"Прозрачные Драконы" - читать интересную книгу автора (Макмуллен Шон)

ГЛАВА 6 ШКОЛА ДРАКОНОВ

На пятый день после выхода из Глэсберри Гвардия Сопровождения Путешествий увидела горы Кейпфанг. Это была иззубренная горная цепь, вся изрезанная остроконечными вершинами и крутыми хребтами, в которой практически не было гладких, округлых склонов. Повсюду лежал снег, а западный ветер пронизывал до костей. Позади гор виднелся гигантский вихрь оранжевого цвета — Стена Драконов, увенчанная огромной радугой.

Они шли по главной дороге на юго-запад, когда наткнулись на местный патруль, рассматривающий пять темно-коричневых предметов цилиндрической формы. Два из них были коровой с теленком, но трое других, казалось, были во что-то одеты. Гилврэй остановил коня и наклонился, желая поговорить с начальником патруля, пока Эссен, Эндри и Терикель осматривали тела. Эссен начал тихо напевать:

Жила-была старушка, Она проглотила корову, Я не знаю, как Она проглотила корову…

— Семифутовый клюв, наверно, тут поработал, — сказала Терикель, протыкая палкой рассыпающееся тело.

Подошел Гилврэй с пожилым начальником патруля, и тот взмахнул топором в направлении одного из тел.

— Это был Блондариан по кличке Вор, — объяснил он. — По светлым волосам видно. У некоторых такой оттенок каштановых волос. Его разыскивали за воровство и грабеж. Частенько добывал кусок хлеба разбоем на дорогах, но предпочитал воровать.

— А те двое кто? — спросил капитан Гилврэй.

— Не так-то просто сказать, но вот что. У них был еще четвертый, но мы поймали его в прошлом месяце, суд велел его повесить за воровство.

— Та птица-дракон просто огромная, — сказала Терикель, проверяя какие-то цифры, записанные на тростниковой бумаге. — Следы длиннее шести футов.

— Хотелось бы знать, сколько их тут было?

— По моим подсчетам, минимум трое. Кажется, они выходят на охоту ночью и едят только то, что замечают. Например, коров, телят, овец, пастухов, разбойников во время их ночных вылазок в поисках припозднившихся путников.


Эндри достаточно насмотрелся на аристократов из командования Сопровождения Путешествий, пока был делегатом рекконов. Он заметил напряженные отношения не только между Сентерри и Коссереном, но и между Гилврэем и Лароном. Оба капитана всегда ехали возле экипажа принцессы Сентерри, но никогда не разговаривали друг с другом, даже если была возможность. «Ревнуют Терикель», — догадался Эндри. Ларон на его памяти ни разу не флиртовал со старейшиной, но сейчас стало ясно, что он мог испытывать к ней не просто дружеские чувства. Коссерен всегда ехал перед экипажем, а принцесса проводила большую часть времени за рассматриванием окрестностей из маленького заднего окна. Коссерену нравилось ехать впереди и нравилось, что за ним в этот момент наблюдают, поэтому он выглядел вполне счастливым до тех пор, пока не приходилось остановиться. Сентерри же, казалось, было грустно все время.

На восемнадцатый вечер их пути Эндри лег спать вскоре после захода солнца, устроившись на простыне и под одеялом, которое когда-то служило покрывалом на кровати в Доме Отдохновения мадам Джилли. Веландер вылезла из повозки и на ощупь нашла Эндри, расположившегося на своем одеяле между колесами.

— Какие края с оборками, — заметила она. — Странное одеяло для солдата.

— Подарок мадам Джилли из Палиона за спасение Терикель, — засмеялся в полусне Эндри. — Оно очень теплое.

— Эндри, ты один?

— Рядом никого нет, — ответил Эндри.

— Хорошо. Знаешь… я не подходящая возлюбленная. Холодная кровь, больная, мертвая, слепая. С каждым днем все слабее. Загляни в рот. Клыки шатаются, почти выпали. Когти тоже. Однажды стану просто горсткой пыли. Превращусь в горстку пыли, а рядом будет зеленый камень. Если ты окажешься поблизости, возьми камень, разбей его топором.

— Я разговаривал с Лароном. Он носит такой же камень. Он сказал…

— В нем душа. Если разобьется, душа освободится.

— Веландер!

— Обещаешь?

— Так ты действительно хочешь покончить со всем этим?

— Да. С твоей помощью.

Веландер, не отпускающую язвительных замечаний, было как-то непривычно видеть, но Эндри понравилась такая перемена в ее поведении. Проблема состояла в том, что, казалось, она все время испытывает боль и на самом деле день ото дня становится все слабее. Больше не было историй об ужасных убийствах в Глэсберри, не было разорванных шей, не было истекающих кровью тел людей, распростертых на улицах. Все указывало на то, что болезнь подходит к концу, а с ней и сама Веландер.

— Вот еще что, — заявила Веландер, протягивая к нему руку. Он взял ее в свою. Но руки обоих были очень холодными и слабыми. — Я люблю тебя, но… если другая симпатичная девушка скажет, что ты ей нравишься, не отказывай ей.

— Веландер! Нет…

— Послушай! Как я уже говорила, я не подходящая возлюбленная. Но я люблю тебя. Верю, что заниматься любовью приятно.

— О да, люди мне часто об этом говорили.

— Тогда не отказывай девушке! Ради меня! Я не ревнивая. Ненавижу ревнивую.

— Думаю, ты имеешь в виду ревность, ты путаешь понятия, которые Терикель называет существительными и прилагательными.

— Ненавижу ревность, это разрушило мою жизнь.

Эндри не нашелся, что ответить.

— Веландер? — Да?

— Ляг рядом со мной.

— Но… Эндри, зачем?

— Укрой нас одеялом.

— Нет! Не заниматься любовью. Тогда я потеряю контроль над собой. Убью тебя.

— Я так и думал, но мы просто будем лежать в объятьях друг друга в одежде и спокойно спать.

— О… э-э… у меня нет слов, — произнесла Веландер, тронутая до глубины души.

Некоторое время они тихо лежали. Веландер положила руку Эндри на грудь, прислушиваясь к ударам его сердец. Наконец она расшнуровала тунику, взяла руку Эндри и дотронулась ею до своей мягкой, гладкой, но очень холодной груди.

— Все для тебя, хотя и немного, — сказала она. — Проблемы, проблемы, вечно эти чертовы проблемы!

— У всех есть проблемы, — ответил Эндри. — Мы любим друг друга.

— Да. У других много проблем, нет любви.

— Я заметил, что Ларон и другой капитан не разговаривают друг с другом, — сказал Эндри.

— Капитаны обожают принцессу. Виконт занимается любовью с принцессой. Иногда. Это причиняет им боль.

— А как принцесса Сентерри относится к ним? — спросил Эндри, который внезапно забыл о своих чувствах и ощутил себя мышкой, которую бросили в колодец.

— Соблазнила Ларона. Он спас ее, когда она была пленницей… нет, рабыней. Она испытывала к нему благодарность.

— Ну это понятно.

— Принцесса пыталась полюбить Ларона. Я тоже… но не вышло.

— Но… кажется, у него есть все! Привлекательная внешность, приятные манеры, деньги, звание!

— Ларон… черт! Как называется старик, которому все время что-нибудь не так?

— Капризный. — Да!

— Но Ларону всего лишь пятнадцать лет.

— Ларону семьсот лет.

— Он мне рассказывал эту историю, но я не верю в нее.

— Это правда. Сентерри мила, молода, красива. Но… не очень умна.

— Правда? Я думал, все принцессы очень мудры.

— Ха! Добродушные, но неглубокие, всего лишь эмоциональные. Немногие мужчины это замечают. Не очень-то и хотят. Ларон был повсюду, сделал все. Очень устал от мира. Совсем не терпеливый с ней, со мной. Лишенный сил. Как старый, древний человек.

— Думаю, в этом что-то есть, — произнес Эндри, обдумав то, что рассказала Веландер. — Ларону трудно объяснять что-то, он всегда считает, что прав.

— Только молодые верят в любовь, Эндри. Ты, я — мы молоды. Ларон нет. Эндри, хочу сказать кое-что личное. Прошу тебя держать это в тайне. Пожалуйста.

— Обещаю.

— Сначала он презирает тебя. Потом терпит тебя. Затем восхищается тобой. За тридцать дней ты превращаешься из вонючего, пьяного моряка в дворянина, имеющего право носить герб принцессы. Вряд ли только из-за выпивки. Мне так кажется. Эндри, я последую твоему примеру. Взгляни в мою душу, увидишь зло. Сентерри думает, Веландер слаба, глупа, на нее не стоит тратить времени. Если не обращать на себя внимания, что это такое? Опускаться. Не мыться. Носить грязную одежду, охотиться на пьяных. И с тобой что-нибудь сделать.

— Ты же себя погубишь.

— Могу питаться животными. Если даже и так. Сейчас вопрос. Экипаж сгорел, остались только рекконы, причем в сложном положении. Ты нападаешь на прозрачного дракона, желая спасти рекрутов — простых людей. Затем идешь ко мне, грязный, пьяный враг.

— Это был мой долг…

— Гормоны у тебя заиграли в яичках?

— Думаю, ты имеешь в виду яйца.

— Да, яйца! Поэтому?

Эндри ответил не сразу. У него были свои причины, о которых он никогда не задумывался прежде. Вспоминая, Эндри заметил, что его рука стала неметь от холода, исходящего от правой груди Веландер.

— Ну… как-то раз я был в порту Альберина, работая на погрузке. Внизу я увидел грузчика, спустившего с поводка своего пса, который бросился на кошку с котятами. Я тут же кинулся туда, но кошка и котята были уже мертвы. Кошка могла бы убежать, но не тронулась с места. Я убил пса большим ножом, потом нашел грузчика и раздробил ему локоть. С тех пор он не смог больше работать в порту. Затем я заставил его съесть свою собаку. Сырое мясо. Все за один присест. Сейчас он драит полы в таверне «Корабельный червь» и никому не смотрит в лицо. Когда я бился с прозрачным драконом, я представил себя той кошкой-матерью. Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Ох. Так ты любишь кошек?

— Я… уф… да, можно так сказать.

— Я тоже.

— О, у нас много общего, — засмеялся Эндри. — Я бы попросил тебя выйти за меня замуж, но тогда тебе нужно пообещать, что не воспитаешь из детей демонов.

— Да, я обещаю, — просто ответила Веландер.

Наступило молчание, которое долго никто не решался нарушить. «Даже красноречивому человеку было бы трудно найти, что сказать», — подумал Эндри.

— Эндри, у меня есть все. Красивый мужчина, который лежит рядом со мной и просит выйти за него замуж. Я люблю и любима. Это все, чего я могу хотеть. Теперь пора остановиться. Зло. Стыдно. Во снах до сих пор убиваю. Каждый день становлюсь хуже.

— Веландер, если есть что-то, что я могу сделать, скажи мне.

— Все, что можешь, ты делаешь.


Гилврэй и Терикель исчезли почти сразу, как Сопровождение Путешествий прибыло в Карунзель. Это было не очень хорошо с их стороны, поскольку на вторую ночь намечался бал в честь приезда Сентерри в ее новое владение. Принцесса назначила Ларона командиром Гвардии Сопровождения Путешествий в отсутствие Гилврэя, о чем ему незамедлительно сообщили по возвращении. Это вызвало раздражение у капитана, однако он воспринял такую меру наказания как закономерное последствие любовной связи с Терикель и не стал противиться. Поскольку за последнее время рекконы и гвардейцы ничего героического не совершили, никто из них не был приглашен на праздник. Лишь Ларон стал исключением, являясь самым старшим по званию, но он пришел один, без пары, вежливо отвечал всем, кто с ним заговаривал, ни разу не танцевал и рано покинул бал.

На следующее утро Эндри и Уоллес поехали в повозке на один из рынков в Карунзеле, желая запастись продовольствием на остаток пути. К тому времени репутация Уоллеса как отменного повара не вызывала сомнений даже у Сентерри, и он подготовил длинный перечень того, что следовало купить, а также взял с собой деньги.

— Хорошее масло, масла из Карунзеля никогда не бывает много, — произнес Уоллес, ставя шестой большой кувшин в повозку.

— Особенно если тебя собираются немного поджарить за разбалтывание секретов известному шпиону, — ответил Эндри.

— Может, заткнешься уже? Что еще? Масло для ламп, смешанное с разными травами.

— Масло для ламп и травы?

— Такой состав в местах большого скопления народа отпугивает мошкару, причем обладает очень приятным ароматом. Принцессе он особенно нравится.

Уоллес снова растворился в толпе, оставив Эндри присматривать за тележкой. Рядом шныряли какие-то подозрительные типы. Эндри запоминал их внешность, бросая искоса взгляды в их сторону. Эндри поймал себя на том, что постоянно за кем-то наблюдает, и пожалел, что не взял с собой Костигера: тогда появилась бы возможность все рассматривать и обсуждать одновременно.

— Брат Теннонер!

Эндри так увлекся поисками подозрительных типов с невинным видом, что не заметил приближения четырех действительно безобидных личностей, хотя на одном из них и были сильно затемненные очки, а рукой он почти все время прикрывал рот.

— Вильбар, вот кого я давно хотел видеть! — воскликнул Эндри. — Давай, залезай в повозку, садись рядом со мной и наблюдай за всяким мусором.

Вильбар залез, и те, кто бродил возле телеги, полностью потеряли интерес к происходящему.

— Брат, мы слышали, принцесса вскоре прибудет, и надеялись увидеть тебя вместе с ней, — сказал Вильбар.

— И старейшину Терикель тоже, — заявил Мэбен, запрыгивая внутрь и размахивая рукой, словно спрашивая разрешения немедленно ринуться раскрывать все тайны.

— У нас нет денег, — сказала Риеллен. Эндри, глянув вниз, обратил внимание, что она была одета как мальчик, и даже подстригла волосы до плеч. — Мы хотели бы знать, дозволяет ли нам старейшина отправиться в Логьяр вместе с Гвардией Сопровождения Путешествий.

— Что? — воскликнул Эндри. — Революционно настроенная группа студентов в свите пятого по счету наследника императорского трона?

— Мы противостоим не королевской власти, а магическому сообществу, — объяснил Аллэн.

— Мы не противостоим императорской власти, — добавила Риеллен.

— Мы бы встали на ее защиту! — крикнул Мэбен, взмахивая ножом величиной примерно в треть его роста.

— Вы уверены, что не одержимы идеей совершить что-нибудь противозаконное с каменной кладкой возле Логьяра? — подозрительно поинтересовался Эндри.

— Мы хотим стать студентами академии в Логьяре, — сказал Вильбар. — Брат Мэбен говорит, мы все можем остановиться у его родителей. Они живут там.

— Слушайте, я не в силах остановить вас, а госпожа Терикель уехала с капитаном Гилврэем две ночи назад. Я могу поговорить с капитаном Лароном, но если он откажет, то все.

Через три часа с покупками было покончено благодаря самоотверженной помощи студентов. Уоллес был в восторге, поскольку снова получил возможность командовать, и активно поддерживал идею взять студентов с собой. Однако Уоллес по-прежнему оставался последним, к чьему мнению прислушивались. Эндри провел Уоллеса и студентов в комнату в дворцовом комплексе для гостей, где остановился Ларон.

— Обилие роскоши, и все заработано потом и кровью угнетенных крестьян, — пробормотал Вильбар, поднимаясь по спиральной лестнице и оказываясь на мозаичном полу, на котором изображалась мифическая сцена превращения первого прозрачного дракона.

— И явные искажения исторических реалий, — присвистнула Риеллен.

— Хватит уже! — сказал Эндри, приложив палец к губам. — Если вы хотите помощи со стороны императорской семьи, ведите себя вежливо.

Они свернули в широкий коридор, устланный коврами, и остановились у двери, на которой на золотом крючке висела гравюра с гербом Ларона. Подняв руку, чтобы постучать, Эндри услышал сердитые голоса, доносившиеся оттуда.

— Я останусь в рядах Гвардии! — настаивала женщина, говорившая по-диомедански.

— Мы путешествуем, придерживаясь определенных правил, и нам нужна полная безопасность! — закричал в ответ Ларон. — В целях безопасности приказ главнокомандующего Гвардией Сопровождения Путешествий обсуждению не подлежит.

— Я могу назначить нового командующего!

— Давайте… Ваше Высочество.

Нависла такая многозначительная пауза, что страшно было ждать, когда же она наконец разродится. Помощь акушерки была бы очень кстати. Казалось, рука Эндри постучала сама по себе.

— Войдите! — тут же крикнул Ларон, очевидно, раздражаясь из-за незваных гостей. Эндри нажал на металлическую ручку, и дверь отворилась. Ларон, принцесса и один из ее слуг стояли на расстоянии шага друг от друга и смотрели на него. — Заходи, заходи, мы не на церемонии, — громко сказал, улыбнувшись, Ларон. — Эндри, ты встречался с Ее Императорским Высочеством принцессой, но, вероятно, с ее фрейлиной еще нет. Разреши представить тебе великолепную Долвьенн, обладательницу титула «Защитница монаршей спальни» и, очень возможно, следующего командира Сопровождения Путешествий.

Эндри поймал себя на том, что у всех на глазах нервно трет руки. Он с силой сжал ладони вместе и поклонился принцессе, словно молился богу реки Альбер. Студенты, стоявшие позади, последовали его примеру: поклонились и снова выпрямились.

— Сир, рад сообщить вам, что добровольцы, прикрепленные в помощь рядовому третьего класса Уоллесу Бейкеру, ответственному за приготовление пищи для Ее Императорского Высочества в пути, прибыли!

— Студенты? — тихо спросил Ларон.

— Да, сир.

— Не военные?

— Нет, сир.

— Гвардия Сопровождения Путешествий является военным подразделением. Только воины могут быть в ее рядах.

Эндри заметил, что принцесса Сентерри неотрывно смотрит туда, где он стоит, но избегает встретиться с ним глазами. «О нет, она по-настоящему ценит только Уоллеса, — подумал он. — Хотелось бы знать, сколько мы протянем в кипящем оливковом масле?»

— Сир, — отрывисто произнес Эндри. — Я объяснял Уоллесу Бейкеру, рядовому третьего класса, что он находится на военной службе, сир!

— Ответ — «нет», ты свободен.

— Подожди! — закричала Сентерри, до сих пор не спускавшая глаз с Эндри. — Эй, вы четверо, это вы помогли моим рекконами уйти из Кловессера?

— Да, прекраснейшая и мудрейшая принцесса, — сказал Вильбар, стоявший за Эндри.

— Тогда, прошу принять мои извинения, я все еще вас не отблагодарила. Так чего же вы хотите? Каждому по золотой кроне или мои письменные рекомендации герцогу города Карунзель? Или, может, еще что-нибудь?

— Отправимся в Логьяр с вашим отрядом, Ваше Высочество, — ответил Вильбар.

— Это все? Конечно, вы можете поехать со мной в качестве моих гостей. Хотели бы вы помогать ловкому повару? Я уверена, вы не разочаруетесь, узнав новые способы приготовления разных блюд. Все в порядке, капитан Алиасар?

— Замечательно, Ваше Высочество, — ответил Ларон, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

Когда они вышли из покоев Ларона, Сентерри молча поманила остальных за собой. Она привела их в свою гостиную и закрыла дверь. Взяв Аллэна за руку, принцесса пошла с ним по зеркальном полу. Эндри заметил, что юноша был практически одного роста с Сентерри, хотя из-за своей груди и бедер она казалась в два раза шире. Его волосы почти не отличались от ее локонов каштанового цвета, только волосы Аллэна были короче: они доходили ему только до плеч. И последний раз их мыли еще в Кловессере.

— Думаю, мне нужно подстричься, Долвьенн, — сказала нараспев она. — Молодой человек, как вас зовут?

— Мое имя — Аллэн Аллек.

— Ваше Высочество, мне уйти вместе с рядовым третьего класса, Уоллесом Бейкером? — спросил Эндри, отчаянно надеясь узнать какой-нибудь секрет высочайшей важности, связанный с безопасностью императорской фамилии. — Еще четыре телеги нужно загрузить продовольствием, ведь завтра мы отъезжаем.

— Бейкер, иди. Теннонер, останься.

Когда Уоллес ушел, Сентерри обратилась ко всему отряду, показывая рукой на Долвьенн.

— Аллэн, иди и прими ванну, Долвьенн вымоет твои волосы и уложит так же, как и мои. Она причешет и надушит их, и никто не отличит твои волосы от моих. Потом тебе принесут что-нибудь простое и просторное из моей одежды, и Долвьенн научит тебя ходить так, как хожу я. Мне очень не нравятся те дворяне, которые отправились со мной в путь, за исключением Долвьенн, я бы лучше провела время среди повозок с продовольствием. Одними из самых замечательных людей, когда-либо повстречавшихся мне, были обычные крестьяне. Иногда мне приходит в голову, а не отравляет ли душу дворянский титул сам по себе… Но хватит уже философствовать. Аллэн, веди себя, как я, тогда заработаешь право для всех своих друзей путешествовать под моей защитой. Ты согласен?

— Да, Ваше Высочество, — тут же ответил Аллэн.

— Великолепно. В свою очередь, ты сможешь провести две восхитительных недели, общаясь с очаровательной Долвьенн в роскошном королевском экипаже. Теперь все, кроме Аллэна, свободны.

Никто не проронил ни слова, пока они не миновали спиральную лестницу.

— Мудрейшая и Прекраснейшая принцесса, да? — спросила Риеллен, когда все спустились.

— Она — принцесса народа! — утверждал Вильбар. — Как она сама сказала, она возвращается к людям, чтобы вернуть свое доброе имя в их глазах…

— Справедливейшая и Сиятельнейшая принцесса, да? — прервала его Риеллен.

— Да хватит уже, вы двое! — оборвал их перебранку Эндри. — Ваше прибытие в Логьяр зависит от воли принцессы Сентерри. Если она изволит поменяться именем, одеждой и… и… и…

— Полом? — подсказал Мэбен, помахав рукой.

— Да, и полом с Аллэном, вам придется потакать ее желаниям, пока городские стены Логьяра не окажутся далеко позади. До тех пор не перечить — и не раскрывайте рот, если вас не спрашивают!


Карунзель находился на краю невысокого, но крутого склона гор Кейпфанг, и когда Гвардия Сопровождения Путешествий проезжала через городские ворота под радостные приветствия местных жителей, вид им открылся потрясающий. На Сентерри был, как обычно, шарф, который предохранял от солнечных ожогов ее нежную кожу, однако оставлял незащищенными каштановые волосы. Всю дорогу она благосклонно помахивала рукой всем лачугам, протянувшимся за городскими стенами.

Тем утром вернулся Гилврэй и, хотя выглядел очень уставшим, принял командование Гвардией Сопровождения Путешествий. Терикель решила остаться с магами и волшебниками Альпенфаста, о чем и сообщила. При этих словах Ларон поспешно прикрыл рот рукой, желая скрыть улыбку. Как обычно, рекконов послали вперед, а с ними крытую повозку и то, что Уоллес называл «приютом гурмана». Когда принцесса решила разбить лагерь на открытой местности, им пришлось пройти еще полмили, опередив Гвардию Сопровождения Путешествий и королевский экипаж, устроиться на выбранном месте, разбить шатры, разложить спальные мешки и устроить навесы, и перекусить, ожидая прибытия всех остальных. Когда показался экипаж, Аллэн замахал рукой в знак приветствия, продолжая разговаривать с Долвьенн.

— И вот, Риеллен и я откололись от кловессерской группы освобождения и образовали народное движение «За доступность магического знания». Через месяц у нас появились последователи, поэтому мы слились с «Новым союзом студентов прикладных наук», который состоял из трех человек, и создали группу магических замыслов и общих оккультных планов.

— Ты, должно быть, очень умен, если запомнил столько сложных названий, — заметила Долвьенн.

— Эй… ты мне льстишь! — негодующе воскликнул Аллэн.

— В придворных кругах это называется «любезно себя вести». Кто-нибудь на моем месте…

— Нет, нет, нет, твое место — это заниматься подготовкой государства.

— Как это?

— Ты должна сказать мне то, что ты действительно думаешь.

— Мое мнение? Кого волнует то, что я действительно думаю?

— Твое мнение не менее важно, чем мое, как и мнение принцессы, старейшины или делегата рекконов. И… э-э… кто имеет самый низкий социальный статус… определенный государством?

— Рядовой Уоллес Бейкер.

— О да, и его мнение тоже. Итак, каково ваше мнение, леди Долвьенн?

— Мое мнение? О чем?

— О, о чем мы говорили… что ты думаешь обо мне, когда не пытаешься льстить?

— Я думаю, что ты действительно умный и целеустремленный человек.

— Э-э-э… Спасибо.

— И очень наивен. Ты говоришь о государственной измене и намереваешься разрушить монархию. Я могла бы доложить о тебе, и тебя бы повесили…

— Нет, нет, нет, нет, у королевского дворца есть свое место: он — символ империи. Но истинная власть должна быть у мнения народа.

— Чьего мнения?

— Народ. Народное мнение. Мнение тех, кто был избран народом.

— Кого?

— Всех!

— Даже крестьян?

— О да.

— Безумие! Крестьяне — невежи.

— Так вся остальная знать и правители являются мудрыми людьми?

Долвьенн вспомнила принцессу перед тем, как дать ответ:

— Одни мудрее других. Но крестьяне — все невежи.

— Я тоже?

— О нет, — тут же ответила Долвьенн. — Ты мог бы быть благородным. Наверно, гвардейцем, если бы научился сражаться.

— Мой отец был кузнецом, а моя мать — прачкой.

— Да? Тогда ты наполовину ремесленник и наполовину крестьянин. Вероятно, ты мог бы стать маршалом, орущим на крестьян. Маршал Аллэн — это звучит неплохо.

— Нет! Любой в силах сделать то, что захочет! Народ должен судить по заслугам. Госпожа, а вы могли бы быть… принцессой.

— Какая нелепость! У меня нет способностей к управлению государством.

— Еще меньше способностей, чем у вашей принцессы?

Долвьенн задумалась. Еще никто прежде не предполагал, что она может быть могущественнее принцессы, хотя принцесса почти всегда интересовалась мнением Долвьенн, и, когда не следовала ее совету, происходили беспорядки, неудачи, бедствия и даже катастрофы.

— Расскажи еще что-нибудь, — сказала Долвьенн.

— У меня с собой, здесь, под одеждой, несколько брошюр, написанных моей рукой, — сказал Аллэн, роясь в складках и оборках юбок в поисках своих сочинений.

— О, как интересно.

— Ты еще их не читала.

— Я имею в виду, у тебя неплохие ноги.


— Здесь заканчивается безопасная территория, — сказал Гилврэй, проезжая через ворота Карунзеля с Коссереном и Лароном, который скакал чуть поодаль. — Перед нами — пойма реки Рейсвотер, а в шестидесяти милях отсюда — форт Мизери.

— Очень приятное место, — произнес виконт Коссерен. — Но путешественники обычно так устают, добравшись до этого места, что называют его…

Коссерен умолк, увидев перед собой лица с каменным выражением.

— Пройдя еще шестьдесят миль, мы окажемся на полностью незащищенной местности, где не будет никакого прикрытия, — продолжил Гилврэй. — Река Рейсвотер омывает крутые предгорья на западе. Через нее есть мост. Река также протекает мимо протектората Альпенниен, который является наиболее дальней территорией империи. Пропустим поворот, пойдем немного дальше и окажемся в Логьяре. Я хочу добраться до форта к завтрашней ночи, остаться там на день и отдохнуть. Дорога не из легких: будет трудно и холодно. Нам потребуется время на восстановление сил.

— Желание моей жены, изложенное здесь, состоит в том, чтобы… — Коссерен развернул свиток тростниковой бумаги и прищурился. — Сделать комплимент форту и выпить чаю с командующим, затем проехать к городу Ольвермэю и встретиться с графом… э-э… Ольвермэя. Я согласен.

— В докладах командующего гарнизоном Карунзеля говорится, что неподалеку может быть три или четыре отряда из Альпенниен, — сказал Ларон. — Здравый смысл подсказывает мне то же самое.

— Ты сомневаешься в моем здравом смысле? — негодующе воскликнул Коссерен.

— Ваш здравый смысл не подлежит сомнению, господин, — ответил Ларон.

Виконт нахмурился и некоторое время раздумывал, были ли эти слова оскорблением или нет. Гилврэй прокашлялся:

— Моя задача по доставке старейшины Терикель на Альпенфаст помешала мне прочитать доклады здешних военачальников, капитан Ларон, — сказал он. — Мне придется опираться на ваше суждение, насколько безопасной является эта дорога для принцессы. В противном случае мы потребуем остановки и вернемся к воротам Карунзеля, поскольку они еще совсем недалеко от нас, всего пара миль.

— Поэтому я должен положиться на вас, сир, — ответил Ларон.

— На меня, капитан Ларон?

— На вас, капитан Гилврэй. Вы прошли пятьдесят миль в глубь территории Альпенниен по главной дороге по направлению к Объединенным Кастелланиям. Если бы там были три или четыре отряда, вы бы их заметили. Вы заметили какие-нибудь признаки присутствия кавалерии, имеющей агрессивные намерения и продвигающейся сюда?

— Нет, сир.

— В этом случае, сир, мы продолжаем наш путь дальше. Сообщи в Логьяр, что ничего необычного нет, все спокойно и отряды из Альпенниен нигде не замечены. Мы собираемся пересечь мост через Рейсвотер и, таким образом, появимся неожиданно, а затем без потерь вернемся в Карунзель, ведь мы не так далеко.

— Мой здравый смысл не подлежит сомнению, — пробормотал Коссерен, не прислушиваясь к разговору. — Капитан Алиасар, я спрашиваю, вы относитесь к тем людям, которые бы усомнились в моем уме?

— Честь и унижение значат многое для горных народов, — сказал Ларон Гилврэю, не обращая внимания на виконта. — Унизишь члена правящих кругов Сарголанской империи, и тебя станут уважать. Получишь знаки почета — и сможешь объединить все горные территории. А объединившись, они сумеют закрыть любую дорогу от Баальдера до Логьяра и наложить дань. Тогда или разразится война, или империя будет расколота на несколько частей.

— А вас бы что больше устроило? — спросил Гилврэй.

— На самом деле, ничего, — тут же ответил Коссерен.

— Когда-то Сентерри похитили и сделали рабыней, — продолжил Ларон. — Из-за этого вожди некоторых племен уверены в ее слабости. Если бы ее снова похитили, тогда бы они узнали, насколько она слаба.

— Естественно, такого больше не случится, — твердо сказал Гилврэй.


Впереди, в телеге, названной Уоллесом «приютом гурмана», сидели рядышком Сентерри и Риеллен. Мэбен же и Вильбар примостились рядом с Уоллесом. Уоллес прислушивался ко всему, что говорят, не поворачивая лица к принцессе. К его сожалению, Сентерри чаще всего молчала.

— Хотя я и считаюсь посвященной восьмого уровня, мои навыки не уступают умениям магов девятого уровня, — рассуждала вслух Риеллен, затем обратилась к Сентерри. — Вы когда-нибудь слышали о «стеклянной крыше», Ваше Высочество?

— Нет, но думаю, ее разбила бы первая же сильная буря.

— Название — всего лишь метафора, Ваше Высочество. Это значит, что существует невидимый барьер, который не дает талантам женщины развиться в полной мере там, где всем управляют мужчины.

— Похоже на ситуацию при дворе Палиона, — вздохнула Сентерри, кое-что вспомнив. — О, как бы мне хотелось подняться ввысь подобно птице, минуя высокие стеклянные крыши или чердаки. Я бы не отказалась взглянуть вниз на своих новых подданных.

— Ваши глаза могут воспарить, Ваше Высочество, даже если ноги и останутся на земле.

— О! Как это так?

Риеллен сняла толстые очки и протерла их рукавом:

— Заклинание, образ птицы с вашими глазами.

— А как это?

Студентка вздохнула. Если начать объяснять все Сентерри, то потребовалось бы много времени, и эти тысячи слов заменила бы простая демонстрация. Она снова надела очки и стала оглядываться в поисках Эндри, затем позвала его в «приют гурмана»:

— Брат Теннонер, принц… то есть моя сестра…

— Брат! — подсказала Сентерри.

— Мой брат хочет, чтобы я произнесла заклинание и вызвала образ птицы, глазами которой мы сможем видеть как своими. Вы можете принести мне обычную птицу?

— Я велю рекконам заняться этим. Поговорю с маршалом.

Эндри подъехал к рекконам и поприветствовал Эссена.

— Те вороны, кружащие над нами, — сказал он, указывая рукой на небо. — Может кто-нибудь из рекконов принести сюда одну живьем для студентки в «приюте гурмана»? Она хочет провести опыты с заклинанием образа.

Эссен достал из сумки арбалет, взвел его, затем вынул оперенную стрелу из седельной сумки и вставил ее в специальное углубление. Вскинув арбалет на плечо, он выстрелил, Даже не целясь. Сбитая ворона упала ему под ноги.

— Эй, вот птица для принцессы, а я получу обратно свою стрелу, — сказал Эссен.

— Сир! Как вы узнали? — воскликнул Эндри.

— Чутье реккона. Обостряется в сельской местности.

Эндри вручил оглушенную птицу Риеллен, которая произнесла заклинание. Ворона тут же оказалась опутана тем, что Эндри показалось тонкой сетью ярко-синего цвета, которая собралась под крыльями птицы и вскоре исчезла. Затем Риеллен направила лучи заклинания к закрытым глазам Сентерри, произнесла еще несколько непонятных для Эндри слов и резко подбросила птицу в воздух. Раздался громкий хлопок, и та стала подниматься ввысь, кружась по спирали. Ни Риеллен, ни Сентерри не сдвинулись с места. Ворона превратилась в едва различимую точку.

— Я вижу Гвардию Сопровождения Путешествий, идущую следом за нами! — закричала в восторге Сентерри. — Какой замечательный вид! Я вижу щиплющих траву овец, шляпы пастухов и город — мой город! Чудесно! О, но эта пойменная равнина очень уж ровная, на нее неинтересно смотреть. Пусть летят мои глаза к горам Альпенниен, я хочу видеть снег!

По мере увеличения расстояния Риеллен приходилось еще сильнее концентрироваться. Наступило молчание. Риеллен должна была говорить и слушать, а также направлять летящую где-то далеко магическую ворону.

— Над рекой мост, на нем много людей, — сказала Сентерри. — Это река с очень быстрым течением, перейти ее непросто. Какой большой мост! Три, нет, четыре всадника могут ехать плечом к плечу!

Риеллен полетела дальше, обратив внимание на то, что там собрались сотни всадников, готовых перейти мост через реку Рейсвотер. Также от нее не укрылось, как кавалерия разделилась на две колонны, одна пошла на северо-восток, в Карунзель, другая — на юго-восток, не придерживаясь определенного направления.

— Что-то здесь не так, — произнесла Риеллен, заставляя птицу сделать несколько кругов.

— Как-то неинтересно, — возразила Сентерри. — Все эти скучные солдаты Альпенниен в своей скучной форме.

— Форма Альпенниен? — выдохнула Риеллен.

— О да, даже я знаю о том, какие там носят плащи. Воины Карунзеля — ярко-красные, Гвардия Сопровождения Путешествий — темно-синие, отороченные красной тесьмой, и…

— Их там, наверно, сотни, тысячи! — воскликнула Риеллен, заставляя ворону взлететь вверх в поисках лучшего вида.

— Им не напугать сотню гвардейцев Сопровождения Путешествий, девочка, — отозвался с козел Уоллес. — У них нет ничего, никакого могущества.

— А они вообще должны там быть?

— Хватит уже! — воскликнул Уоллес. — Я же не солдат.

— Прошу прощения, прошу прощения! — закричал Мэбен, размахивая рукой. — Тебе платят как солдату, ты носишь форму, ты давал клятву, так что ты…

— Реккон Теннонер, иди сюда! — позвал Уоллес.

Эндри подъехал к «приюту гурмана», и тут же на него накинулись Уоллес, Сентерри и трое студентов: все заговорили одновременно. Он велел остановиться и попросил всех, кроме Риеллен, не нарушать молчания, пока Сентерри описывала то, что происходило у моста через Рейсвотер.

— За мостом — дюжины, дюжины улан! — сообщила она, ее глаза все еще были закрыты. — Все идут вверх по дороге, по четыре в одной линии. Уже сотни пересекли мост, и они разделяются на две группы. Начинается пожар в одном из домов.

— Вы уверены, это все уланы? — спросил Эндри.

— Они на лошадях, в форменных плащах и кольчугах. При себе у них длинные копья с заостренными концами. Думаю, через мост прошли уже сотни и находятся сейчас на территории Кейпфанга. Наверно, пять или шесть сотен в каждой из двух групп.

— Это же два отряда! — воскликнул Эндри.

— Я буду жаловаться кастелянам в Альпенниен! — твердым голосом заявила Сентерри.

Затем Сентерри сделала ошибку, открыв глаза. Связь с птицей оборвалась, и перед ее глазами что-то ярко вспыхнуло, и на мгновение Сентерри ослепла. Риеллен продолжала поддерживать контакт, плотно закрыв глаза и прижав ко лбу пальцы.

— Ястреб. Летит подо мной, прямо на Гвардию Сопровождения Путешествий и королевский экипаж, — сказала она. — Может, это шпион, как и я.

— Как мне попасть обратно? — спросила Сентерри, но Риеллен не обратила на нее внимания.

— Кажется, скоро уланы Альпенниен отрежут королевский экипаж от Карунзеля, — сообщила Риеллен.

— Забудь про экипаж, как же мы? — закричал Уоллес.

— Ты у меня узнаешь, ты говоришь как предатель! — закричала в ответ Сентерри, до сих пор ослепленная и не соображающая, кто говорит.

— Мы уже проиграли, — сказала Риеллен. — Мы не очень далеко ушли вперед, могли бы вовремя вернуться. Э… мост сейчас свободен, все уланы собираются обойти нас с севера и с юга.

— Все уланы, госпожа? — спросил подошедший Эссен, прислушиваясь к разговору.

— Никого не осталось. Кажется, они напали на караульное помещение возле моста. Оно в огне, вижу тела на земле.

— Где ястреб-образ с Альпенниен?

— Подожди… по-прежнему летит на север, к Гвардии Сопровождения Путешествий и королевскому экипажу.

— Он видел нашу птицу?

— Трудно сказать, вероятно, нет.

— Ты можешь убить его?

— Убить его? — выдохнула Риеллен. — Я даже не знаю, как нужно на земле сражаться, не говоря уж о воздухе.

— И кстати, ястребы едят ворон, — сказал Мэбен, размахивая рукой.

— Что случится, если ты заставишь ворону очень быстро лететь и врезаться в ястреба? — спросил Эссен.

— Э, да почти то же самое, если бы я упала на тебя с очень большой высоты. Воин не я, а ты, но никто из нас не смог бы остаться без ранений — в лучшем случае.

— Тогда направь свою ворону в ястреба, немедленно!

— Но сир, мы потеряем отряды Альпенниен из виду, — запротестовал Эндри.

— Да, но мы уже достаточно видели.


Под ярко озаренным небом Гилврэй, Ларон и Коссерен заметили приближающееся облако пыли, из которого летели оперенные стрелы. Двое человек упали, и Гвардия Сопровождения Путешествий и королевский экипаж на минуту остановились. В этот момент они увидели впереди скачущих всадников.

— Там, на юге, облако пыли! — закричал Гилврэй. — Облако на севере и облако на юге! Мы не можем уйти отсюда и вернуться в город.

— Я вижу боевое знамя, — сказал Ларон, поднося к глазам бинокль.

— Нужно срочно принять какое-нибудь решение, — сказал Коссерен.

— Там два отряда, — заявил Гилврэй. — В каждом по пятьсот человек, но только один из них движется по направлению к нам. Виконт Коссерен, как вы думаете, один гвардеец из Гвардии Сопровождения Путешествий стоит пяти улан?

— Конечно, капитан.

— Двое на одного — и то не так просто, — заметил Ларон.

— Тогда мы разворачиваемся и скачем назад в город, охраняя экипаж со всех сторон и вклиниваясь в отряды улан, — решил капитан Гилврэй. — Враги расступятся, мы без труда отобьемся в случае нападения и доставим принцессу в невредимости к воротам. Он развернул лошадь к приближающемуся отряду и поднял свой топор:

— Гвардия Сопровождения Путешествий, построиться клином и прикрыть королевский экипаж! Идти возле него к воротам. Кучер, поворачивай к городу и скачи галопом. Командир Кальяр, подайте сигнал. Вперед!

Началась суета, и опытные рекконы на лошадях построились и двинулись к городу прежде, чем Кальяр закончил трубить в горн.

— По моему приказу переходим на галоп и — вперед! — закричал Гилврэй.


— Да что тут такое вообще происходит? — воскликнула Долвьенн, выглядывая из окна экипажа. — Мы повернули назад в город!

— Может, кто-то что-то забыл? — предположил Аллэн.

— Мы скачем клином! — закричала Долвьенн, поворачиваясь к нему.

— Откуда ты знаешь? Мне кажется, просто много лошадей, и все.

— Они думают, что принцесса находится в экипаже! Но она за нами, где-то в полумиле отсюда. Если мы избежим опасности, принцесса Сентерри попадет в нее!

Аллэн высунулся из другого окна и посмотрел назад. Он не видел ничего, кроме пыли.

— За нами никого нет, вот что могу сказать, — произнес он.

— А от чего мы тогда бежим? — закричала Долвьенн, не надеясь получить ответ. — Гвардейцы! Гвардейцы! Сюда!

Никто не обратил на нее никакого внимания. Долвьенн решила попробовать вылезти из окна.

— Госпожа, разве так можно? — воскликнул Аллэн, решив попытаться остановить ее.

Долвьенн почти выбралась наружу, но сильно ударилась о козлы.

— Эй, кучер! Что происходит? — спросила она.

— Приказ скакать в город, госпожа, — закричал тот.

— Почему?

— Я не задаю вопросов, я выполняю приказы, госпожа.

— Но ты точно что-то видел! Твои козлы выше, чем седла гвардейцев!

— Только облако пыли на западе, госпожа.

— Пыль? Только пыль? Почему?

— Не знаю, госпожа.

Несколько минут Долвьенн обдумывала услышанное. Пыль. И больше ничего. Столько пыли может появиться только из-за большого количества лошадей. Как бы там ни было, Сентерри находилась в полумиле отсюда и уж точно не под охраной Гвардии.

— Кучер, мы должны повернуть назад, принцессы нет в экипаже! — закричала Долвьенн.

— Я видел, как она заходила туда, госпожа.

— Нет же, она в «приюте гурмана».

— Госпожа, сейчас не время играть в эти ваши игры. Сейчас просто сидите тихо и держитесь.

Долвьенн снова задумалась, что же делать. Гвардейцы знали, что Сентерри часто выкидывала подобные штуки, особенно когда ей было скучно. Путь оказался не из легких, и гвардейцы стремились защитить принцессу от любых неожиданностей, даже от не представляющих опасности. Они хорошо справлялись со своими обязанностями, и Сентерри скучала. Однако гвардейцы не учли, что при всей своей недальновидности принцесса оказалась достаточно хитрой особой. Она могла скрыть свое исчезновение, и они этого бы даже не заметили.

Долвьенн схватила вожжи и запрыгнула на козлы.

Лошадям пришлось резко развернуться. Слишком резко. Они споткнулись, кучер пошатнулся, попытавшись удержать равновесие, но потерял его, отпустил вожжи и выпал на дорогу.

Грохот при крушении экипажа было слышно далеко. Прошло не более тридцати секунд, как раздался приказ всем остановиться и развернуться. Кучер вывалился в грязь, поэтому почти не получил повреждений. У Долвьенн начал вспухать синяк, и пошла кровь из-за мелких ранок от пыли и камешков, но ничего серьезного. Долвьенн вполне могла передвигаться самостоятельно. Кучер слегка хромал. И очень, очень злился.

— Это она, капитан, она выхватила вожжи… — начал кричать он, жестами указывая на Долвьенн и четырех лошадей, Часть из которых была мертва, а часть билась в предсмертной агонии. Но Долвьенн не дала ему продолжить.

— Принцесса Сентерри в «приюте гурмана»! — закричала она Гилврэю.

— Что? Серьезно? — спросил Гилврэй, наблюдая за приближающимися отрядами.

— Загляните в экипаж!

Маршал слез с лошади и поспешил к повозке. Он вытащил тело Аллэна из-под обломков и щепок. Одежда и волосы казались теми же самыми, но лицо… лицо не было лицом Сентерри.

— Это студент, сир, и он погиб. Сломана шея. Гилврэю пришлось быстро принимать другое решение. Сентерри находилась в той повозке, и, естественно, рекконы как можно быстрее доставят ее в город. Но нужно было задержать отряды. Тогда бы в этой суматохе появилась возможность ускользнуть, особенно если бы никто из вражеских улан, добравшись до экипажа, не обратил внимания на тело в юбках с рыжими волосами.

— Виконт Коссерен, вы останетесь здесь и проводите повозку и свою жену к городским воротам, как только она появится здесь, — закричал Гилврэй.

— Да, но…

— Капитан Ларон, мы построимся в линию и нападем на отряд с флангов. Гвардия Сопровождений Путешествий, построиться, разворачиваемся! — снова закричал Гилврэй, указывая своим топором на запад. — Караульный Кальяр, трубите в горн!

— Вы собираетесь напасть? Без меня? — завопил Коссерен.

— По моему сигналу — в атаку с флангов! — приказал Гилврэй.

— Тут я командую! — закричал Коссерен, выступая перед Гилврэем.

Казалось, Гилврэй ожидал этого, но он уже вскинул свой арбалет:

— Маршал, садитесь верхом, берите за поводья коня виконта и уведите его отсюда до прибытия повозки с принцессой, — приказал Гилврэй. — Переходим на галоп, капитан Ларон. По моему приказу — вперед!

Взяв в галоп, Гвардия Сопровождения Путешествий подняла облако пыли. Маршал посмотрел на взбешенного Коссерена, затем перевел взгляд на юг, ища глазами «приют гурмана». Коссерен вынул кинжал и метнул его в маршала, едва успевшего обернуться. Кинжал не попал в цель, однако ранил маршала в правый глаз. Тот отпустил поводья и упал с лошади. Коссерен поскакал прочь, кинув мимолетный взгляд туда, откуда должна была появиться повозка с принцессой.

Оставшись одна, Долвьенн, хромая, подошла к лошади маршала и повела ее к хозяину, снимая на ходу свои юбки.

— Что же это все… — начал кучер.

— Давай мне свои брюки — или я обвиню тебя в содействии похищению принцессы! — закричала Долвьенн.

Кучер колебался. Неповиновение приказу, касающемуся принцессы, и вероятность быть обвиненным в предательстве — или брюки. Кучер решил, что потерять последние будет наименьшим злом. Забрав топор у ошеломленного маршала и сняв плащ, Долвьенн натянула одежду, которая, как она надеялась, поможет ей сойти издалека за гвардейца, затем забралась в седло и посмотрела на юг. То, что она там увидела, ее очень удивило. Быстро все обдумав, Долвьенн, вложив стрелу, взвела арбалет маршала. Затем поспешила вслед за Гвардией Сопровождения Путешествий.


Ларон и Гилврэй отдали приказ перейти на легкий галоп, а затем ускорили темп, когда показались вражеские уланы. Расстояние между двумя отрядами сокращалось, и мимо Гилврэя пронесся всадник, пронзительно крича: «Гвардия, за мной! В атаку!»

— Виконт Коссерен, — начал Ларон, но слово «отступаем» так и осталось непроизнесенными. Там, где должна происходить самая ожесточенная битва, это могли воспринять как общий приказ к бегству. Гилврэй поднял свой топор, желая отдать приказ герольду.

— Императорская Гвардия Сопровождения Путешествий, вперед! — закричал он, указывая оружием на улан.

Коссерен выбился из линии атакующих, но, поскольку, по его мнению, командовал воинами он, это не играло никакой роли. Впереди в рядах вражеского отряда, казалось, началась суматоха. Гвардейцы не стремились нанести упреждающий удар в целях сохранения неприкосновенности города, они действительно перешли в атаку! Ларон обнаружил, что до сих пор держит перед собой топор, а остальные всадники, стоящие по обе стороны от него, уже приготовили свое оружие к бою. Чувствуя себя странно взволнованным, он тоже взмахнул топором. Впереди виднелась темная масса врагов, которая все увеличивалась, вздымая пыль и размахивая оружием, сверкающим в лучах солнца. Императорские воины вложили стрелы в арбалеты, держа их в левой руке, когда Гилврэй снова поднял топор и опустил его, тем самым отдав сигнал к началу наступления. Во врага полетел град стрел. Начали падать лошади, о них спотыкались другие. Расстояние между отрядами еще уменьшилось, и оставшиеся в живых враги также перешли в нападение. Стрелы, пущенные ими, создали брешь в рядах Гвардии Сопровождения Путешествий. Коссерен качнулся в седле, когда в него попала одна стрела, но не упал. Через минуту он уже вклинился во вражеский фланг, а за ним и вся императорская гвардия.

Известно, что лошади достаточно умны, чтобы во время галопа не сталкиваться. Они скачут туда, где есть свободное пространство. Так поступили и кони гвардейцев, которые оказались зажатыми внутри растянувшегося отряда, размахивающего топорами и копьями. Некоторые даже проскакали дальше, чем было нужно, затем развернулись, чтобы мчаться обратно. Ларон перехватил удар топором сверху и метнул оружие одного врага в шлем другого. И опять, отражая нападение воина, физически более крепкого, одним взмахом топора вонзил лезвие в его лошадь. Конь взбрыкнул и понес. Тем временем Ларон сразил следующего улана, который только что насадил на свое копье одного из гвардейцев, нанеся удар по кольчуге около шеи.

Гвардия Сопровождения Путешествий практически достигла своей цели в первые минуты битвы. Не более дюжины врагов пробрались к остаткам экипажа. Там их встретили кучер и маршал, успевшие вооружиться арбалетами из ящика с оружием. Прошла еще минута, и к двум защитникам повозки присоединились еще десяток кавалеристов из города. Вместе им удалось отстоять экипаж и мертвое тело студента — мага, переодетого в принцессу.


В центре поймы реки находились две группы всадников и две повозки. Они были далеки от праздного времяпрепровождения. Эссен приказал Костигеру вылезти из фургона и сесть на лошадь. Затем лошади, потянув повозку, галопом поскакали по главной дороге на юг, словно пытались промчаться мимо второго вражеского отряда и оказаться на открытой местности.

— Госпожа, вы уверены, что мост через Рейсвотер был свободен от улан из Альпенниен? — спросил Эссен Риеллен.

— Если там кто-то из них и остался, то не более полудюжины.

— Тогда вперед. Мы галопом пройдем мост, охраняя экипаж. Как только пересечем мост, обрушим деревянный настил, чтобы не дать врагам нас быстро нагнать. Затем сойдем с дороги и поднимемся на холмы, откуда кавалерия не сможет нас достать.

— А как насчет повозки? — спросил Уоллес.

— А что с ней, сир? — ответил Эндри.

— Мы оставим телегу и лошадей, — сказал Эссен.

— Вы имеете в виду, нам снова придется идти пешком, сир? — вскрикнул Уоллес.

— Рядовой Бейкер, у вас есть выбор: вы можете остаться у повозки и быть растерзанным противником, — закричал Эссен. — Теперь по моему сигналу — на мост! Выходим!


Очень любопытен тот факт, что люди, которые критикуют чьи-то тактику и стратегию в той или иной битве, обычно рассматривают план сражения на карте или читают о нем в исторической хронике, то есть у них есть время на обдумывание того, что они бы сделали в данном случае. Во время же настоящего сражения на одних птиц-шпионов нападают другие или отовсюду летят стрелы, и все происходит невероятно быстро. Везде стоит клубами пыль, люди делают то, что не стали бы делать при похожих обстоятельствах, будучи спокойны, и те, кто занимает ключевые позиции, обычно погибают.

Благодаря маршалу, кучеру и десяти всадникам из города, дорога к воротам оставалась свободной к тому времени, как Эссен и рекконы с телегой стали переправляться через мост. Эссен не мог этого знать, но знал другое: за мостом было чисто. Никто не ожидал, что принцесса Сентерри станет искать пристанища в землях тех, кто ее преследовал. Вражеский отряд устремился в южном направлении дороги, желая перекрыть ее, чтобы перехватить любых путников. Спустя некоторое время они и Гвардия Сопровождения Путешествий бились за право отправить друг друга в загробный мир.


Долвьенн была очень неглупой молодой женщиной, но даже ее запутали позиции участников событий в долине реки Рейсвотер тем утром. Вспомнив о фургоне, мчащемся куда-то далеко на юге, и о повозке, которую сопровождали рекконы на запад и гнали лошадей, не давая им передохнуть, она справедливо заключила, что Сентерри находилась в повозке, а не в фургоне. Но она ошибалась, считая, что рекконы ведут ее к полю битвы, где Гвардия Сопровождения Путешествий могла бы защитить ее. Поэтому Долвьенн ринулась в самую гущу событий: там на одного гвардейца приходилось пятеро улан. Гвардия Сопровождения Путешествий Сарголанской империи была практически уничтожена, поскольку врагов было слишком много.

Четверо улан внезапно перестали атаковать Долвьенн, поняв по длинным волосам, которые она забыла убрать, что это переодетая женщина — вполне вероятно, принцесса с окрашенными волосами. Захватить ее живьем — вот в чем заключалась их цель, поэтому уланы начали окружать ее. Капитан Гилврэй перестал биться с врагами и поспешил на помощь Долвьенн. Один из вражеских улан пустил стрелу в лошадь Долвьенн, но вместо этого попал в правое бедро всадницы. Круг сужался. Однако Долвьенн сдаваться живой не собиралась.

Поняв, что отрезана от остальных, она замедлила ход и подождала до тех пор, пока улан почти схватил под уздцы ее лошадь, затем выстрелила в него из арбалета маршала. Стрела прорвала кольчугу и прошла через плечо навылет. Улан вскрикнул и выпустил поводья, пытаясь вытащить стрелу. Долвьенн кинула оружие в седельную сумку и ухватилась за топор. Один из противников натянул лук, но в это время Гилврэй сразил двух других вражеских улан. Лучник повернулся к Гилврэю. Пользуясь моментом, Долвьенн пришпорила лошадь. Лучник вновь обернулся — и ее топор, описав плавную дугу, опустился ему на руку и на оружие, тетива жалобно зазвенела. Улан, с раненой правой рукой и со сломанным луком, кинулся прочь прежде, чем Долвьенн успела занести топор еще раз.

Долвьенн оглянулась на Гилврэя и увидела, как один из врагов падает с лошади, а Гилврэй пытается вытащить свой топор из кольчуги на груди убитого. Только ему это удалось, как подскочил другой улан и ударил его. Но лезвие застряло в шлеме, и Гилврэй остался жив. Улан снова занес свой топор — и ему на голову опустилась секира Долвьенн. Враг свалился с лошади и затих. К тому времени Гилврэй тоже лежал на земле. Он встал и, пошатываясь и хватаясь за голову, побрел прочь без шлема, ослепленный своей же кровью. Долвьенн подъехала к нему.

— Капитан, сюда! — закричала она. — Это Долвьенн.

— Я ничего не вижу! — закричал Гилврэй, поднимая окровавленную руку.

— Давайте ко мне, капитан.

— Не вижу. О Мираль, я ранен.

— Вот моя рука, забирайтесь на лошадь.

Прошла целая вечность, пока он смог залезть в седло. Опасаясь, что не справится, Долвьенн тем не менее усадила Гилврэя за собой. Одной рукой он держался за нее, другой — за окровавленную голову. Вдалеке Долвьенн заметила, как часть всадников отделилась от остатков Гвардии Сопровождения Путешествий и направилась к обломкам экипажа. Ларон подозвал к себе восьмерых выживших гвардейцев, протрубив в горн Кальяра, пока Долвьенн приближалась к ним. Она проехала мимо тела Коссерена, в котором было не менее полудюжины стрел. Одна, торчавшая из его правого глаза, казалось, достигла своей цели — принесла смерть виконту.

— Гвардейцы здесь, сир! — крикнул Ларон, но Гилврэй по-прежнему ничего не видел и у него сильно кружилась голова.

— Он ранен, — объяснила Долвьенн.

— Я принимаю командование! — заявил Ларон, поднимая топор.

— Принцесса в той повозке, капитан, — сказала Долвьенн, указывая на мост.

Внезапно Ларон понял, что решил сделать Эссен. Дорога к мосту была свободна, повозка почти добралась до места, и оставалась лишь слабая надежда, что там не окажется слишком много улан.

— Гвардия, к мосту! — закричал Ларон.


Уоллес знал только одно, когда уланы, взявшие его в окружение, пришпорили своих лошадей, приказывая ему остановиться: его жизнь была не дороже жизни любого из людей, находящихся в долине. Уоллес испытывал муки крушения самооценки.

— Я — жирный идиот и тупой музыкант, — громко сказал он, почти постоянно взмахивая вожжами. — Я могу приготовить еду из любых отходов на оловянной сковородке и на открытом огне, но кто хочет отобедать с двумя приближающимися отрядами горных улан?

— Ну, не я! — выкрикнул Вильбар, стараясь заглушить грохот колес и стук лошадиных копыт.

— Я вообще не голоден! — воскликнул Мэбен, размахивая в воздухе рукой.

В повозке Сентерри и Риеллен хватали тяжелые мешки с мукой и овощами и выкидывали их на дорогу.

— Всего лишь эта повозка и лошадь между нами и тысячей восставших улан! — закричал Уоллес, словно хотел себе напомнить о том, что происходит.

— Революционеров из Альпенниен! — закричала Риеллен.

— Может, они подвергнут нас страшным пыткам, а потом убьют, — сказал Уоллес.

— Хуже, они подвергнут нас страшным пыткам и не убьют, — возразил Мэбен.

— Они хотят захватить только меня, — закричала Сентерри. — За меня дадут большой выкуп.

Уоллес обдумал то, что сказала принцесса. Сначала ему это показалось хорошей идеей. Вероятно, их быстро выкупит Палион и сарголанский королевский двор… Тогда в нем быстро узнают бывшего магистра музыки, а затем… «С другой стороны, может, пытки и смерть от рук горных варваров — не так уж и плохо», — решил Уоллес.

— Мы должны попытаться ускользнуть, чтобы защитить вашу честь, Ваше Высочество, — закричал Вильбар Сентерри. — Да, Уоллес, сир?

— Здесь решаешь не ты! — закричал тот в ответ.

Лошадь перешла в галоп. Справа Уоллес заметил сражающихся, которые были, как он предполагал, Гвардией Сопровождения Путешествий и один из отрядов горных улан. Слева в воздух поднималось облако пыли: оттуда приближался другой отряд, захвативший фургон и не обнаруживший принцессы внутри. Рекконы скакали впереди, и на секунду Уоллес подумал, что их все бросили. Затем он заметил неподалеку мост и нескольких всадников перед ним. Уоллес проклял себя за то, что не разгрузил повозку раньше. Кто сейчас захочет есть? Тяжелые кувшины с подсолнечным маслом, масло для ламп и бутылки с медицинским спиртом были прочно привязаны друг к другу, и ни Риеллен, ни Сентерри не умели распутывать такие узлы, судя по крикам и проклятиям, доносившимся из глубины повозки.

Добравшись до моста, рекконы наткнулись на десятерых горных улан, которые сидели в засаде. Завязался бой. Улан, похожий на Хартмана, продемонстрировал свое умение владеть топором, и в это время из-за его спины вылетело копье. Уоллес увидел, как один из рекконов зашатался и упал, но его убийца был тут же обезглавлен рекрутом плотного телосложения — очевидно, Костигером.

— Клянусь лунными мирами, не думал, что люди могут умирать так быстро, — пробормотал про себя Уоллес, думая, сколько ему самому потребуется на это времени. Приближались все новые кавалеристы, и на мгновение Уоллес совсем пал духом.

— Мы обречены! — закричал он, отпуская вожжи.

— Гвардейцы Сопровождения Путешествий! — пронзительно взвизгнула Сентерри.

Уоллесу тут же опять захотелось исчезнуть, и он направил телегу к каменному зданию таможни, объятому огнем. Проезжая здание, Уоллес заметил тела гарнизонных караульных и служащих, но ворота на западную дорогу остались распахнутыми настежь, хотя от верхней деревянной арки валил дым. Оттуда прорывалось пламя и обгоревшие обломки время от времени падали вниз. Уоллес решил попытаться пройти. Оглянувшись на долину, он заметил улан, которые, казалось, появлялись отовсюду. Также от его внимания не ускользнуло, что их повозка оказалась в огне, а Сентерри и Риеллен старались сбить пламя пустыми мешками. Мимо проскакал Эссен, указывая топором на мост.

— Уоллес, остановись в середине моста! — закричал он и ринулся вперед.

Дорога сузилась, затем перешла в мост. Уоллес обнаружил, что стоит над бушующим, грохочущим потоком — такой была река Рейсвотер. Перед ним остановился Эссен, развернул свою лошадь и поднял топор. Этот жест, должно быть, означал: «Стой!». Однако он также мог означать: «Я убью тебя, если ты не остановишься!». Уоллес решил не двигаться дальше.

Повозка лишь наполовину заградила мост, но Уоллес понял, что овладеть мостом можно в считанные минуты, поэтому не пропускал никого, не давая пробиться в центр. Размахивая топором, он отпустил тормоза и приказал всем выйти.

— Что ты делаешь? — спросил Вильбар.

— Эссен хочет спасти нас! — закричал Уоллес. — Поворачивай повозку.

— Нет, давайте проголосуем! — ответил Вильбар.

— Предатель! — взвизгнула Сентерри. — Я приказываю тебе делать то, что скажет Эссен.

Несколькими взмахами топора освободили лошадь от упряжи, и Риеллен с Сентерри отпустили ее на запад. Эссен поднес ко рту свисток и три раза отрывисто свистнул. Уоллес попытался вспомнить, означало ли это «немедленно ко мне», «нападаем», «отступаем» или «остановимся перекусить», но рекконы и гвардейцы перестали сражаться с уланами и направились к мосту.

— Студенты, сражаться умеете? — спросил Эссен.

— Мы предпочитаем вести переговоры, — ответил Вильбар. — На самом деле, вероятно, еще не поздно устроить собрание и…

— Отправляйся к женщинам, и, если кто-нибудь будет им угрожать, постарайся с ним договориться.

Рекконы добрались до моста, и Эссен взмахом руки велел им пропустить повозку. За ними следовала Долвьенн, из бедра которой торчала стрела. Рядом сидел Гилврэй. Уоллес узнал капитана по плащу — его лицо было залито кровью. Последними подоспели гвардейцы, их осталось всего восемь человек. Как только они миновали повозку, Уоллес и Эссен освободили колеса и начали ее поворачивать. К тому времени рекконы слезли с лошадей и стреляли из арбалетов в улан поверх горящей повозки.

«Горит». Это слово вспыхнуло в мозгу Уоллеса словно яркий метеор на небе, на котором не было ни Мираля, ни лунных миров.

— Твой топор! — крикнул он, ринувшись с оружием Эссена к кувшинам с подсолнечным маслом и маслом для ламп.

— Не можешь же ты даже сейчас думать о спасении своего чертова масла… — начал Эссен, но Уоллес разбил один из кувшинов под повозкой. Затем достал следующий и сделал то же самое. Эссен понял, что тот задумал, и стал разбивать кувшины и выливать содержимое на доски с восточной стороны телеги. Уоллес слышал сигнал горна улан и заметил, как на востоке собирается несколько дюжин вражеских всадников.

— Хватит, уходим! — закричал Эссен, кидая кусок горящего брезента в разлитое масло. Пламя тут же охватило повозку и перекинулось на мост. Возле Уоллеса появился Эндри и стал пробираться к телеге. Эссен попытался остановить его, но тот ударил его по лицу и продолжил осуществлять задуманное. Бросившись в повозку, объятую огнем, он вытащил из-под кучи одежды и еды тело. Уоллес понял, что они с Эссеном забыли про Веландер. Эндри, шатаясь и сбивая на себе пламя, нес горящую Веландер. Вокруг них вскоре собрались другие рекконы, которые потушили на них огонь.

Они отступили от повозки на западное крыло моста. В центре несколько горных улан слезли с лошадей. Двое разбивали перила, пока остальные боролись с пламенем или толкали телегу копьями. Один накрыл руки плащом и освободил тормоза повозки.

— Мы должны остановить их! — закричал Ларон, слезая с коня. — За ними два отряда! Все спускайтесь на землю, и по моей команде…

Раздался взрыв: в горящей повозке разорвался большой кувшин с маслом для ламп, который Уоллес не заметил. Уланы посыпались в разные стороны с моста, повсюду полетели щепки от перил. Мост продолжал полыхать.

— Вы можете произнести огненные заклинания, сир? — спросил Эссен, подойдя к Ларону.

— Да, но только одно, но после него у меня почти не останется сил, — ответил Ларон.

— Посмотрите под мост! — закричал Эндри, обращаясь ко всем, кто его услышит.

На призыв откликнулись все, кроме Гилврэя, который потерял сознание и упал с лошади Долвьенн, и Веландер, лежавшей без чувств на протяжении всей битвы. Подпорки моста были объяты неистовым ярким пламенем.

— Смола горит. Все может развалиться, — сказал Эссен. — Наверно, капли горящего масла попали туда.

— Все, у кого есть арбалет, готовься и — стреляй! — закричал Ларон. — Не дайте им переправиться через мост до тех пор, пока не прогорит дерево.

Рекконы и гвардейцы начали обстреливать мост, выхватывая одну стрелу за другой. Не отставал даже горнист Кальяр, вытащивший арбалет из седельной сумки Долвьенн. Неприятель поспешил ответить тем же, но действовал не очень уверенно из-за беспорядка в рядах лучников и уланов. Прибыло командование, а с ней и знаменосец, который начал раздавать приказы и строить всадников. Через две минуты запас стрел для арбалетов стал иссякать. Враги перешли в наступление.

Около двух десятков лет назад были наняты рабочие для замены старых трухлявых балок моста на новые, прочные, из ясеня. Однако они использовали более дешевую древесину и покрыли поверхность смолой, чтобы скрыть подлог, затем пропитали все особым водонепроницаемым составом. К тому времени как враги оказались на мосту, сосна если не полностью прогорела, то стала слишком тонка и не могла выдержать вес шестидесяти лошадей и всадников в доспехах. В середине мост треснул и обрушился, а остальной настил лопнул в нескольких местах. Везде было полно людей. Рекконы и гвардейцы радостно засвистели и стали обстреливать из своих арбалетов командира отряда улан, его знаменосца и остальных военачальников, оказавшихся на западной стороне моста. Те смотрели на огромную пропасть, где когда-то была центр моста, а сейчас кружились в водовороте их подчиненные и лошади, обреченные встретить здесь свою смерть.

— Командир, прикажите своим людям сложить оружие и слезать с коней, а потом отдайте мне свой топор! — крикнул Ларон, говоря на придворном сарголанском.

— Кому я имею честь отдать свой топор? — спросил военачальник улан.

— Капитану Алиасару, подданному принцессы Сентерри, нового регента Логьяра и всего Кейпфанга.

— Вы дворянин, сир?

— Если нет, разве я был бы капитаном, сир?

Военачальник отдал приказ, затем слез с лошади и сдался Ларону. Когда тот забрал знамя отряда, с другой стороны моста полетели стрелы, пущенные разъяренными уланами.

— Все назад к изгибу дороги, — велел Ларон, и они, сев верхом на лошадей, тронулись с места.


Сначала предполагалось осмотреть раненых, но ранены оказались почти все. В наборе для шитья, который когда-то дала Эндри Желена, оказалась иголка, единственная пригодная для зашивания ран. Но пострадавших в бою оказалось слишком много. В качестве средства дезинфекции использовали крепленое вино, найденное в седельной сумке у Костигера, на бинты пошла рваная одежда.

Уоллес обнаружил неглубокое ранение на ноге и, хотя не мог вспомнить, когда его получил, тут же упал в обморок. У Эндри было сломано два ребра, а также резаная рана от правого глаза до челюстной кости. Но сначала решено было зашить голову Гилврэя, а затем вытащить стрелу из бедра Долвьенн. Ларон обладал познаниями в медицине, а Эссен был знаком с народными средствами и лечением спиртом, и им пришлось применить свои навыки в полной мере. Сентерри сидела на земле вместе с Эндри и время от времени прикладывала к его ране смоченную в вине тряпку, пока он ожидал своей очереди. Долвьенн устроилась по другую сторону от Эндри и крепко сжимала свое бедро, стараясь не смотреть на стрелу.

— Мне сказали, что выжило только несколько гвардейцев из Сопровождения Путешествий, — растерянно произнесла Сентерри, словно не вполне понимая, что говорит.

— Не знаю, Ваше Высочество, — ответил Эндри. — Может, одних взяли в плен, а другие ранены и не могут двигаться.

— Кто-нибудь видел виконта Коссерена? — спросила Сентерри.

— Я, — отозвалась Долвьенн. — Казалось, он был мертв.

— Мертв! — воскликнула Сентерри, прижимая тряпку к глазу Эндри вместо раны. — Ты уверена?

— У него из глаза торчала стрела, и он не шевелился.

Сентерри закрыла руками лицо, размазывая по нему кровь Эндри. Подошел Эссен, оставивший Гилврэя.

— Ваше Высочество, не могли бы вы помочь позаботиться о капитане? — кланяясь, спросил он.

— Позаботиться о нем? Как?

— Вымыть ему лицо, отгонять мух, давать ему воды… ну просто быть рядом.

Она направилась к Гилврэю, и Эссен стал осматривать стрелу в бедре Долвьенн.

— Да… стрела. Воткнулась в бедро и застряла там. Капитан Ларон, сир?

Ларон схватил Долвьенн за руки, а Эндри лег ей на ноги, прижав их к земле, пока Эссен разрывал одежду вокруг раны. Затем он стал извлекать зазубренную стрелу. Это была очень долгая, трудная и болезненная для Долвьенн процедура. Эндри казалось, что она длится уже целую вечность, и, представив ощущения девушки, он сам едва не потерял сознание. Наконец Эссен передал ему стрелу, полил рану вином и зашил ее.

— Сохрани наконечник, — прошептала Долвьенн, когда Ларон промокнул пот у нее на лбу.

Эндри вложил ей в руку наконечник стрелы. Теперь настал его черед. В какой-то момент он потерял сознание, и очнулся уже лежащим возле Долвьенн и Гилврэя.

— Рана на лице болит? — спросила Долвьенн. Гилврэй по-прежнему был без сознания.

— Когда зашивали, было хуже, — ответил Эндри.

— Я думала, раны от стрел такие маленькие и аккуратные, — сказала Долвьенн, все еще мучаясь от сильной боли. — Но сейчас я убедилась совсем в другом.

— Вам что-нибудь нужно, госпожа? — спросил Эндри, с усилием поднимаясь. — Скажите.

— Реккон, вы не можете встать, отдыхайте.

— Я отлично могу встать, — возразил Эндри.

— А что с рядовым Уоллесом?

— Он только придет в себя, увидит раненых и снова падает в обморок, госпожа.


После того как была обработана последняя дюжина раненых, Эндри предоставил Ларону отчет. Оставалось двадцать три человека и восемнадцать лошадей. Восемь гвардейцев и четверо рекконов должны были выполнить возложенную на них задачу — прикрыть тех, кто отвез бы подальше тяжелораненых. Запас постельных принадлежностей, денег и продовольствия подходил к концу. Ларон доложил об этом Сентерри, а она, в свою очередь, созвала совет. Созывать, впрочем, никого не пришлось — все уже были на месте, лежа на земле и приходя в себя от ранений.

— Может, я не очень вам полезна, но как ваш монарх пока еще могу кое-что сделать, — произнесла Сентерри. — С этого момента я объявляю формирование Регентской Гвардии Кейпфанга. Она будет состоять из Гвардии Сопровождения Путешествий из Палиона, Дворцовой Гвардии Логьяра и рекконов, защищавших меня. Все три подразделения сохранят свою независимость и названия в Регентской Гвардии.

— Так значит, на самом деле мы не просто гвардейцы, мы на службе Ее Величества Королевы, — прошептал Эссен Эндри.

Эндри пожал плечами, и этот жест, казалось, говорил сам за себя.

— Гвардейцы, я знаю, вы не в восторге оттого, что простые люди занимают ваше привилегированное положение. Но без них я бы давно уже стала трофеем улан. Теперь, вероятно, вы хотите знать, каковы наши следующие действия. Капитан Ларон?

Все взглянули друг на друга. До этого никто как-то не задумывался об этом, но теперь всем захотелось знать ответ на вопрос «Что дальше?».

— Враг соорудит подвесной мост через поток еще до конца дня, — предупредил Ларон.

— Но сир, чтобы построить мост, способный выдержать лошадь, потребуется несколько дней, — возразил кто-то из гвардейцев.

— Значит, его пересекут сильные, крепкие, здоровые и вооруженные мужчины. Большая же часть нашего оружия повреждена, у нас осталось всего около двух дюжин стрел для арбалетов. Запасов совсем мало, и еще меньше денег, чтобы мы могли их пополнить. Чем дольше будем идти до Логьяра, тем вероятнее, что нас поймают, и тем больше погибнет раненых.

— Когда мы сможем выступить, капитан Ларон? — спросила Сентерри.

— Через полчаса. Все должны успеть собраться. Что-нибудь еще?

Что-нибудь еще было. В душе Сентерри страх уступал место гневу.

— Самое главное — мы должны говорить на всеобщем сарголанском, — сказала она, кивнув на трех пленников. — Некоторые из нас — простые люди, и я хочу, чтобы все понимали разговоры друг друга. А сейчас такой вопрос: почему вы нарушили договор, заключенный много лет назад, и подняли восстание?

Принцесса была в ужасном настроении, и на лезвии топора в ее руках блестела кровь. В нескольких местах виднелись синяки, а предплечье кровоточило.

— Я заявляю о своем праве на наследство, плодородные долины украдены у меня…

— Не очень хорошее начало, попробуйте снова, — крикнула Сентерри.

Командир уланов прищурился:

— Моим людям было недостаточно скудных пастбищ, нам пришлось…

— Капитан Алиасар, что вы думаете о шансах выжить для облаченного в доспехи человека со связанными руками, который должен пройти до конца моста и упасть в бурный поток?

— Они невероятно малы, Ваше Высочество. Он, наверно, сразу же утонул бы.

— Мне бы хотелось провести эксперимент.

— Правда, Ваше Высочество?

— Да. Думаю, он, скорее всего, нашел бы смерть среди скал или замерз до смерти в холодной воде, не успев утонуть. Мы можем проверить это на их командире.

— Вероятно, мы нарушим какой-то договор, касающийся обращения с пленными, — сказал Ларон.

— О, думаете, он может пожаловаться регенту Логьяра? — спросила Сентерри.

— Подозреваю, регент не захочет обращать на это внимания, — произнес Ларон.

Командир вздрогнул и, казалось, принял решение.

— Я не давал клятвы верности никому из противников Палиона, — сказал он как можно тверже.

— Тогда мне понравится правда, даже если и не вся, — сказала Сентерри. — И помните: я кое-что знаю об интригах, я же принцесса и выросла в императорском дворце. Если я пойму, что вы дали нам ложные сведения, тогда…

— Задавайте свои вопросы, — произнес командир, которому, казалось, уже не терпелось быть подвергнутым допросу.

— Кто вы?

— Карасерн, кастелян Маунтфорта.

— С кем вы планировали свое восстание?

— С императорским посланником из Палиона. Мне обещали титул барона нижних равнин, если я захвачу вас. Мне также было поручено убить волшебницу с черными волнистыми волосами и странным акцентом. Ей приблизительно тридцать лет. Терикель Эример.

— Убить волшебницу? Почему?

— Мне говорили, что ее будут использовать для захвата Стены Драконов, а она бы стала с помощью заклинаний сжигать наши замки и города. Стена Драконов проходит как раз над моими землями.

Сентерри и Ларон обменялись многозначительными взглядами.

— Этот посланник, — сказал Ларон. — Опишите мне его.

— Я видел его только при плохом освещении.

— Опишите его, — настойчиво повторил Гилврэй.

— Э… он… высокий… у него животик… но широкие плечи.

— Как он был одет? — спросила Сентерри.

— Плащ красновато-коричневого цвета, коричневые сапоги для верховой езды. На нем был капюшон. Я видел лишь мельком его лицо.

— Подумайте-ка хорошенько, — предупредила Сентерри, махнув рукой на разрушенный мост.

— Его подбородок! Я видел его подбородок! Он был чисто выбрит.

— Опишите его манеру приветствия, — приказала Сентерри.

— Приветствия? Э-э-э…

— Напрягитесь. Постарайтесь вспомнить, — добавил Ларон.

— Э-э-э, немного франтовато. Он подносил обе руки к лицу, тыльной стороной друг к другу, протягивал как можно дальше левую, а затем проделывал то же самое правой. Лишь тогда кланялся.

Сентерри немного подумала и коснулась плеча Ларона.

— Такое приветствие подойдет для посланника принца, но это еще ничего не значит, — сказала она, отведя капитана в сторону.

— Вполне вероятно, что это значит все, — ответил Ларон. — Две широко разведенные руки — так приветствует кого-либо посланник императора или наследного принца. Или кто-то из четырех принцев, или принцесса. Но кто посланник? Непонятно. Дворец полон высоких, чисто выбритых вельмож средних лет с брюшком.

— Вероятно, именно поэтому его выбрали посланником, — сказала Сентерри. — С другой стороны, может существовать некто, пытающийся убедить всех, что как раз принц и является организатором.

— Сомневаюсь, — произнес Ларон. — Кастелян был в Палионе четыре месяца назад, и он посетил королевский дворец. Думаю, посланника он знал. Хотя их могли и познакомить уже там. Вспомни, у Карасерна, очевидно, была очень веская причина послать два отряда против Гвардии Сопровождения Путешествий. Мы все-таки одержали победу, и те, кто оказался тогда в городе, все видели. На самом-то деле произошел вооруженный мятеж. Кастеляну не нужна была война со всей Сарголанской империей.

— Пока он был уверен, что империя заставит его за это отвечать! — заключила Сентерри.

— Да. Так вы думаете, Ваше Высочество, за всем этим стоят ваши люди?

Сентерри взяла капитана за руку и повела обратно к командиру горных улан.

— Спасибо, ваша информация оказалась чрезвычайно полезной, — произнесла она любезно. — Теперь вы мой пленник, и, когда я приеду в Логьяр, предоставлю вам возможность выбирать: присягнуть на верность мне или ждать выкупа. Капитан Ларон, мне бы хотелось, чтобы Регентская Гвардия отправлялась в путь.


Хартман наблюдал за длинной вереницей воинов, ожидающих прибытия белой лодки. «Даже во время путешествия в Мрачные Земли знать идет вперед», — подумал он.

— Реккон Хартман здесь? — спросила женщина в красной одежде, правившая лодкой.

— Это я, — произнес дух Хартмана, поднимая руку.

— Ты встречался с моим возлюбленным, Эндри Теннонером?

— Я — что? — воскликнул Хартман, с трудом делая несколько шагов мимо удивленных духов мертвых дворян. — Но ведь вы — Смерть.

— Как он? — спросила мадам Джилли, помогая Хартману забраться в лодку. — У него уже появилась любимая?

— Вроде как да. Она обладает сверхъестественными возможностями, и в ее жилах течет холодная кровь. Но она перестала разрывать у людей горло и пить их кровь из-за любви к нему.

— Да? — пронзительно вскрикнула мадам Джилли, отталкиваясь от берега. — Чудесно! Кстати, не называйте меня Смертью, это совсем не так.


Уоллесу пришлось ехать верхом, и от седла у него все болело. Раненые стонали от быстрого темпа, которого придерживался Ларон, но выбора не было. Эссен прикинул, что, вероятно, горным уланам хватит трех дней на восстановление моста, и всадники на лошадях пересекут реку. Если только враг их настигнет, все закончится очень быстро: сейчас Гвардия Сопровождения Путешествий не представляла собой реальной силы, они были истощены. Однако Эссен не учел тот факт, что конница из соседнего города может прийти им на помощь и напасть на неприятеля. В действительности так и произошло, и если бы Сентерри и ее свита остались возле моста, то были бы спасены, как только появился бы временный веревочный мост, сооруженный ее верными подданными.

Когда Стена Драконов осветила сумерки, они остановились и отпустили лошадей пастись. Поблизости находилась маленькая укрепленная таверна, но внутри устроились сторонники вражеских улан, которые вряд ли были бы рады их видеть. Повозку и стреноженных лошадей пришлось оставить в поле. Эндри заметил, что у колеса телеги сломалась ось. При свете костра он пытался ее починить.

Ларон отдал приказ спать только до рассвета: тогда следовало продолжить путь. Трактирщик мог оказаться не лучше кастеляна и рассказать преследователям о них. Спустя несколько часов Эндри, несмотря на слабость и усталость, поправил ось. По отблеску за горами стало понятно: поднимается Мираль. Значит, уже наступила полночь.

— Тебе надо поспать, потом не будет возможности, — услышал Эндри голос Гилврэя рядом.

— Слишком много разных мыслей, сир, — ответил он, ища в темноте командира.

— У тебя первая битва? — спросил Гилврэй, осторожно вставая и очень медленно пододвигаясь к нему.

— Битва… а-а-а… да, первая, сир.

— Ты отлично сражался. Гвардеец Палвер сказал, ты расправился с двумя уланами, атаковавшими его. Да и я сам видел, как ты храбро бился.

— А, я неплохо дрался раньше.

— Мне довелось поучаствовать в двенадцати настоящих сражениях. Они были немного масштабнее вчерашнего, но не столь кровопролитными.

Эндри не ответил. Молчание затягивалось.

— Я ушел из Палиона с почти сотней гвардейцев. Нас осталось лишь девять.

— Еще пять рекконов, сир, капитан Ларон — и рядовой Уоллес.

— Тогда шестнадцать, но всего девять из них — гвардейцы. Мы вчера потеряли девять или десять убитыми, Эндри. Даже один павший считался бы катастрофой в других битвах. Я могу назвать имя каждого убитого. Все они были храбрыми, и не важно, живы они еще или уже нет.

— Должно быть, вам очень важно защитить принцессу, сир.

— О да, и не только мне, но и всем гвардейцам, мертвым и живым. Это дело чести. В прошлом году принцессу Сентерри похитили, и мы оказались бессильны. Стражники охраняли пустые комнаты, а мы, Гвардия Сопровождения Путешествий, прочесали даже пустыни и не нашли ничего, кроме слухов. А в то время принцесса находилась в руках работорговцев. А потом один из ее братьев, а может, кто-то из слуг выяснил, что она жива. Вскоре принцесса была спасена. Без нашей помощи. И решила не возвращаться во дворец, а остаться в другой стране, помогая беглым рабам и всем страждущим. Потом она приехала обратно. На этот раз мы смогли защитить ее честь. Она станет хорошим регентом, когда мы вернемся в Логьяр. Хотя со смертью Коссерена Сентерри перестала быть королевой…

— А кто такой регент, сир?

— Регенты правят, когда нет подходящего монарха: он слишком юн или слишком глуп, или слишком ленив. В Кейпфанге семья, обладающая властью, объединилась с местными вождями около восьмидесяти лет назад. Восстание было подавлено, монарха лишили наследства, но появился претендент на трон. Им стал виконт Коссерен. Когда Сентерри вышла за него замуж, по сарголанскому закону ее объявили королевой Кейпфанга.

— Он, казалось, был добрым человеком, сир, и умело обращался с лошадью и топором.

— Таким он и должен был быть. Большую часть своих двадцати четырех лет Коссерен потратил на верховую езду и фехтование, его учителями являлись величайшие люди империи. В Гвардии Сопровождения Путешествий он считался лучшим фехтовальщиком — гораздо лучше меня. Из шестидесяти дуэлей ни в одной он не потерпел поражения. Две были против Ларона, одна — против меня.

— Простите меня за дерзость, но кто бросил вызов, сир?

— О, Коссерен, всегда Коссерен. Если бы у тебя была репутация человека, умеющего обращаться с топором, ты бы не упустил возможности вызвать кого-то на дуэль и лишний раз отстоять свою честь.

— Он никогда не бросал мне вызов, сир, а господина Ларона я побеждал.

— Но ты — наемник из чужой страны, причем очень сомнительного происхождения… Ты даже, можно сказать… — Гилврэй поднес палец к губам и подмигнул: — из низшего класса. Вот если бы ты рассек ему лицо надвое и таким образом одержал победу, то всю оставшуюся жизнь ему пришлось бы объяснять, как какой-то грязный ублюдок из Альберина смог взять над ним верх. Шрам, оставленный мной, считался бы ранением, полученным в результате сражения с капитаном Гвардии Сопровождения Путешествий. И этим он бы не преминул похвастаться.

— Так он и правда был отличным воином, сир?

— Храбрости ему было не занимать, не спорю. Но Коссерен был слишком глуп. Пьяница, лежащий в грязи во время сильного дождя, — и то лучше, чем Коссерен.

— О нет, сир. Принцессе Сентерри он нравился.

— Принцессе он не нравился, она лишь подписала некие свитки, дала клятву и лежала в его кровати, пока он… На самом деле, он что-то делал в спальне такое, что очень раздражало принцессу! Хотя, возможно, Фортуна не всегда посылает страдания тем, кто влюблен.

Эндри почти мгновенно уловил скрытый намек в словах Гилврэя. Он немного поколебался и решил, что обычные формальности капитан на время решил забыть и, возможно, проверяет, задаст ли он вполне очевидный вопрос.

— Разрешите спросить, сир. Вы любите принцессу? — произнес Эндри.

— О да. Я обожаю ее, и уже два года состою у нее на службе. Но я понимаю причины, по которым она вышла замуж за виконта Коссерена. Сентерри получила королевство в составе империи. Некоторые посылают на смерть тысячи людей для того, чтобы покорить меньшие по размерам территории. Теперь он мертв… Но у меня нет королевства, которое я бы мог ей предложить.


— Уоллес! — прошептал Эндри.

Уоллес заворчал, но перевернулся.

— Уоллес, ты спишь? — спросил Эндри, стаскивая с него одеяло.

— Почему из всех вопросов, которые можно задать, я слышу именно этот…

— Понимаю это как «нет». Ты должен помочь мне приладить колеса к новой оси телеги.

— Черт бы тебя побрал вместе с твоей телегой!

— На ней ты завтра поедешь, если колеса будут на месте. Со мной сейчас разговаривал капитан Гилврэй. Он сказал, что если повозку не починят к рассвету, то мы оставим ее здесь.

— О, черт с тобой, Эндри. Ладно.

Несмотря на свои недовольства и жалобы, Уоллес был физически крепок и, в отличие от других, практически не ранен. Вскоре они прикрепили правое колесо. С левым все оказалось гораздо проще, и через двадцать минут — в течение этого времени Уоллес не переставал злиться — телега стояла на колесах.

— Вся эта изнуряющая езда верхом, и вот теперь у нас снова есть повозка, — вздохнул Уоллес, садясь на траву и рассматривая телегу в зеленом свете Мираля.

— Неважно, хорошие новости или не очень, у тебя всегда найдется, на что жаловаться, Уоллес, — сказал Эндри, устраиваясь рядом с ним. — Что ты знаешь о капитане Гилврэе?

— Ты имеешь в виду капитана Гвардии Сопровождения Путешествий?

— О боги лунных миров! Уоллес, здесь есть всего один Гилврэй! Он — единственный, у кого дырка в голове больше, чем у меня.

— А, он — праправнук одного лорда с Альпенниен, которого насильно привезли в Палион восемьдесят лет назад и заковали в кандалы после великого восстания 3061 года. Его семья в течение трех поколений находится на службе у императора.

— Я заметил натянутые отношения между ним и Коссереном, — начал Эндри.

— Ну не будем об этом, если, конечно, ты не хочешь этими словами стереть все различия между тридцатью разными социальными категориями и классами.

— Эти различия уже не важны, — сказал Эндри. — Теперь натянутые отношения возникли между ним и Лароном.

— Ах да, Ларон. Довольно милый молодой человек, который сражается подобно пантере, но обладает мудростью и манерами древнего старика. С ним не все так просто. Он сыграл свою роль в бегстве принцессы от работорговцев, затем был ее спутником, поскольку Сентерри некоторое время жила как простая женщина, пытаясь понять саму себя. Некоторые считают Ларона возлюбленным принцессы.

— Думаешь, это правда?

— Вероятно, нет. Хотя виконт Коссерен был бы слишком глуп, чтобы жаловаться на свою невесту, потерявшую невинность до свадьбы — ведь она дочь императора.

— Она вышла за Коссерена по любви? Не могу в это поверить! — сказал Эндри, качая головой.

— Ха! По сравнению с ним даже ты кажешься разумней. Все было делом рук императора. Сентерри хотела стать независимой, а отец направил ее желание в нужное русло. Правление Логьяром и титул королевы обеспечивали относительную свободу, и соблазн оказался слишком велик. Она вернулась к светской жизни в Палионе: Сентерри провозгласили королевой и регентом при самом императоре после свадьбы с виконтом Коссереном, который являлся претендентом на трон Кейпфанга и…

— Я знаю все это.

— Час спустя император был убит, и я…

— И это я тоже знаю. Так кем теперь, после смерти Коссерена, является принцесса Сентерри? И капитан Ларон?

— Ларон — ее личный маг, даже несмотря на то, что у него всего лишь девятый уровень. У капитана есть свиток посвященного из одной диомеданской академии, но ничего более. Ни важного общественного положения, ни прошлого, ни семьи. По его словам, он потерял все, когда сгорела Торея. Очень удобно: сгорела Торея. Все исчезло, и все исчезли. Вероятно, большая часть из них даже не была в то время на Торее. Но судя по его манерам, речи и поведению, Ларон — знатного происхождения.

«Судя по его манерам, речи и поведению, — подумал Эндри. — А я кто, если судить по моим манерам, речи и поведению?»

— Что с нами будет, как ты думаешь, Уоллес? — спросил Эндри, внезапно почувствовав себя очень усталым.

— Ну, на самом деле, перспективы у нас хорошие. Если ты уйдешь в отставку без тысячи акров и маленького замка, я буду очень удивлен.

— А ты, Уоллес?

— О, мне бы хотелось следить за твоим хозяйством. Ведь моя биография не из самых лучших, да? Мы бы могли стать мощной силой при дворе Логьяра, с твоей-то храбростью и моим пониманием тайн, страсти и политики. Я…

— Тайны, страсть и политика! — шепотом воскликнул Эндри.

— Все это очень важно. Я узнал, что простые люди тоже делают то, что им нравится. Придворные просто не сплетничают о них, а барды не сочиняют о них песен.

Эндри ничего не сказал. Сначала Уоллес подумал, что он придумывает подходящий ответ, но потом понял: Эндри заснул.

— Как обычно, — пробормотал Уоллес. — Будит меня, а сам засыпает. А мне теперь не уснуть. Но сейчас хоть есть повозка.


На следующее утро они свернули лагерь, когда солнце еще не поднялось выше линии горизонта. Перед отбытием Гилврэй созвал всех. Капитан выглядел очень слабым: Костигеру пришлось поддерживать его. Но Гилврэй хотел удостовериться, что все знают о передаче полномочий.

— Я хочу объявить о следующем: сегодня рано утром Ее Императорское Высочество назначила капитана Ларона главнокомандующим Регентской Гвардии до тех пор, пока мы не доберемся до Логьяра, — начал он. — Поскольку предстоит очень опасное путешествие, нужен крепкий и физически выносливый человек. Капитан Ларон сейчас обратится к вам.

Ларон поднялся со своего места. Он стал говорить быстро, словно боясь навлечь на себя недовольство:

— После вчерашней битвы нас осталось мало. Но я сомневаюсь, что враг пойдет по нашим следам, не имея, по крайней мере, сотню уланов и лошадей. Потребуется время, но они отправятся в погоню. Когда неприятель прибудет сюда, люди из той укрепленной таверны скажут, сколько дней назад мы ушли, много ли нас и в каком мы состоянии. Поэтому спрячьте свои бинты, сидите в седле прямо и смотрите так, будто уже готовы к очередной битве. Врагу придется вести себя более осторожно, а осторожность заставит их двигаться медленнее. Я должен еще добавить, что при принятии важных решений буду советоваться с капитаном Гилврэем, и если со мной что-то случится, командование перейдет к нему.

Эссен отвел Ларона в сторону, пока остальные седлали лошадей. Он кивнул головой в направлении укрепленной таверны.

— Все мертвы, сир, — тихо сказал он.

Ларон заметил, что из трубы не идет дым.

— Я не понимаю, — ответил он, вздрогнув, хотя отлично все понял.

— Пойдемте, посмотрите на все своими глазами.

Часть крыши таверны, не видимая из лагеря, была вырвана, несколько балок превращены в щепки. Казалось, здесь орудовал чей-то огромный клюв.

— Я стоял на страже за два часа до рассвета, — рассказал Эссен, пока они шли дальше. — Неожиданно появился не то дракон, не то птица. Вел себя очень тихо, несмотря на свои размеры. Он был величиной в башню. Дракон нагнулся и засунул голову внутрь таверны через эту соломенную крышу. Я видел, как он вытащил оттуда пятерых и проглотил. Потом он улетел.

— Почему ты не поднял тревогу? — сердито спросил Ларон.

— Мы потушили костры, люди спали. Я подумал, лучше оставить все как есть, сир, чем паниковать и привлечь внимание дракона.

Ларон на мгновение представил последствия хаоса, в который оказались бы вовлечены больные и раненые, и дракона, такого огромного, что он мог проглотить корову.

— Правильное решение, маршал Эссен, — признал он.

Они залезли в таверну через дыру в крыше. Гигантский хищник просто забрал людей, а все остальное оставил нетронутым.

— Пусть Уоллес пригонит повозку сюда, но скажи ему, что люди из таверны ночью бежали, — сказал Ларон, осмотревшись. — Возьмите оттуда все, что может пригодиться. Вероятно, путешествие растянется на неделю.

— Но, кажется, драконы летят туда же, куда идем мы, — сказал Эссен.

— Да я заметил. Может быть, их специально направляют по нашему пути. Кто-то надеется, что они нападут и на нас тоже, но, может быть, они не умнее павшего виконта. Этот дракон напал на таверну — место, где чаще всего останавливаются люди. Может быть, нам следует избегать трактиров. Может быть, может быть, всегда может быть.


Ларон добился того, что за день они прошли достаточно много по извилистым горным дорогам, хотя, если смотреть по карте, казалось, что очень мало. Эссен отлично знал местность, поскольку служил здесь пять лет назад. Первоначально предполагалось пройти по главной дороге к южным кастелланиям Альпенниен, а затем отправиться дальше на юг, в Логьяр. Корма для лошадей было достаточно, а фермеры и жители деревень считали, что отряд принадлежит какому-то вождю в Альпенниен. Никто из разбойников и не думал нападать на такую большую вооруженную группу, но Ларон начал беспокоиться: все идет слишком уж хорошо. Он подумывал, не пытается ли кто-нибудь внушить им ложное ощущение безопасности.

— Если наших пленников опознает хоть один сельский житель, местное ополчение не пропустят нас спокойно, — говорил Ларон, идя с Эссеном во главе отряда. — Может, спрячем их в повозку?

— Перед нами появится, по крайней мере, пять пропускных пунктов, сир. Телегу обыщут в каждом из них.

— Я не позволю, чтобы их убили, и мы не можем их отпустить, поэтому в Логьяр придется идти другим путем. Но каким?

— Через Альпенфаст, сир. Там, где храмы Небесного Зеркала.

— Альпенфаст. Это независимая кастеллания в Альпенниен, как я припоминаю.

— Да, сир. Они попытаются заставить нас отпустить пленных прежде, чем мы минуем их земли, но нападать на нас не станут. Альпенфаст находится глубоко в горах, так что когда узники выберутся к ближайшему большому городу и поднимут тревогу, мы будем уже в безопасности.

— Есть еще какой-нибудь путь к Логьяру?

— Если у вас есть крылья, сир, тогда можно полететь.

— Тогда Альпенфаст! И не говори никому, пока мы действительно не свернем с дороги.


На третий день Эссен приказал свернуть на очень узкую тропу и идти на юго-запад. В отряде это вызвало непонимание: многие, зная особенности дороги, не посчитали решение Эссена правильным.

— Если бы дорога была кораблем, крысы бы стали покидать его, — сказал Эндри, вместе с другими рекконами пробираясь среди валунов, оползней и кустарников, растущих посередине дороги.

— Кажется, здесь тысячу лет никто не ходил, — заметил Уоллес. — Почему люди перестали пользоваться этой дорогой?

— Наверно, потому, что какой-то удалец сжег мост.

— Опять ты за свое! Если бы я не поджег тот мост, мы бы давно уже стали обедом для горных грифов.

— Не уверен, я не видел никаких грифов или орлов в последнее время.

— Да им тут есть особо-то нечего, наверное, — пробурчал Уоллес. — Но и нам не на кого охотиться, а запасы продовольствия подходят к концу. Повару не так-то просто.

Ларон приказал остановиться, чтобы рекконы могли вернуться и скрыть следы, свои и лошадей, в том месте, где они сменили направление движения. Дорога напоминала путь к какой-то ферме, поэтому хотелось надеяться, что преследователи не заметят ее или не обратят внимания. Корма для лошадей было мало, но они пока не были сильно голодны. Время от времени им встречались небольшие домики, из трубы которых шел дым, но никто ни разу не вышел оттуда, желая поприветствовать гостей.

— Просто вообрази, как же там живется, — сказал Эндри. — До ближайшей таверны еще идти и идти.

— И ближайший приличный рынок — в городе Карунзель, — добавил Уоллес.


Странная заброшенная тропа вела их все выше, и вскоре вместо редких домиков им стали встречаться лишь руины. Ночью величественная мерцающая пелена — Стена Драконов — была так близко, что, казалось, краем своей радуги касалась головы и сияла подобно Миралю.

Мираль теперь поднимался около восьми часов утра и садился через пару часов после захода солнца. В полдень двадцать восьмого дня Пятого месяца отряд подошел к внушительных размеров, однако не лишенной изящества стене. Она была не менее шестидесяти футов в вышину и перекрывала ущелье, по которому пролегала дорога. В основании находилась двойная дверь из крепкого дерева, а на скале выше значилось слово «Альпенфаст».

Не успел отряд дойти до стены, как отворилась левая половина двери. Появился караульный в блестящем стальном шлеме и доспехах и поднял руку. Ларон слез с лошади и направился к нему.

— Кто вы? — спросил караульный на придворном сарголанском.

— Мое имя — капитан Алиасар, и я действую от имени принцессы Сентерри из Сарголанской Империи. Прошу предоставить нам убежище от мятежников из Альпенниен.

— Немногие путешественники приходят по этой дороге, — ответил караульный. — Только мародеры и бандиты. Именно поэтому мы и построили стену.

— Мы шли так, желая укрыться от преследователей, у нас не было выбора. Каким будет ваш ответ? Большинство из нас серьезно ранено.

— Вижу, у вас трое пленников.

— Да, из отрядов, которые напали на нас.

Караульный скрылся за дверью, но не стал закрывать ее за собой. Прошло несколько минут, и он вновь появился перед Лароном.

— Капитан Алиасар, я могу предложить вам убежище от имени моего господина. Но в Альпенфасте царят мир и покой. Ваших пленников придется освободить.

— Принцесса Сентерри знает о ваших правилах и обычаях. Она хочет отпустить их здесь на свободу.

— В таком случае — добро пожаловать!

К вечеру они подошли к самому Альпенфасту. Он был скорее похож не на город, а на монастырь: множество храмов вокруг огромного университета, и некоторые из зданий тянулись вплоть до самого озера «Небесное Зеркало» — широкой спокойной водной глади, окруженной горами. Отряд прибыл тихим вечером: вершины и склоны отчетливо отражались на неподвижной поверхности воды.

— Здесь живут этеорены, — объяснил Ларон, огибая Небесное зеркало по дороге, вымощенной красным гранитом, и подходя к домам. — Жрецы, посвятившие себя изучению эфирных сил и небесного свода. Они живут здесь уже более четырех тысяч лет.

— Их прибрежные храмы и дворцы — настоящие шедевры искусства, — добавила Долвьенн.

— Да, разве они не прекрасны? Они являют собой одиннадцать важнейших архитектурных стилей и школ акреманской цивилизации, успевшей возникнуть и пасть за то время, пока этеорены вели свои научные изыскания.

— Там строится дворец в сарголанском стиле, — сказал Уоллес, сидя в повозке и указывая на здание с изогнутыми куполами и огромными сводчатыми окнами.

— Даже если когда-нибудь Сарголанская империя встретит свой конец, в том дворце будут жить, — произнес Ларон.

— Хорошее место, — заметил Эндри. — Как бы остаться здесь навсегда?

— Они умерщвляют свою плоть и дают обет безбрачия на всю жизнь.

— Ох. Ну тогда только зайти в гости, не более.

— Я думал, ты бросил пить, Эндри?

— Почти, но мне нравится компания тех, кто пьет. Кстати, у меня есть возлюбленная.

— В таком смысле это слово употребляют впервые, — произнес Уоллес.

— Ты не понимаешь значения, — ответил Эндри.

— Она заморила себя голодом и теперь не может даже двигаться.

— Да, но я уважаю ее за это. Она делает так из-за меня.

— Я бы никогда не заморил себя голодом из-за женщины.

— Уоллес, ты бы предпочел, чтобы женщина тебя бросила?

— Ох. Э-э-э… Ну, конечно, меня всегда очаровывали маленькие глупости, которые делают влюбленные, желая доказать свою страсть. Поцелуй ее от меня, Эндри.

— Сомневаюсь, что ей это понравится.


Каждому из отряда было оказано внимание со стороны жрецов, когда они дошли до дворца, построенного этеоренами пятьсот лет назад для своих гостей. У многих началась лихорадка: раны стали воспаляться, несмотря на все усилия, приложенные Лароном и Эссеном. Удивительно, но Гилврэй, получивший самые серьезные травмы, быстро шел на поправку. В свете предстоящего обеда Ларон решил формально передать ему командование Регентской Гвардией. Жрецы настаивали, что пленников не следует отпускать до тех пор, пока принцесса Сентерри и ее свита также не соберутся в путь, чтобы ни у кого не было преимущества во времени.

После обеда Сентерри, Долвьенн, Ларону и Гилврэю подали хмельной мед на каменном балконе на отвесной стене, откуда открывался прекрасный вид на озеро.

— Вода такая спокойная, что видно, как в ней отражаются звезды, — произнес Гилврэй.

— Озеро кажется отверстием в земле, через которое проглядывает другое небо, — сказала Долвьенн.

— Жрецы говорят, нам повезло, — добавил Ларон, перегнувшись через мраморные перила и глядя в воду. — Торейские бури обычно вызывают волны. Вероятно, Стена Драконов и на самом деле сдерживает их.

— Разве не для этого ее и создавали? — спросила Сентерри.

— Да, Ваше Высочество, но не всегда получается именно так, как было задумано.

Они немного помолчали, наслаждаясь тем, что никуда не нужно ехать, а можно спокойно отдохнуть на чем-то более удобном, чем седло, скала, трава и козлы повозки Уоллеса. Воздух быстро свежел, ветер сменился к ночи. Когда Долвьенн, съежившись от холода, начала дрожать, Гилврэй дал ей свой плащ.

— Хотелось бы знать, сколько гвардейцев и улан полегло в той битве, — произнесла задумчиво Сентерри, словно обращаясь сама к себе.

— По подсчетам капитана Ларона, приблизительно девяносто гвардейцев, один реккон и один студент либо мертвы, либо пропали без вести, — сказал Гилврэй. — Вероятно, триста улан были убиты или так серьезно ранены, что упали с лошадей. Думаю, погибло еще приблизительно шестьдесят человек, когда обрушился мост через реку Рейсвотер.

— Так много, — проговорила Сентерри, которая прежде никогда не видела настоящей битвы.

— За всю историю одному отряду не удавалось обратить в бегство целое войско, — заметил Гилврэй. — Гвардейцы, отдавшие свою жизнь в этой битве, будут воспеты бардами.

— Однако это ужасная цена… просто за то, чтобы защитить мою честь.

— Мы все посчитали за честь заплатить такую цену, Ваше Высочество. Для нас было позором то, что однажды вы попали к работорговцам.

— А теперь я могу считать себя свободной? Это горы Альпенниен, а их жители, кажется, подняли восстание.

— Вы по-прежнему под защитой гвардейцев, хотя их сейчас в десять раз меньше, чем прежде.

— Да, — вздохнула Сентерри, откидываясь назад на своем сидении. — Если бы мне пришлось выбирать между вами с вашим отрядом, капитан, и девятью полками улан, я бы выбрала первое. Не проводите ли вы нас в спальню?

— Конечно, Ваше Высочество. Госпожа Долвьенн?

Гилврэй протянул руку поднимавшейся Долвьенн и помог ей встать. Хромая, она шла между Сентерри и Гилврэем, опираясь на них. Ларон смотрел им вслед, затем повернулся обратно к озеру. «Они ни разу не упомянули виконта Коссерена, — подумал Ларон. — И всего один раз прозвучало мое имя. Но уж лучше один раз, чем ни разу».


Веландер перенесли в лазарет, где монахини ее вымыли и уложили в постель. Они очень беспокоились, что девушка была очень холодной, а ее сердца не бились. Но Эндри их успокоил, сказав, что для нее это нормально. Ее клыки и когти почти исчезли, и Эндри не пришлось давать никаких неприятных дополнительных объяснений. Когда один из жрецов поднял веко Веландер, оттуда вырвался яркий бело-голубой свет.

— Я Селверис, медикар, — сказал священник, который привел Эндри в комнату Веландер. — Она ненадолго пришла в сознание, когда я осматривал ее, а сейчас… Могу сказать лишь одно: она ни на что не реагирует.

— Ее состояние… э-э… немного тревожит, — осторожно произнес Эндри.

— Тревожит? — повторил жрец, стоящий рядом с ним возле кровати Веландер. — Ты понимаешь, что, если принять во внимание результаты несложных проверок, она мертва, хотя и может говорить и чуть-чуть двигать рукой? А свет из ее глаз!

— Что вы посоветуете? — спросил Эндри. — Завтра мы должны уйти.

— Без сомнения, Веландер лучше не оставаться здесь. Конечно, она может пробыть тут столько, сколько…

— Проживет?

— Я хотел сказать «пожелает», Эндри. Я ничего не могу для нее сейчас сделать, но подозреваю, что ей будет лучше, если ты здесь переночуешь. Сестра может понаблюдать за ней, а ты поспишь.

— Сир, я не могу навязываться…

— Капитан Ларон говорил, ты ей очень дорог.

— Я… я… я… — Эндри дышал с трудом, его лицо покраснело.

— Извини, Эндри, я тебя обидел?

— Я… нет, но… Веландер значит многое и для капитана, и…

— Еще одна очень неловкая ситуация?

— Э-э-э… да! Да. Э-э-э… Еще одна?

— Люди часто рассказывают медикарам вещи, которые не решились бы поведать даже возлюбленным… особенно тогда, когда видят медикара в первый и последний раз. Эндри, если вспомнить все сложности и обстоятельства, от твоих спутников у меня волосы встали бы дыбом — если бы у меня вообще были волосы, конечно. Оставайся со своей девушкой, парень. Я пришлю сестру.

Медикар поклонился и вышел. Эндри сел на кровать рядом с Веландер и взял ее за руку. Ее кожа была холодной, но сухой.

— Эндри, — прошептала девушка.

— Вел, ты проснулась!

— Я все слышала. Ты был ранен, Эндри?

— Только лицо.

— Можно потрогать?

Эндри положил ее пальцы на шрамы на правой щеке.

— Впечатляет. Должно быть, выглядит… лихо. Нравится девушкам.

Эндри нежно поцеловал ее в лоб, затем в губы. Тонкие лучи фиолетового цвета между ними немного подрожали и исчезли, когда он снова сел.

— Я хочу нравиться только тебе.

Сестра принесла лекарства и положила их рядом с кроватью, но голова Эндри по-прежнему оставалась на груди Веландер. Ее сердца не издавали ни звука.

— Как была битва, плохо? — спросила Веландер, когда сестра ушла.

— Ода.

— Ты убил кого-нибудь?

— Нет. Хартман и я сражались вместе. Я начинал, он приближался сзади и убивал. До тех пор, пока его самого не убили.

— Ты никого не убивал?

— Нет, никого.

— Случайно, Эндри?

— Когда мог, я пытался оглушить врага топором.

— Почему?

— Ну, чтобы они остались живы.

— Они же хотели убить тебя!

— Ну да, но, знаешь, их всех ждали девушки, семьи, друзья, они любили выпить и, вероятно, старались как-то улучшить свою жизнь. Я хочу сказать, что у них была своя жизнь и место в жизни остальных. Я не мог просто взять и покончить с этим.

— Эндри, Эндри… изумительно. Ты желаешь научиться утонченным манерам и изменить себя в лучшую сторону… но ты уже лучше. Лучше, чем остальные. Лучше, чем я.

— Ты глупышка, Вел.

— Нет, Эндри, послушай. Некоторых из тех, кого ты встретишь, ты будешь должен убить. Если оставишь их в живых, не уничтожишь зло.

— Ты имеешь в виду, мне надо было убивать людей в сражении?

— Я имею в виду, ты думаешь… э-э-э… как все люди, похожие на тебя. Ладно. Я говорю плохо. Очень плохо.

— Перед тем как ты умерла, Вел, ты кого-нибудь убила?

— Да. Шла война.

— Ох. Тогда ты, наверно, думаешь, что я слаб и глуп.

— Нет. Я считаю тебя самым замечательным человеком во всем мире. Восхищаюсь тобой. Обожаю тебя. Убийство дракона изменило меня, но… встреча с тобой изменила меня еще больше.

Эндри сел, погладил ее волосы. Некоторое время они молчали, наслаждаясь безмолвным присутствием друг друга.

— Ларон говорит, ты — жрица из Метрологов. Они образованные люди. Изучают звезды, но и не бросают людей, попавших в беду.

— Замечательно ты их описываешь.

Он положил свою руку поверх ее руки.

— Веландер, если ты выкарабкаешься, ты думаешь, мы справимся?

С видимым усилием Веландер схватилась за его пальцы.

— Если… было бы чудесно… но «если» не бывает. Эндри, тебе же нравится Терикель, да?

— Ну да, она приятная и мудрая женщина, — осторожно ответил Эндри.

— Нет! Она нравится тебе… ну как ты выражаешься… как твоя девушка?

— Что? Она — старейшина всего Ордена Метрологов, и одна из сильнейших магов мира, я даже не мечтал о том, чтобы подержать ее за руку.

— Терикель, она глубоко опечалена. Дает приказы, много работает, страдает, переносит ужасные тяготы — все ради добра. Иногда сталкивается с очень неприятными людьми, и все ради добра. Будь рядом с ней, Эндри. Если ей нужна поддержка, поддержи ее. Сделай это для меня, так легче уйти в Мрачные Земли.

— Нет, Веландер! Ты — моя девушка, так нечестно!

— Честь? — тихо засмеялась Веландер. Глупый. Говоришь как Ларон.


Через шесть часов после полуночи Эндри, забывшийся усталым сном возле кровати Веландер, проснулся оттого, что его кто-то тряс. При свете тусклой лампы он увидел Ларона, стоящего перед ним и прижимающего к губам палец.

— Пойдем со мной, — тихо сказал тот и вывел Эндри из комнаты.

— Еще даже солнце не встало, капитан, — произнес Эндри, пока они шли мимо крытой галереи с колоннами, увитыми плющом. — Что происходит?

— Ты приглашен на завтрак. Это будет очень хороший завтрак. На великолепном каменном балконе над озером, когда лучи солнца озаряют с востока горные вершины, а воды Небесного зеркала еще окутаны легкой дымкой, такой же голубой, как небо. Думаю, подадут хрустящий хлеб и мед из клевера с прохладным мятным молоком. К сожалению, некоторые из приглашенных в очень плохом настроении и готовы сражаться друг с другом до победного конца, а затем перебросить поверженных через перила моста в озеро — а ведь ущелье не меньше девяноста футов в глубину. Понимаешь, выяснилось, что истории, которые были рассказаны, не всегда и не во всем совпадают.

— Ох. А кто это люди?

— Я, капитан Гилврэй, принцесса Сентерри, госпожа Долвьенн — назову лишь несколько имен. Верховный надзиратель Альпенфаста согласился рассмотреть это дело, и инквизитор задаст пару вопросов.

— Рассмотреть де…

— Рассмотреть дело. Это когда судья решает, кто прав, а кто виноват. А сейчас из надежного источника мне стало известно, что ты никого не убивал и ты — девственник.

— Уоллес! — пробормотал Эндри, и на его лице было такое выражение, словно он готов покончить с собой.

— Это правда?

— У меня, как у реккона, есть право на небольшие личные тайны, капитан, неужели нельзя оставить это как есть, и пусть гадают?

— Эндри, тебе скоро зададут вопросы, когда ты будешь находиться под воздействием очень опасного эфирного заклинания. Если ты убивал или с кем-то хоть раз переспал, тогда ты ощутишь боль, словно в каждую клетку твоего тела вонзятся раскаленные добела иглы. Если нет, ты ничего не почувствуешь. Я снова тебя спрашиваю, ты убил когда-нибудь кого-нибудь и занимался ли ты любовью с женщиной?

— А Уоллес не узнает?

— Нет.

— Тогда ответ «нет» и «нет».

Они прошли еще сотню футов, прежде чем Эндри взял Ларона за руку и остановил его.

— Можно задать очень деликатный вопрос? — спросил Эндри.

— Ты можешь получить неделикатный ответ, но спрашивай, если хочешь.

— Один парень любит знатную женщину, но есть девушка, которая любит его. Девушка действительно нуждается в нем, и он дает ей всю любовь, какую только может, но истинные чувства вынужден хранить в секрете. Чтобы защитить чувства девушки и не создавать неприятностей для той знатной женщины. Он правильно делает?

Ларон скрестил на груди руки и некоторое время смотрел на Эндри, и при свете лампы его зеленые глаза сверкнули.

— Дай-ка угадаю. Ты — парень, Веландер — девушка, а Сентерри — знатная женщина?

— Мне бы не хотелось говорить, господин, но не могли бы вы дать мне ответ?

— Да, Эндри, он поступает правильно. Парень приносит в жертву свое счастье ради девушки, он бы даже умер за нее. Это по-настоящему благородно. И если при этом он тайно любит другую женщину, это еще более достойно уважения. Такая любовь утонченна, и она появилась в другом мире много лет назад. Я лишь здесь узнал о подобных чувствах, поэтому тебе бы лучше спросить совета у кого-нибудь еще.

— Так поступают благородные?

— О да, именно так — и спасибо тебе за то, как ты относишься к Вел.

— О, господин…

— Ни слова больше! Я тоже заботился о ней и тайно любил другую, ты не один такой, Эндри. Теперь пойдем дальше, нас ждут важные и сердитые люди в очень милом местечке.

Как и обещал Ларон, там, куда они пришли, было невероятно красиво, еда и напитки оказались простыми, но вкусными, однако атмосфера была ужасной — словно в бочке, наполненной большими, волосатыми и крайне злыми пауками. Эндри сразу же заметил Терикель, которая показалась ему очень грустной. Некоторое время все молчали, как будто не желали демонстрировать свою неприязнь до окончания завтрака. Солнце осветило горные вершины, со стола убрали подносы, и все смогли полюбоваться на необычайно красивые дома, озеро и пейзаж вокруг. Наконец прибыли верховный надзиратель и инквизитор, и Эндри с удивлением узнал, что медикар Селверис также являлся верховным надзирателем — и господином всего Альпенфаста. С другой стороны, жители Альпенфаста носили монашеское одеяние коричневого цвета и сандалии, поэтому старшего определить оказалось сложно. Инквизитор был рыжим лысеющим человеком в очках с оправой из проволоки.

— Мне стало известно, что между вами, дорогие гости, возникли враждебные чувства, — начал Селверис, вставая во главе стола. — Раздаются крики, устраиваются сражения, произносятся заклинания. В одном случае шелковую одежду гостя превратили в порошок — это грубое нарушение его прав. Некоторые из моих жрецов были напуганы.

— Кто никогда прежде не видел обнаженной женщины, — добавил инквизитор.

— Хотя мы редко вмешиваемся в дела наших гостей, сейчас гости — вы: главы государства, командующие, обладающие огромной властью, и представители другого, не менее важного, ордена. Вероятно, некоторые из вас являются шпионами и даже имеют захватнические намерения. Поэтому очень многие люди заинтересованы в раскрытии правды. Все ли вы этого хотите? Никому не разрешается уйти прежде, чем все станет известно.

В шепоте, поднявшемся за столом, чувствовалось одобрение. Селверис сделал шаг назад, пропуская вперед инквизитора по имени Малекниар.

— Я — инквизитор Альпенфаста, — произнес Малекниар, слегка кланяясь и складывая руки. — Мне нужны два человека, женщина и мужчина, которые никогда не убивали, чья девственность не вызывает сомнений, то есть она не нарушена. Полагаю, добровольцы Долвьенн и Эндри?

Эндри и Долвьенн вышли вперед.

— Ах, великолепно. Сейчас есть вопросы, пока мы еще не начали?

— Ведь существует множество женщин-девственниц и мужчин-девственников, которые никогда не убивали и живут в ваших храмах, — сказал Эндри. — Почему я?

— Вы не проходили подготовку для ритуала посвящения, и это отличает вас от жрецов Небесного зеркала. Сильные посвященные могут контролировать заклинание и даже искажать правду. У вас нет вопросов, госпожа? — спросил он Долвьенн.

— Я никогда осознанно не убивала, высокоученый инквизитор, но если кто-то умер от ран, нанесенных мной, не повредит ли это?

— Намерение и знание — вот все, что требуется. Что-нибудь еще? Замечательно, тогда мы начинаем. Вы двое, поднимите, пожалуйста, руки и встаньте в центре стола, пока я буду произносить заклинание истины.

Эндри, который не дотрагивался ни до какой другой женщины, кроме Веландер с тех пор, как они покинули Глэсберри, почувствовал, что рука Долвьенн теплая и влажная. Малекниар, сложив ладони, пробормотал какие-то таинственные слова, вызвавшие к жизни потоки эфирной энергии. Они превратились в шар фиолетового цвета размером приблизительно в человеческую голову.

— Пожалуйста, поднесите свободные руки к сфере заклинания истины, — произнес он, заставляя шар подниматься над ними.

Когда Эндри и Долвьенн дотронулись до шара, потоки энергии мгновенно охватили их руки и начали распространяться по всей коже под одеждой до тех пор, пока тела не оказались покрыты тонкой светящейся сеткой фиолетового цвета. Эндри не чувствовал ничего, кроме легкого покалывания.

— Хорошо. Заклинание приведено в действие, и никто не погиб в страшной агонии, можно идти дальше. Как известно, ни Эндри, и Долвьенн не разрешено говорить неправду. Более того, Эндри поймет, когда мужчина солжет осознанно, а Долвьенн — когда скроет правду женщина. Например, Эндри, что ты на самом деле думаешь обо мне, инквизиторе?

— Кажется, вы слишком милы, чтобы быть инквизитором, — сказал Эндри, не задумываясь.

— О, спасибо. Поскольку заклинание истины очень действенно, нам не нужны те ужасные люди, которые, желая добиться правды, пытают и запугивают своих жертв.

— И чаще всего нам требуется приятный и доброжелательный человек, похожий на Малекниара, ведь правду так горько слышать, — добавил Селверис.

— Долвьенн, скажи нам, что ты на самом деле думаешь о своей госпоже, принцессе Сентерри?

— Она — потакающая своим желаниям, тупоголовая, вероломная, плохо воспитанная маленькая дрянь, которая принимает свои лучшие решения только по моему совету, чьи капризы и причуды стоили жизни бессчетному количеству людей…

— Думаю, хватит, — прервал ее инквизитор, повернувшийся к Сентерри. — Ах, Ваше Высочество, по потрясенному выражению вашего лица понятно, что вас немало удивили истинные чувства верной наперсницы. Так почти всегда случается. Наверно, вам следовало первой испытать на себе заклинание истины и дать ответ на вопрос. Вы бы не смогли остановить себя и говорили без умолку. Хотя наделенный силой посвященный иногда и может солгать, нам станет понятно, если такое произойдет.

Сентерри, пошатываясь, обошла вокруг стола, и инквизитор поставил ее между Долвьенн и Эндри. По его команде они хлопнули в ладоши и приблизились к принцессе.

— Так, а сейчас, Ваше Высочество, может быть, мы услышим, что вы на самом деле думаете о Долвьенн?

— Самодовольная, амбициозная стерва, я не удивлена, что она до сих пор девственница, она такая ограниченная и разумная во всех своих поступках, и ее девственность было бы трудно нарушить даже зубилом каменщика или молотом…

— Хватит об этом! — сказал инквизитор, махнув рукой. — Между вами определенно все давно не так гладко. Ваше Высочество, можно спросить, что вы на самом деле чувствуете по отношению к капитану Гилврэю?

Сентерри удалось некоторое время помолчать, но желание говорить было похоже на то, что чувствует человек, когда ему нужно чихнуть: очень некомфортно до тех пор, пока не сдашься.

— Он так серьезен, и потому я не могу не дразнить его. Я знаю, он влюблен в меня, мужчины часто влюбляются в меня, а после вступают в Гвардию Сопровождения Путешествий. Я переоделась и ехала в «приюте гурмана» лишь для того, чтобы подразнить капитана Гилврэя. А теперь я узнаю о том, что он предал меня. Как так мог поступить любящий меня человек?

— Достаточно, Ваше Высочество, вы свободны, — произнес инквизитор. — Командир Эмтеллиан, наверное, вы следующий.

— Не могу поверить, что я сказала все это, — пробормотала, спускаясь, Сентерри, дрожа и покрываясь потом.

— Командир, скажите нам, кто вы, — сказал инквизитор.

— Я — кастелян Эмтеллиан из Виндовера, командир отряда, сам себя назначивший на эту должность.

Наступило полное молчание. Инквизитор пришел в себя первым.

— А как вы связаны с капитаном Гилврэем? — спросил он.

— Я предложил ему покинутый замок в Клаудфолле с землей в сотню квадратных миль, с тремя деревушками и хорошими пастбищами, если он приведет меня к принцессе Сентерри. Он согласился, и мы вместе разработали план, как схватить ее после выхода с Гвардией Сопровождения Путешествий из города Карунзель.

— Ты — подлое ничтожество, — медленно произнесла Сентерри, глядя на Гилврэя, но тот сидел, закрыв глаза и храня молчание.

— О, понятно. Вы хотели получить за нее выкуп? — поинтересовался инквизитор.

— Нет, я хотел жениться на ней и объединить все земли Альпенниен и Кейпфанга.

От удивления Ларон открыл рот.

— Впечатляет. Тогда у вас была бы половина территории империи и треть всего населения. Но Сентерри уже замужем.

— Виконту Коссерену подготовили славную смерть.

— Кастелян Эмтеллиан, можете вернуться на свое место. Капитан Гилврэй, подойдите сюда и встаньте возле сферы заклинания истины.

У Гилврэя был такой вид, как будто он шел на гильотину. Его глаза по-прежнему оставались закрыты, хотя лицо и было обращено к сидящим за столом, когда он встал между Эндри и Долвьенн.

— Капитан Гилврэй, расскажите о вашей службе.

— Я служил пажом при дворе Палиона в течение трех лет, затем провел семь лет в рядах ополчения, получил дворянский титул. Два года — в числе гвардейцев Сопровождения Путешествий.

— А что вы чувствуете по отношению к принцессе?

— Я обожаю ее с того момента, как впервые увидел. Я думал, принцесса отвечает мне взаимностью, но когда она вышла замуж за виконта Коссерена, я чуть не умер с горя.

— Но вы хотели предать ее?

— Нет, я собирался послать Коссерена против улан Альпенниена с Гвардией Сопровождения Путешествий, и тем временем благополучно доставить принцессу в Карунзель. Она бы стала вдовой, а я оставался рядом, и та подлая, невежественная свинья Коссерен перестал бы причинять ей боль. Принцесса, вероятно, стала бы все больше симпатизировать мне.

— Тебе? — засмеялась Сентерри. — Безземельному офицерику?

— Я жил надеждой. Надежда — это все, что есть у воина. Надежда, что на поле брани не поразит случайная стрела, надежда на повышение, надежда привлечь внимание богатой женщины.

— А что вы делали на границе с самой беспокойной провинцией империи? — спросил инквизитор.

— Старейшина Терикель попросила меня сопровождать ее. Еще в Глэсберри мы стали спать вместе, и я чувствовал, что чем-то обязан ей.

— Ты, подлый предатель! — закричала Сентерри. — Ты восхищаешься мной, ты, ты…

— У меня были дюжины любовниц с тех пор, как вы назначили меня капитаном Гвардии Сопровождения Путешествий. Но, закрывая глаза, я представлял, что каждой из них являлись вы. Терикель…

— Он говорил, я была первой! — воскликнула Терикель, вскакивая на ноги, но затем снова падая на стул.

Ларон положил руку на глаза и покачал головой. Сентерри ухмыльнулась и стала смотреть куда-то вдаль, поверх озера.

— Терикель попросила сопровождать ее сюда, на Альпенфаст, пока принцесса находилась в Карунзеле. Я приехал вместе с ней один, потом ко мне на обратном пути обратился кастелян Эмтеллиан.

— Спасибо, капитан, пожалуйста, садитесь, — сказал инквизитор. — Сейчас вы все, наверно, видите, почему заклинание истины предназначено только для храбрых людей — или для тех, у кого нет выбора. Правда горька, и вы не в силах солгать. Вас видят именно таким, какой вы на самом деле, и часто не с лучшей стороны. Мы, жрецы, соглашаемся проводить этот ритуал раз в неделю и, несмотря на боль, чувствуем невероятное спокойствие. Терикель, теперь ваша очередь.

Терикель беспокойно заерзала и, казалось, вся сжалась.

— Я… я не уверена, что справлюсь, — едва слышно прошептала она.

— Старейшина, вы уже видели истинную сущность других, теперь должны сделать то же самое. У вас нет выбора.

— Нет! Есть вещи, которые…

— Старейшина, взгляните на верхние балконы, окружающие этот. Фигуры на перилах не горгульи, это воины-жрецы с арбалетами. Любой из них может попасть в яблочко с сотни ярдов в ветреный день. Стоит мне указать на вас — и в вашу грудь полетят три дюжины стрел, едва вы успеете сделать вдох. Все присутствующие при заклинании истины равны, даже я должен выйти и отвечать на ваши вопросы, если захотите. Вперед, старейшина Терикель. Этот опыт может изменить всю вашу жизнь.

Дольше, чем остальные, шла Терикель к сфере заклинания истины. Эндри и Долвьенн хлопнули в ладоши и подошли к ней. Терикель прикрыла глаза.

— Старейшина Терикель, что я могу сказать? — начал инквизитор. — Я знаю, что вы испытываете, дорогая госпожа, и поверьте мне, я постараюсь быть как можно более благожедательным. Так, а сейчас… почему вы соблазнили капитана Гилврэя? Только чтобы в безопасности добраться сюда, минуя Альпенниен?

— Нет… нет. У меня были личные причины.

— Восхитительно, моя дорогая, восхитительно, — сказал инквизитор с благоговением. — Вы сопротивляетесь, хотя являетесь посвященной всего лишь одиннадцатого уровня. Только посвященный тринадцатого уровня некогда оказывал противодействие. Вероятно, вам стоит вскоре вновь пройти процедуру идентификации, но сейчас не об этом речь. Какие у вас были другие причины?

На лбу Терикель заблестели капельки пота, и она начала дрожать от напряжения. Рот открылся, челюсти разомкнулись.

— Легче сказать правду, — сказал инквизитор.

— Мне он… нравится.

— Это ложь! — воскликнула тут же Долвьенн.

— Это не кончится, пока мы не узнаем правду, — предупредил инквизитор.

По лицу Терикель текли слезы, и они были розоватого цвета. Вскоре их цвет потемнел, и из носа пошла кровь.

— Предать, я хотела предать, я стремилась предать! — внезапно закричала Терикель.

— Скажите нам, кого вы хотели предать, и как.

Вдруг показалось, что Терикель расслабилась, словно решила уступить неизбежному.

— Лишь предательство, предательство ради нашего же спасения. Предательство для меня — это как сильная и острая специя, поверьте, это действительно так. Я предала Ровала, человека, который был очень, очень дорог мне, когда соблазняла… других мужчин, желая добраться сюда. С моим очаровательным, страстным и галантным Ровалом все отношения были искренними, возвышенными и красивыми, пронизанными любовью, основанными на доверии и взаимной нежности. Но… нет… хватит.

— Продолжайте, — произнес инквизитор.

— Но с… моим покровителем… пришлось раздвинуть ноги… а потом и с капитаном… это был чувственный, великолепный, ослепительный, пьянящий восторг с привкусом вины в каком-то злом экстазе, о да… когда я одевалась утром, меня всегда мучили угрызения совести, но их заглушали мысли о следующей ночи. К тому времени, как я приехала в Глэсберри, капитан уже давно находился в брюхе морского дракона, но здесь оставался Гилврэй, ах… и я знала, что он был галантным мужчиной и стал бы сопровождать меня, руководствуясь благими намерениями, если бы я попросила, но необходимость добраться до Альпенфаста стала поводом его соблазнить, сделать непростительную вещь по отношению к Ровалу… но невероятной силы удовольствие от сознания вины и риска оказалось…

— Достаточно, Терикель, это было не то, что…

— Я говорю правду, сначала я уступила своему покровителю в храме Метрологов в Альберине в ночь перед отплытием. Моя жрица Жустива увела Ровала прочь, когда он пришел и стал искать меня, я слышала неподалеку его голос. Он спросил, куда я ушла и почему не сказала ему, что ухожу. То были его последние слова, которые я слышала. Жустива посоветовала Ровалу идти к ближайшей каменной кладке: туда, по ее уверениям, отправилась я. Он тут же поехал к каменной кладке Септир, не сообразив, что Логьяр находился ближе к Альберину, всего лишь через пролив Страха. В то время я предавалась ласкам с другим мужчиной. Капитан Гилврэй обожал принцессу, и так приятно, когда предательство взаимно. Это произошло после бала…

— Эндри и Долвьенн, отпустите ее! — закричал инквизитор, и Терикель упала ему на руки. — Хорошо, спасибо, и примите мои извинения, — произнес он, отведя старейшину обратно на ее место. — Я совершил ошибку, мне следовало помнить, что вы говорили о личных причинах. Я мог бы определить границы, не унижая вас этим, но что сделано — то сделано. Бывало и хуже, теперь отдыхайте. Высокоученый Селверис, каково ваше мнение?

— Вы сделали грубую ошибку, высокоученый инквизитор. Когда заклинание истины будет разрушено, в шаре появится кнут, и вы получите сто один удар хлыстом.

— В этом нет необходимости, — задыхаясь, произнесла Терикель. — Только я заслуживаю такого наказания.

— Моя обязанность — не допускать подобных промахов, госпожа. Если это все-таки происходит, мне придется превратить это в назидательный урок. Мне следует пытаться выяснить правду, важную для безопасности государства, а не разрушать вашу душу, — Малекниар повернулся к остальным. — Подумайте о своих самых сокровенных и ужасных тайнах, и я смогу их узнать. Если кто-то из вас хотя бы шепнет жестокое или язвительное слово очаровательной старейшине Терикель, я лично позабочусь о еще ста одном ударе хлыстом: такова будет цена за попытку унизить ее.

— Я видел, как он это делает, — сказал Селверис.

Инквизитор снова обратился к Терикель:

— Госпожа, вы сможете снова выдержать заклинание истины?

— Да, — прошептала она, и сама подошла к Эндри и Долвьенн.

— Почему вы приехали в Альпенфаст? — спросил инквизитор.

— Чтобы узнать, каким образом можно разрушить Стену Драконов, — ответила Терикель хриплым и усталым голосом.

— Почему вы хотите ее разрушить?

— Поскольку слишком много силы находится в руках глупых, жестоких, жадных и амбициозных людей.

— Глупый, жестокий, жадный, амбициозный — я думаю, это относится почти к каждому в этом мире. По моему мнению, Стена Драконов — самое большое несчастье, случившееся с нами, с тех пор, как Торея была сожжена другим эфирным механизмом — Серебряной Смертью. Проблема в том, что Серебряная Смерть являлась оружием, оставленным древней высокоразвитой цивилизацией, и, уничтожив, его нельзя было восстановить. Стену Драконов можно создать еще раз, поскольку мы знаем основные правила ее действия. Зачем тогда разрушать, Высокоученая Терикель?

— Когда солдат встречает на поле битвы врага, он сражается, даже если знает, что ему придется драться еще с дюжиной других. Он сражается, надеясь, что все-таки одержит победу. У меня мало помощников, но я верю: мы победим.

— А в чем состоят ваши интересы в политике Сарголанской империи?

— Ни в чем. Я ненавижу это место и хочу домой.

— Что вы хотите от нас, в Альпенфасте?

— Познакомиться с одними из старейших прозрачных драконов: Учителем, Наблюдателем и Судьей.

— Больше ничего?

— Больше ничего.

— Спасибо, госпожа, вы можете сесть. Когда придет время мне получить наказание, вам, конечно, предоставят право нанести столько ударов, сколько посчитаете нужным.

Терикель в нерешительности стояла перед инквизитором, затем обвила его руками и прижалась щекой к его щеке.

— Вас не нужно наказывать за то, что я такая, — сказала она, отступая.

— Именно поэтому меня и накажут, — ответил Малекниар. — Кастелян Эмтеллиан, пожалуйста, вернитесь к заклинанию истины. Поверьте, не будет никаких личных вопросов, ничего, что не относится к политике. Я не намерен получить больше плетей, чем уже заслужил. О, и, Терикель, вы познакомитесь со старейшими прозрачными драконами.

Эмтеллиан выглядел вполне спокойным, когда снова встал между Эндри и Долвьенн.

— Кастелян, сколько уже вы и принцесса Сентерри планируете побег?

— Около года, — сказал кастелян, не успев испугаться. За столом раздались удивленные вскрики.

— Расскажите нам об этом заговоре.

— Только попробуй! — закричала Сентерри, вскакивая на ноги.

— Сядьте, Ваше Высочество, — произнес инквизитор, невозмутимо посмотрев на принцессу. — Второй раз я вопрос задавать не буду.

— Давай, — сказал Гилврэй.

Сентерри попыталась смерить инквизитора высокомерным взглядом, затем упала на сидение.

— Сентерри и я встретились некоторое время назад, когда я посещал двор Палиона, желая вновь принести присягу верности императору. Мы понравились друг другу, но было очевидно, что император не одобрит связь между нами. Принцесса, изменив облик, отправилась в Диомеду якобы для того чтобы взять уроки танца живота. Я, переодевшись в раба, тоже поехал туда. Я мог бы похитить ее и увезти в свои родные горы через пустыню. Выглядело бы это так, как будто я спас ее от работорговцев. Сентерри бы заявила, что они ее изнасиловали, а я решил отомстить за ее поруганную честь и убил их. Как порядочный человек, я мог бы восстановить честь принцессы, женившись на ней после того, как убил тех, кто опозорил ее.

— Но ее похитили настоящие работорговцы прежде, чем вы смогли осуществить задуманное?

— Да. Мой план провалился, и вы все знаете, что случилось потом. Я был опустошен, когда Сентерри вышла замуж за Коссерена. Я хотел вызвать его на дуэль, каким-нибудь образом оскорбив, я надеялся убить его, я люблю ее…

— Спасибо, достаточно, Вы свободны. Сентерри, пожалуйста, войдите снова в зону действия заклинания истины.

У Сентерри вид был вызывающий, но испуганный, когда она вступила в поле действия заклинания во второй раз.

— Что вы чувствуете по отношению к кастеляну? — спросил Малекниар.

— Когда ему не удалось приехать в Диомеду — а это являлось частью нашего уговора — я подумала…

— Она не отвечает на поставленный вопрос! — воскликнула Долвьенн.

— Пожалуйста, попробуйте ответить еще раз, Ваше Высочество, — сказал инквизитор.

— Мне жаль, Эмтеллиан. Я никогда не тосковала по тебе, я глупа, испорчена, я эгоистка. Судьба распорядилась так, что меня на самом деле похитили, прежде чем ты прибыл в Диомеду. Когда Ларон и его демон спасли меня… ты был далеко, далеко оттуда. Старейшина Терикель права, когда говорит, что в предательстве есть особая пьянящая прелесть. Ларон стал моим любовником, и он лишил меня девственности. После… я не могла вернуться к тебе. Когда отец предложил мне выйти замуж за идиота Коссерена, я согласилась, желая наказать себя. Затем графиня Белльсарион подошла ко мне на балу в Глэсберри и передала твою записку. Я смела надеяться, что когда-нибудь и у нас может появиться надежда на будущее.

— Спасибо, вы свободны, Ваше Высочество. Теперь всем разрешается разойтись: я закончил. Перед тем, как принять наказание за то, что я причинил Терикель, я дам вам возможность сделать любое заявление под действием заклинания истины.

— Высокоученый господин, почему меня не вызвали? — спросил Ларон.

— Потому, что я вижу невинных. Невинных в этом случае. Однако ты можешь сделать заявление, если хочешь, но не сейчас. Долвьенн, сначала говори ты.

— Мне не хочется больше никогда в своей жизни встречаться с принцессой Сентерри, — произнесла Долвьенн. — Капитан Гилврэй, я презираю ее за то, что она сделала с вами.

— Спасибо. Реккон Теннонер, что вы хотите нам сказать?

— Я хочу, чтобы Веландер стало лучше. Если кто-нибудь может ей помочь, пожалуйста, сделайте это. И еще я хочу, чтобы моя настоящая любовь пережила весь позор, который ей пришлось сегодня ощутить.

— Твоя настоящая любовь не Веландер? — воскликнул Ларон.

— Нет, это…

— Стоп! — закричал инквизитор. — Эндри, храните ее имя в тайне; это не наше дело. Терикель, идите сюда и говорите, если желаете.

— Мое единственное желание — разрушить Стену Драконов, — сказала старейшина твердым голосом, скрестив на груди руки. — Черт со всеми вами и с вашими заговорами и интригами. Мир стремительно катится прямо в ад, и никого это не волнует!

— Очень хорошо, Терикель, вы свободны. Капитан Гилврэй?

Гилврэй медленно, словно задумавшись о чем-то очень важном, шел туда, где Долвьенн и Эндри держали в руках шар заклинания истины.

— Леди Долвьенн, неделю назад вы спасли мою жизнь на поле боя. Вы храбрая, грациозная, умная, находчивая и очень, очень красивая женщина. Мои сердца навеки принадлежат вам, независимо от того, нравлюсь я вам или нет, я укоряю себя за то, что не оценил вас сразу по достоинству.

— Ах! — воскликнул инквизитор. — Можете ответить, госпожа.

— Капитан, вы мне нравились с того момента, как вступили в ряды Гвардии Сопровождения Путешествий, — тихо проговорила Долвьенн.

— Кастелян, вы будете говорить? — спросил Малекниар.

— Да, высокоученый господин, — ответил он, вставая и подходя к Эндри и Долвьенн. — Ларон, за то, что ты спал с моей возлюбленной, я убью тебя. За то, что спас ее от работорговцев, я дам тебе один дополнительный день, и только потом приду за тобой. Сентерри, я по-прежнему люблю тебя, хочешь ты этого или нет. Инквизитор, хочу выразить вам свою благодарность. Капитан Гилврэй, вы самый лучший командир, против которого когда-либо довелось сражаться. Это все.

— Ларон? — спросил инквизитор.

Ларон поклонился, находясь в зоне действия заклинания истины, прежде чем начать говорить:

— Высокоученая Терикель, много лет назад ваш возлюбленный Ровал был моим лучшим другом и часто моим единственным другом. Я… я надеюсь вернуться в Альберин, поскольку думаю, что ему потребуется друг рядом, когда он узнает о ваших поступках. Это все, высокоученый инквизитор.

— Ваше Высочество, теперь только вы отделяете меня от наказания, — сказал инквизитор. — Говорите, сколько пожелаете.

— К сожалению, высокоученый инквизитор, мне нечего сказать. Примите мою благодарность, вы заставили меня задуматься о своем характере за последние полчаса. Долвьенн, Гилврэй, я выношу вам смертный приговор за предательство. У вас есть день на то, чтобы исчезнуть, потом я пошлю своих людей по вашему следу. Кастелян Эмтеллиан, моя любовь принадлежит вам. Примите вы ее или нет, это ваше решение. Больше мне сказать нечего.

— Заклинание истины обладает странным очарованием, — произнес инквизитор. — Люди часто так сильно хотят узнать секреты других, что забывают о своих собственных. В первый раз испытать на себе действие заклинания они вызываются сами. Второго раза… почти никогда не бывает.

Закончив расспросы, Малекниар встал в центре стола и хлопнул в ладоши. Никто не обратил особенного внимания, когда он вступил в зону действия заклинания: ведь остальные уже прошли через это.

— Перед разрушением заклинания истины у меня есть право задать вам один вопрос, — сказал он. — Прошлой ночью в нашей библиотеке были обнаружены два человека, по неосторожности задевшие защитное заклинание. Мне бы хотелось подвергнуть их заклинанию истины — с вашего разрешения.

Все присутствующие согласились. Им хотелось отвлечься от пережитого за счет кого-то другого.

Два жреца привели Вильбара и Риеллен. После некоторых общих объяснений о действии заклинания истины Риеллен пригласили вступить в зону его действия.

— Почему вы занимались шпионажем? — грозно спросил инквизитор. Задавая вопрос Риеллен, он проявлял меньше терпения, чем по отношению к остальным, сидящим за столом.

— Мы освобождали знание, монопольно присвоенное ученой элитой, желая донести его до простых людей, — ответила Риеллен.

— Но кого вы работаете?

— На группу магических замыслов и общих оккультных планов.

— Кто еще в этой… э-э… группе?

— Вильбар и Мэбен.

— Почему Мэбена не было с вами?

— Он сказал, мать учила его соблюдать правила гостеприимства, потому он остался в комнате. Я говорила, что ему не следует путать понятия о чести среднего и низшего класса, пришла пора простым людям узнать о своем праве на знание, но Мэбен послал меня куда подальше и пожелал нам попасться.

— Простые люди слишком глупы — иногда настолько, что даже не способны скрыться где-нибудь от дождя, — сказал Эмтеллиан.

Настала очередь Вильбара испытать действие заклинание истины, но он упал на колени.

— Мне не нужно заклинание истины, я живу ради принцессы Сентерри, я могу умереть за нее! — воскликнул студент, поднимая сложенные ладони и указывая ими на Сентерри. — Встреча с ней изменила мою жизнь, я навсегда отказываюсь от революционных замыслов, я не мог набраться смелости и сказать об этом Риеллен и Мэбену, но теперь я не желаю говорить ничего, кроме правды, я заявляю, что обожаю даже пыль, по которой ходит принцесса Сентерри…

— Хватит, пожалуйста, уходите! — закричал инквизитор, закрывая лицо рукой.

— Ваша организация, кажется, ведет подрывную политическую деятельность, — заметила Сентерри, рассматривая Риеллен, демонстративно отводящую глаза. — Если я когда-нибудь поймаю вас за границами Альпенниен, то повешу за предательство. Вильбар, вы, начиная с сего момента, находитесь под моей охраной и защитой.

Инквизитор разрушил заклинание истины, Долвьенн немедленно отпустила руку Эндри и, хромая, пошла к капитану Гилврэю. К тому времени Сентерри находилась в объятьях Эмтеллиана, а Терикель вытирала кровь с лица салфеткой Ларон направился к Эндри.

— Нам пора, парень, если тебе не хочется понаблюдать за наказанием, — сказал Ларон, указывая на главную дверь.

— Так это то, чем занимаются лучшие представители нашего общества? — пробормотал Эндри, и его лицо приняло озадаченное выражение.

— Вот куда уходят наши налоги, Эндри. Я забыл спросить, как Вел?

— Умирает, но мы уже попрощались.

— Ты думаешь, она бы захотела со мной поговорить, прежде чем я снова исчезну?

— Я думаю, она стала бы настаивать на этом.

Утром, спустя несколько часов, Ларон отправился в путь вместе с Риеллен, Долвьенн и Гилврэем. Мэбен решил, что должен вступить в ряды жречества, и, прежде чем дать обет послушания, пришел в комнату к Эндри, неся что-то под мышкой. Это оказалась одежда, которая подходила лишь тому, кто был по меньшей мере на два фута ниже Эндри, несколько украденных книг о магических заклинаниях, горстка серебряных и медных монет, одеяло и нож.

— Я слышал, рекконов пошлют вслед за капитаном Гилврэем и леди Долвьенн, — сказал Мэбен.

— Ну да, — ответил Эндри. — Мы должны не терять их из виду, пока не кончится день, затем привести к ним Регентскую Гвардию и отряд кастеляна. Кажется, они спешат прямо в Логьяр, поэтому мы тоже отправляемся туда.

— Но я думал, тебе нравится капитан.

— Да, но я солдат, а Сентерри — мой командир.

— Эндри, я слышал, высокоученая Терикель должна идти с рекконами.

— О да, и Уоллес тоже. Сентерри сообщила ему, что случилось с инквизитором, затем пообещала сделать его поваром во дворце Логьяра. Он очень хочет попасть туда и устроить пир, когда приедет принцесса. А сейчас, Мэбен, я должен присоединиться к рекконам, поскольку в полдень мы уже уходим. Присмотри за Веландер, пока она здесь.

— Конечно, и береги себя, Эндри.