Ирина Игоревна Ильина
Активная иммунизация

Вадим медленно ехал по улицам родного города. Ныло за грудиной, боль отдавала в ключицу. Это его даже радовало: при вскрытиях патологии не находили. И ему уже сорок, теперь вероятность умереть в следующие пятьдесят лет приближалась к нулю. Вадим внимательно всматривался в провалы подворотен, открытые двери подъездов, притормаживал около скверов и аллей. Никого. Изредка видел одиноких мужчин в ярких жилетах — обходчики. Они заглядывали под лавочки, кусты, шли едва заметными тропинками, осматривали дом за домом от подвалов до чердаков. Везде было очень тихо, неуютно и грязно. Любимый город стал серым и враждебным.

Вадим вспоминал совсем недавнее прошлое, когда веселые и жизнерадостные горожане семьями заполняли беговые дорожки по утрам, а вечерами прохаживались по этим улицам. Тогда яркие витрины магазинов, цветные столики ресторанов, веселая музыка — все поднимало настроение. Гуляли долго, за полночь, ходили в парк на аттракционы, на ипподром, где сами же и участвовали в заездах, совершали морские прогулки на парусниках, плескались в теплом заливе, любили потанцевать и попеть.

И вдруг! Радость и веселье сменили скорбь и похороны. Друзья уходили один за другим, неожиданно, здоровые, красивые. Первые два месяца этих странных смертей было до пяти в сутки. Затем количество неуклонно увеличивалось. Не успевали хоронить. Пришлось запустить давно забытый крематорий. Патологоанатомы разводили руками. Причину смерти определить не удавалось, и тогда вспомнили о синдроме внезапной смерти. Вадим опять вздрогнул: "Почему? Этот диагноз обычно такая редкость, а у нас за шесть месяцев выкошено им две трети населения — критическая цифра!" Умирали лучшие, в самом деятельном возрасте: от двадцати пяти до сорока. Сначала это казалось наваждением. Еще немного — и все пройдет, все закончится, но смерть набирала обороты. Город парализовало. Пришлось вызывать пенсионеров, отрывать от учебы студентов. Людей в возрасте от двадцати пяти до сорока становилось все меньше и меньше.

Город вымирал. Вымирал мир. Эта же проблема и в других странах. С той разницей, что там, где живут похуже, и смертей поменьше. Вадим притормозил: "Уровень жизни — это важно! К эпидемии смертей привело что-то, что стоит немалые деньги!" — подумал он и продолжил объезд своей части города.

"Внимание! Внимание! — раздалось из динамика. — Жители города, если у вашего ребенка, кроме вас, никого нет, сообщите свой адрес, приготовьте детские вещи, документы, объясните ребенку, что делать в случае вашей гибели, помните: никто не застрахован! Позаботьтесь о своих детях!" При первых же словах у Вадима опять закололо за грудиной. Обращение транслировалось пять раз в день последние четыре месяца. Тогда оставшиеся без родственников беспризорники заполонили ночные улицы. Они громили магазины, угоняли машины, многие разбивались в них. Из небытия возникли кражи, насилие, убийства. Все это было давно забыто, и вот — слегка покачнулся мир и тут же полетел в пропасть. Совсем маленькие дети, лишившись родителей, прятались по подвалам и подворотням и погибали. Их надо было защитить. Это они — нынешние малыши и подростки, в будущем все исправят. Почему именно исправят, Вадим не знал, но был уверен в допущенной кем-то и где-то ошибке. Надо только найти ее.

Вспомнили о детских домах и восстановили их. Беспризорников отыскивали, устраивали настоящие облавы. С началом трансляций ситуация несколько изменилась: дети меньше сбегали на улицу, сообщали о новых смертях. В их глазах погас недобрый огонек отчужденности и пустоты. Вадим часто заглядывал в приюты. Вчерашние школьники взяли на себя огромную заботу о младших, и это дало результат.

Закончив объезд унылого и пустого города, приехал в больницу. Недавно здесь царила суета. Сновали сестры, санитарки, пациенты, подъезжали "Скорые". Сейчас — звенящая тишина. Неотложку вызывали в крайних случаях. И чаще требовалась "труповозка". Медперсонала тоже осталось мало. Треть погибла. Сам он, оперирующий хирург, был вынужден занять сначала пост главного врача городской больницы, а потом и главы "Городского отдела по борьбе с чрезвычайной ситуацией". Больше некому. Вадим прошел пустыми гулкими коридорами в отдел статистики.

Здесь за компьютерами сидела разновозрастная публика: и подростки от пятнадцати, и зрелые люди после сорока. Медицинские статистики выполняли задание центра: изучали и анализировали истории болезней умерших. Должно же что-то объединить смерти? Но пока объединяющим было одно — полное здоровье умерших.

Прошел в свой кабинет, сел за стол. Через пятнадцать минут начнется селекторное совещание. "Можно еще успеть позвонить домой", — подумал. В дверь тихо постучали:

— Войдите!

Секретарь, Машенька, милая и умная девочка семнадцати лет, осторожно вошла с подносом в руках:

— Кофе, Вадим Сергеевич, и тосты.

— Спасибо, Маша, а что это ты плачешь? — спросил Вадим, заметив слезы.

— Соседка умерла этой ночью, детей я забрала к себе, с ними мой младший брат остался. Можно, я не буду отдавать их в детский дом?

— Можно, только предупреди команду, чтобы не забрали.

— Да, я уже.

Маша тихо выскользнула за дверь. "Бедная девочка, осталась одна с младшим братом. Ей бы в институт, учиться. А теперь и в ВУЗах полная неразбериха. Лучшие из лучших! Рухнуло все! Система трещит по швам. В правительстве, в юстиции, в медицине, везде, абсолютно везде появлялись бреши, которые не залатать! И что еще будет с детьми!" — у Вадима при мысли о детях на лбу выступил пот. До сих пор он переживал за жену: ей только тридцать пять. А когда дети переступят двадцатипятилетний рубеж, что станет с ними? Снова защемило сердце: "Стенокардия, что ли?" — подумал он и тут же переключился: " И команда, вот же работенка! Каждый день трупы, розыск и доставка детей в детдом. Свихнуться можно! Хотя, сейчас везде свихнуться можно". Вадим понял, что позвонить домой не успевает.

Совещание было коротким. Сводки о смертях по городам, на перевалочных космических базах, планетах-колониях. Умирали везде, и в том же возрасте. Информация по анализу историй болезней ничего нового не дала. "Топчемся на месте, не сдвинулись ни на йоту", — недовольно подумал Вадим.

Набрал номер домашнего телефона. Длинные гудки. Опять кольнуло сердце. "Кто-нибудь, — шептал Вадим, — возьмите трубку!" В квартире кроме жены дети, и звонил он домой несколько раз в день. Страх за Аллу не оставлял его ни днем ни ночью. А еще страшней — ощущение собственного бессилия! Снова вспомнил — ей тридцать пять. Боль за грудиной усилилась. В трубке прозвучал запыхавшийся Алкин голос:

— Алло!

— Где ты была?

— Извини, упал Илья, поранился, промываю ему ногу.

Вадим облегченно вздохнул, но боль за грудиной не уходила: "Нет, так нельзя, надо отдохнуть хотя бы немного", — решил он.

— Собирайтесь, — коротко бросил в трубку, — съездим к родителям. Надо проведать.

Быстро сложил документы, вышел:

— Машенька. Я отлучусь часа на три. Если что-то срочное, звони на сотовый.

Секретарь молча кивнула. Забрав Аллу с детьми, выехал за город. Раньше эти поездки были радостными. Детвора на заднем сидении веселилась, сыпались анекдоты, звучали песни. А теперь, несмотря на то, что сзади сидело четверо детей, двое своих и двое приемных, в машине висела давящая тишина. "Очень странный синдром внезапной смерти, — Вадим продолжал размышлять, — почему в определенном возрасте?" — Расскажите же что-нибудь, — попросил, в надежде отвлечься.

— Умерла наша учительница, — тускло отозвался Коля, сын друга семьи, умершего в числе первых.

— О Боже, — отозвался Вадим, — опять? Сколько ей было лет?

— Шестьдесят пять.

Вадим чуть не развернул машину обратно, притормозил: странный возраст. Если синдром внезапной смерти, должно быть до сорока, если естественные причины — за сто пятьдесят.

— У нее был рак, — вмешалась Алла.

— Рак? — удивился он. — Так давно не слышал этот диагноз.

Снова в машине замолчали. Вадим переваривал информацию: "Все, не вакцинированные от рака, находились на учете в онкоцентре. Регулярно проходили плановое обследование. Как мог случай такого серьезного заболевания пролететь мимо? Как он мог быть не диагностирован вовремя?" Вокруг буйствовала весна. На полях умные машины выполняли сельхозработы. Обычно в это время здесь собиралось много людей. Приходили с детьми посмотреть, откуда хлеб растет. Любой физический или вредный труд был отдан роботам. Сегодня экскурсантов не было. Еще в двадцать первом веке отказались от искусственных добавок к продуктам, от излишних удобрений. Пища и одежда, машины и мебель — все, с чем соприкасался человек, было натуральное. "Живи — не хочу, — с горечью подумал Вадим, — и вот же вам! Донаслаждались".

Показался дачный поселок. Здесь оказалось не так страшно, как в городе. Все-таки на дачи уезжают, выйдя на пенсию, поэтому почти в каждом саду — люди. Веселые разноцветные домики в гирляндах вьющихся, уже с бутонами, роз, окруженные цветущими яблонями, радовали гостей. В тени под деревьями в шезлонгах или креслах отдыхали старики с внуками. И только большое количество детей напоминало о трагедии. Их вывезли сюда после смерти родителей. Приехали. Мать испуганно спросила:

— Что-то новенькое?

— Почему? — деланно удивился в ответ Вадим. — Просто решили пообщаться, отдохнуть часа два-три.

Алла и дети доставали продукты. Стол накрыли быстро. За разговорами о рыбалке и других дачных удовольствиях настроение у всех улучшилось. Но, периодически вспоминая кого-то из друзей или родных, снова замолкали. Как много потерь! Дети ушли к соседям, взрослые, старательно обходя больную тему, обсуждали семейные дела. Вадим не выдержал:

— Па, сегодня умерла женщина от рака. Сейчас это так редко.

— Удивительно, — ответил отец, — видимо, не наблюдалась. Все, кто не принимал канцеролизин, должны наблюдаться у онкологов.

— Это я знаю. А когда его начали применять? — спросил Вадим.

— Думаю, лет сорок назад, — ответил отец.

— Кстати, — добавила мать, — я не принимала это лекарство.

— Почему?

— У меня же вечные аллергии то на одно, то на другое, побоялась. И ничего, как видишь. Правда, я скрыла, что не принимала препарат. И не наблюдаюсь у онколога. Тогда могли и силой заставить принять таблетку. Так верили в нее.

— А мои родители принимали, — вставила Алла — И сколько таких, не учтенных? Как это узнать? Па, канцеролизин[1], он же убирает ген, ответственный за развитие опухоли, да? — спросил Вадим.

— Да, он действует именно так, — ответил отец, — место гена "канцер плюс" занимает ген "канцер минус", предотвращающий развитие опухоли.

— Мне надо позвонить, — Вадим резко встал из-за стола, — я сейчас.

Впервые за полгода перед ним забрезжил призрак разгадки. Он ни в чем не был уверен, но понял, где искать дальше. Набрав номер, сказал:

— Машенька, передай по отделам: пусть поднимут все сведения по канцеролизину. Начиная от апробации, заканчивая активной иммунизацией. Надо проверить, сколько людей участвовало в эксперименте, сколько иммунизировано по полной программе, что с ними сейчас и, главное, что с их детьми. Я буду скоро.

— Все, собираемся! Быстро! Мне на работу надо.

Вадим неловко чмокнул мать, обнял отца. Тот, провожая сына к машине, спросил:

— Ты что-то предполагаешь?

— Кажется, я нащупал отгадку, кстати, ты не занимался этим препаратом? — ответил сын.

Отец отрицательно покачал головой. Обратной дороги Вадим не заметил. Он гнал машину по пустому шоссе, превышая все допустимые нормы скорости чуть ли не в два раза. Алла и дети пытались ему что-то сказать, но он отмахнулся:

— Я думаю, не мешайте.

Высаживая своих, сказал Алле:

— А ведь канцеролизин, это было так дорого! Только пять стран смогли привить своих граждан. Только пять богатых стран защитили свой народ от рака. Сейчас в этих странах вымерло две трети населения.

Алла ахнула:

— Ты думаешь?

— Я, конечно, не уверен, но… Алка, пожалуйста, отвечай на звонки сразу?! — попросил он и резко выжал газ.

Войдя в кабинет, вызвал к себе зама по статистике:

— Что выяснили по канцеролизину?

— Да ты прилетел, как на крыльях, — ответил тот, — только начали. Подняли апробацию. По нашему городу было триста волонтеров в возрасте двадцати пяти лет. Сто пятьдесят женщин, столько же мужчин. Все живы, рака нет. Сейчас им по шестьдесят пять. Дети на момент апробации препарата были у семидесяти человек, после апробации родились и у остальных. Рожденные до приема канцеролизина живы все, после — две трети умерло, остальные живы.

— Сорок лет назад была апробация?

— Да. Через пять лет началась активная иммунизация населения.

— Ладно, продолжай копать там же. Я свяжусь с начальством.

Вадим, оставшись один, набрал номер координационного центра, с которым связывался утром:

— Товарищ дежурный, кажется, я понял, что явилось причиной всех этих смертей. Это прием препарата канцеролизин.

— Не может быть, что ты несешь?! — раздалось с той стороны.

— Проанализируйте сами: волонтеры сорок лет назад приняли препарат. Ген, "канцер плюс" исчез, его место в аллели[2] занял ген "канцер минус". Волонтеры прекрасно себя чувствуют. А дети волонтеров умирают. Что у них с геномом? Это проверялось? А не умирают люди старше сорока лет, потому что их родители до зачатия не принимали канцеролизин. А сейчас что делать? Что делать нам?

На том конце провода помолчали, потом медленно прозвучал приказ:

— Пока информацию не разглашать! Мне выслать все данные по городу, сейчас дам задание остальным. И проверить генетический код к утру, выборочно, конечно, у детей вакцинированных, тех, кто еще жив. Начинай работу! Да, и там, где возможно, провести анализы трупного материала.

Вадим вызвал зама по лечебной работе:

— Алекс, необходимо провести генетические анализы.

— Невозможно, — перебил его заместитель.

— Как?

— Генетиков-лаборантов нет.

— Вызывай пенсионеров, бери подростков мыть посуду, студентов-медиков поставь на забор генетического материала. Алла у меня генетик со стажем, совсем недавно оставила работу. Безвыходных ситуаций не бывает, пока. Начинай, а я сейчас в статистику, отберу людей, которым необходимо сделать анализы.

Работа закипела. Зазвонили телефоны, кто-то мыл лабораторию, появились подростки, а вместе с ними и смех, шутки. Казалось, страх отступил. Отправили транспорт на дачи, где уже ждали лаборанты-генетики, готовые принять участие в обследовании населения. Несколько подростков обзванивали отобранных для анализа жителей города. Скоро в лаборатории уже толпился народ.

Первые результаты анализов были готовы к концу дня. Изучив их, Вадим позвонил в центр:

— Могу доложить первые результаты генетических обследований, — сообщил он и продолжил:

— У всех обследованных нами волонтеров, ген "канцер плюс" в аллели замещен на противоположный. У двадцати детей этих волонтеров — в аллели один ген "канцер минус" и ген синдрома внезапной смерти. Замещенный ранее ген мутировал, возможно, во время беременности. А в геноме появился дополнительный ген синдрома внезапной смерти. Причем этот результат у всех, обследованных нами рожденных от иммунизированных.

Молчание на том конце провода затянулось. Вадим кашлянул.

— У тебя есть еще что сказать? — раздалось из трубки.

— Я понял, что изменения фатальные. Что мы можем сделать?

— Мы можем вернуть назад ген "канцер плюс". Какой из них окажется доминантным[3], решит судьба. Рак хоть лечить можно.

— Как?

— Это уже наша забота. Вы прекрасно справились со своей задачей. Продолжайте обследование. Обследуйте тотально всех. И детей тоже. А мы займемся поиском противоядия. Думаю, это будет не так сложно.

"Поторопились бы вы", — подумал Вадим, выключая селектор. Перед ним лежал лист с результатами генетического анализа жены. Ген канцер минус в нем отсутствовал, а когда выстрелит дополнительный ген синдрома внезапной смерти, не знает никто. Ошибка найдена. Но успеют ли ее исправить? Боль за грудиной стала нетерпимой.

11.10.2010