"Пояс Богородицы.На службе государевой – 4." - читать интересную книгу автора (Святополк-Мирский Роберт)

"… И вырвался он (Иван III) на свободу со всеми княжествами своими и землями, разбив ярмо варварское, что всю Московию целые века жестоко угнетало. Ярмо это было весьма тяжким и отвратительным, поскольку сам великий князь московский обязан был выходить пешком навстречу не только послам хана татарского, но даже слугам его, самым простым и ничтожнейшим, на коне сидящим, за данью или с любым другим поручением ханским приезжающим, с глубочайшей покорностью кубок кобыльего молока подавать им, а капли, стекающие с конской гривы, языком своим слизывать…" Ян Длугош "Хроники"

Фрагмент последней главы многотомного труда, излагающего историю Польши, Литвы и Руси. Известно, что при описании современных ему событий знаменитый летописец и историк Ян Длугош пользовался только достоверными и проверенными сообщениями очевидцев этих событий. Ян Длугош умер в начале 1480 года.

"Сообщение о том, что Московия вырвалась на свободу, наш летописец поместил в главе, описывающей события 1479 года. Тем временем вся без исключения мировая историография относит конец татарского ига к году 1480, имея в виду осеннее стояние на Угре, о котором Ян Длугош ничего знать не мог, поскольку в это время уже покоился в могиле. Стало быть, лишь на основании событий, имевших место ранее, счел он возможным то единственное их следствие, которое действительно стало реальностью, хотя происходило все в обстоятельствах, крайне драматических и совершенно не поддающихся предвидению. Таким образом, наша великая средневековая хроника содержит правдивое известие о факте, который свершился после смерти ее автора…"

Павел Ясенца, современный польский историк


Глава первая БОЛЬШОЙ ВОЕННЫЙ СОВЕТ

Москва, Кремль, 6 июля 1480 года, в полдень.

Подробный и точный список всего сказанного на Большом военном совете в Московском Кремле в ходе обсуждения мер, надлежащих к принятию в связи с ожидаемым пришествием хана Золотой Орды Ахмата к южным границам Великого Московского княжества, с прибавлением дословной записи последовавших вслед за тем тайных бесед великого князя московского Ивана Васильевича с некоторыми специально для этого приглашенными лицами, в коих беседах государь дал секретные поручения державной важности каждому из вышеупомянутых лиц, имена и последующие деяния которых никогда не должны быть преданы разглашению.

Были:

Члены великокняжеской семьи -

Инокиня Марфа (вдовствующая великая княгиня московская Мария Ярославна, мать великого князя Ивана Васильевича),

Великий князь московский Иван Васильевич, Великий князь московский Иван Иванович (сын и коронованный шапкой Мономаха законный соправитель и наследник московского престола),


Князь Андрей Васильевич (Меньшой) (младший

брат великого князя), Князь Михаил Андреевич Верейский (двоюродный

дядя великого князя Ивана Васильевича).


Духовные лица - Митрополит Геронтий (глава Русской православной церкви),

Архиепископ Ростовский Вассиан (личный духовник великого князя Ивана Васильевича).


А также-

Иван Юрьевич Патрикеев (наивысший воевода и наместник московский),

Хан Нордуалет-Гирей (старший брат крымского хана Менгли-Гирея, нашедший приют в Великом Московском княжестве),

Василий Иванович Ноздреватый, князь Звенигородский (воевода, известный искусным мастерствам тайных военных операций),

Иван Васильевич Ощера (окольничий боярин, советник великого князя Ивана Васильевича),

Григорий Андреевич Мамон (окольничий боярин, советник великого князя Ивана Васильевича),

Федор Васильевич Курицын (доверенный великокняжеский дьяк, назначенный государем для подробной. записи того, кто, что и как говорит).

Всего оказалось.13 особ

(Дабы не получалось проклятой чертовой дюжины, меня, как писца, можно не считать.)

Итого было 12 особ.


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Вчера с донской засечной полосы прибыл гонец. Он скакал, меняя коней, три недели и сообщил, что несметное числом войско хана Ахмата перешло на правый берег Дона в районе впадения реки Медведицы и готовится к походу в сторону Москвы.


Великий князь Иван Иванович говорил - «Несметное числом» - это примерно сколько,

государь-батюшка? Он не смог определить?


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- По его сведениям, не менее сорока тысяч. Но отряды подходили со всех сторон, и войско не торопилось в поход, очевидно поджидая прибытия воинов из дальних улусов.


Иван Юрьевич Патрикеев говорил:

- Даже если он соберет сто тысяч воинов, мы сможем выставить против него сто тридцать, а то и сто пятьдесят, государь! Для этого нам надо не более двух месяцев, а раньше конца сентября Ахмат сюда никак не дойдет!


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Да конечно, даже двести, если б мы все были едины! Но мои родные братья подняли мятеж и находятся со своими войсками на границе княжества в Великих Луках, стоя одной ногой в Литве, и готовы вот-вот перейти к нашему врагу королю Казимиру, который только и ждет прихода Ахмата, чтобы ударить на нас с запада! Ау братьев моих, между прочим, только одних дворян пятьдесят тысяч, не считая прочих людишек, что со своими хозяевами к ним пришли! И один Господь знает, что у них там на уме! Впрочем, может, еще и ты, любезная матушка, знаешь? Ведь ты так любишь своего дорогого сыночка Андрюшу, так позволь же спросить тебя, почему его нет сейчас среди нас?!


Инокиня Мама говорила.

- Тебе хорошо известно, государь, что для матери все дети любимы равно, ибо равно выношены в ее чреве и в равных муках рождены. Что же касается отсутствующих здесь единоутробных твоих братьев и милых сыновей моих Андрея и Бориса, то тебе досконально ведома причина того. Они чувствуют себя обиженными твоей несправедливостью, государь, и я их хорошо понимаю, однако стоит тебе сказать лишь одно слово, и они покорно вернутся под твою руку вместе со всеми своими дворянами и войсками.


Великий князь Иван Васильевич говорит:

- Я прекрасно понимаю, какое именно слово ты имеешь в виду, матушка-государыня, но я уже объяснял однажды, почему не намерен разбазаривать с трудом собираемую мной державу, а потому я скажу им совершенно иное слово, которое в твоем присутствии, инокиня, мне не прилично произнести! И пусть радуются, что я не отнял у них того, чем они пока еще владеют!


Инокиня Марфа говорила: - В таком случае, государь, боюсь, тебе трудно будет рассчитывать на их поддержку!


Архиепископ Ростовский Вассиан говорил

- Позвольте бедному сирому слуге Божьему вступить в ваш спор со словами мира и дружелюбия. Если будет на то твоя воля, великий князь, я готов немедля отправиться на встречу с Борисом и Андреем, Мы уже имели беседу об этом с инокиней Марфой, а если ты, государь, пойдешь на маленькие, ну очень маленькие уступки, о которых с твоего дозволения мы побеседуем позже, я готов стать вестником мира и совершенно уверен, что через два месяца любимые братья твои будут здесь со всеми своими войсками!


Великий князь Иван Васильевич говорил:

Хорошо, отче, поговорим позже, и, коли хочешь, отправляйся к мятежникам с официальным посольством от меня. Но предупреждаю: если братцы не помирятся со своим законным государем - пусть пеняют на себя да знают - я им этого никогда не забуду! И довольно о них! Мы отвлеклись от важного дела- необходимо обсудить, как подготовиться к встрече Ахмата.


Князь Михаил Андреевич Еврейский говорил:

- Я полагаю, государь, что Ахмат, как и в прошлый раз, пойдет на Оку в район Алексина, но, дабы уберечь себя от всяческих неожиданностей, предлагаю расположить наши войска равномерно по берегам Угры и Оки, иначе говоря, по всей литовской границе, вдоль порубежной засечной полосы, именуемой в народе «Поясом Богородицы Мало того, я думаю; что нам вовсе не надо ждать, пока Ахмат сам придет, - напротив, следует начать приготовления к встрече с ним прямо завтра. Особенно я советовал бы обратить внимание на те места по течению Угры и Оки, где берега сходятся близко и вода неширокая, - там надо скрыто установить пушки и пищали, чтобы неожиданно ударить по неприятелю с достаточно близкого для убойной силы расстояния, как только Ахматовы люди выйдут к берегу.


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Молодец, дядя, люблю тебя и ценю! Именно так я и думал сделать. Мне донесли, что зимой на Угру, гораздо выше Опакова, приезжал целый отряд татар, дабы разведать там броды. Это значит, что Ахмат может появиться в любом месте - даже высоко на Угре, в надежде соединиться там с войсками Казимира, если . И насчет пушек я тоже подумал. Мастер Аристотель трудится день и ночь, изготовляя новые легкие и дальнобойные ручные пищали, которые может переносить всего один человек, Но главное скорость стрельбы у них просто неслыханная! Вы только подумайте - если из обычной пищали не удается стрелять чаще чем четыре раза в день, то новые перезаряжаются так быстро, что можно сделать до восьми выстрелов!


Великий князь Иван Иванович говорил: - Вчера я своими глазами видел, государь, как ученик мастера Аристотеля стрелял из новой заветной пищали каждые полчаса! Правда, ему приходилось непрерывно поливать ледяной водой ствол сразу после выстрела, потому что он страшно нагревался, а после третьего и вовсе лопнул, но Аристотель сказал, что…


Великий князь Иван Васильевич говорил: - Одним словом, у нас есть самое современное и мощное оружие, против которого легкая татарская конница совершенно бессильна!


Окольничий боярин Иван Васильевич Ощера говори:

- Позволь слово молвить, великий государь! Я несказанно рад, что у нас есть мастера, создающие новое оружие, а в силу нашего русского оружия я безгранично верю - я знаю, у нас оно всегда самое лучшее! Однако же я умоляю тебя глубоко задуматься, великий князь, - а ну вдруг не устоим перед силой Ахматовой - что тогда будет? Казна, что таким трудом в Новгороде добыта, пропадет! Страшно подумать, что придется тебе, князю нашему, с гривы коней татарских кумыс слизывать! Великая княгиня - царевна константинопольская такого позору не вынесет! А потом еще скольких девиц наших, да жен, да детей малых в полон проклятые ордынцы уведут?


Архиепископ Ростовский Вассиан говорил (а прежде чем говорить, так в пол кованым посохам своим архиепископским ударил, что стены затряслись, посох же в щели меж досками застрял):

- Молчать, пес трусливый! Как смеешь ты, несчастный, государю нашему перечить, робость в него вселяя словами своими дурными?! И как не поймешь ты, советником называясь, что вовсе наоборот - только победив в открытом бою богомерзкого хана Ахмата и скинув навечно ярмо поганое, освободиться от позора можно, а убежав трусливо, навечно все рабами останемся!


Митрополит Геронтий говорил.

- Архиепископ Вассиан, быть может, погорячился, так резко выражаясь, прости его. Господи, но мысль, высказанная им, по сути своей, верна - я тоже полагаю, что лишь полная победа над врагом может принести нам желанное избавление от многолетнего ига,


Окольничий боярин Григорий Андреевич Мамон говорил:

- Рискуя навлечь на себя гнев некоторых тут присутствующих, посмею, однако, тоже призвать всех к спокойному и трезвому суждению, а не к радостной. похвальбе - какие-де мы нынче сильные и никого-де, мол, не боимся! Вспомни, государь, как неудачно сложилась под Суздалем битва с татарами батюшки твоего Василия Васильевича и привела в конечном итоге к ослеплению великого князя нашего! Вспомните все, как спасся великий князь Дмитрий Иванович, прозванный впоследствии Донским, когда, никого не стыдясь, бежал он за Кострому, вместо того чтобы биться с царем. Тохтамышем, и это ничуть не помешало ему после того навеки славным и великим для потомков остаться!


Архиепископ ростовский Вассиан говорил (после того как с трудом вытащил из имели в полу свой посох):

- И ты туда же! Вы что, сговорились - подпевалы басурманские, предатели брюхатые, - только и думаете, как спасти да увезти подальше грошики ваши нечистые, сребролюбцы поганые…


Великий князь Иван Васильевич говорил

- Умерь свой гнев, отче, прошу тебя! На то у меня и советники, чтоб разные советы давать! Хорошо ли это, коли б все одно советовали? Как тогда правду узреть и путь верный выбрать? Я всех слушаю, а поступаю, как мне совесть да Господь святой велят. Кто еще здесь против сражения с ордынцами? Никого больше… Ну что ж, тогда вот вам моя воля: с Ахматом биться будем, а потому повелеваю: ты, князь великий, сын и соправитель мой, Иван Иванович, возглавишь основную армию и через неделю выступишь. Подробный план действий обсудим завтра. Андрей, ты - единственный братец мой верный, пойдешь в свою Тарусу, а затем, набрав там полки, двинешь вслед за Иваном!


Князь Андрей Васильевич (меньшой) говорил (а перед тем поклонился низко):

- Что прикажешь, брат мой и государь, то все и выполню, как Господь даст!


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- А теперь открою вам еще одну задумку. Слушайте меня внимательно, славный хан Нордуалет да Василий Иванович, воевода ты мой лихой, - вам очень важное дело достается. Двинетесь совсем в другую сторону на Нижний Новгород. Оттуда с небольшой, но сильной судовой ратью тайно и незаметно проплывете вниз по матушке-Волге до самого Сарай-Берке и неожиданно нанесете ханской столице сокрушительный удар! Города и его жителей не жалейте, а когда с ним покончите, отправьте пару свидетелей-гонцов к хану, чтоб рассказали ему обо всем, что видели, К тому времени, когда Ахмат с войском к нашим рубежам подойдет, пусть привезут ему эти гонцы весть, что отныне города Сарай-Берке нет больше на свете! Главное- незаметно проплыть! Ты хорошо знаешь Волгу, Нордуалет?


Хан Нордуалет-Гирей говорил (кланяясь пепел тем низко):

- Как двор своей юрты, великий государь! Я обещаю привести князя Ноздреватого и всех наших воинов к воротам города, не потеряв перед этим больше десяти человек, и обещаю, что по дороге не останется никого, кто мог бы сообщить жителям Ахматовой столицы о нашем приближении! Хан Ахмат - злейший

враг нашего рода, и я с радостью пойду против него.


Василии Иванович Ноздреватый, князь Звенигородский, говорил:

- Государь, я уверен, что вместе с ханом Нордуалетом и его храбрыми татарскими воинами мы выполним твою волю наилучшим образом!


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Да-да, князь, очень тебе этого желаю! Кстати, я хочу предложить тебе одного хорошего бойца, о ратных подвигах которого князь Оболенский чудеса рассказывал!


Василий Иванович Ноздреватый князь Звенигородский, говорил:

- Хороший боец стоит столько золота, сколько сам весит, с рекомендацией князя Оболенского вдвойне, с твоей рекомендацией, государь, ему цены нет!


Великий князь Иван Васильевич говорил (рассмеявшись):

- А ты, оказывается, большой льстец, князь! Ну что же - подведем итоги. Итак, мы выступаем всеми силами навстречу хану Ахмату и вступаем с ним в решающий бой. Я не сказал вам еще о том, что по согласованию со мной на Угру двинется также войско великого князя Михаила Борисовича Тверского. Что касается присутствующих - все теперь, кажется, знают, кому что делать. Однако предупреждения бояр Мамона и Ощеры тоже были полезными - они насторожили меня. Я решил, что мы должны позаботиться о тыле. Ты, Иван Юрьевич, как наивысший воевода московский, тщательно подготовишь план обороны Москвы, на тот случай, если хану все же удастся прорваться через наши войска на юге. А великую княгиню с детьми и казной отправим, пожалуй, куда-нибудь подальше - например, на Белоозеро… Кажется, это все. Кто-нибудь хочет ко мне обратиться? Нет? Совет окончен! Ступайте с Богом.


После того великий князь Иван Васильевич направился в свою гридню, где в прихожей комнате его ожидали четверо человек заранее приглашенных для встречи с ним. Вот их список: дворянин князя Бориса Волоцкого Федор Лукич Картымазов, дворянин московский Филипп Алексеевич Бартенев, дворянин московский Василий Иванович Медведев и гонец хана Менгли-Гирея татарский мурза Сафат.

Первым великий князь велел пригласить мурзу Сафата.


Великий князь Иван Васильевич говорил (одарив мурзу Сафата золотым перстнем):

- Прими это в знак благодарности за услугу. Твой вчерашний доклад очень порадовал меня. Хан Менгли-Гирей - великий человек и опытный полководец. Его решение послать на киевскую землю свои полки под руководством лучших военачальников, а самому остаться в Бахчисарае - чрезвычайно мудрое решение. Я отправил к нему официальное посольство со щедрыми дарами и планом дальнейших совместных действий против наших общих врагов. Но особенно я благодарен хану за то, что он предоставил тебя в мое распоряжение.


Мурза Сафат говорил (стоя на коленях и низко поклонившись головой до пола):

- Мой господин, великий хан, сказал мне: «Князь Иван московский мой лучший друг. Для него настало трудное время - Ахмат хочет ехать к нему за данью и покорностью. Помоги ему против нашего врага Ахмата во всем, чего он попросит, и будь при нем до тех пор, пока он сам тебя не отпустит!» Потому отныне я твой раб и верный слуга, великий князь. Приказывай.


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Я воспользуюсь любезностью моего друга Менгли-Гирея. Этой зимой в Новгороде ты рассказывал мне, как проник в отряд Богадура и узнал о его планах на Угре. Я вспомнил об этом и хочу поручить тебе подобное, но гораздо более опасное дело.


Мурза Сафат говорил:

- Слушаю и повинуюсь, великий государь!


Великий князь Иван Васильевич говорит:

- Ты отправишься в Дикое поле, найдешь войско Ахмата, которое движется сюда, и проникнешь в его ряды. Ты должен выведать все их планы и замыслы- куда они идут, где собираются нанести главный удар, какие готовят хитрости. И, наконец, самое главное, ты должен найти способ сообщать мне регулярно, как движется войско и где намерено выйти на наши рубежи, дабы мы достойно приготовились к встрече его.


Мурза Сафат говорил: - Я выполню твое приказание в точности, великий

государь! Однако позволь мне задать один вопрос.


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Спрашивай.


Мурза Сафат говорил:

- Я знаю, что хана Ахмата непрерывно окружает преданная и опытная охрана. Я знаю, что он ни на минуту не остается один. И все же никто, кроме великого Аллаха, не знает своей судьбы. Что, если мне представится случай… Быть может, для Московского княжества будет лучше, если старый хан Ахмат уйдет к праотцам?


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Я думал об этом, Сафат. Но так не будет лучше. Войско возглавит один из трех старших сыновей Ахмата, у него появятся свои планы, а сообщить мне о них будет некому, потому после такого дела тебе вряд ли удастся выйти оттуда живым… Нет-нет, лучше другое пусть Ахмат будет жив и здоров, пусть идет на нас потихоньку, пусть надеется на короля Казимира и ждет от него помощи, но пусть я буду знать все его планы и намерения. Поэтому для меня гораздо важнее твоя жизнь, чем смерть хана Ахмата. Ты должен остаться живым и регулярно доставлять мне нужные сведения, а уж обо всем остальном я позабочусь сам. Ты меня понял, Сафат?


Мурза Сафат говорил: - Слушаю и повинуюсь, государь! Аллах велик, и я

буду каждый день молиться, дабы он дал мне силу и

ум, чтоб достойно выполнить твое поручение! Затем великий князь велел позвать дворянина Бартенева.


Великий князь Иван Васильевич говорил

- Я хочу поблагодарить тебя за хорошую службу, Бартенев! Воевода князь Оболенский рассказывал мне о твоей необыкновенной силе и героических подвигах во время войны с ливонцами! Надеюсь, награда воеводы и военная добыча послужили достаточным возмещением за твой ратный труд?


Дворянин Бартенев говорил (низко кланяясь?: - Более чем, государь! Я уехал по твоему приказу

на службу Оболенскому из Новгорода на одном коне,

а возвращаюсь с тремя гружеными подводами!


Великий князь Иван Васильевич говорил: - Рад, что тебе повезло на моей службе! Однако

надеюсь, ты вернешься с еще большей славой и добычей из другого похода, куда я тебя отсылаю. Выйдя отсюда, немедля явишься к воеводе князю Ноздреватому, которому я о тебе уже рассказал. Вместе с ханом Нордуалетом воевода отправляется по моему велению в тайный поход с судовой ратью вниз по Волге, чтобы внезапно с тылу напасть на Ахмата. Поедешь с ними.


Дворянин Бартенев говорил со смущением):

- Государь, позволь мне просить князя Ноздреватого о следующем: я сейчас же явлюсь к нему, пусть он даст мне все необходимые наставления, я же присоединюсь к его рати прямо на Волге при впадении Оки. Тем временем нижайше прошу позволения хоть несколько дней побывать в родной Бартеневке на Угре, повидаться с супругой моей Настасьей, с которой я уже полгода как расстался, непрерывно находясь на твоей службе, государь, да поглядеть на двойню малюток, которых она мне за это время родила…


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Ладно, Бартенев, на усмотрение князя Ноздреватого! Коль разрешит тебе отсрочку - его право, - можешь ему передать, что я не возражаю! Ступай! Пусть зовут Медведева!

Затем дворянин Бартенев, откланявшись, покинул великокняжескую гридню, куда тотчас ввели дворянина Медведева.


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Твой доклад о переговорах с Бельским меня обнадежил. Однако, думаю, за этими князьями нужен глаз да глаз. Поезжай-ка ты, Медведев, обратно в Литву да проследи, чтоб все там было в порядке. Особо береги Федора Бельского - ведь он, как я понял, у них голова… И помни - главное не заговор, даже не их богатые земли, которые все равно мы попозже возьмем, главное - это чтоб король Казимир был прикован к Литве, как цепью, так, чтоб на помощь Ахмату сам не

пошел и никого послать не мог!


Дворянин Медведев говорил:

Да, государь, я помню. Все будет исполнено в точности, и я немедля отправлюсь в Литву, однако позволь мне хоть на несколько дней навестить имение, которым ты меня в прошлом году пожаловал…


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Как, и тебе тоже молодая жена двойню родила?


Дворянин Медведев говорил

Нет, государь, но она отразила нападение татар

Ахмата; что приезжали зимой на разведку бродов, и

вышло так, что она убила его сына Богадура!


Великий князь Иван Васильевич говорил: - Неужели это та самая история, что мне недавно

сказывали, - про то, как девица-лучница состязалась с

Богадуром в искусстве лучной стрельбы и победила?


Дворянин Медведев говорил

- Именно так, государь! Это моя супруга Анница, и, учитывая; что меня может не быть дома, когда придут орды Ахмата, я хотел бы дать ей и нашим людям указания по защите имения, поскольку уверен, что ордынцы не забудут зимнего поражения…


Великий князь Иван Васильевич говорил: - Ну что ж - поезжай, распорядись да супружнице

своей скажи - великий князь московский о ней и ее

замечательном мастерстве слышал!


Пояс Богородицы


Дворянин Медведев говорgt;ил: - Благодарю, государь, от ее и своего имени, Я задержусь в Медведевке не более недели и оттуда - сразу

в Литву.


Великий князь Иван Васильевич говорил: - Ступай, Медведев, и помни - быть может, судьба

Великого княжества Московского будет в твоих руках! Низко поклонившись, Медведев вышел. Вошел дворянин Картымазов.


Великий князь Иван Васильевич говорил

- Мне очень понравились твои слова во время переговоров с посольством братьев моих. И хоть ты в том посольстве был человечком малым и ничтожным - без всяких званий, слова твои оказались не только самыми мудрыми, но и самыми действенными, Это заметили все. Мне кажется, теперь братья глубже задумаются о дальнейшем своем поведении… Ты служишь братцу Борису, но твоя земля на Угре - возле Медведева и Бартенева, не так ли?


Дворянин Картымазов говорил (низко кланяясь)г

- Так точно, государь!


Великий князь Иван Васильевич говорил:

- Вот что, Картымазов, как только между мной и братьями наступит мир и прежнее согласие, я немедленно выкуплю у Бориса эту землю, вдвое добавлю и пожалую тебя ею от своего имени. Что ты на это скажешь?


Дворянин Картымазов, низко кланяясь, говорил - На все твоя воля, государь! Я верно служил князю

Борису и так же верно буду служить тебе, как служат

мои друзья Бартенев и Медведев!


Великий князь Иван Васильевич говорил: - Отлично! Стало быть, теперь ты сам хозяин своей судьбы! Как только мир с моими братьями будет заключен и они прекратят свой нелепый мятеж - ты станешь моим дворянином, а твои земли увеличатся вдвое! Так что - действуй!


Дворянин Картымазов говорил:

- Государь, у меня есть просьба…


Великий князь Иван Васильевич говорил (перебивая его):

- Хочешь, угадаю с первого раза! Ты просишь неделю отсрочки, чтобы поехать домой к жене на Угру!


Дворянин Картымазов говорил:

- Увы, государь, мне крайне неловко, да только не угадал ты… Я совсем не об этом хотел просить! Скорее - наоборот! Зная, что посольство князей Бориса и Андрея задержится в Москве еще на две недели, я хотел просить, чтобы меня отпустили, дабы вернуться к князю Борису немедленно, выехав прямо сегодня… Я думаю, государь, князь Борис в душе уже раскаивается в совершенном, и, если бы мне удалось с ним поговорить наедине… Я заметил, что он иногда прислушивается к моим словам…


Великий князь говорgt;ил:

- А вот этого, Картымазов, не надо! Если хочешь знать, я нарочно задерживаю отъезд посольства мятежных братьев из Москвы. Пусть помучаются в неведении! Пусть раскаются поболе! У меня свои планы. А ты слушай, что я тебе говорю, - поезжай-ка ты вместе с твоими друзьями к себе на Угру, недельку отдохни и возвращайся! Как только вернешься, так я посольство братцев моих и отпущу обратно, а перед отъездом дам тебе дополнительно некоторые секретные инструкции насчет того, что отдельно сказать брату моему князю Борису, а что совсем отдельно брату Андрюше-Горяю. А пока ты свободен, Картымазов! Жду тебя через две недели!

Картымазов, низко поклонившись, вышел.

На сим великий князь повелел прекратить записывать, удалился в соседнюю комнату и дожидается, пока я передам ему готовый документ.


Поличному приказанию государя

записано скорописью,

а затем переписано

тайнописью с одновременным

уничтожением

вышеупомянутой скорописи

доверенным дьяком

великокняжеским

Федором Курицыным

в единственном экземпляре

и немедля передано в руки

государя нашего великого князя

московского Ивана Васильевича

для вечного хранения в его

секретном великокняжеском

архиве.

6 июля 1480 года


…Купец Онуфрий Карпович Манин в силу своей профессии, а также характера не мог позволить или даже представить себе путешествия из Новгорода в Москву (и далее) без возможности извлечения из этого предприятия, раз уж оно стало неизбежным, максимальной выгоды.

Неизбежным это предприятие стало в силу непреодолимых обстоятельств, то есть тех, которых купец Манин преодолеть не смог, а именно: выхаживание Любашей раненого Ивашки неожиданно привело молодых людей к пламенной, нежной и настолько глубокой любви, что жизнь друг без друга стала казаться им совершенно невозможной. Это, в свою очередь, привело Ивашку к тому, что он бухнулся в колена купцу Манину и стал просить у него руки дочери. Манин дочь любил и, услышав от нее, что все ее счастье в Ивашке, согласие свое отцовское дал, понимая, какие это согласие будет иметь последствия.

А последствия были такими, что, поскольку Манин в своей единственной дочери души не чаял, ему пришлось смириться с мыслью, что жить с мужем Любаша будет в Медведевке на Угре, потому что Ивашко себе жизни другой не представлял, - а это означало, что и Манину придется сниматься с места и всю свою купеческую карьеру начинать сначала, потому что и он, в свою очередь, не представлял себе жизни вдали от родного дитяти.

Вот так и вышло, что Манин, два его верных помощника, Любаша, Ивашко, Алеша, телега с дочкиным приданым да еще несколько с кой-каким товаром - ну негоже из Новгорода в Москву с пустыми руками ехать! - двинулись в дорогу и благополучно прибыли в Москву, где Манин, имея, как и повсюду, знакомых купеческого звания, а также и деньжат прилично, снял не более. не менее как целый большой дом на Торговой улице, чтоб, значит, товар новгородский продать, пока Василий Иванович и его друзья у великого князя на приеме будут, а уж потом, поужинав по-человечески и отдохнув, как положено, завтра всем отрядом и двинуться дальше.

Федор Лукич Картымазов прибыл к великому князю в составе посольства от взбунтовавшихся удельных князей и уже неделю ожидал в Москве распоряжений.

Филипп Бартенев был вызван из воевавшего с ливонцами войска по поручению великого князя и тоже несколько дней находился в Москве.

Здесь же был и Сафат, которого его владыка, крымский хан Менгли-Гирей, отправил в распоряжение своего лучшего друга и союзника великого московского князя Ивана Васильевича.

Наконец, Василий Медведев был отозван из Литвы для сегодняшней встречи с великим князем, хотя в душе не мог понять, зачем это было нужно, - ничего нового ему Иван Васильевич не сказал.

Но спорить с государем нельзя, и все собрались, как он велел.

Конечно, Манин и вся компания с ним тоже оказались именно в это время в Москве не случайно - просто Алеша сообщил Медведеву, что Ивашко поправляется, а Медведев сообщил Алеше, когда он будет в Москве. Теперь оставалось только точно подгадать время, что и было сделано.

'Таким вот образом все друзья и соратники после долгой разлуки снова оказались вместе, и Манин был очень рад случаю показать свое гостеприимство Медведеву, которого очень уважал и любил, а заодно и его друзьям.

Потому все были еще с утра предупреждены о том, что сразу после приема у великого князя купец Манин ждет всех со званым обедом.

И все собрались вовремя, да вот только Филипп почему-то опаздывал.

- Позвольте сказать, Василий Иванович, - осторожно вмешался Алеша.

Обычно за столом с дворянами не сидели дворовые и служивые люди, но это был исключительный случай - купец Манин был как бы хозяин, и сидели тут его дочь и ее жених Ивашко и, конечно, Алеша.

- Ну говорит - позволил Медведев.

- Филипп Алексеевич, как только от великого князя пришел, тут Же позвал этого своего… не пойму, то ли он слуга у него, то ли приятель…

- Генриха? - переспросил Медведев. - Ну знаю, он мне о нем рассказывал.

- Ну вот, - продолжал Алеша, - Филипп сказал этому Генриху: «Сейчас, обожди, я мешок с камнями возьму, и пойдем!» И точно - вышел с мешком, засунул его за пазуху, и оба они быстро направились куда-то в сторону Кремля.

- Кремля? - удивился Медведев. - Хотел бы я знать, что он там собирается покупать за свои драгоценные камни…

- А вот еще, - добавил Алеша, - уже когда они вышли, Филипп сказал. »Если что, спросим у мастера Аристотеля - он наверняка знает ..

Очень странно, - пожал плечами Медведев.





— Никогда не понимал интереса к чужим делам,— сказал Картымазов. — Мало ли что человеку нужно? Это его дело! Зачем нам ломать над этим голову?!

— Да! Действительно! Ты, как всегда, прав, Федор Лукич!

— Давайте лучше подымем кубки и выпьем за эту очаровательную пару молодых людей, а особенно за Любушку, которая станет скоро для нас близкой и родной соседкой! — воскликнул Картымазов.

Прозвучало еще много тостов, и было выпито еще немало кубков, за окном стемнело, и тогда вдруг во дворе поднялся какой-то шум, гам, скрип повозок, а потом в комнату вошел хозяин дома, ударил в пол шапкой и обратился к Манину:

— Не изволь гневаться, Онуфрий Карпович, да только там пришел этот твой очень большой по раз-меру друг и привел целую кучу народу, я не знаю, где их разместить!

— Спокойно! — громовым голосом сказал Филипп, входя в комнату. — Никого, кроме меня и Генриха, размещать не надо! Это все москвичи, и они разойдут-ся по домам! Я их только привел, чтоб они знали, где у нас утром сбор!

— А, ну это другое дело, — поклонился обрадован-ный хозяин и вышел.

— Здравствуйте еще раз, мои дорогие друзья!— воскликнул Филипп. — Я надеюсь, вы не все тут выпи-ли и еще найдется для меня кубок доброго меда! Дол-жен вам признаться, я совсем не привык к деньгам, и они прямо жгут мне карманы! Мы тут вчера с Генри-хом посоветовались, и мне пришла в голову гениаль-ная мысль… Впрочем, поговорим об этом по дороге-времени у нас будет предостаточно1 Когда отправля-емся на родную Угру?

— С восходом солнца„— сказал Картымазов.

— Отлично! Так и скажу людям, а потом еще часок посидим, а?

— Конечно, Филипп! — хором воскликнули Медве-дев, Картымазов и Сафат.