Авл Геллии и его "Аттические ночи"

Vive ergo moribus praeteritis,

loquere verbis presenfibus...

Gel!. Noct. Att., I, 10, 4

О жизни Авла Геллия нам известно немного, причем источником наших знаний о фактах биографии писателя является почти исключительно его собственное сочинение, которому Авл Геллий обязан всем - известностью, славой, да и вообще тем, что его имя не кануло в вечность. Из "внешних" данных, на основании которых мы могли бы опереться на какие-то хронологические "вехи", в нашем распоряжении имеется лишь свидетельство средневекового писателя Радульфа из Дицеста (Radulphus de Diceto), который сообщает нам, что Авл Геллий написал свое произведение в 169 г. н. э. (Agellius (sic!) scribit anno CLXIX). Вряд ли следовало бы считать это весьма позднее свидетельство заслуживающим внимания, если бы не упоминание Авлом Геллием (XII, 18, 2) в своем сочинении второго консулата Эруция Клара (146 г. н. э.), что дает нам своего рода terminus post quern. Сопоставление этих двух свидетельств с учетом некоторых других упомянутых в "Аттических ночах" реалий ведет нас, таким образом, ко времени конца правления Антонина Пия или к правлению Луция Вера и Марка Аврелия, т. е. к 40-60-м годам II в. н. э.

Что еще мы знаем об авторе и о его книге? Образование Авла Геллия было весьма традиционным - так учились сыновья состоятельных родителей еще в конце республиканского периода, например, Гораций. Сначала они получали хорошую подготовку у себя на родине, а затем, чтобы придать законченную форму своему образованию, отправлялись в Грецию, в Афины. Так же поступил и автор "Аттических ночей", основательно поднаторев в дисциплинах, составляющих основу "высшего образования" того времени - в риторике, философии и юриспруденции. Своих учителей Авл Геллий упоминает часто и охотно, словно стремясь к тому, чтобы тень их славы упала и на его собственное творчество. По обычаю того времени Геллий постоянно следовал за своими учителями, присутствовал на их лекциях и декламациях.

Его учителем грамматики был Сульпиций Аполлинарий (VII, 6, 12; XIII, 13, 1). "Самый ученый по сравнению с другими на нашей памяти", "муж, самым старательным образом изучивший старинные обычаи и литературу", "муж выдающихся познаний в литературе" - вот лишь часть пиетарных отзывов ученика о своем учителе (IV, 17, 11; XIII, 18, 2; XVIII, 4, 1). Ученость Сульпиция не исчерпывалась исключительно литературными занятиями. Помимо прекрасного знания латинской и греческой литературы, он был весьма сведущ и в правовых вопросах, особенно в сакральном праве (VII, 6,12).

В области риторики, которая в то время была важна не только для писательской деятельности, но и для успешной государственной карьеры, Авл Геллий считал своими учителями Антония Юлиана, а также Тита Кастриция (XVIII, 5, 1; XIII, 22, 1), заслуги которого были отмечены самим императором Адрианом. Но, без сомнения, особое место среди его наставников занимает знаменитый ритор и философ, виднейший из представителей так называемой "второй софистики" Фаворин из Арелата. Именно его чаще всего из своих учителей цитирует Авл Геллий, именно его более всех почитает и именно к его мнению чаще всего прислушивается и склоняется.

Со школьной скамьи Авл Геллий был призван к судейской деятельности (XIV, 2, 1). Об этой стороне своей жизни он упоминает неоднократно и с большим удовольствием. Когда Авл Геллий находился уже в зрелом возрасте, ему приходит мысль продолжить свое образование в Афинах (II, 21). Там, в Афинах, он обрел новый круг учителей и друзей. Особенно сблизился Авл Геллий с философом-платоником Кальвизием Тавром (XII, 5, 1), а также с известным ритором и философом Геродом Аттиком - человеком, прославившим свое имя не только научными занятиями, но и широкой благотворительной деятельностью. Будучи дальним потомком знаменитого

Тита Помпония Аттика - друга и адресата Цицерона, - Герод Аттик составил себе огромное по тем временам состояние и на собственные средства украсил роскошными постройками Афины, "одел в мрамор" великолепный стадион в Олимпии и даже мечтал прорыть судоходный канал на Истмийском перешейке, чтобы соединить воды Коринфского и Саронического заливов. Он сделал блестящую карьеру в римской администрации и даже являлся одним из учителей будущего императора Марка Аврелия. В Афинах Героду Аттику принадлежали две школы - одна философская, другая риторическая. Авл Геллий подробно описывает то, как Герод Аттик вел в своей школе занятия по риторике (I, 2).

Еще одной примечательной личностью, которая может считаться одним из наставников Авла Геллия, был кинический философ, а впоследствии христианин Перегрин Протей (XII, И, 1). Тот самый, которого так едко высмеял в своем блестящем антихристианском памфлете Лукиан, изобразивший Протея беспринципным мошенником, шарлатаном, проходимцем и просто преступником. Впрочем, вряд ли такой портрет полностью соответствует истинному лицу Перегрина Протея, ибо Авл Геллий рисует его совсем по-другому, отзываясь об этом человеке с большим уважением.

Время, проведенное в Афинах, не пропало для Авла Геллия даром. Именно там он заложил фундамент для своей писательской деятельности. В течении года, проведенного в Афинах, Авл Геллий, помимо основных учебных занятий, делал извлечения и пересказы из всех сочинений, которые находил интересными как для себя, так и для будущих своих читателей. Зимними вечерами в Афинах он начал литературно обрабатывать свои выписки и назвал свое сочинение "Noctes Atticae" - "Аттические ночи". "Поскольку долгими зимними ночами в земле Аттической, - пишет Авл Геллий, - мы начали забавы ради составлять эти записки, то и назвали их по этой самой причине "Аттические ночи", нисколько не подражая высокопарным заглавиям" (praef. 4). Стоит заметить, что, несмотря на последнюю оговорку автора, название книги, никак не связанное с самим ее содержанием, все-таки выглядит несколько вычурно и искусственно - вполне в риторических традициях своего времени.

Примерно год спустя Авл Геллий покинул, возможно навсегда, Афины и возвратился в Рим, где продолжил работу над своими выписками, число которых постоянно увеличивалось благодаря его прилежным чтениям латинских и греческих классиков. В результате все собранные и литературно обработанные пассажи были поделены автором на 20 книг, причем в достаточной мере произвольно. Авл Геллий сам пишет, что отказывается от определенного порядка в организации и размещении материала, и порядок это зависит лишь от того, в какой последовательности те или иные материалы попадали в его руки. Несмотря на занятость, Авл Геллий предполагал продолжить свой труд и не останавливаться на 20 книгах (praef. 23 sq.), но его намерению по каким-то причинам не суждено было сбыться.

Из составленных Авлом Геллием 20 книг "Аттических ночей" почти полностью утрачена VIII книга (от нее дошло всего 15 фрагментов), и кроме того, сильно повреждены начало и конец произведения.

Труд Авла Геллия можно отнести к разряду miscellanea - литературы смешанного характера. Своему сочинению автор предпосылает "введение", в котором он раскрывает перед читателем план и цель своего труда. Не имея намерения придать своему произведению форму энциклопедии, Авл Геллий, тем не менее, предлагает читателю поистине энциклопедический свод сведений о самых различных сторонах жизни и науки своего времени. Здесь мы сталкиваемся с характерным для поздней античности явлением, а именно, с тенденцией к повсеместному переходу от ярко выраженных авторских, оригинальных текстов к составлению различного рода бревиариев, компендиумов и хрестоматий. Причина этого явления коренилась в том, что культурная среда была уже переполнена трудами многих предшествующих поколений и объем созданных культурных ценностей достиг той критической точки, когда его усвоение в сколь-либо репрезентативном количестве стало под силу лишь отдельным эрудитам-антикварам, какими на римской почве был Варрон Реатинский, а на греческой - александрийский грамматик I в. до н. э. Дидим Халкентерос, но никак не широкой массе людей с "высшим образованием".

В выборе тем и сюжетов Авл Геллий действовал, руководствуясь потенциальными интересами читателя. Весь материал "Ночей", хотя он и весьма разнообразен, можно условно разделить на две группы: различного рода реалии, с одной стороны, и стилистические вопросы - с другой. Каждый читатель, по мысли автора, должен был сам выбрать из его книги то, что его больше интересует.

Авл Геллий не ставит перед собой задачу глубоко изучить каждый вопрос в отдельности. В его произведениях отразился широко распространенный в античной литературе подход, сочетавший поучение с развлечением. Главная цель - не утомлять читателя. Для облегчения дела Авл Геллий собственноручно сделал полное оглавление своего произведения с подробной аннотацией каждой главы.

Для оживления повествования Авл Геллий прибегает к приему литературной инсценировки: с читателем говорит не автор сухого трактата, а различные персонажи, появляющиеся на страницах книги. Внешней связью этих сцен служат события из жизни самого автора, воспоминания об учителях и друзьях, содержание научных диспутов, на которых автору довелось присутствовать, впечатления от прочитанных книг и многое другое. Так, к примеру, объясняя происхождение названия созвездия Большой Медведицы, автор вместо педантичного перечисления бытовавших в его время гипотез, обрамляет рассказ в небольшую сценку, происходящую на палубе корабля, плывущего в тихой звездной ночи по глади Саронического залива; на палубе корабля беседуют сам автор и его афинские соученики. Или же, например, желая поделиться с читателем сведениями о различных чудесных явлениях, почерпнутых из разных книг, Авл Геллий попутно излагает историю приобретения им этих книг (IX, 4). Гораздо реже главы носят характер маленьких трактатов, полностью лишенных элементов инсценировки (напр., II, 19, где обсуждается значение глагола rescire, или VI, 2, где речь идет об ошибке в грамматическом толковании и т. п.). В некоторых случаях антураж сцен полностью изобретен самим автором.

Круг тем "Аттических ночей" огромен. Здесь и вопросы литературы и грамматики, здесь риторика и философия - две области античной культуры, претендовавшие на первенство в античном образовании, здесь и юриспруденция (особенно та ее часть, которая касается сакрального права), здесь и история, математика, астрономия, физика, медицина, кулинария, и наконец, просто интерес к различным диковинным вещам.

Как уже было замечено выше, Авл Геллий далек от скрупулезного исследования. Во многих случаях он оставляет решение трудных вопросов на суд читателя. В кратком обзоре греческой и римской истории наш автор говорит: "У нас ведь не было намерения со всей тщательностью писать сопоставительные биографии (συγχρονισμους) выдающихся мужей обоих народов; нам лишь хотелось слегка украсить наши "Ночи" брошенными на них цветами истории" (XVII, 21, 1).

Упадок политической активности, на который лет семьдесят до того сетовал в своем "Диалоге об ораторах" Корнелий Тацит, отразился в сочинении Авла Геллия. Его не интересуют политические проблемы; мы не найдем почти ни слова о политических или вообще злободневных событиях его времени. Интересы Авла Геллия носят сугубо антикварный характер. Такая позиция, помимо прочего, дает автору возможность воздержаться от высказывания собственных политических симпатий и антипатий. Состояние нравов общества также остается в стороне от его внимания. Самый большой грех в глазах Авла Геллия - это недостаток учености, излишнее самомнение и высказывание необоснованных суждений, однако, его уход в "архаику" сам по себе достаточно красноречив. Будучи изящным литератором, способным привлекательно подать избранный им сюжет, Авл Геллий, тем не менее, не является писателем в привычном нам смысле слова. Художественное творчество сводится для него почти исключительно к уточнительству и комментаторству - собственно в этом он и вообще видит смысл современной ему литературы: нет смысла пытаться создать что-то принципиально новое, ибо всё действительно ценное уже давно написано - надо лишь правильно понять, объяснить или прокомментировать это давно написанное. И стоит признать, что в сохранении научных знаний заслуга Авла Геллия неоценима. "Аттические ночи" содержат извлечения более чем из 250 античных авторов, причем Геллий цитирует огромное количество недошедших до нас памятников литературы республиканского периода, многие из которых стали известны нам преимущественно, а иногда и исключительно благодаря ему. Мы никогда не сможем в точности узнать, прочел ли в действительности Авл Геллий сам все эти произведения - по этому поводу в науке высказывались разные точки зрения, - или пользовался трудами таких же составителей хрестоматий, каким был он сам, но факт остается фактом: тем, что в нашем распоряжении имеются бесценные фрагменты Энния, Катона, отрывки из речей Гая Гракха, многочисленные цитаты из произведений ранних римских трагиков и комедиографов, историков и риторов, мы обязаны именно Авлу Геллию.

Современные исследователи не склонны признавать за Авлом Геллием выдающийся писательский талант, но он человек не без способностей, а обладая к тому же отменным риторическим образованием, он может вполне интересно и изящно преподносить читателю не только разного рода занимательные факты, но и весьма сложные и специфические вещи - такие, как проблемы греческой и римской фонетики или тонкости толкования римского права и сложных мест античной поэзии. Мы не всегда можем согласиться с научными выводами автора, особенно, когда дело касается этимологических вопросов, где его рассуждения порой весьма наивны.

Однако и эта naivete Авла Геллия, безусловно, представляет ценность для историка, поскольку дает возможность оценить характер и уровень многих научных представлений того времени.

В своих суждениях о греческой и римской поэзии Авл Геллий далек от римского патриотизма, так характерного, например, для Цицерона. Для Авла Геллия на первом месте стоит литературный талант, поэтический вкус и точность выражения. По этой причине в описании извержения вулкана Этны он отдает предпочтение Пиндару перед Вергилием и ставит греческие оригиналы комедий Менандра несравненно выше их латинских переводов (II. 23).

Особый интерес Авла Геллия вызывают произведения зачинателя латинской прозы Марка Порция Катона Старшего. Для Геллия Катон не только почтенный писатель, но в еще большей степени защитник и пропагандист старинных римских нравов. Это argumenium ex silentio для того, кто хочет понять, как оценивал Авл Геллий современный ему нравственный климат.

Высоко оценивает Авл Геллий ораторское творчество братьев Гракхов, Сципиона Младшего, историка Корнелия Непота. С другой стороны, столь важный и почитаемый римлянами историк Полибий, друг Сципиона Младшего, первым из греков обосновавший теоретические основы римской государственности, удостоился у Авла Геллия одного единственного упоминания и то не как историк и стилист, а лишь как свидетель события.

Не найдем мы у Авла Геллия и упоминания знаменитого историка эпохи Августа Тита Ливия, зато имеется множество упоминаний римских анналистов - источников Ливия.

Римская поэзия представлена у Авла Геллия несколько однобоко. Особого почета у него заслуживают древние поэты, драматурги и комедиографы: Гней Невий (I, 24; III, 3; XV, 24), Квинт Энний (XVII, 17; XVIII, 5), Пакувий (VIII, 14), Ливии Андроник (VIII. 9; XVII, 21) и Плавт (III, 5). Высоко ценит он Катулла и Лукреция. А вот о поэтах времени Августа, за исключением Вергилия и Горация, нет никаких упоминаний. Автор обошел своим вниманием также талантливых поэтов "серебряного века" римской литературы. Очень скептически настроен Геллий к творчеству Сенеки Младшего и даже посвятил его критике отдельную главу (XII, 2).

Если внимательно присмотреться, то нетрудно заметить установленную Авлом Геллием "точку замерзания" римской литературы - это конец "эпохи Августа", из творческого наследия которой, как уже сказано выше, наш автор также считает достойным внимания весьма небольшую часть. Вершиной и одновременно концом римского поэтического развития представляется Авлу Геллию творчество Вергилия (V, 12; XIII, 21; 27; XVII, 10; XX, 1), сумевшего, по его мнению, соединить воедино изящество в выборе слов, знание древних реалий и музыкальность стиха.

Авл Геллий является весьма взыскательным стилистом. Именно на основании стиля он подходит к оценке литературных произведений. Выбор слов, изысканность и точность их употребления стоит у Геллия на первом месте. Вопросы синтаксиса отодвинуты у него на второй план и интересуют нашего автора лишь в тесной связи с лексическим употреблением. Принцип стилистической оценки Авла Геллия можно определить процитированными им словами Юлия Цезаря: "Словно подводной скалы избегай неслыханного и неупотребительного слова" (I, 10, 4).

Понятность и употребительность языковых средств, наряду со стилистической отточенностью и изяществом литературной формы, являются для Авла Геллия главными критериями литературной ценности произведений - как рассматриваемых, так и своего собственного. Говоря о событиях дней минувших, он, воплощая в жизнь завет своего наставника Фаворина, стремится пользоваться понятным языком своего времени (I, 10, 4). Однако это удается ему не без потерь. Так, филологи отмечают злоупотребление Авлом Геллием грецизмами даже в тех случаях, где он мог брать хороший латинский материал у своих излюбленных авторов. Впрочем, Геллий и сам вполне отдает себе отчет в собственных недостатках, когда в предисловии предупреждает читателя о недостаточной отделке своего произведения. Во всяком случае, он всегда хорошо знает то, чего следует избегать хорошему стилисту (I, 15; XI, 7, 13).

Куда более слабым звеном, чем чистота стиля, оказывается исследовательский метод Авла Геллия. Зачастую он нарочито поверхностно анализирует им же самим выбранные вопросы, ограничивается простым изложением, уклоняется от самостоятельных оценок при наличии взаимоисключающих точек зрения, опираясь в основном на мнения наиболее знаменитых из своих учителей и предшественников, причем нередко именно авторитет того или иного из этих предшественников становится для него критерием и гарантией правильности решения вопроса.

Подводя итог сказанному, заметим, что "Аттические ночи", без сомнения, будут интересны для современного читателя, погружая его в самые разнообразные сферы античной культуры. Здесь, следуя замыслу Авла Геллия, он найдет и то, чем развеять скуку, и то, чему следует поучиться.

Одним словом, intende lector - delectaberis: внимай, читатель, - извлечешь удовольствие!

Перевод и комментарии выполнены коллективом санкт-петербургских антиковедов:

Книги I-V - д. и. н., профессором кафедры истории древней Греции и Рима СПбГУ - А. Б. Егоровым;

книги VI-X - к. и. н., доцентом СПбГУ - А. П. Бехтер;

книги XI-XV, XVII и XVIII - к. и. н., старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН - А. Г. Грушевым;

книги XVI, XIX и XX - О. Ю. Бойцовой.

В основу перевода положены следующие издания:

1. A. Gellii Noctium Atticarum libri XX. Ed. С. Hesius. V. I-II. Lipsiae, 1903.

2. Aulu-Gelle. Les nuits attiques. Tome I. Livres I-V. Texte etabli et traduit par R. Marrache. Paris, 1967. Tome II. Livres VI- X. Texte etabli et traduit par R. Marrache. Paris, 1978. Tome III. Livres XI-XV. Texte etabli et traduit par R. Marrache. Paris, 1989. Tome IV. Livres XVI-XX. Texte etabli et traduit par Y. Julien. Paris, 1998.

А. Я. Тыжов