"Плавать с дельфинами" - читать интересную книгу автора (Пицци Эрин)

Глава пятая

Дни текли медленно и размеренно.

— У меня никогда не было столько свободного времени, — сказала как-то Пандора Бену, когда они загорали на пляже. — И мне тем более странно, что именно сейчас, в эти свободные часы, я вдруг стала все чаще вспоминать некоторые забытые моменты из моей прошлой жизни, о которых раньше и не думала.

Голубые цвета в морской палитре, например, неожиданно напомнили Пандоре ляпис-лазуревое ожерелье, которое когда-то подарил ей отец. Зеленые оттенки воды вызвали в памяти один пластмассовый браслетик, привезенный как-то из другого города отцом. Он вообще редко покидал их городишко с непримечательным названием Бойсе, штат Айдахо. Но тогда все же сделал исключение, съездил куда-то, а вернувшись, привез невзрачный белый пакетик с браслетом. Та поездка отца и его подарок почему-то вспомнились Пандоре именно теперь.

Лежа на горячем песке, слушая биение своего сердца и урчание в животе Бена, Пандора не могла не вспомнить еще об одном, связанном с отцом, эпизоде.

Она — маленькая девочка, сидит на коленях у отца, а тот тихонько покачивает ее, напевая. Эту песенку он сочинил специально для Пандоры, и называлась она «Мы плывем по морю на нашем корабле». Это было одно из тех чудесных мгновений, когда родители и дети испытывали нежнейшие моменты духовной близости. В комнате они были одни. Нога отца со сползшим вниз коричневым носком то плавно поднималась вверх, то столь же плавно опускалась вниз. Теперь, спустя многие годы, Пандора понимала, что уже тогда отец, некоторые его жесты вызывали у нее сексуальное влечение. Вот и сейчас уже одного этого воспоминания оказалось достаточно, чтобы «завести» ее.

— Обними меня, Бен! — попросила она, переворачиваясь на живот.

В объятиях Бена Пандора вспомнила и то, как закончилось милое мгновение их с отцом близости и понимания. Появившаяся в дверях мать подскочила к Пандоре и звонкой пощечиной буквально опрокинула девочку на пол. «Ступай наверх, потаскушка!» — закричала Моника. Потом она развернулась к отцу и, яростно выплевывая слова, заорала: «А ты, ты — старый сукин сын! Не смей больше распускать свои похабные клешни!» С этого дня отец и дочь почти не приближались друг к другу, стараясь общаться как можно меньше. Сильное смущение висело между ними непреодолимой стеной. Отец уже не проявлял свои чувства к дочери, не приходил даже поцеловать ее перед сном. Зато во взгляде матери отныне постоянно присутствовало мстительное удовольствие, не ослабевшее даже по прошествии времени Моника изо дня в день восседала за безмолвным семейным обеденным столом, наслаждаясь нанесенным ею ущербом. «Твой отец совсем не сексуальный мужчина, — говорила она каждый раз Пандоре за послеобеденным мытьем посуды. — Да у него он и вовсе не встает, знаешь ли?» После этих слов Моника глубоко вздыхала, явно жалея себя.

Воспоминания заставили Пандору содрогнуться.

— Что с тобой, милая? — забеспокоился Бен. Он лежал вытянувшись во весь рост рядом с ней.

— Так, вспомнилось кое-что, — ответила она, — кое-что из далекого прошлого. Извини, Бен.

— Ну что ты! — Бен улыбнулся и плотнее прижался к ее бедру. — Слушай, у нас с тобой куча времени. Расскажи мне, как ты тут очутилась?

Бен очень любил слушать рассказы Пандоры о ее детстве.

Столь внимательным слушателем мог быть только человек, родившийся и выросший в уединенном, оторванном от мира месте, на маленьком острове. Его знания жизни, касавшиеся в основном моря и великолепной дикой природы, были, конечно, весьма ограниченными в понимании того, как живут люди в других странах. Об этом и рассказывала ему Пандора. Их беседы длились часами, но что значит время для влюбленных! Никогда еще Пандора не встречала человека, умеющего так здорово слушать. Нежное молчание, которое он при этом сохранял, помогало ей свободно говорить, легко излагать свои мысли. В его молчании была заложена готовность понять все, что бы она ни сказала. При этом сама Пандора не наталкивалась на сопротивление его личности, не была обязана соревноваться с Беном, бороться за превосходство своей мысли над его позицией. Спокойное молчаливое внимание Бена напоминало состояние моря в ясный тихий день, походило на прозрачную чистую воду, жаждущую хоть какого-то дуновения ветра, которое может никогда не случиться. Наверное, благодаря этому качеству он так понравился ей.


Сначала Пандоре было сложно пытаться объяснить Бену, каково ей жилось с матерью, потому что он свою мать практически не помнил. Бен помнил отца, мудрую любящую бабушку, добрых и спокойных родственников и счастливое детство, не омраченное ссорами и склоками. Конечно, он узнал и горечь утрат, и смерть близких. Бен очень тяжело переживал смерть своего отца.

— Мне очень его не хватает, отец так любил меня, — признался как-то Бен. — Но сейчас он рядом с Богом, к чему, собственно, и стремился всю свою жизнь. Поэтому встретил смерть с улыбкой. Когда он умирал, за ним пришел его собственный отец, чтобы отвести его в мир той. Дедушка погиб, когда моему папе было двенадцать лет. Причем, умирающий смог увидеть своего отца и даже говорить с ним. Это чудо случилось за несколько мгновений до смерти. Комната, где все происходило, осветилась мягким желтоватым сиянием. Я тогда посмотрел на бабушку, которая сидела в другом углу комнаты и держала руку папы, и оба мы услышали громкий голос: «Я пришел за моим дорогим сыном». Отец коротко застонал и дыхание его остановилось. Я спросил у бабушки, слышала ли она голос или это все было плодом моего воображения. Она подтвердила, что слышала. Бабушка поцеловала умершего в лоб. Я сделал то же самое. Потом пришли женщины и стали готовить отца к погребению. Знаешь, только в этом случае позволяется двум женщинам вместе стелить одну кровать. — Бен усмехнулся. — Есть поверье — если две женщины стелят одну кровать, значит, они готовятся кого-то хоронить.

Пандора прижалась к нему.

— Какой же ты счастливый, Бен, — воскликнула она. — Очень немногие люди бывают счастливы в детстве.

Он пожал плечами.

— В наши дни люди слишком многого хотят.

— Да, пожалуй. Мамаши всех моих подруг учили их стремиться только к богатству и известности. — Они сидели, разговаривая у коттеджа. Был хмурый день. Дул свежий бриз. — Ты, кстати, еще встретишься с моей матерью, Бен, — с тоской сказала Пандора. — Мать все равно когда-нибудь выследит меня. Пока что я удерживаю ее от приезда, объясняя, что не обустроилась и не имею своего пристанища. Но как только оно у меня появится, я опять окажусь в западне, расставленной моей мамашей, и ничто не спасет меня от ее приезда. Дело в том, что она чувствует себя просто обязанной постоянно вмешиваться в мою жизнь, указывать мне, что и как делать. И, если я мыслю хоть чуточку иначе, чем она, значит, я обязательно ошибаюсь. Мать не может жить сама и давать жить другим. Она не в силах допустить, чтобы каждый из нас жил своей жизнью. Рядом с ней я выдерживаю только неделю или две, а затем ломаюсь и чувствую себя совершенно подавленной.

Бен опять пожал плечами.

— Но я же с тобой. И уж с кем, с кем, а с твоей мамашей справлюсь. Я умею обращаться с американками. Разве ты забыла, я учу их нырять. Они не все такие плохие, просто многие из них не умеют радоваться жизни. Кстати, Пандора, если тебе нужно место, где жить, то у меня как раз есть небольшой домик недалеко отсюда, на пляже. Я получил его от деда. Можешь жить в нем. Тем более что дом нуждается в женском присмотре. — Бен улыбнулся.

Пандора присела на шезлонг.

— Это было бы просто здорово, Бен. Я уже почти год живу по-цыгански, на чемоданах. По правде сказать, я даже соскучилась по уборке. Хочу наконец сама приготовить себе еду. И еще мечтаю, чтобы твоя бабушка научила меня готовить местные блюда.

— Когда от нас ушел отец, — продолжала рассказывать Пандора, — мать перестала готовить и убирать в доме. Перестала и орать на меня, но вела себя так, словно только что одержала огромную победу. Сражаться ей теперь стало вроде бы не с кем, и она поменяла правила игры. Отныне мне разрешалось лишь ходить в школу. Все остальное время я была пленницей моей матери. Отца она теперь доводить не могла, поэтому принялась доводить меня. Она начала часто наведываться в школу и рассказывать учителям какие-то гадости. Я поняла это по тому, что они стали странно посматривать на меня. Я должна была сказать им, что моя мать не в себе, что она просто помешанная, но не могла. Нет, она меня больше не била, теперь она «убивала» меня словесно. Я не могла купить себе одежду без отвратительных комментариев матери: «Тебе надо было бы купить на размер больше! Ты должна есть больше, ты слишком тоща! Тебе надо заниматься гимнастикой, смотреть противно — настоящий увалень!» Иногда я удивляюсь, как я вообще все это выдержала. Может быть, я и замуж-то каждый раз выскакивала лишь для того, чтобы ускользнуть от нее. Как бы то ни было, в Нормане я увидела именно спасительный выход, возможность сбежать от матери. Секс для себя я открыла еще с мальчишками… Я не горжусь этим, — промолвила Пандора, — но первый сексуальный опыт у меня был уже в 13 лет. Я думала, что в этом будет источник моей силы. Но секс не доставлял мне особого удовольствия ни с мальчишками, ни даже с Норманом. Теперь мне даже иногда кажется, что, воспитанная на грубом примере своей матери, я не могла понять многих вещей и научиться ими наслаждаться. С Норманом я пробыла всего два года. Он страшно бил меня. Потом я встретила Маркуса, он-то и помог мне развестись. Я была ему признательна настолько, что вышла за него замуж, совершив тем самым еще одну ошибку.

Я расскажу тебе, как все было. Мы с Норманом сбежали, чтобы пожениться. Он был высок — шесть футов и два дюйма, красив, но не особенно умен. Несмотря на это, все девчонки сходили от него с ума. У него были темные волосы и черные глаза, вероятно, поэтому мне иногда казалось, что за ним неизменно тянется какая-то печальная черная тень, Моя мамаша, кстати, его совершенно не смущала. До замужества он ее или игнорировал, или был равнодушно любезен. После свадьбы почти ничего не изменилось, но, если вдруг мать начинала орать на него, Норман спокойно мог ее стукнуть. И, что примечательно, когда он ее бил, ее шея напивалась вдруг от волнения, а глаза вылезали из орбит. «Черт, — думала я тогда, — ей же это по душе!» Я знала, что Норману нравилось бить меня. Его лицо в эти моменты обретало такое же взволнованное выражение: глаза широко раскрывались, а в голосе возникала особая струна, которая появлялась, кстати, и в моменты наших ссор, во время которых он почему-то очень возбуждался. Я же терпеть этого не могла. Но когда Норман принимался бить мою мать или орать на нее, тогда его лицо оставалось совершенно холодным. Он просто понимал, нанося ей удары, что чем быстрее он это сделает, тем быстрее она заткнется. Только и всего. Ну, хватит об этом.

В общем, когда мы решили пожениться, мы прошли все нужные в таких случаях медицинские и прочие тесты, приехали в мэрию и встали в общую очередь. Норман боялся всего вокруг так же, как и я. Мы оба оделись в нашу лучшую одежду. Единственный костюм Нормана сидел на его огромных плечах, как пальто на вешалке где-нибудь на складе Армии Спасения. На самом-то деле, я купила этот костюм в магазине «Сен-Винсент де Поль». Правда, я не удержалась и сдала его в химчистку… — Пандора, заколебавшись, продолжила: — Я просто хотела вытравить из него запах бедности. Костюм, конечно же, был чистым. Но, когда ты так беден, как была бедна я, ты все время ощущаешь везде запах бедности. Но ты-то, Бен, не знаешь, что такое бедность.

Бен покачал головой.

— Та часть острова, где я живу, считается бедной. По количеству денег мы, естественно, бедные. Нам не сравниться с богатством губернатора и его жены. Никто не присылает нам приглашений на коктейли, которые проводятся в доме губернатора. Но у нас дружные семьи, все заботятся друг о друге. Голодным никто спать не ложится. Счастье, Пандора, приносят не деньги, а богатые души. Все идет от души. На острове я часто вижу скучающих туристов, у которых ужасно много денег. Они смотрят на мой райский остров и не понимают, что здесь делать. Я думаю, они похожи на пустые пивные банки, внутри у них ничего нет. Я беру этих несчастных с собой под воду, а вечером в баре слушаю, как они рассказывают друг другу о том, что видели на глубине. Во всяком случае, я рад, что под водой они не могут болтать. Что ты мне еще хотела рассказать про Нормана?

— Да нечего уже рассказывать. Мы поженились и поселились на время в маленьком мотеле. На второй день Норман пошел куда-то за пивом. Вернулся в мрачном настроении, принес бутылку виски и стал напиваться уже всерьез. Я попыталась его остановить. Тогда он меня ударил, да так сильно, что сломал нос. Я дождалась, пока он уснет, собрала вещи и уехала домой к матери. Не думала я, что мне придется опять о чем-то просить ее. Но, к сожалению, пришлось. Слушай, Бен. Мой рассказ становится совсем печальным, и он наверняка тебе наскучил. Пойдем лучше посмотрим на твой дом. Ты так хорошо его обрисовал. Я действительно думаю, что мне следует как-то обустроиться, прекратить метаться и пожить на одном месте. К тому же мне не очень-то приятно вспоминать о Нормане. Странно, мне казалось, я напрочь забыла эти несчастливые годы, отгородилась от них, а оказывается, пока нет. Может быть, это все потому, что у меня сейчас слишком много времени на размышления и воспоминания.

Бен положил ей руку на плечо.

— Нет, это Малое Яйцо так влияет на людей. И, хоть остров маленький, здесь можно найти все то, что встречается в вашем большом мире.

— Пожалуй, ты прав. — Пандора поднялась со стула. Пот, от которого некуда было деться, сбежал струйками по ее груди. — Все-таки мне надо наконец привыкнуть к этому постоянному потению. — Она взглянула на Бена и рассмеялась: — Ты тоже весь мокрый!

— Конечно, и я потею, — не стал возражать Бен. — Потеть полезно. Пошли-ка в бар, выпьем холодного пива и взмокнем еще сильнее. А потом отправимся смотреть мой дом.


Сидя в тиши маленького бара у берега моря, Пандора наблюдала, как Джанин убирала со столов. Длинные руки женщины двигались с поразительной скоростью. Сама она при этом ловко сновала в толпе туристов. Как все же красивы жители Малого Яйца! Наверное, такими их делает беззаботная жизнь, не отягощенная мыслями о далеком реальном мире. Джанин дружелюбно улыбнулась Пандоре.

— Ты здесь надолго? — спросила она, подходя к их столику.

Пандора почувствовала мгновенный приступ паники, хотя с чего это, интересно, ей было бояться этой доброй женщины? Неужели только потому, что ее так много в жизни обманывали — сначала Норман, потом Маркус с его бисексуальными наклонностями и, наконец, еще и Ричард? Она дала себе слово, что на этот раз, здесь, на Малом Яйце, будет стараться избегать всяких знакомств. И, хотя сдержать свое слово до конца ей все же не удалось, она была тем не менее уверена, что с Беном она не совершила промашки. Напротив, она считала его счастливой находкой. Что касается остального мира, то на очередную встречу с ним Пандора не спешила. Как дикобраз, потерявший вдруг все свои защитные иглы, она намерена проявлять осторожность и выжидать.

— Надеюсь, что да, — ответила Пандора неуверенно. — Как ты считаешь, понравится мне здесь?

Улыбка Джанин сверкнула, как луч яркого доброго солнечного света.

— Конечно! Правда, тут нет мужчин. — Она взглянула на Бена. — Во всяком случае, тех, кого я могу назвать настоящими мужчинами.

Бен поднял свой бокал с пивом.

— Вот в этом вся Джанин, Пандора, она любит крутых мужчин. И чем они круче, тем больше ей нравятся.

Джанин заметила испуг в глазах Пандоры.

— Эй, подружка, — воскликнула она, — видно, кто-то из мужского племени здорово тебя обидел.

— Ты права. Так оно и получилось, — сдерживая слезы, ответила Пандора.

— В душе ведь все мужчины сволочи. — Джанин облокотилась на стойку бара. Прядь сверкающих черных волос упала ей на лоб. — Послушай… — Она подняла вверх палец. Вокруг них продолжали галдеть туристы, в ветвях деревьев вопили попугаи. Лес шуршал листвой под тихим ветром. По земле сновали крошечные ящерицы с загнутыми хвостами. — Знаешь что, Пандора, если кто-то из мужиков вдруг начинает доставать тебя, надо просто снять с ноги туфельку и как следует треснуть этого гада по голове. Если и это ничего не даст, тогда возьми бейсбольную биту и звездани приставалу посильнее.

— Ты что, шутишь, Джанин?

— Вовсе нет, — вмешался Бен с показным почтением. — Когда она идет работать в бар «666», то всегда берет с собой бейсбольную биту и, если кто из клиентов начинает хулиганить, пускает ее в ход.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — Джанин выпрямилась, выпячивая напоказ свой великолепный бюст. — Вы все, американцы, слишком много думаете. Слушай, а не хочешь ли пойти со мной сегодня в этот бар? Поможешь мне. Сегодня завезут пиво «Лайон», и, черт возьми, ребята опять здорово напьются.

Пандора неуверенно взглянула на Бена. Какое-то мгновение она колебалась, потому что ей совсем не хотелось терять исключительность тех отношений, что установились у них. Вместе с тем она понимала, что они с Беном давно не дети и живут не на Луне, так что отгородиться и спрятаться от остального мира навеки им все равно не удастся.

— Хорошо, — кивнул Бен. — Я привезу ее в бар где-нибудь к девяти, а сейчас, дорогая, нам пора.

Пандора помахала Джанин на прощание. Та стояла, уперев руки в бока, улыбаясь и прекрасно сознавая, что большинство мужчин вокруг и некоторые женщины были просто заворожены видом ее груди. Встряхнув плечами еще раз, Джанин посмотрела вслед Пандоре и подумала: «Ну что за дуреха?» Потом она вдруг нахмурилась: «А я-то сама не дуреха, что ли? Мой-то Окто обитает сейчас где-то на Кубе, делая бизнес на своих наркотиках. Но мне все же жаль ее. Почему — не знаю. Она ведь в безопасности с Беном». Джанин налила себе рому. «В безопасности? Может быть, это и так. Вот Окто, он другой — пират и потомок пиратов. Полный рот золотых зубов, в ухе здоровенная серьга, золотая цепь на шее. И вся полиция Карибов тщетно пытается поймать его. Но это им никогда не удастся, — успокоила себя Джанин — Он ведь знает каждый риф, каждую отмель отсюда до Ямайки».

Взять хотя бы его лодку, под ее дряхлым корпусом запрятан сверхмощный двигатель. А трюм напичкан множеством хитрейших тайников для наркотиков. Поэтому Окто, вечно выпивший, нависающий могучим торсом над штурвалом, мог провезти в этих местах что угодно и куда угодно, по закону или вопреки ему. Джанин любила его всей душой. Для нее, рожденной и росшей в темной хижине в Гондурасе, Окто стал спасением. Он рано вошел в ее жизнь и навсегда остался самым лучшим.

Ее большие глаза с длинными черными ресницами продолжали следить за Пандорой, садившейся на мопед позади Бена. «Во всяком случае, — Бен не причинит этой американке зла», — думала Джанин. Душа женщины, израненная множеством шрамов, приобретенных в долгой борьбе за выживание, не могла не сочувствовать другой исстрадавшейся женской душе. Но в данный момент Джанин больше тревожилась об Окто, с беспокойством ожидая его возвращения. Слишком много ночей прошли без его страстной грубоватой любви. Как уютно она себя чувствовала, когда его голова покоилась на ее груди, когда она сознавала, что имеет достаточно силы в спине и ногах, чтобы принять все его настойчивые мужские ласки.

Джанин вытерла ладонью лоб и повернулась за заказом к клиенту — очередному бело-розовому американскому туристу.

— Так вы из Нью-Йорка? — спросила она, наклоняясь к американцу так, чтобы он несколько мгновений мог лицезреть ее сосок.

— Откуда вы знаете? — удивился турист, не сводя бледно-голубых глаз с разреза ее блузки.

— Да вас за версту видать, — проворчала Джанин. — У вас у всех один выговор. — Дальше объяснять она не стала.

— А… — протянул американец. Потом он двинул сначала одной ногой, затем другой, чувствуя неминуемое наступление эрекции. — Знаете, а?..

— Что? — подняла брови Джанин.

— Ну, это. Есть тут у вас на острове девочки?

— Их тут полно. — Джанин отвернулась от стойки, чтобы наполнить ромом стакан американца. — Какие девочки вам нужны?

— Ну, знаете, с кем можно поразвлечься.

Джанин опять повернулась лицом к стойке. В ее руках был высокий стакан пива с шапкой белой пены. Она опустила губы в напиток, потом, подняв голову, томно слизнула пену с полных ярко-красных губ.

— Конечно, есть! Я, например. — Она рассмеялась.

Американец тупо уставился на нее, его узкая грудь беспокойно задергалась от нахлынувшего желания и нестерпимой полуденной жары. Теперь следы его эрекции уже ясно обозначились под тканью обтягивающих черных с лайкрой шортов. Усы американца под обгоревшим носом задвигались и сразу стали похожи на морских червей, водившихся на мертвых рифах и питавшихся падалью.

— Вы сможете найти меня сегодня в баре «666» на другом конце острова.

— «666»? Ух ты! Это же знак дьявола, сатаны.

Джанин опять нагнулась поближе к нему.

— Вот ваш ром.

«Ну что же, — размышляла она, — он выглядит чистеньким». Хотя с американцами с ходу никогда не разберешься. Из всех приезжавших на остров американцы были самыми непонятными. Итальянцы, те, приезжая, начинали вопить «мама миа» и тому подобное. Англичане ничего не вопили. А вот американцы были больше всех склонны хорошенько пошуметь, а потом вдруг почему-то взять и разрыдаться. «Что же это за народ такой, американцы? — думала Джанин, — странный народ».

Если сегодня она будет хорошо работать и получит приличные чаевые, то ей, может быть, удастся кое-что добавить к той тысяче долларов, что были спрятаны под матрацем. Окто будет ею доволен, когда узнает про эти накопления. Последний месяц был для Джанин удачным. Она взглянула вверх, на небо. Высоко над ней парили, следуя теплым восходящим потокам воздуха, фрегаты — редкие, почти исчезнувшие с лица земли птицы, которые жили тем, что грабили других пернатых, отнимая их добычу. Атаковали рыбаков, которые ценой неимоверных усилий тянули из воды пойманную рыбу, вынуждая их в конце концов откупаться частью улова. В этом фрегаты очень походили на Окто.

— Два пива, малышка, и побыстрее! Нам жарко.

Джанин посмотрела на двух мужчин, появившихся перед ней. Она потянулась, чтобы достать два бокала с верхней полки. Оба посетителя смогли при этом прекрасно рассмотреть сквозь разрез блузки ее великолепную грудь.

— Сегодня будет пирушка в баре «666», — сообщила Джанин, наливая пиво по стенке первого бокала. Но, внимательно взглянув на парочку, заметила, как удивленно при ее словах они уставились друг на друга. «Черт! — подумала она. — Эти двое не для меня. Что ж, тогда, может быть, им повезет и они повстречают Марка». Она протянула мужчинам пиво.

— Пирушка?! — брюзгливо переспросил старший. — На этом вашем забытом Богом булыжнике совсем нечего делать! Надо было остаться на Большом Яйце. Там хоть дискотеки есть.

— Нам тут дискотеки ни к чему. — Джанин мило улыбнулась. — Ну а вам я все-таки советую сходить в «666». Спросите там Марка.

— Какого Марка? — поинтересовался мужчина помоложе. Он был одет в мальчишеские шорты, изумительно чистые, белые, аккуратно подвернутые гольфы и столь же чистые пляжные тапочки.

— Просто Марка. А ему скажете, что вас послала Джанин.