Фрагмент последней главы многотомного труда, излагающего историю Польши, Литвы и Руси. Известно, что при описании современных ему событий знаменитый летописец и историк Ян Длугош пользовался только достоверными и проверенными сообщениями очевидцев этих событий. Ян Длугош умер в начале 1480 года.

"Сообщение о том, что Московия вырвалась на свободу, наш летописец поместил в главе, описывающей события 1479 года. Тем временем вся без исключения мировая историография относит конец татарского ига к году 1480, имея в виду осеннее стояние на Угре, о котором Ян Длугош ничего знать не мог, поскольку в это время уже покоился в могиле. Стало быть, лишь на основании событий, имевших место ранее, счел он возможным то единственное их следствие, которое действительно стало реальностью, хотя происходило все в обстоятельствах, крайне драматических и совершенно не поддающихся предвидению. Таким образом, наша великая средневековая хроника содержит правдивое известие о факте, который свершился после смерти ее автора…"

Павел Ясенца, современный польский историк

Глава пятая ЗАГОРОДНЫЙ ДОМ КНЯЖНЫ КОБРИНСКОЙ

…И снова, как год назад, ноги в мягких, расшитых узорами сапогах увязали в при-брежном песке, большое и красное солнце нетороп-ливо выплывало из-за реки в утреннем мареве, так же, как тогда, над водой, громко крича, носились чайки, и князь Федор Бельский снова сидел у воды, глубоко задумавшись.

Только сидел он теперь не на валуне, а на сухой ко-ряге, и не быстрые воды узкой, змеистой Ипути мча-лись мимо, чтобы, смешавшись чуть ниже с водами Сожа, влиться затем в Днепр и устремиться на юг к большому и теплому Черному морю, а величаво и плавно текли у его ног воды гораздо более широкого Мухавца, который уже совсем скоро, недалеко отсю-да — в Берестье — сольется с Бугом и устремится дальше и дальше, чтобы, соединившись с водами Вис-лы, впасть в иное, тоже большое, но холодное Балтий-ское море в прямо противоположной стороне.

…Не так ли и моя судьба текла вчера в одну сторону, а нынче повернула совсем в другую… причиной ли тому нападение каких-то разбойников, сломанная коляска и в результате — моя встреча с Анной? Или причина во мне самом и в моем вечном страшным одиночестве? А может, и вовсе нет никакой причи-ны — а лишь все мы исполняем.предначертанную за-ранее волю Всевышнего?

Да, многое изменилось, и не мрачноватый, посерев-ший от времени деревянный охотничий терем, зате-рянный где-то в глубинке Великого Литовского кня-жества, находился теперь за спиной князя Федора, а белоснежный, каменный и весь разукрашенный цвета-ми большой загородный дом его невесты, княжны Кобринской, расположенный под ее сельцом Жабин-кой, на полпути до Берестья, откуда совсем уже неда-леко до границы с Польским королевством, и потому дом отражает и в своей архитектуре, и в убранстве другой, уже европейский стиль, другую моду, другой вкус…

Впрочем, одна немаловажная деталь остается со-вершенно неизменной в обоих пейзажах.

И там и тут берег, реку и дом окружает густой вы-сокий лес…

В утренней тишине раздался глухой стук копыт по траве, и из-за дома, оттуда, где находились конюшни, неторопливо выехал на своем Малыше Медведев в од-ной белой кружевной сорочке и обтянутых кожаных штанах и направился к берегу.

Федор обратил внимание на то, что теперь Медве-дев, находясь на землях Великого Литовского княже-ства, всегда одевался так, как здесь принято, и если он еще немного поработает над своим выговором (и так уже многому научился по сравнению с первыми при-ездами в прошлом году!), вовсе никто не признает в нем московита…

Медведев приехал вчера с очередным письмом ве-ликого московского князя, и это письмо испортило Федору Бельскому все настроение.

…Он снова зовет всех нас отложиться со своими землями от Литвы и примкнуть к Москве, обещая тут же пожаловать каждого его же имениями, что-бы никто ничего не потерял да еще добавить москов-ских половину того… Торопит… Видно, Ахмата боят-ся и хочет короля остановить, чтоб тот хану не по-мог… Конечно, еще бы/ Перейди мы сейчас — тут в Литве такое поднимется, — какая уж там помощь

чужим — свою державу спасать надо будет; ведь на-верняка, увидев наш отход, сразу же и другие право-славные вельможи взбунтуются, придется ослаблять нажим римской церкви, идти на уступки православ-ным… Ах, если бы не Анна и не намеченная на осень свадьба… Но я не могу без нее… Не могу/ Значит, при-дется великому князю подождать, пока мы тут свои дела как-то устроим да с королем по-братски, то-ржественному побеседуем за свадебной чаркой… А ну, глядишь, вдруг ещевсе и образуется…

Медведев спустился с высокого берега к воде, про-ехал по самому краю, высматривая место поглубже, по-том взобрался обратно, отъехал шагов на двадцать и со, всего разгону прыгнул вместе с конем с обрыва как можно дальше, точь-в-точь как он это делал каждый день у себя на Угре, когда бывал дома.

Князь Федор Бельский, близоруко щурясь, смотрел, как Василий, хохоча и фыркая, отвечая веселому ржа-нию Малыша, бултыхался и дурачился, играя с конем, относимый мощным течением все дальше и дальше, и с завистью думал о том, что он тоже может так же ра-зогнаться и так же прыгнуть и даже так же легко пла-вать, но он уже никогда, никогда, никогда не сможет так весело, беззаботно и непринужденно смеяться, с той далекой поры, когда погибла, умирая на его руках, маленькая рыжая лошадка по имени Кася…

…Видел Медведева через окно своей огромной (са-мой лучшей в доме спальни и князь Михаил Олелько-вич, только что поднявшийся с постели и мучимый, как обычно, по утрам сухостью во рту и неутолимой жаж-дой, в силу чего зрелище купания не вызвало его особо-го интереса. Он лишь отметил про себя, что, когда встретился вчера в коридоре с этим нынешним купаль-щиком — каким-то очередным странным гостем брат-ца Федора, ему вдруг смутно показалось, что он его уже где-то когда-то видел, при этом перед внутренним взо-ром его памяти краткой вспышкой промелькнула картинка пустынной Стародубской дороги, но он тут же отогнал от себя это тревожное и неприятное воспоми-нание, связавшееся неизвестно отчего со странной и таинственной гибелью его пятерых людей, почему-то посланных им спьяну за какими-то дурацкими кружева-ми в город Гомель…

Олелькович шумно вздохнул и огляделся в поисках какого-нибудь лекарства от утренней болезни, назы-ваемой здешним народом «кац», но в спальне ничего такого не было.

Не желая привлекать к себе излишнего внимания в столь ранний час, Олелькович босиком, на цыпочках, осторожно вышел в коридор и, тихонько приоткрыв дверь, заглянул в ближайшую комнату. Это оказалась библиотека, уставленная вдоль стен полками с книга-ми, но посредине стоял большой стол, на нем — тол-стая раскрытая книга и рядом — какая удача! — кубок и она! — он сразу узнал ее — пузатая большая бутыль зеленого стекла — точно из такой же наливал ему вче-ра Федор очень приличный, хорошо настоявшийся мед.

Олелькович присел, взял нетвердой рукой тяжелую бутыль, налил полный кубок меда и, залпом выпив, по-сидел немного с закрытыми глазами. Сразу полегчало. Он открыл глаза, уже твердой рукой наполнил кубок вторично, теперь неторопливо, с наслаждением отпил глоток.

И тут его взгляд упал на раскрытую книгу.

Он машинально прочел первые строки и очень за-интересовался.

Это была копия какого-то старинного дарственно-го документа, подписанного Ягайло (между прочим, его двоюродным дедом) еще в бытность его великим князем литовским, но Олельковича, впрочем, совер-шенно не интересовало содержание документа — ко-му, что и за что дарил великий князь — его умилила сама возвышенная и красивая форма пожалования:

«Мы, Ягайло, Божьей милостью великий князь литов-ский, и жмудский, и русский, и…», ну и так далее… Олелькович вдруг представил себя в короне, со ски-петром и державой в руках, произносящим торжест-венно: «Мы, Михайло, Божьей милостью великий князь…»

Выпив еще глоток, Олелькович прикрыл глаза и по-вторил про себя текст пожалования, как вдруг запнул-ся и обнаружил, что забыл, чего он великий князь сна-чала, а чего — потом, просто очередность перепу-тал…

…Э нет, так не годится/Хорошенькое дело, вели-кий князь во время пожалования и вдруг запинается или путается… Эдак и засмеять могут… Надо будет все это как следует выучить…

Олелькович допил кубок до дна, не долго думая, ре-шительно вырвал страницу, не забыв открыть книгу в другом месте, и, сунув скомканный твердый лист за пазуху, выглянул за дверь.

Обнаружив, что в коридоре еще пусто, он прихва-тил бутылку с кубком и быстро вернулся в спальню…

В проеме стоял маленький сгорбленный старец-«вещий Иона», как с любовью называл его князь.

— Что случилось, Иона? Отчего ты встал так рано? Иона присел на лавку.

— Он снова здесь. Я чувствую это.

— Кто?

— Тот, кто приехал вчера в полдень. Тот, кто был в тереме на Ипути. И потом в замке Горваль… Я сразу почуял его. А сейчас он где-то там… — Иона указал на окно.

Мурашки пробежали по коже князя Ольшанского.

— Медведев? — почему-то шепотом спросил он.

— Я не знаю его имени, — ответил Иона, я только знаю, что и моя судьба, и твоя будут связаны с ним…

— Как?

— Ты его не послушаешь и сделаешь роковую ошибку, а я отдам ему все самое дорогое, что у меня есть…

— Иона, я знаю, что у тебя дар видеть грядущее, только умоляю тебя, не говори загадками… Скажи пря-мо, в чем я должен его послушаться? Что ты ему от-дашь — у тебя ведь ничего, ну просто ничегошечки нет?

— Я не знаю… Ты, Иван, приведи его ко мне… Я хочу к нему прикоснуться…

— Ладно, постараюсь. Тем более он каждый раз благодарит меня при встрече, что я его когда-то выру-чил, позвав к нему отца Леонтия, и утверждает, что он мой должник. Вот и вчера тоже сказал снова…

— И скоро, уже совсем скоро, он захочет тебя от-благодарить, но ты не примешь его услуги…

Ольшанский долго смотрел на Иону, потом вздох-нул:

— Иона, иди к себе и помолись за мою грешную ду-шу, ладно. Я приведу к тебе Медведева, как только бу-дет случай. А пока позволь мне укрепить мою левую руку. Я хочу добиться того, чтобы двуручным мечом левой рукой я мог бы одним ударом снести голову…

Он отвернулся, набрал полные легкие воздуха и взмахнул мечом.

Огромный меч рассек воздух с глухим и зловещим порохом.

Иона перекрестился и вышел.

Он шел по коридору, глубоко задумавшись.

Что же мне напоминает этот свистящий шорох? Нечто такое я сделал… И видел… Нет, не в реальности… Ага… Вот! Вспомнил… Это было видение… дав-ным-давно… Да-да, точно так же свистнула секира палача, когда отрубала руку Антипу… Я встречался с ним один-единственный раз, когда он был еще ма-леньким мальчиком, но когда, много лет спустя, мне сказали, что теперь он без руки, а я ответил, что видел, как ее отсекали…

…И еще один человек в доме хоть и не видел Медве-дева, но как раз в это самое время выводил его имя пе-ром на бумаге, хотя и в зашифрованном виде, потому что писал тайнописью.

В отличие от тех обитателей дома, которые уже встали, отец Леонтий еще не ложился.

Он всю ночь работал над переводом с латинского языка одного важного документа, изданного в Риме для внутреннего употребления служителей латинской церкви,и очень торопился, поскольку этот документ содержал весьма любопытные сведения, касающиеся методов борьбы со всевозможными еретиками, а все-ми этими вопросами крестник и тайный патрон отца Леонтия, Иосиф, игумен Волоцкий, весьма интересо-вался.

Торопился старый священник потому, что сегодня утром один из слуг князя Федора отправлялся в замок Горваль с каким-то княжеским поручением и отец Ле-онтий хотел успеть к его отъезду, чтобы вручить ему попутно и это письмо, якобы для своего помощника-дьячка, который остался в замке. Кроме обыкновен-ных торговых счетов, написанных обычным языком,

плотная кожаная сумка для перевозки ценных бумаг содержала только что законченную обширную руко-пись перевода латинского церковного документа, а также написанное тайнописью короткое письмо, в ко-тором-то и упоминалась фамилия Медведева.

С тех пор как однажды Медведев, находясь под стражей князя Федора, попросил отца Леонтия пере-дать Иосифу какие-то странные слова, похожие на шифр, священник аккуратно сообщал игумену Волоц-кому о каждой встрече Медведева с князем Федором, полагая, что Иосифа это может интересовать, и судя по ответным благодарностям игумена, поступал пра-вильно. Вот и сейчас он написал о том, что Медведев прибыл вчера и, должно быть, не случайно здесь же собрались одновременно братья князя Федора, что оз-начает только одно — они снова взялись за старое. И хотя дело их, возможно, и правое и доброе, но, как истинный христианин, он, отец Леонтий, противник всякой лжи и тайных сговоров, которые чреваты дур-ными и порой непоправимыми последствиями, кото-рых он и опасается.

Старый духовник семьи Бельских, немало повидав-ший на своем веку, каждый раз не упускал случая на-помнить своему крестнику о необходимости руково-дствоваться евангельскими заповедями Господа наше-го Иисуса Христа во всех светских делах, с чем Иосиф неизменно вежливо соглашался, но видно было, что его гораздо больше интересуют факты, сообщаемые отцом Леонтием, а не его моральные и этические воз-зрения.

Отец Леонтий облегченно вздохнул, запечатал письма, аккуратно уложил в сумку и, прежде чем лечь и немного отдохнуть перед заутреней, отправился ра-зыскивать гонца князя, который, должно быть, уже го-товился в путь.

Отец Леонтий прикинул в уме, что гонец доедет до Горваля дня за три, дьячок немедля передаст сумку ко-му надо, и вскоре она будет в Гомеле, оттуда ее доста-вят в монастырь Преображения на Угре, сразу же за

рубежом Великого Московского княжества (поблизо-сти от того места, где они в прошлом году весной встречались с Иосифом в каком-то заброшенном, со-жженном дворе — вспомнил вдруг Леонтий), а там уж напрямик до самого Волоколамска…

Не пройдет и месяца, как Иосиф получит посла-ние…

Хотя месяц — это, конечно, большой срок..

Многое может случиться за это время…