Ирина Игоревна Ильина
Мечты, судьбы и Паук

В городе воцарилась жуткая жара, а столбик термометра продолжал неумолимо ползти вверх, дождей не предвещало ничто. Дрожащий и перегретый воздух иссушал кожу, дышать становилось все труднее. Ядовитые выхлопы машин опаляли деревья и кусты вдоль дорог. Цветы, не успев толком раскрыться, сворачивали лепестки и засыхали на корню. Только в городском саду, как в некоем оазисе, теплилась жизнь. Трехсотлетние деревья, переплетаясь кронами, создавали густую тень, спасительная влага с легким жужжанием разбрызгивалась над яркими цветочными клумбами.

В один из изнурительных жарких выходных я изменила себе: не пошла плавать, загорать, есть мороженое, играть в волейбол на горячем песке пляжа, а отправилась в городской парк в поисках прохлады. Дружная толпа, стремившаяся в тенистые аллеи, подхватила меня и понесла. Здесь были и молодые мамочки с младенцами в колясках, и зрелые пары с детьми, и пожилые люди с внуками. Вся эта разновозрастная, кричащая и шумящая масса заглатывалась открытыми воротами, как планктон китом. Я влилась со всеми, с ужасом представляя, что ни одного свободного места в тени не найти, что у киосков с водой и мороженым будут километровые очереди, а детский гвалт не даст покоя.

Но, пройдя сквозь ворота, я оказалась в тишине и прохладе, совершенно одна. Растерянно оглядываясь, повернулась на сто восемьдесят градусов и кинулась назад. Вышла в прежнюю толчею у ворот. Постояв пару минут на плавящемся от солнца асфальте, вернулась в парк. Опять никого! Нет, там, вдали, на лавочке, кто-то сидит. Одинокий мужчина с тростью. Меня охватил озноб. Оглянулась: ворота уже далеко! Я побежала к ним, они стремительно отдалялись. Я бежала, запыхавшись, будто боролась за олимпийское золото. Толку не было, ворота становились все дальше! Оглянулась: лавочка с единственным посетителем неумолимо приближалась. При этом, мужчина, заметив мой взгляд, приподнял цилиндр! Да-да, на нем были цилиндр, черный фрак, черные лакированные туфли, белоснежная рубашка и ядовито-зеленая бабочка. Я остановилась, соорудила некое подобие приветственного поклона и побежала снова.

Ворота удалялись, лавочка же со странным мужчиной почтенного возраста оказалась рядом и встала вровень со мной. Я тоже остановилась.

— Вы так торопитесь, что непременно опоздаете, — произнес мужчина.

Буркнула, посмотрев на него ничего не понимающим взглядом:

— Совсем не тороплюсь, просто хочу выйти.

— Зачем же так мучиться, ежели не получается? — спросил он.

— Мне надо, — просто ответила я.

— А, коли надо, то продолжайте, — милостиво разрешил он, — только, смею еще раз заметить, у вас не получается. Вы не задумывались, почему?

— Какая разница? — удивилась я.

— Разница есть, и преогромнейшая. Коли что не получается, завсегда прежде подумать надо: почему? Может, после этого и получится.

— Вы вздумали меня учить? Да кто вы такой?! — возмутилась я. — Сидите тут один, узурпировали весь парк! Как не стыдно! Там — жара, люди войти хотят, а вы!

— Так, коли хотят, что же не входят? — теперь удивился он, — я ничуть даже не против, я завсегда гостям рад.

— Каким гостям? Это городской парк, — вскричала я, — впустите людей!

— Какой городской? О каком, собственно, городе вы речь ведете, прекрасная дева?

Только после этих слов я удосужилась оглядеться. Где же привычные аттракционы? Где киоски со сладкой ватой, попкорном? Где тир? Он должен быть при входе! Где лотки с воздушными шариками и мыльными пузырями? Ничего нет!

— Вы что-то разыскиваете, прекрасная дева?

— Что это у вас за глупое такое обращение — "прекрасная дева", где вы этих слов-то набрались? — опять возмутилась я.

— Вам не нравится мое обращение? Простите великодушно старика! Это все отголоски моей молодости. Или юности? Не знаю уже. Так, как к вам обращаться: непрекрасная, товарищ, камрад, а, может — краля?

— Еще лучше! А это у вас откуда? Приличный, вроде, старикан!

— Да все молодость, все юность, — с печалью в голосе ответил он, — присядьте рядом, потолкуем.

Я подошла, села. Мужчина был совершенно сед, глаза, прежде, видимо, голубые, обесцветились с возрастом и сквозь прозрачную роговицу просвечивали розовым. На безымянном пальце левой руки — массивное золотое с платиной кольцо в виде паука: тело — огромный черный бриллиант, голова из изумруда, лапы — шесть пар продолговатых сапфиров. Точно такие же запонки в манжетах рубашки. Массивная рукоять его трости тоже имела форму паука и так же была выполнена из драгоценных металлов и россыпи камней. На указательном пальце правой руки — простенький перстень с янтарем. В нем я заметила замурованного маленького паучка.

"Какой странный старик", — подумала я.

— Почему же старик? — встрепенулся мой визави. — Я совсем даже не старик, я еще очень даже молод! А в сравнении со вселенной, так — дитя неразумное, — он хихикнул.

— Я подумала вслух?

— Нет, это я вслух ответил, но могу и так.

Он замолчал, а в моей голове понеслось:

— Не любите старость, ягодка ясноглазая, не любите! И деток не любите, не любите! А кого же любите, а? Кого? Себя? Нет, и себя не любите! А о чем мечтаете? Чего желаете?

Чужие нахальные мысли возились в моей голове, вызывая чувство ужаса.

— Мрак и пустота, пустота и мрак! Разве так должно быть? Где мечты?

— Нет, — заорала я, — так нельзя, так не может быть!

— Что не может быть? — услышала рядом с собой.

Я боялась шелохнуться, боялась посмотреть на него:

— Не может быть чужих мыслей в моей голове! — твердо сказала в ответ, не поднимая глаз.

— Как это: не может быть? Увольте меня, милая, как слышите — может быть, — опять пронеслось его голосом в моих мыслях.

— Умоляю, не надо больше, мне страшно!

— Помилуйте, я совершенно даже не хотел вас пугать, — снова раздалось рядом, — но не спорьте со мной! Бывает же? Вы убедились?

— Да, да, убедилась, — пришлось согласиться.

— Пойдемте, однако, выпьем, уважьте старика, — предложил он, протянув мне руку, — мне здесь так скучно! Что вы любите? Позвольте, я угадаю… Шампанское? Нет, не то. Мартини? Нет, и тут я с вами совершенно согласен. Пить вермут молодой и красивой девушке — моветон. А! Вы предпочитаете красные сухие вина, терпкие, с косточкой. Да, у вас, милейшая, хороший вкус! В моем винном погребе найдется, чем вас угостить!

Разгадывая мои алкогольные пристрастия, старик шел по посыпанной желтым камнем тропинке, я брела следом, оглядываясь вокруг. Такое я не видела никогда! Это был сад с аккуратными, обрезанными в виде удивительных фигур деревьями. Ровно и гладко подстриженные кусты создавали лабиринт, который прерывался маленькими полянками с прудиками, с золотыми рыбками, вдоль кустов стояли узорчатые скамейки. Вдали виднелся замок, увитый диким виноградом. Мы сворачивали по тропинке влево, замок оставался перед глазами, мы сворачивали вправо, замок так же был впереди.

"Странности не прекращаются", — подумала я.

— А зачем же им прекращаться, помилуйте, голубушка, — почти пропел старик, — они только начались! То-то еще будет!

Я вздрогнула, услышав в голосе угрозу.

— Да что же вы такая трусиха? — спросил он. — Зачем же я буду дорогой гостье угрожать?

Теперь его тон показался льстивым.

— Да и льстить мне незачем, и угождать особенно не к чему. Скучно мне, поразвлеките старика, и все. Мне-то от вас чего желать? Что вы умеете? Читать мысли? Нет, не умеете. Творить чудеса? Нет, и это вам, дорогуша, не доступно. Так что, бросьте свои глупые мысли, бросьте!

— Да нет у меня мыслей, — со стоном ответила я, — уже никаких нет.

Вдруг моя рука сама поднялась и я, не сводя глаз со старика, перекрестилась. Он рассмеялся:

— Вы думали, я растворюсь? Исчезну? Думали — паду на колени и буду умолять не губить меня?

Его хохот нарастал, становился все громче, поднялся ветер, закачались и зашумели деревья, налетели вороны и воробьи, раскаркались и расчирикались! Наползли тучи, раздались громовые раскаты, засверкали молнии. И все это разноголосье заливалось дружным смехом до хрипоты грома, до слез дождя! Моя душа сжалась в маленький-маленький комочек и трепетала от страха где-то под сердцем, а вместе с ней трепетало само сердечко. Я подумала, что мне — конец.

— Помилуйте, девушка, — резко оборвал смех хозяин, — какой конец? Это только начало!

Бывший все время где-то далеко впереди замок оказался прямо перед нами. Тяжелые капли падали на землю.

— Не могу позволить моей гостье промокнуть под этим препротивнейшим и премокрущим дождем, — произнес он, поднял вверх трость и раскрыл над нами огромный зонт, расписанный в виде паука, сидящего в центре паутины.

Мы поднялись по гранитным ступеням, вошли в замок. "Как тихо", — подумала я.

— Это вы правы, милейшая, — опять ответил моим мыслям хозяин замка, — тишина завсегда здесь. Она никогда и никуда не уходит. Бывало, соберу друзей, расшумимся, раскричимся, на фортепианах разыграемся! Все, думаю, уйдет! Ан, нет, как только гости разойдутся, она тут как тут! Прячется, верно, где-то! Пройдемте-с на веранду, там и посидим в удобных креслах.

Плетеные кресла-качалки, и правда, оказались такими удобными! Перед ними стоял маленький резной, черного дерева, столик на витых, переплетенных между собой ножках. На нем — два старинных хрустальных бокала и пыльная бутыль с вином.

— Какой интересный столик, — восхитилась я, — так переплетены деревянные ножки! Наверное, делал очень искусный мастер!

— Конечно, я очень искусный мастер! А ножки переплел, так ведь он все норовит сбежать! Как только гость какой им восхитится, так за тем гостем-то и бежит, вот я его и стреножил. Давайте, милочка, выпьем, поболтаем, да и разойдемся…

Я обратила внимание, что веранда была открытая, но ни дождь, ни ветер, бушевавшие в саду, до нас не долетали.

— А как же они долетят-с, — опять ответил моим мыслям хозяин, — я запретил им!

— Скажите, кто вы? Как вас называть? — спросила я.

— Не догадалась? — он неожиданно перешел на "ты". — Я — Паук. Пряду нити судеб. Как только кто-то запутается, я прихожу. Или сами приходят ко мне, когда плохо, или — как ты, я поманил, ты и пришла.

— Зачем?

— У каждого своя причина: кто потерял надежду, кто потерял мечту, у кого-то проблемы.

— У меня нет проблем, и надежды я не теряла, и мечты со мной.

— Ты уверена? — заглянув мне в глаза, хищно спросил он.

— Конечно, все просто. Живу и живу.

— Так может, это и есть проблема? Что все просто?

— Нет, проблем у меня нет! Я довольна своей жизнью!

— Как хотите-с, — он снова обратился ко мне на вы, — извольте-с, откушайте винца!

Я пригубила прохладный напиток. Вино было прекрасное, терпкое с привкусом косточки.

— Отчего же ему быть плохим-то, отчего? Из моих подвалов плохого вина не бывает, голубушка, не бывает!

Дождь стал частым, густым, ветер стих, гроза, продолжая насмехаться, ушла. Смакуя вино, я разглядывала сад. Вдруг в лабиринте увидела тощую одинокую фигуру в бесформенном длинном платье, непонятном платке на голове с выбившейся прядью седых волос. Женщина явно устала. Она останавливалась, потом снова шла, опять останавливалась, отдыхая и держась рукой за кусты.

— А — бескрылая, неприкаянная… Так, сама захотела, — проследив за моим взглядом, брякнул Паук, — нет, говорила, у меня проблем, живу и живу, говорила. Без мечты, без надежды… Вот, дожилась: одна-одинешенька и ни карьеры, ни семьи! А ведь могло бы быть иначе, пусти она в свою жизнь проблему… Ведь любая мечта рождает проблему. За нее надо бороться, ее надо достичь, надо и рискнуть, действовать…

— Что вы хотите сказать? — спросила я в отчаянии. — Что мне изменить?

Я услышала отдаленный шум голосов, кто-то похлопывал меня по плечу:

— Откройте глаза, девушка, девушка! Нет, это обморок!

— А вот вода, — раздался дребезжащий и радостный голос Паука, и меня окатили ледяной водой.

Открыв глаза, увидела, что сижу в городском парке на скамейке, напротив какие-то люди, старик-Паук в мятом бежевом костюме с пустым прозрачным ведром.

— Паук, ну зачем вы меня облили? — чуть не плача, спросила я, но старик растворился в знойном воздухе.

— Какой паук? Это бред, надо "скорую", — зашумели вокруг незнакомые люди.

— Не надо, — тихо возразила я, — уже все хорошо. Мне лучше. Спасибо.

Народ стал расходиться. Я снова оглянулась — парк, как парк, наш обычный городской парк, каким он и должен быть жарким летним днем. По аллеям прохаживаются редкие посетители. Около касс небольшая очередь из подростков — на аттракционы. Все хорошо, кошмар кончился! Надо, наверное, идти домой. Платье высохло быстро, я поднялась, и все моментально преобразилось: вокруг прыгали и скакали с громкими песнями, хохотом и криком, толпы детей. У постамента памятника великому писателю двое малышей, лет шести, воровато оглядываясь, курили в рукава рубашек, на скамейке напротив пара седых, древних стариков бесстыдно обнимались и целовались! Мимо меня прошли три совершенно одинаковые девушки, яростно споря. Одна кричала:

— Колечко, с бриллиантиком!

Вторая возражала:

— Нет, новый мобильник, с инкрустацией, с интерактивным экраном!

Третья шипела змеей:

— В Египет, в Турцию, круиз по Средиземному морю!

"Прийти к общему знаменателю они явно не смогут", — подумала я. Из-за поворота выскочила молоденькая мамаша с коляской и с криками:

— Я не прощу тебя, собирай вещи и — вон!

За ней, спотыкаясь и чуть не падая, бежал мужчина и молил слезливо:

— Дорогая, прости, это последняя моя покупка! Очень симпатичный столик, антиквариат, тебе понравится.

— Нет! Я не могу больше терпеть твое транжирство!

Они остановились около меня. Размахивая руками, вопили друг на друга, в коляске орал ребенок. Я опустилась на скамью. Тишина. Обычный парк! Рядом со скамейкой молодая мамочка, недовольно нахмурившись, задумчиво покачивает коляску, в которой хнычет ребенок, пожилая супружеская пара напротив мило беседует, держась за руки, около памятника два мальчика что-то выискивают в траве, а у касс подросток пересчитывает деньги, постоянно поглядывая в прейскурант. Вытерев испарину, выступившую на лбу, я снова поднялась, понимая, что выйти из парка, не сойдя с места, нельзя. Все возобновилось. Старики напротив неприлично и ненасытно целуются, карикатурная пара ссорится, младенец орет, мальчишки курят. Возле касс два подростка, похожих друг на друга, будто зеркальное отражение, дерутся, разбивая в кровь носы. Один кричит:

— На колесо обозрения!

Другой возражает:

— На американские горки!

Превозмогая возникшее головокружение, я сделала несколько шагов от спасительной лавочки. Вышла на главную аллею, огляделась. Направо — к выходу, налево — вглубь парка, в тишину и покой. Там, казалось, нет ни одного человечка. Я пошла к выходу, каждый шаг давался с трудом, толпа, прибывающая и прибывающая в парк, не давала пройти, в ушах звучали споры, жалобы, обиды. Они так громко и беззастенчиво выкладывали свои беды и желанья друг другу, что я все слышала. А сзади густая тень, пустая лавочка, и никого рядом. Как-то в ту сторону народ не шел, и я пошла к свободной скамье, села. Справа раздался чуть надтреснутый, низкий голос:

— Никак не выйдешь?

Оглянулась, рядом сидел полупрозрачный Паук и смотрел слезящимися старческими глазами куда-то, может — вглубь времен?

— Вы продолжаете преследовать меня? — спросила раздраженно.

— Преследовать? Что вы, юная дева, — воскликнул он, — могу ли я преследовать прекрасное создание? Определенно не могу, просто, иногда выхожу погулять, набраться впечатлений. Интересно, не так ли?

— Что интересно?

— Да вот, — все тайное становится явным в вашем парке. Все тайные помыслы, все самые разные мечты…

— Не поняла?

— Так как же понять можно? Никак не понять, конечно же, никак, сад мечтаний и грез, этого понять никак не возможно, никак…

— О чем вы?

— Так, о том, ясноглазая, о том! Не люди это вовсе, мечты ихние, мелкие, грязные, жадные, скользкие. Опять же, скучные. О чем мечтают? О столиках резных, поцелуях, качалках, камешках… Никто не мечтает звезду новую открыть, болезнь страшную победить, никто.

— Они же простые люди, — заступилась я.

— Помилуйте, голубушка, как же они простые? Никак не могут они простыми быть, — и вдруг зашептал, засвистел в моей голове: — Алчные, жадные, похотливые и завистливые!

— Нет, — вскричала я, — нет! И не мечты это — желания! Простые человеческие желания! А люди чистые и добрые, только вы грязные мечты видите!

— Отчего же только я? И вы, почтеннейшая моя, и вы…

После этих слов мой собеседник растворился в воздухе. Посидев еще немого в спасительной прохладе тихой аллеи, я встала, сделав несколько шагов, поняла, что опять попала в сад Паука. Прямо передо мной в нескольких метрах стоял замок. Я повернулась назад. Тот же парк и тот же замок. Выхода нет!

— Это как же нет? — прозвучал в голове знакомый голос, — никак такое невозможно, чтобы не было выхода.

Устало вздохнув, взглянула на замок. Над лестницей коряво выведено: "Выход". Я вошла в замок.

— Проходите же, прекрасная дева, никак нельзя в прихожей вам остаться, проходите, — услышала я приглашение.

Паук сидел в кресле, на открытой веранде, мечтательно глядя вдаль:

— Кофе, как вы любите. Что за вкусы у вас, что за вкусы! Горькое, коричневое пойло! Как можно пить это? Здоровью не вредит ли?

Я взяла маленькую тонкую чашечку. Запах кофе завораживал, отхлебнула, кофе был прекрасно сварен.

— А кто за вами ухаживает? — вдруг вырвалось у меня.

— Да кто же, смею вас спросить, может угодить привередливому? Никто не ухаживает, некому. Один я во всем свете.

На седых ресницах старика блеснула слеза.

— Скажите, что вы хотите от меня?

Я очень устала и мечтала вернуться домой.

— Мне нужны помощники. Много стало людей, много, уследить за мечтами не могу, не успеваю. Так-то милочка, так-то.

— Я чем помочь могу? Я даже мысли читать не умею.

— А и не надо мысли, мечты надо читать, а этому я тебя уже научил! Сама убедилась! Как только услышишь мечту настоящую, так ко мне, а я уж прослежу, чтобы ниточку судьбы мечтателя ни моль не съела, ни ветер не порвал, ни вода не подточила, ни враг не перегрыз. Пойдешь ко мне в помощницы?

— Пойду, — неожиданно для себя согласилась.

С тех пор я все время занята. Мечты отслеживаю. Не прав был Паук, не прав! Много настоящих мечтателей у нас, много! Частенько я на веранде замка, над входом в который коряво выведено: "Выход", пью кофе или чай, или красное вино. Много у нас мечтателей, всегда есть повод заглянуть к Пауку на угощенье.

03.05.2010