"Армагеддон. Книга 3. Подземелья Смерти" - читать интересную книгу автора (Бурносов Юрий)
Глава вторая «Друзья» встречаются вновь
Я думаю, что если ты говоришь, что сделаешь что-то,
но не делаешь этого, то это и есть добросовестность.
Джордж Уокер Буш,
сорок третий президент США
Маккормик смотрел на лежащий перед ним металлический кругляшок. Кругляшок как кругляшок, размером с серебряный доллар, но вот беда – посередине кругляшка ярко мигала оранжевая лампочка, а сам он издавал противный, громкий, врезающийся в мозги звук, словно москит, пробравшийся в комнату и не дающий спать.
В фургончик вошел Ковальски с бутылкой ледяного пива в руке и замер с открытым ртом, собравшись было что-то сказать.
– «Крот», – коротко прокомментировал Маккормик.
– Я ни разу не видел, как эта штука работает… – промямлил Ковальски.
Кругляшок представлял собой мощный приемник, который получил сигнал от еще более мощного передатчика через военный спутник связи. Передатчик был у агента в группе Гумилева и включался в случае крайней опасности. К тому же он был одноразовым, передавал сигнал в течение десяти минут и безвозвратно отрубался. Поэтому Ковальски бросил бутылку, не обращая внимания на то, что пиво полилось под ноги, и кинулся к ноутбуку. Он быстро ввел код, соединился со штаб-квартирой и через пару минут уже знал, откуда именно поступил сигнал.
– База ВВС Неллис, – сказал Ковальски удовлетворенно. – Черт, Буч, я свое пиво разлил.
Кругляшок мигнул в последний раз, печально пискнул и затих.
– Почему я не удивляюсь?! – воскликнул Маккормик. – А я ведь говорил этим остолопам, что с русскими нужно что-то делать! Директор…
– Тс-с! – Ковальски поднес палец к губам.
– Да перестань ты! – продолжал бушевать Маккормик. Агент вскочил и принялся мерить шагами тесное пространство фургончика. – Не нужно было их никуда выпускать! Этот майор, он слишком много о себе возомнил! А генерал Хардисти?! Во имя Христа и его мамаши, он-то куда смотрел?! Или дело генералов у нас теперь выдавать идиотские разрешения всем, кто попросит?
– Хватит орать, – недовольно сказал Ковальски. – Что ты предлагаешь?
– Я предлагаю сыграть ва-банк, Пол. Взять вертолет и полететь на авиабазу.
– Ты с ума сошел. Мало нам неприятностей на наши задницы, так еще и попремся на Закрытую Территорию?! Я не хочу подхватить этот хренов вирус!
– Я все предусмотрел, – поднял палец Маккормик. – Русские оставили здесь несколько специальных костюмов, в которых можно чувствовать себя спокойно относительно вируса. К тому же они и пулю вроде бы неплохо держат.
– А транспорт?
– Тут неподалеку есть частный аэродром. Я реквизирую у них вертолет.
– Да они же засудят Бюро. И потом, военные… как ты возьмешь костюмы?
– Уговорю майора Магдоу.
– Слушай, ты сумасшедший, – заявил Ковальски. – И я тоже сумасшедший, потому что готов подписаться под твоей авантюрой. Но давай действовать поскорее, потому что мы не знаем, что там происходит.
– Скоро узнаем, – мрачно пообещал Маккормик и засунул в карман бесполезный уже кругляшок-передатчик. – А этот «крот» – он вовсе не такой крутой парень, как мы думали, раз попался.
– Мы еще не знаем, куда именно и как именно он попался, – возразил Ковальски.
Маккормик не нашелся, что на это ответить.
Реквизировать небольшой «Белл» у хмурого одноглазого хозяина аэродрома оказалось не таким уж сложным делом – значки и удостоверения агентов ФБР чего-то еще да стоили в Америке.
– Куда полетите? – осведомился он, заправляя машину горючим.
– Государственная тайна, – отрезал Ковальски.
Одноглазый равнодушно пожал плечами и сплюнул.
– Надеюсь, Бюро мне заплатит, если угробит технику, – заметил он.
…Когда «Белл» приземлился на площадке базы Магдоу, сам майор уже был тут как тут. Не дожидаясь, пока лопасти винтов остановятся, он подбежал, пригибаясь, к вертолету и крикнул:
– Вы опять тут?!
– Мы опять тут, – подтвердил Ковальски, выбираясь из кабины. – Нам требуется ваша помощь, майор.
– Я не подчиняюсь ФБР, – сухо возразил Магдоу. – Более того, я бы советовал вам покинуть площадку. Гражданскому вертолету здесь делать нечего.
– Майор, прекратите шуметь, – примирительно сказал Маккормик. – Ваши русские попали в беду, судя по всему.
– Да, связи с группой нет, – признался Магдоу. – Но почему вы решили, что они именно попали в беду?
Агенты переглянулись.
– Дело в том, что там есть наш человек. Он подал сигнал SOS, право на который имел только в самом крайнем случае.
– А вы ушлые ребята, – с некоторым уважением произнес майор.
– Что есть, то есть, – не стал спорить Маккормик.
– И кто он, ваш человек? Я там со всеми знаком.
Агенты снова переглянулись.
– Сами не знаете, – правильно понял заминку майор.
Ковальски вздохнул.
– Хорошо, – продолжал Магдоу, – и какие у вас предложения? Судя по тому, что вы прибыли на этой мясорубке, а не приехали на своей красивой черной автомашине, вы собираетесь за периметр лететь. Не стоит напоминать, что это опасно и вас могут, к примеру, сбить?
– Не стоит, – покачал головой Маккормик.
– Что от меня-то требуется? – устало спросил майор.
Он выглядел далеко не лучшим образом, наверное, уже получил не один нагоняй от руководства, потому что разрешение разрешением, но связи-то с миссией нет…
– От вас требуются костюмы. Сами понимаете – за периметром вирус. А у русских были средства защиты.
– Ах, это… – Магдоу помассировал виски. – Да, думаю, три костюма там осталось.
– Три?
– Я ведь полечу с вами. Этот вопрос не обсуждается, господа. Иначе никаких костюмов вы не получите, пока сюда не явится ваше высокое начальство, да и то не факт.
Агенты переглянулись в третий раз.
– Хорошо, – сдался Маккормик. – В конце концов, вы военный, а мы летим не на прогулку. Лишний ствол нам очень даже не повредит.
– Кстати, о стволах, – напомнил напарнику Ковальски.
– Да, майор, о стволах. У нас только пистолеты и дробовики; не подкинете что-нибудь потяжелее из своего арсенала?
– Подкину, что с вами делать, – махнул рукой майор.
Подогнать гумилевские бронекостюмы по размеру оказалось делом несложным. Спустя примерно минут сорок оба агента и Магдоу погрузились в вертолет. За старшего майор оставил своего заместителя, капитана Левинсона, не вдаваясь в объяснения.
– Если вернемся, вам не избежать неприятностей, – предостерег Ковальски.
– Какая разница, – поморщился майор. – Я уже привык. И потом, еще нужно вернуться… На самом деле взять бы с собой еще несколько человек, у меня есть хорошие ребята, которые в огонь и в воду…
– Но у нас нет костюмов, – возразил Ковальски.
– То-то и оно, – развел руками Магдоу.
Через четверть часа летящий вертолет был обстрелян с земли из легкого оружия. Это был не «Сикорский», как у Гумилева, а обычная гражданская модель, и пули в некоторых местах насквозь пробили обшивку и плексигласовые окна. По счастью, никто не пострадал.
– А я предупреждал, – сказал майор, вглядываясь в проплывающий внизу безрадостный пейзаж. – Тут народец такой – могут и «Стингером» долбануть.
Маккормик ничего не ответил, но на всякий случай поднял «Белл» повыше, словно это могло спасти от обстрела из ПЗРК.?Ковальски вслед за майором посмотрел в окошко и поежился.
– А что вы делали, майор, когда все это началось? – неожиданно спросил он.
Магдоу задумался, подперев кулаком подбородок.
– А знаете, не помню, – с некоторым удивлением произнес он. – Совершенно не помню, что я делал… И потом, как разграничить, когда именно все началось? Когда мы узнали об этом из телевизионных новостей? Или когда наш полк послали перекрывать федеральную автотрассу?
– Люди часто не помнят, что делали, когда свершилось то или иное историческое событие, Пол, – вмешался Маккормик. – Или не хотят об этом рассказывать.
– Я видел телепередачу про ветерана Второй мировой, – добавил майор. – Ведущий спрашивал старичка, что тот делал, когда японцы напали на Перл-Харбор и раздербанили к чертовой матери почти весь наш тихоокеанский флот. Знаете, что ответил старичок?
– Что? – спросил Ковальски.
– «Я, – говорит, – пьяный валялся. Мы с парнями обыграли в бейсбол команду из соседнего городка, ну и отметили это дело. Очухался весь в блевотине, а папаша и говорит – вставай, сукин сын, у нас война с узкоглазыми».
Маккормик громко расхохотался, а Ковальски покачал головой:
– Ерунда. Такое не выпустили бы в эфир.
– А сюжет и не выпустили. Просто у меня приятель работает на телеканале, он мне показал.
– Вот видишь, – заметил Маккормик напарнику. – Да ты сам-то помнишь, чем занимался?
– У тебя разве есть ребенок? – несказанно удивился Маккормик.
– При чем тут ребенок? Нет у меня никакого ребенка.
– А кому же тогда ты читал «Ветер в ивах»?!
– Я просто так его читал. Я очень люблю эту книгу.
– Интересно, что сказал бы психолог из Бюро, – покачав головой, пробормотал Маккормик и заложил крутой вираж.
Напарник обиженно посмотрел на него и отвернулся. Но долго молчать он не смог – видимо, нервное – и некоторое время спустя поинтересовался у Магдоу:
– Майор, а правда, что русские много пьют?
– Эти пили мало, – сказал Магдоу. – С другой стороны, я частенько вижу у нас в глубинке парней, которые всегда рады нализаться в лоскуты. Свиньи есть среди любого народа.
– Это точно, – философски кивнув, согласился федеральный агент.
Дальше они летели в тишине, если не считать монотонного гудения роторов, до тех пор, пока впереди не показались постройки базы Неллис, торчащие на берегу высохшего озера.
– Мне всегда было интересно, что они здесь на самом деле прячут. – Ковальски поправил лежащую на коленях М4. – В какой-то уфологической книжке я читал…
– Лучше бы ты еще раз перечитал «Ветер в ивах», – мрачным тоном перебил его напарник.
«Белл» немного снизился и сделал круг над авиабазой. Выглядела она покинутой, но на площадке стоял «Сикорский», принадлежавший гумилевской группе, хорошо знакомый и агентам, и тем более Магдоу. Возле вертолета виднелись человеческие фигурки в форме и с оружием; неожиданно они принялись стрелять в направлении «Белла».
– Твою мать! – изумленно воскликнул Маккормик и резко стал набирать высоту, уходя в сторону гор. – Они же палят в нас!
– Это еще что за ублюдки?! – возмутился Ковальски.
– Ну, кто-то же вынудил вашего агента дать сигнал SOS, – рассудительно сказал майор. – Видимо, эти самые ублюдки. Возможно, уцелевший персонал базы. Или те, кто ее захватил. На Закрытой Территории полным-полно вооруженных людей.
– Будете вы нам рассказывать… – буркнул Ковальски, которому сделалось стыдно перед майором.
Пугаться выстрелов с земли не стоило, эти идиоты стреляли куда попало из своих автоматических винтовок, попасть в маленький юркий «Белл» у них практически не было шансов.
– Сядем вон там, – показал рукой Маккормик на небольшую площадку среди гор. – Недоумки на базе решат, что мы испугались и свалили прочь, а мы тихонько проберемся туда и посмотрим, в чем дело.
– Я бы не стал их так недооценивать, – сказал майор.
– У вас есть другие предложения, сэр? – ядовито осведомился агент.
– Боюсь, что нет.
– В таком случае мы садимся.
Пилотом Маккормик оказался классным и без проблем посадил вертолет на маленький пятачок. Потом залез в карман бронекостюма и достал плоскую металлическую флягу.
– Предлагаю хлебнуть перед началом операции.
– Что это? – подняв бровь, спросил Магдоу.
– Всего лишь чистый джин, майор. «Бомбей», голубой сапфир. Ни тоника, ни льда у меня нет, но эту марку я предпочитаю пить чистой.
– И этот человек попрекает меня «Ветром в ивах», – съязвил Ковальски, отвинтил крышечку и сделал глоток. Потом передал ее майору, тот покачал головой.
– Лишнее. Если оставите мне на потом, когда все закончится, не откажусь.
– Не уверен, – покачал головой Маккормик, забрал фляжку, глотнул и спрятал ее обратно.
– Не уверены, что останется, или не уверены, что все закончится?
– Да ни в чем я сейчас не уверен, – честно признался федеральный агент и открыл сдвижную дверь вертолета. Спрыгнул на землю, за ним спустился Ковальски. Майор вздохнул и последовал за фэбээровцами.
– А ведь они попали, – уныло сказал Ковальски, осматривая вертолет.
– Кто?!
– Эти уроды из своих винтовок. Пробили бак. У нас нет топлива. Отлетались.
Под «Беллом» расплывалась огромная лужа.
– Черт с ним, – махнул рукой Маккормик, – если что, возьмем «Сикорский», он всех вытащит.
Ковальски огляделся. Справа от вертолета поднималась вертикально вверх скалистая стена, мечта альпиниста – скальная порода была гладкой, с геометрическими выступами и редкими жесткими кустиками, кое-где пробившимися
из крошечных щелей. С другой стороны площадки, словно нарочно, чтобы укрыть ее от чужих глаз, было нагромождение валунов, поросших мхом и пышным кустарником. Кустарник на вид был колючим и неприветливым, поэтому Ковальски не стал лезть туда, опасаясь повредить ска-
фандр.
– Ну что, не будем терять время? Пока эти уроды внизу не очухались и не удумали что-либо предпринять, – решительно скомандовал Магдоу и первый шагнул на едва заметную тропинку. Фэбээровцы двинули за ним, недовольно переглянувшись. В скафандрах было жарковато, и Магдоу почувствовал, что по виску стекает пот. «Черт меня дернул полезть в это пекло, во всех смыслах этого слова», – мысленно ругал себя майор, оскальзываясь на щебенке.
Маккормик и Ковальски, чувствуя себя ненамного лучше, спускались следом по узкой тропинке вниз по склону, как вдруг из-за вертикально торчащего обломка скалы появился человек с автоматом в руках.
– Что за черт?! – воскликнул он, одновременно нажимая на спусковой крючок.
В ответ агенты открыли огонь, и человек покатился вниз, стукаясь каской о камни. Вскоре он затих. Фэбээровцы осторожно поднялись на ноги и с ужасом увидели, что майор Магдоу лежит возле тропинки, широко раскинув руки.
– Что с ним, Буч?! – спросил Ковальски, тяжело дыша.
– Готов, – констатировал Маккормик. – Черт, прямо в лоб… Я думал, эти русские шлемы крепче.
– Это биозащитный скафандр. Он от другого предохраняет.
Ковальски стащил с майора шлем, но дальше проверять не стал – дыра во лбу не оставляла сомнений. Агент перекрестился и пробормотал:
– Упокой, Господи, его душу…
– Не время для молитв, Пол, – поторопил его Маккормик, тревожно озираясь. – Хорошо, если этот хрен был тут один. А если их несколько? А если он успел позвать своих?
– Хорошо, хорошо, – недовольно сказал Ковальски, поднимаясь с колен. – Мы что, так и бросим его здесь?
– А что такого? Место ничуть не хуже и не лучше других. – Маккормик поднял винтовку майора и повесил себе на плечо, потом вынул из гнезд на костюме магазины. – Идем, Пол. Если они хотят войны, они получат войну.
…Русский сидел перед Роулинсоном, и полковник внимательно его рассматривал. Человек как человек, достаточно молодой, но с какой-то… излишней серьезностью, умудренностью, что ли, в лице. Русский спокойно выдержал пристальный взгляд Роулинсона, мягко улыбнулся. Складывалось впечатление, что не он в плену у полковника, а совсем наоборот.
– Вы кто? – спросил Роулинсон.
Хотел сделать это внушительно, весомо, но чертово горло снова подвело, и вышло сорванное карканье. Боль в изуродованной трахее отозвалась по всему телу, полковник невольно поморщился.
– Меня зовут Нестор Тарасов, но это вам ничего не скажет, мистер Роулинсон.
– Тогда какого черта вы играете со мной в шарады? «Гленфиддиш», «скарабей»… Что вы знаете о Мексике и об экспедиции Либеропулоса? А самое главное, откуда? Хотя я догадываюсь… Этот русский, Нефедов, он, наверное, выжил?
Полковнику приходилось говорить громким хриплым шепотом, явно приближался очередной приступ. Роулинсон старался, чтобы солдаты в такие минуты его не видели, а уж русскому и подавно негоже… С другой стороны, он прекрасно понимал, что если сам порой побаивается смотреть на себя в зеркало, то каково другим? Полковник даже не предполагал, что все приведет к такому вот. Когда он выбрался из неглубокой могилы, обламывая ногти и выплевывая землю вперемешку с засохшей кровью, то искренне обрадовался тому, что жив. Жив вопреки всему. С того момента он часто не мог понять, а жив ли он вообще и что с ним происходит.
– Да, Нефедов выжил, – спокойно сказал русский. – Но, что самое любопытное, вы тоже выжили – после досадного инцидента с покойным профессором Ломаксом, который вас… э-э…
– …Который меня зарезал, – закончил за русского Роулинсон. – Я привык называть все вещи своими именами, tovarishch.
Услыхав последнее слово, русский снова улыбнулся, мимолетно, словно припомнил пришедшуюся кстати старую шутку.
– Видите ли, – продолжал Тарасов, – я ученый, как вам, наверное, уже известно. Я специализируюсь в разных областях, в том числе и в медицине. Я хороший врач. Непростой, необычный. А вы… Вы тяжело больны. Чтобы определить это, не нужен диплом. А чтобы вылечить – никакой диплом не поможет.
Неожиданно русский поднялся и прошелся туда-сюда. Поправил на стене какой-то древний, никому не нужный график в рамочке.
– И как поживает Нефедов? – спросил полковник, стараясь держать себя в руках и не обращать внимания на выходки русского. – Надеюсь, он в добром здравии?
– Более чем, – закивал Тарасов, снова садясь в кресло. – И часто вспоминает, как вместе с вами раскапывал захоронение в Мексике. Скарабей, черный порошок… А вы помните, когда на нас напали местные? Вы еще переводили с юкатанского языка, сказав, что «хренов Мэл Гибсон снял на этом языке свой чертов «Апокалипсис», такое кино про древних индейцев». А потом удирали через сельву, и Лафонсо Ченнинг сказал Нефедову: «Если снова прикроешь мою задницу, как тогда, в Тикрите, с меня бутылка бурбона. Любишь бурбон?» Нефедов сказал, что предпочитает скотч, и Ченнинг ответил: «Тогда тебе Чарли проставится». А потом вы постоянно приставали к Нефедову с ехидными разговорами о том, сколько людей убил злобный Сталин и не пора ли русским покаяться за преступления коммунистов…
Полковник остановившимся взглядом следил за русским. Он знал чересчур много. Допустим, Нефедов что-то мог рассказать о той злополучной экспедиции, даже какие-то детали, но не в таких же количествах, не с такими подробностями… Здесь был какой-то подвох, Роулинсон чувствовал его, но не мог разгадать.
– Я понимаю, о чем вы думаете, Чарли, – просто сказал Тарасов, сложил руки на груди и нагнулся ближе к полковнику. Запаха разложения он словно не чувствовал. – Это мне вы должны скотч, Чарли.
Роулинсон молчал. Он просто не мог поверить в происходящее. Сидевший перед ним человек был моложе Игната Нефедова. Он совсем не был похож на Игната Нефедова. Он вообще никак не мог быть Игнатом Нефедовым.
– Какое пиво я пил? – превозмогая боль, спросил полковник.
– «Текате», – с готовностью ответил русский. – И жаловались, что оно имеет привкус мочи. А покойный Блэки советовал вам пить аутентичные напитки конкретных стран.
– Как погиб Леттич?
– Его застрелили, и он упал в костер.
– А незадолго перед этим…
– Незадолго перед этим он растянул связки. И я наложил ему повязку, гель с ибупрофеном.
Русский выжидающе смотрел на полковника, словно подначивал – ну, давай еще вопросы, давай, у меня на все найдутся ответы. И Роулинсон сдался.
– Я не могу в это поверить, – честно сказал он, – но мне приходится. Ты не оставил мне шансов, tovarishch. Полагаю, объяснять ты не станешь? Я вижу, это не пластическая операция. Тут что-то посерьезнее.
– Это сложно и долго. Возможно, когда-нибудь… Хотя в объяснение будет весьма сложно поверить. Я, например, тоже очень удивился, когда увидел вас тут живым. Потому что закапывали мы с Ченнингом определенно труп.
– Боюсь, я ничего вам не смогу разъяснить.
– Зато я смог бы. Мне приходилось встречать беспредметников, Чарли, но сейчас опять же не время говорить о том, что означает этот термин. А вот помочь я вам могу. Вы, верно, сильно страдаете из-за той раны?
– Страдаю?! – Полковник горько усмехнулся. – Страдаю?! Это состояние нельзя назвать страданием. Иногда я чувствую себя совершенно здоровым, пока… Пока не взгляну в зеркало. Иногда я чувствую себя так, словно я умер. Я почти не ем. Я много пью, но алкоголь на меня действует крайне редко. Лекарства, которые я смог найти, мне не помогают, а наши врачи в Солт-Лейк-Сити разводят руками.
– Можно мне снять ваши бинты? – склонив голову набок, попросил Тарасов. Да, именно Тарасов – полковник решил называть этого человека его новым именем, потому что это был Нефедов, но в то же время совсем не Нефедов. Так недолго и свихнуться, поэтому пускай остается Тарасовым.
– Снимай, tovarishch.
Русский поднялся, обошел стол и принялся разматывать бинты с горла Роулинсона. До сих пор полковник доверял это лишь своим медикам, а потом и вовсе наловчился делать все сам. Слой отходил за слоем, неприятно потрескивая.
– Черт… – Тарасов поморщился, отбросив бинты в сторону. – Еще хуже, чем я думал. Как вы ухитряетесь есть?
– Я же сказал – я почти не ем. Только пью, – просипел Роулинсон, которому без бинтов говорить стало еще неудобнее, чем с бинтами.
Русский осматривал горло, трогая его тонкими холодными пальцами. Присвистнул, поморгал и велел:
– Закрой глаза, Чарли.
Полковник послушно закрыл глаза и почувствовал, как русский обхватывает его шею обеими руками, словно намереваясь задушить. Ладони плотно легли на безжизненную липкую кожу, затем от них распространилось тепло, странно покалывающее и успокаивающее. А потом вспыхнула боль, страшная боль, подобной которой Роулинсон не испытывал с того момента, как ему в горло вонзил кинжал сошедший с ума профессор Ломакс. Боль усиливалась, полковник взвыл, забился в кресле, пытаясь вырваться; сквозь звенящую пелену он слышал, как русский громко крикнул кому-то:
– Назад! Вон отсюда!
Наверное, охрана, подумал полковник с пугающим его самого равнодушием. Сейчас они его пристрелят.
Но никто не стрелял. Боль схлынула точно так же, как и пришла, безжалостные руки на горле разжались, звон в ушах прекратился. Роулинсон схватился за горло, и тут же раздался окрик:
– Не трогать!
Полковник осторожно открыл один глаз.
Русский стоял возле него, у дверей, наставив на него автомат, торчал один из охранников, второй выглядывал из коридора. Но слова Тарасова относились вовсе не к ним.
– Не трогать! – строго повторил русский полковнику. – А вы, чем маячить тут, принесите аптечку! Бинты, дезинфицирующее средство…
– Выполняйте! – подтвердил приказ Роулинсон.
Солдаты переглянулись, тот, что заглядывал внутрь, поспешно исчез.
– Ты тоже пошел вон отсюда! – велел полковник.
– Вы уверены, сэр?! – с сомнением покосился охранник на русского.
– Я приказываю, идиот!
Солдат, пятясь, вышел из помещения КДП, и только сейчас Роулинсон обратил внимание, что горло почти не болит, лишь немного саднит, как при ангине. Говорил он тоже не так, как раньше, – громко, внятно, без хрипов…
– Не спеши радоваться, – догадавшись, о чем думает полковник, сказал русский. – Случай очень запущенный, мне тебя еще лечить и лечить, Чарли.
– Спасибо, tovarishch.
– Я же говорю – рано радуешься. К тому же я буду откровенен – все, что я делаю, я делаю не просто так, не бескорыстно.
– Чего ты хочешь?
– Погоди немного, сейчас явится твой человек с аптечкой, я сделаю все, что необходимо, и тогда уже поговорим предметно.
– Я и так догадываюсь. Попросишь, чтобы я отпустил всех ваших людей? Боюсь, это не совсем в моей компетенции.
– А еще ты думаешь, что ничего не мешает забрать меня с собой безо всяких условий и заставить лечить, так? Я прекрасно изучил тебя еще по Мексике. Однако ты меня тоже знаешь неплохо. Я не добрый доктор Дулитл, к которому хоть сегодня приходи лечиться «и корова, и волчица, и жучок, и червячок»… Под пистолетным дулом я лечить не могу. Но, понимая, что ты тоже человек подневольный, я хочу предложить тебе сделку, которая устроит и меня, и тебя, и твоего хозяина.
– Если ты о Мастере, то он мне не хозяин, – возразил полковник, едва сдерживая желание ощупать горло. Так человек постоянно трогает языком лунку на месте удаленного зуба, хотя врачи-дантисты обычно велят не делать этого ни в коем случае. – Мы с ним скорее симбионты.
– Тем лучше, – улыбнулся Тарасов.
И в этой улыбке полковник наконец-то увидел именно ТОГО Нефедова, с которым вместе продирался через сельву, убегая от чокнутых аборигенов, пытавшихся уничтожить их за вскрытие древнего храма. Нефедова, который в чем-то изменился, но в чем-то остался прежним. И от этого он вовсе не стал менее опасным. Скорее, совсем наоборот.
Русский хотел тем временем добавить что-то еще, но тут появился медик. Он поставил на стол свою сумку и собирался ее открыть, но Тарасов цыкнул на бедолагу, и тот убрался восвояси.
– Где вы их только насобирали, – проворчал он, вскрывая хрустящую оболочку индивидуального перевязочного пакета. -
Деревенщина…
– Других нет, – вздохнул полковник. – Выбирать, знаешь ли, не приходилось. Еще у нас полно черных, мормонов…
– Как это до вас до сих пор не добрался Макриди?
Тарасов принялся бинтовать шею, смазав ее чем-то ледяным и пахучим.
– По идее, люди Макриди ничем не отличаются от наших. Тот же сброд. Макриди и сам-то до Катастрофы торговал подержанными тачками, а вовсе не командовал дивизией. Однако, tovarishch, ему очень везет. И мне кажется, здесь кроется какая-то хитрость. Но черт с ним, с Макриди. Что ты там хотел предложить.
– А предложить… – Русский прервался на мгновение, чтобы закрепить конец бинта, и повторил: – А предложить я хотел вот что…
…Ростислав Шибанов сделал пару глотков воды и покосился на забинтованное плечо. Кровь вроде бы остановилась, местный коновал сделал свое дело исправно. Болеть тоже не слишком болело – наверное, болевой порог у хоккеиста вообще был выше, чем у обычного человека. Постоянные травмы, стычки, столкновения приучили тело не реагировать на ерунду. Однако на хоккейном корте в него ни разу не стреляли…
Он подошел к двери. Вынул из чехла фигурку Скорпиона, о котором совсем запамятовал. Нет, конечно, все это лишь совпадения. Случайное везение… Что может произойти сейчас? Стены обрушатся? Как там у Пушкина было: «Темницы рухнут, и свобода вас встретит радостно у входа, и братья…» Что подадут братья?! Вылетело из головы, а ведь учил же, пятерку заработал в свое время!
– Джей, ты, часом, Пушкина не читал? Это такой русский поэт.
– Чувак, с какой стати мне читать русских поэтов? Я и американских-то толком не помню.
– Напрасно, – наставительно сказал Ростислав. – Это классика. К тому же Пушкин был частично эфиоп.
– Не, братан, эфиоп – это не то. Эфиопия – это реггей, растаманы, Джа и прочие карибские дела. Я по такой музыке не особо прохожу, откуда мне знать вашего Пушкина. А для кого он писал тексты? Неужто для Боба Марли?!
– Ты неисправим, Джей, – махнул рукой Шибанов и вновь повернулся к двери.
Нет, сломать ее невозможно. Бывшую гауптвахту, или что это было за помещение, строили без затей, но прочно. А может, это и не гауптвахта вовсе – есть она вообще в американской армии, то есть была ли?
Внезапно за дверью что-то зашебуршилось. Ростислав повернулся и прижал палец к губам, потом прислушался. Да, определенно кто-то возился с замком, звенел ключами. Перепились они там, что ли? Шибанов прижался ухом к железу двери, пытаясь уловить еще какие-то звуки и понять, сколько человек снаружи. Один? Нет, кажется, двое… Может, рискнуть?!
– Эй! – шепнул он, сунул Скорпиона в чехол и кивнул на дверь, показывая два пальца. Джей сразу же сообразил, на что намекает Ростислав, спрыгнул с койки и поднял одну из консервных банок, оставшихся неоткупоренными. Подбросил в ладони, чтобы легла поудобнее, и встал за дверным косяком.
Громко щелкнул открываемый замок, дверь отворилась, и на пороге появилась фигура в армейском защитном обмундировании. Джей-Ти с размаху врезал по шлему банкой и отскочил в сторону, тряся ушибленной рукой. Ростислав, словно пытаясь пробить защиту команды противника, бросился вперед, выставив здоровое плечо. Удар оказался сильным, но Шибанов удержался, а вот вошедший повалился навзничь обратно в коридор, и только теперь Ростислав увидел, что там стоит еще один человек. С ним он ничего не успел сделать – в воздухе мелькнул приклад и обрушился на затылок хоккеиста. Последнее, что увидел Шибанов, была валявшаяся на бетоне сплющенная банка, из которой вытекал красный, как кровь, соус.