничего не смогу поделать.

— Понимаю, заявление пойдет в Ведьминский совет. — Я вяло похлопала его по руке в знак благодарности и тут же пожалела: от руки отвалился большой кусок сухой глины, а под ним виднелась воспаленная мокнущая кожа. Разнесся густой запах сырости, и я с трудом сдержалась и не закашлялась. — Надеюсь, совет не примет его всерьез, — проговорила я, когда смогла.

— Я обязательно замолвлю за тебя словечко, Дженни. — Мистер Трэверс полез в карман своего балахона, извлек оттуда бумажный пакетик и протянул мне. — Хочешь сливочный леденец?

Я взяла конфетку, чтобы не обидеть его.

— Спасибо, — улыбнулась я и добавила: — Съем потом. — Скорее уж никогда: я не собиралась ломать себе зубы о тролльи сладости. — И что предупредили, тоже спасибо. Я постараюсь сделать так, чтобы письма больше не приходили.

Тролль коротко улыбнулся мне в ответ, губы разомкнулись, показав истертые бежевые зубы.

— Я тут подумал… хотел с тобой посоветоваться, Дженни.

Он умолк и опустил глаза, словно бы смутился из-за кучки сухой земли у своих ног.

— Мм… ничего, если спрошу?

— Давайте, — кивнула я.

Он пошевелил землю ножищей, похожей на кирпич.

— Я вот подумал, может, полировку себе сделать… — тихо пророкотал он, украдкой взглянул на меня и снова уставился в пол. — Все только об этом и говорят, но я решил: наверно, староват я уже… а на Хеллоуин будет праздник, и… — Он поднял руки в пятнах глины. — Не могу же я так пойти.

— Ну, по-моему…

— Да, молодые тролли полируются, — очертя голову зачастил он, и по его лицу побежали тревожные трещины, — ну, и еще иногда бетонные, но я не хочу выглядеть дураком! Как ты думаешь, делать полировку или не надо? К тому же я боюсь, что будет больно, современные методы не значит самые лучшие, правда?

Я заморгала, не зная, имею ли право давать косметологические рекомендации троллю; мистер Трэверс мне нравился, и мне совсем не хотелось оказать ему медвежью услугу своим советом. Но единственным троллем, с которым я была близко знакома, был мой друг Хью, сержант полиции Хью Манро, а он сейчас поправлял здоровье в Кернгормских горах, среди соплеменников, — не так давно он пострадал при исполнении служебных обязанностей. Сам-то Хью придерживался традиционных взглядов, однако если подумать…

— Вот что, — сказала я, слегка нахмурясь. — У меня есть знакомый тролль, который делал себе полировку, он работает в полиции, его зовут констебль Тейгрин. — А констебль Тейгрин, возможно, подскажет мне, где найти некроманта, следовательно… — Давайте я ему позвоню и спрошу, может быть, вы с ним поговорите, хорошо?

— Замечательно, Дженни, огромное тебе спасибо! — Лицо мистера Трэверса расколола радостная улыбка. — Так и знал, что нужно спросить именно тебя. — Он снова протянул мне пакетик. — Возьми еще леденец!

Я вежливо приняла подношение, и мистер Трэверс на удивление бесшумно двинулся прочь, бормоча что-то насчет швабры и совка. Несколько растерявшись, я сунула леденцы в свой полиэтиленовый мешок, прямо к мокрым кроссовкам, а потом повернулась, чтобы как следует рассмотреть возмутительный почтовый ящик — моя ячейка, как обычно, была битком набита. Ведьме Уилкокс есть на что жаловаться.

По вестибюлю разнеслись механические звуки музыкальной темы из «Хеллоуина», и у меня ушла целая секунда на то, чтобы сообразить, что это звонит мой мобильник. Мелодию выбирала не я — это досадные последствия моей работы в фирме «Античар». Я вытурила компанию гремлинов из-под Тауэр-бридж, и эти тварюги наслали на мой телефон технопорчу. Я целую неделю пыталась снять ее, то есть взломать, хотя дело шло к концу октября и такая музыка была даже кстати, но мой телефон все равно перебирал в случайном порядке мелодии из классических ужастиков, и это было катастрофически непрофессионально: многие клиенты жаловались. Я вытащила телефон из заднего кармана шорт, но, когда увидела, кто звонит, досаду как рукой сняло и я разулыбалась.

— Грейс! — Тут я вспомнила, почему она звонит: ее беспокоила вся эта дурацкая история с письмами от вампиров, и, хотя я готова была расцеловать ее за то, что она, душечка, проверяет, все ли у меня хорошо, лишние тревоги были ни к чему ни ей, ни мне. Я попробовала ее отвлечь. — Слушай, у тебя случайно нет знакомого некроманта, а?

— Дженни, я врач, а не справочное бюро! — ответила Грейс со своим обычным здравомыслием. — И вообще, по-моему, если медиум тебе не помог, то и некромант не поможет. Говорила я тебе, подожди до Хеллоуина, тогда и сможешь поболтать со своим привидением!

Я набросила полотенце на плечи и поежилась.

— Ну, знаешь, в ночь с тридцать первого на первое я на церковный двор ни ногой! Это все равно что запереть тебя в одной комнате с пауком!

— Фу! Ты мне вечно твердишь, что пауки совершенно безобидные, так вот, и привидения тоже! Сама понимаешь, так будет быстрее и дешевле, чем искать некроманта, — справедливо заметила она. — К тому же в «Надежде» в Хеллоуин будет не протолкнуться, так что у тебя, возможно, не будет времени наведаться на церковный двор.

«Надежда» — это клиника Комитета по этике межвидовых отношений. В клинике лечат «Дубль-В» — под этим политкорректным ярлычком скрывается вирус вампиризма и отравление вампирским ядом, — а также всех, кому навредило колдовство. Грейс работала там в приемном покое — именно в «Надежде» мы познакомились и подружились — и была совершенно права: один Хеллоуин стоит дюжины полнолуний. Психи повылазят изо всех щелей — и люди, и нежить, — и клинику «Надежда» ждет коллапс от перегрузки, к тому же туда сбежится гораздо больше обычного перепуганных людей, которым пришло в голову, что, может быть, Укус — это не так уж и «круто».

— Только не говори, что меня вызовут подежурить, — отозвалась я, подпрыгивая сначала на одной ноге, потом на другой: стаскивала мокрые носки.

— Просить тебя никто не станет, — рассмеялась Грейс. — Наш новый администратор уже поставил в расписание и тебя, и всех остальных волонтеров.

— Наверняка кто-то показал ему ту прошлогоднюю запись выпуска новостей. — Я свернула носки и сунула в мешок. — Где ведьминский сейм Челси закатил истерику, потому что их доченьки решили, что будет весело, если пойти развлечься в СОС-таун.

Получить Укус в каком-нибудь фешенебельном вампирском клубе — затея относительно безопасная, потому что тамошние вампиры теряют контроль над собой, только если речь идет о презренном металле, а не о крови, и после визита в такой клуб «Дубль-В» лечить не приходится — разве что легкую анемию, вызванную чрезмерно рьяным донорством. Однако в СОС-тауне, куда модно наведываться как раз в Хеллоуин, правила совсем другие. Вампиры придают традиционным хеллоуинским забавам совершенно новое направление.

— Хорошо, хоть вампиры от них так и разбегались, так что никого не покусали и тем более не инфицировали, — проворчала Грейс. — Безответственные дуры и идиотки. Будем надеяться, что лекция о побочных эффектах вируса вампиризма и джи-заве произвела на них должное впечатление и ее не придется повторять в этом году.

— Будем-будем, — горячо согласилась я, потому что уже десять лет, с моих четырнадцати, знаю на собственном опыте, что это за «побочные эффекты». Джи-зав, о котором говорила Грейс, — это такой метадон для инфицированных вампирским ядом, и зависимость от него — штука совсем не веселая, но все лучше, чем стать кровной рабыней какого-нибудь упыря.

По крайней мере, я всегда так считала. Но теперь начала сомневаться.

— Ладно, если не считать мерзкого настырного привидения, как моя любимая сидочка чувствует себя в этот холод и ветер? — бодро поинтересовалась Грейс, вторгаясь в мои разбегающиеся мысли.

— Если учесть, что я единственная сидочка и в Лондоне, и среди твоих знакомых, любезности ты говорить не умеешь! — заявила я и фыркнула.

— А как там вам-пи-ры? — спросила она, вопросительно повысив голос.

— Пока никто не напрыгнул на меня из кустов, так что я никуда не делась, глотаю таблетки и имею при себе положенные восемь с чем-то пинт крови.

— Практически все это я могу вывести самостоятельно из того факта, что ты со мной разговариваешь, — сухо сообщила Грейс.

Я улыбнулась:

— В дедукции с тобой никто не сравнится!

— Оставим в стороне неуместные комплименты, — возразила она с явной ехидцей. — Вернемся к вампирам и к тому, сколько приглашений ты получила сегодня.

Я подергала кипу конвертов, торчащих из ящика, и буркнула: «Как всегда», надеясь, что Грейс этим удовлетворится. Беда в том, что теперь, когда все вампиры и все их кровные рабы до единого знали, что у меня «Дубль-В», я стала еще более аппетитной закуской, чем раньше. Пока что, правда, дело ограничивалось приглашениями, ультравежливыми просьбами составить компанию на всевозможных звездных мероприятиях, запечатанными в одинаковые дорогие кремовые конверты, однако тяжесть на сердце подсказывала мне, что пройдет совсем немного времени, и вампиры откажутся от услуг почты и примутся доставлять мне «приглашения» лично. Да уж, веселье мне предстоит, ничего не скажешь…

— Сколько? — спросила Грейс тоном тверже хирургической стали.

Если уж Грейс чего-то хочет, ее не остановишь, поэтому я сдалась:

— Погоди секунду.

Положив телефон на почтовые ящики, я вытащила очередную порцию на тусклый свет и свирепо прищурилась. «Женевьеве Тейлор, бин-сиде», — значилось на верхнем конверте жирными ржаво-красными буквами. Я поднесла письмо к носу и принюхалась, и от слабого запаха меди и лакрицы у меня потекли слюнки — адресант подмешал в чернила собственной крови: вампиры — мастера саморекламы и не упустят случая применить разные уловки. Не обращая внимания на досадное биение, пробудившееся от запаха у основания шеи, я пробежала пальцем по краям конвертов, сосчитала их и снова взяла телефон:

— Сегодня девять.

— На два больше, чем вчера! — Было слышно, как она нервно постукивает карандашом по столу. — Нехорошо.

— Сама знаю! — огрызнулась я вполголоса. — Такое чувство, будто мне на грудь повесили табличку: «Фея-сида, эксклюзивный аксессуар для истинных знатоков гламурных укусов, не пропустите!» Глазом не успею моргнуть, как очередь выстроится на весь квартал! То-то у всех ведьм котелки с зельями поопрокидываются!

Грейс ответила тяжким вздохом — я даже телефон от уха отодвинула.

— Кстати, о ведьмах, ты уже слышала, что Ведьминский совет собирается возобновить протекцию?

— Не думаю, что я у них первая в списке неотложных дел. — Я бросила приглашения на ящики, радуясь, что Грейс не видит, как я скрестила пальцы, чтобы меня не уличили во вранье.

— Но ведь уже прошла уйма времени, должны бы… — Я поморщилась, а Грейс возмущенно продолжила: — Дженни, ты что, не подавала прошение? Почему?! Только не говори мне, что это твоя загадочная фейская гордость!

— Гордость тут вообще ни при чем, Грейс. — Я подцепила выбившуюся из полотенца ниточку и стала ее вытягивать. — Понимаешь, это бессмысленно. Я уверена, что ведьмы вернули мне место в «Античаре» только потому, что потерпели фиаско в истории с обвинением мистера Марта в убийстве. А для меня это не только работа, но и жилье. — Я бы не смогла жить в Ковент-Гарден без позволения Совета. — Просить еще о чем-то — значит испытывать судьбу.

Мало того, такими темпами ведьмы, наверно, скоро меня отсюда выселят, но об этом я умолчала.

— Я все равно считаю, что ты должна подать прошение, Дженни, — отчеканила Грейс. — Это положит конец твоим бредовым планам сговориться с тем вампиром… — Тут ее перебил звонок служебного телефона, и она поспешно бросила: — Ладно, мне пора, целую.

Стыдно признаться, но я обрадовалась, что не придется возвращаться к этой теме; сунув мобильник на место, я поджала губы и уставилась на кипу приглашений.

Перевернула верхний конверт — на красной восковой печати виднелся оттиск в виде клеверного листка. Из этого я сделала вывод, что письмо от вампира Деклана — главы кровного клана Красного Трилистника, одного из четырех вампирских семейств в Лондоне. Коварный негодяй-ирландец никогда не знал меры! Я бегло просмотрела остальные печати, но той единственной, которой я то ли ждала, то ли боялась, той единственной личной печати вампира, с которым я хотела «сговориться», по-прежнему не было.

Малик аль-Хан.

Последний раз он давал о себе знать чуть ли не месяц назад.

Я уже не знала, увижу ли его когда-нибудь.

Если нет, то все мои разговоры с Грейс о том, чтобы «разобраться» с моим «Дубль-В» при помощи вампира перестанут иметь отношение к медицине и вообще утратят смысл. Малик был единственной кандидатурой, больше никому нельзя было доверять. Не то чтобы я особенно доверяла Малику, но…

Я порвала конверты пополам, открыла корзину для рекламных писем под почтовыми ящиками и запихнула приглашения туда, а потом громко хлопнула крышкой.

Ох, если бы и от вампиров можно было избавиться с такой же легкостью…

Закрыв глаза, я потерла виски, пытаясь облегчить привычную мигрень: когда глотаешь джи-зав, как конфетки, это, конечно, отчасти устраняет признаки тяги к яду, зато побочные эффекты у него примерно такие же приятные, как поджаривание заживо в гномской домне. Я вздохнула, положила полотенце в мешок вместе с носками и кроссовками и двинулась вверх по лестнице; всепроникающий запах чеснока усиливался с каждой ступенькой.

Главной загадкой было то, почему до сих пор не нашлось такого предприимчивого вампира, который стукнул бы меня по старинке камнем в темечко и отволок за короткие сидские волосы куда хочет. Конечно, закон не позволяет вампирам прибегать к каким бы то ни было мерам принуждения, ни к физическим, ни к психологическим, они могут сосать кровь только с согласия жертвы (жертвы у вампиров по-прежнему есть, только теперь они называются «клиентами», то есть вампирскими фанатами). А вампиры прекрасно умеют изображать законопослушность, поэтому последний случай, когда один из них получил билет в один конец на гильотину за нелицензированное потребление крови, был в начале восьмидесятых.

Однако люди не считают, что мы, волшебный народ, нуждаемся в такой же защите, что и они, — ведь вампиры не могут ни наслать на нас морок, ни заманить своей месмой, пока они нас не заразили; к тому же люди частенько считают, будто мы опаснее вампиров, которые и сами когда-то были людьми, а мы-то совсем не люди. Ну, и еще надо учесть, что нас меньше, чем кровососов, мы — меньшинство, которое далеко не так сильно влияет на политику и к тому же далеко не всегда обладает такой смазливой внешностью. Ничего удивительного, что человеческое правосудие относится к нам не слишком справедливо.

Поэтому мы и оказываемся легкой добычей для вампиров.

На самом деле нам был нужен хороший специалист по связям с общественностью. Иногда я праздно задумывалась над тем, жив ли еще тот умник, который в свое время запустил вампирскую рекламную кампанию под кодовым названием «Золоченый гроб». Конечно, лично у меня не было денег на оплату полномасштабной раскрутки. Еле-еле хватало на квартиру, и то только с учетом субсидии, которую я получала за работу в ведьминской фирме.

Когда я шагнула на площадку четвертого этажа, чесночная вонь меня едва не оглушила. Прокашлявшись, я свирепо уставилась на дверь ведьмы Уилкокс. Если ей удастся меня отсюда выселить, субсидия мне, само собой, уже не понадобится…

— Ой!

Что-то кольнуло меня в голую лодыжку. Я подскочила, прихлопнула несуществующего комара, а потом посмотрела на дверь магическим зрением.

Зараза. Дело не в том, что ведьма не пожалела чеснока, дело в том, что она всю дверь обрызгала противовампирским репеллентом, и чары расползлись по площадке гигантской актинией — из темно-фиолетового тела топорщились, извиваясь и шаря по воздуху, более светлые лиловые щупальца, окружавшие черную дыру, которая подозрительно напоминала раззявленную пасть.

— Это уже хуже, — пробормотала я потрясенно.

Тварь была похожа скорее на ловушку, чем на средство от вампиров, а нога у меня так и горела, словно ее прижгли раскаленной докрасна кочергой. Неизвестно, что это были за чары, но мне их трогать точно не стоило.

Я начала осторожно пробираться по краю площадки, плотно прижавшись спиной к стене. Шевелящиеся щупальца нашаривали меня, как будто чуяли мой запах. Я резко втянула воздух сквозь зубы, когда одно из них просвистело мимо моего живота, и пригнулась, когда другое едва не хлестнуло меня по щеке, оставив за собой чесночный шлейф, от которого щипало глаза, и привкус хлорки в придачу. Когда ко мне потянулись еще три смертоносных щупальца, я повернулась и ринулась к лестнице, зажав под мышкой мешок с мокрой одеждой. Чары все-таки обожгли мне шею сзади, и я вскрикнула, подпрыгнула и едва не оступилась, но все-таки ухватилась за перила и не упала.

Прерывисто дыша, я тяжело опустилась на верхнюю ступеньку и осмотрела рубец на ноге. Кожа была цела, только покраснела, вздулась и горела. Я бережно пощупала шею. Та же картина. О чем, прах побери, думала эта старая придурочная ведьма, когда накладывала… как, интересно, называются эти актинии? По мне, так это уже чересчур, даже если учесть параноидальную любовь этой карги к внученьке: неужели она не помнит, что даже если какой-нибудь вампир сумеет пройти мимо охранительных чар на парадной двери, никто из них не в силах переступить порог ведьминского жилища, если, конечно, она не выживет из ума настолько, чтобы пригласить кровососа к себе. Нахмурясь, я поглядела на чары сверху вниз. Щупальца лениво колыхались, но мне почему-то показалось, что они затаились в ожидании.

— Жалко, что я не могу взломать эти чары, поделом было бы старой ведьме, — процедила я, потирая ноющую ногу.

Беда в том, что при взломе волшебство мгновенно растворяется в воздухе, поэтому к взлому прибегают, когда чары надо снять быстро, но при этом, к сожалению, можно разнести вдребезги все то, на что эти чары наложены. Едва ли мне сойдет с рук, если я расколочу ведьмину дверь в мелкие щепочки. Можно было бы, конечно, отманить чары — это безопаснее, хотя и дольше, и труднее, — но тратить на них столько времени я не хотела. Тем более что ведьма все равно наложит новые.

Вот ведь грымза. Я подумала, не наябедничать ли мистеру Трэверсу, однако запах чеснока означал, что чары как-то связаны с вампирами; хотя, если жертва наестся чеснока, вампиры не утратят аппетита, некоторым из них кулинарные ароматы даже нравятся. Нет, конечно, если натереть себе точки пульса долькой-другой, вампиры всерьез задумаются, не стоит ли пообедать где-нибудь в другом месте, — впрочем, чили приводит к тому же результату: раздутые красные губы портят гламурный имидж, да и больно это. Само собой, чесночный сок делает свое дело, только пока вампир владеет собой и не потерял голову от жажды крови. Тогда его уже ничем не остановишь.

Откуда там хлорка, я понятия не имела: может быть, это просто удобная, хотя и довольно противная основа для зелья. Так или иначе, актиния старой ведьмы — это было уже серьезно.

Потому-то мне и не стоило жаловаться: как прикажете объяснить, почему чары, нацеленные исключительно против вампиров, действуют и на меня? Поразмыслив, я решила, что один «Дубль-В» ничего не объясняет, и ведьмы смогут это доказать. А если я доверю кому бы то ни было мою последнюю тайну — подлинную причину происходящего, — меня не только выселят из квартиры, но и выгонят с работы. Нет, жаловаться мне нельзя, ведь иначе придется признаться, что мой отец — вампир трехсот лет от роду.

В мои невеселые думы вторгся звонок мобильника — теперь он был до странности похож на тему из «Кошмара на улице Вязов». Все-таки заразы эти гремлины! Я посмотрела на дисплей — пришло сообщение от Грейс: она обещала зайти ко мне сразу после дежурства. Я отстучала ей в ответ, что буду на работе, но пусть она все равно приходит и ждет меня — она знала, как открыть дверь, — но тут я увидела, который час, и все мысли о гремлинах, привидениях, ведьмах и кровожадных вампирах вылетели у меня из головы. У меня были неотложные дела — «жаркое свидание с красавцем-фавном», а именно с моим начальником Финном, и если я не потороплюсь, то опоздаю.

Иначе «свидание» выйдет и вправду «жарким», но совершенно не в том смысле.