"Прощайте, скалистые горы!" - читать интересную книгу автора (Семенов Юрий Иванович)ГЛАВА 14Около мыса Крестовый, находящегося напротив порта Лиинахамари, стоял большой транспорт и рядом — быстроходная моторная шхуна. Они находились в распоряжении финансиста и крупного ростовщика Уайта, американца по происхождению, прибывшего в Финляндию и оккупированную Норвегию. Уайт спал, когда в дверь его каюты нетерпеливо постучали. Он открыл глаза, но не подымался. «Не во сне ли?» — подумал Уайт, смотря на чёрную металлическую дверь, покрытую застывшими пузырьками краски. В полумраке каюты на белой подушке выделялось его смуглое, овальное лицо, с большим горбатым носом. Густые каштановые волосы перепутались, закрывая небольшой плоский лоб. Уайт закрыл глаза, широко зевнул, оскалив редкие белые зубы. Стук повторился. — Сделайте одолжение — войдите, — недовольно пробурчал Уайт и… увидел перед собой Ланге. — Что за кошмарный сон! Ущипните меня, Ланге, — сказал вскочивший с постели Уайт. — Мне тоже кажется, что это — сон. Но в сегодняшнем мире, видите, не без чудес, — Ланге опустился на стул около небольшого квадратного столика под иллюминатором, включил свет и, глядя на торопливо одевающегося Уайта, начал рассказывать. Он говорил, раскладывая на столе спички, изображая линию фронта, и вдруг замолк, увидев перед собой толстые сигары с золотыми кольцами этикеток. Последние дни он не курил, почти привыкнув к этому. Ланге нетерпеливо взял сигару, отгрыз кончик и, прикурив, несколько раз глубоко затянулся. Сразу закружилась голова. Уайт решил, что Ланге, видимо, так же хочет есть, как и курить. Он распорядился, чтобы принесли завтрак. — Сколько я пережил из-за этих рудников, будь они прокляты, — продолжал Ланге. — Хотел бежать в первую ночь, но это оказалось невозможным. Я не знал, как перейти линию фронта. Стал изучать местность, подходы к хребту. Подготовился очень хорошо, и вдруг Стемсон не решился идти со мной. Этот человек оказался тёмным, как пивная бутылка, и порядочным мерзавцем… Я ещё сквитаюсь с ним когда-нибудь! — Ланге отложил сигару, посмотрел в иллюминатор, через который был виден светлый круг неба. Начиналось утро. — Нас отвезли к причалу, где должны были посадить на транспорт и отправить на «большую землю». С наступлением темноты я сбежал. Но в этих чёртовых сопках я проблуждал до рассвета и не успел пересечь Муста-Тунтури. Весь день пролежал в камнях и не зря пролежал. Сегодня ночью я удачно обошёл полевые караулы, — Ланге снова зажал в зубах сигару. — Молодчина, Ланге! — с восхищением сказал Уайт. — Вы просто герой. За мной не пропадёт, я награжу вас за усердие и находчивость по заслугам. Ланге сидя поклонился, удовлетворённый похвалой. Принесли какао, паштет в двух небольших жёлтых банках, сыр, масло, два бруска сухого варенья, пачку пиленого тростникового сахара и бутылку виски. Ланге набросился на еду. — После войны Северная Финляндия отойдёт России, — с сожалением заговорил Уайт. — А с ней и никелевые рудники… — Северная Финляндия… Рудники тоже. Лишиться такой концессии… Неужели наши не придумали ничего лучшего? — Предпринять что-либо невозможно, мой друг, — рассеянно ответил Уайт, присаживаясь к столу. — Северная Финляндия объявлена исконно русской землёй. — Да, а как дела на рудниках? — спохватился Ланге. — Откровенно говоря, неважно. На транспорт пока не погрузили ни одной детали. Я ещё не был на рудниках. Но сегодня свободен, и мы сможем к вечеру проехать на Никель. — С удовольствием, — обрадовался Ланге и забарабанил пальцами по столу. — Не дай бог, русские в самом деле начнут наступление. По всем расчётам в ближайшее время этого не должно случиться. Логика, дорогой Ланге, тоже главное в стратегии войны. — Не уйти ли нам отсюда, пока не поздно? — с тревогой посоветовал Ланге. Вместо ответа Уайт предложил выйти на палубу подышать свежим воздухом. Они оделись и поднялись по узкому трапу наверх. Над заливом курился слабый туман, но в чистом, морозном воздухе хорошо были видны прибрежные сопки. — Теперь отвечу на ваш вопрос, — не торопясь начал Уайт, уводя Ланге на корму. — Для вас важно вывезти ценные машины, оборудование — вашу собственность. Это же мизерные дела. Вы спешите удрать отсюда. Я же не тороплюсь. Рудники — не главное в моей экскурсии по северу. Вот-вот освободится Норвегия, а мы должны будем кое-что подготовить для возврата потерянного четыре года назад капитала, — взгляд Уайта остановился на шхуне, плавно покачивающейся на волнах. Он повернул Ланге за плечи в её сторону и добавил: — В случае необходимости моя шхуна — к вашим услугам. А пока не спешите с отъездом. Вам не придётся больше рисковать. Но только не попадайтесь русским — здесь вам не поставят памятника, — Уайт хрипло захохотал. Бурная, неширокая речка бежит около Никеля. Она огибает сопки и, кажется, торопится скорее вырваться на простор в море. Вода в ней мутная, со стальным отблеском, как будто забеленная. И прохожий не решается пройти её вброд: неглубокую, но бурную и мутно-серую. Ланге и Уайт осторожно встали на дощатый подвесной мост, покачивающийся из стороны в сторону, и, стараясь не смотреть на воду, перешли на другой берег. — Отчего такая мутная речка? — спросил Уайт, опустив пальцы в воду. — Промывают породу на рудниках, — ответил Ланге, направляясь к посёлку. Ланге не был в этих местах несколько лет, и ему казалось, что за это время здесь ничего не изменилось. Только посёлок стал чуть больше, появились каменные дома, а в остальном всё то же: деревянные скрипучие бараки и низкие торфяные домики. Они вышли на широкую, укатанную дорогу, идущую к обогатительному заводу. Шли молча, занятые: один — воспоминаниями, другой — изучением посёлка. Около шлагбаума их остановил немец-автоматчик. Уайт неторопливо достал пропуск, подписанный рейхскомиссаром Норвегии Тербовеном. — У меня неприятное ощущение, когда вижу перед собой вооружённого немца, — признался Уайт, оглянувшись в сторону шлагбаума. — Хочется схватить его и задушить? — спросил Ланге. — Не-ет, — протянул Уайт с усмешкой. — Встреча с тигром опасна в лесу, а когда он в клетке, — забавна, хотя зверь и не прочь броситься на тебя и растерзать. Их обогнала автомашина с рабочими и скрылась за поворотом. Она напомнила Ланге о людях, которые когда-то жили в этом посёлке. У него здесь были знакомые, связи. — Почему безлюдны улицы, чёрт возьми! — воскликнул Ланге с удивлением. — Вас это должно радовать, мой друг, — вставил Уайт. — Почему? — Меньше свидетелей. Навстречу им от барака, где расположилась команда с транспорта, принадлежащего Уайту, выбежал здоровенный матрос по прозвищу Томагаук. Широкие скулы его шевелились (он даже спал с жевательной резинкой). Томагаук громко сказал: «Добрый день!» — и, узнав Ланге, вытаращил на него глаза. — Почему пустынны улицы? — спросил Ланге матроса. — Немцы арестовали всех финнов и заставили работать в шахтах. — Вот как!… — Друзья до чёрного дня, — осклабился Уайт. — Шли под руку, а теперь… Забавная эта война. — Почему не грузите на транспорт оборудование? — спросил Ланге Томагаука. — Немцы только сегодня разрешили вывозить. А пока мы складываем оборудование вот здесь, — матрос повёл Ланге и Уайта за угол барака. Ланге торопливо обошёл большой двор, заваленный техникой из подземных магистралей, и, побагровев, подскочил к Томагауку. — Куда вы натащили эту дрянь? — закричал он, тряся головой. — Вагонетки, противовесы, шкивные колёса, стальные канаты, скреперные лебёдки… Боже мой! Вы, вообще-то, понимаете, что к чему? Томагаук пожал плечами и вытянул губы, которые и без того у него обвисли. Только Уайт был безразлично спокоен. Ланге показалось, что тот в душе даже смеётся над ним. — Я сам спущусь в шахты, — хвастливо заявил Ланге, подойдя к Уайту. Он впервые вспомнил горного инженера, погибшего на сгоревшем транспорте. Пожалел, что его нет. Они обошли барак и сели на скамейку. По дороге быстро приближалась большая колонна людей под охраной немцев. — И если мы ничего не вывезем… — тихо сказал Ланге, сунув в рот сигарету, и только когда прикурил, щуря правый глаз от дыма, добавил: — Я взорву вход в главный квершлаг. — Что это за штука? — спросил Уайт. — Основная транспортная магистраль рудника, — ответил Ланге, смотря на быстро проходящую колонну. Неожиданно он вскочил со скамейки и крикнул: — Хекконен! Но колонна уже скрылась за поворотом. Уайт вопросительно посмотрел на Ланге. — Хекконен — финн, бывший заместитель управляющего рудника, наш человек, — шепнул Ланге на ухо Уайту. Ланге обрадовался встрече с Хекконеном, который отлично знал все закоулки шахт и подземную технику. Зачем же Ланге лезть в тоннель, когда за него несравненно лучше всё сделает Хекконен? Ланге и Уайт направились к немецкому коменданту. Капитан фон Хадлер, начальник концентрационных лагерей и комендант поселка Никель, надел пенсне и, насвистывая, вышел на крыльцо каменного дома. Он не любил пускать к себе посторонних. — А зачем нужен вам арестованный? — спросил фон Хадлер, выслушав просьбу Ланге и возвращая Уайту пропуск, подписанный Тербовеном. — Как проводник, — по-немецки ответил Уайт. — Я готов помочь вам, — нараспев сказал фон Хадлер и, приоткрыв дверь, позвал солдата: — Оскар! Назначаю тебя проводником к этим господам. — Глаза фон Хадлера открыто улыбались. Ланге и Уайт переглянулись, не ожидая такого оборота дела, но долго благодарили капитана за внимание. В конце разговора они повторили просьбу о Хекконене. Фон Хадлер снял пенсне, неторопливо протёр стёкла куском зелёной замши и вдруг ни с того, ни с сего захохотал. Потом приказал Оскару привести Хекконена и, сославшись на свою доброту, сказал отрывисто: «Разрешаю», — и скрылся за дверью. Ланге и Уайт нетерпеливо ходили около дома коменданта из стороны в сторону, долго сидели на крыльце, курили, пока наконец не появился на дороге рыжебородый и дряхлый Хекконен в сопровождении немецкого солдата. На крыльце снова появился фон Хадлер. — Господа! Арестованный будет вашим проводником под охраной моего солдата. Оскар! Ночевать отведёшь его в лагерь. — Благодарим вас, — расплылся в улыбке Ланге и, повернувшись к Хекконену, сказал по-английски: — Здравствуй! Пойдём! — Куда? — спросил Хекконен, переступая с ноги на ногу. — В шахту, покажешь… — Ланге взглянул на коменданта и потянул Хекконена за рукав. — Не пойду! — отрезал финн, освобождая руку. — Работать за твою шкуру? А мою-то ты давно уже продал. — Хекконен отвернулся и пошёл обратно к руднику. Солдат растерянно смотрел на коменданта, но фон Хадлер, насвистывая, захлопнул за собой дверь. |
||
|