"Возвращение короля" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Рональд Руэл)Глава пятая. НАМЕСТНИК И КОРОЛЬТревожное ожидание сковало город. Хорошая погода и яркий солнечный свет казались насмешкой над горем тех, кто почти потерял надежду. Наместник умер, его тело сгорело; в тронном зале Белой Башни покоились останки Короля Рохана, а новый Король явился ночью из боя и наутро снова ушел на войну с тем, кого победить невозможно. И никаких вестей. С тех пор как гондорское войско вышло из Моргульской долины, в Минас Тирит не прибыл ни один гонец, и в городе ничего не знали о том, что происходит в окутанной Тенью восточной земле. Через два дня после того как Западные Вожди выступили в Поход, королевна Эовина попросила женщин-целительниц принести ей одежду и не слушая возмущенных нянек встала с постели. Одетая, с рукой на перевязи, она пошла к Главному Попечителю Домов Целения. — Я в великой тревоге,— призналась она ему,— и не могу больше лежать без дела. — Ты еще нездорова, королевна,— ответил ей Попечитель.— Мне поручено окружать тебя особым вниманием и заботой. Тебе еще по крайней мере неделю нельзя вставать. У меня приказ. Очень прошу тебя, вернись в постель. — Я здорова,— возразила она.— Телом здорова, только левая рука еще побаливает, но и ей значительно лучше. Но я могу снова заболеть, если останусь без дела. Вестей от войска еще нет? — Вестей нет,— сказал Попечитель.— Последнее сообщение было о прибытии наших Полководцев в долину Моргул. Кажется, ими сейчас командует новый Вождь, тот, кто прибыл с севера. Это достойный муж и настоящий целитель. Меня больше всего удивляет, что его руки, владеющие целительной силой, берутся за оружие. Если верить старым легендам, в далеком прошлом такое случалось, но в наше время в Гондоре только мы, целители, занимаемся лечением ран, которые наносят и получают воины. Кроме того, нам хватает другой работы. В мире и без войны много болезней и несчастий, она лишь умножает их… — Не мы развязали войну,— прервала его Эовина.— Но уклоняться от битвы — удел трусов. Неужели ты хотел бы, чтобы гондорцы собирали твои травы, в то время как Властелин Тьмы собирал армию? И телесное здоровье не всегда составляет счастье. Так же, как не всегда несчастье погибнуть в бою, даже от мучительной раны. Если бы в этот горький час я могла выбирать, я бы выбрала смерть в бою. Попечитель удивленно смотрел на нее. Перед ним стояла высокая девушка с большими глазами, сверкавшими на бледном лице, как звезды. Ее здоровая рука сжалась в кулак, когда она посмотрела в окно, выходившее на восток. Попечитель вздохнул и покачал головой. Наступило молчание. Прервав его, Эовина снова пошла в наступление. — Неужели для меня не найдется дела,— спросила она.— Кто сейчас распоряжается в городе? — Я точно не знаю,— ответил Попечитель.— Меня ведь это не касается. У роханских всадников свой командир. Гондорцам, как я слышал, приказы отдает достойный Хьюрин. А по праву настоящий Наместник — высокородный Фарамир. — Где его искать? — Здесь, в Домах Целения, королевна. Он был тяжело ранен, сейчас к нему возвращается здоровье. Но я не понимаю, как… — Проводи меня к нему, там поймешь. Наместник Фарамир в одиночестве гулял по саду между Домами Целения. Ярко светило солнце, и он чувствовал, как вместе с теплом к нему возвращается бодрость, но на сердце было тяжело, и он почти неотрывно смотрел из-за стены на восток. Там его и застал Попечитель. Услышав свое имя, Фарамир обернулся и увидел королевну Эовину и проникся сочувствием к ней, ибо понял, что главная рана ее — в сердце. — Мой господин! — сказал Попечитель,— это королевна Рохана Эовина. Она сражалась рядом с Королем и сейчас выздоравливает от тяжелых ран, под моим попечением. Но она недовольна пребыванием в Домах Целения и хочет говорить с Наместником. — Пойми меня, Правитель,— произнесла Эовина.— Я не жалуюсь на плохой уход и недостаток внимания. Тому, кто хочет выздороветь, нигде не может быть лучше, чем здесь. Но я не выношу бездействия, праздности. Меня заперли в клетке. Я искала смерти на поле битвы. И вот я жива, а война продолжается. По знаку Фарамира Попечитель с поклоном удалился. — Чего ты хочешь от меня? — спросил Фарамир.— Я ведь тоже пленник Целителей. Он посмотрел в глаза Эовины, и его чуткое сердце сжалось от боли, так тронули его красота и отчаяние Эовины. Воспитанная среди солдат, Эовина увидела суровую нежность в его глазах, поняла, что перед ней доблестный воин, который не уступил бы в бою ни одному из рохирримов. — Так чего же ты от меня хочешь? — снова спросил он.— Я готов сделать все для тебя, что в моих силах. — Прикажи этому Попечителю выпустить меня отсюда,— попросила она, и хотя произнесла эти слова гордо, смутилась. Она подумала, что в глазах властного и одновременно доброго рыцаря может показаться просто капризной и своевольной девчонкой, которой не хватило выдержки. — Я сам сейчас в его власти,— ответил Фарамир.— Я еще не принял правление. Но даже если бы я уже стал Правителем, я бы подчинился лекарю, коль скоро он лучше меня знает, как быстрее выздороветь. — Я не ищу выздоровления,— ответила Эовина.— Я хочу поскакать в бой, как мой брат Эомер, или, что еще лучше, пасть на поле брани, как Король Феоден, добыв себе сразу и славу и покой. — Поздно, королевна, сейчас уже не догнать наше войско, даже если бы тебе хватило сил взяться за оружие,— возразил Фарамир.— Но смерть в бою еще может найти нас здесь, независимо от того, ищем мы ее или нет. Ты ее достойно встретишь, если сейчас, пока есть возможность, послушаешься целителей. Мы оба с тобой должны терпеливо ждать. Она ничего не ответила, но ему показалось, что выражение ее глаз смягчилось. По ее щеке, как светлая дождинка, скатилась слеза, гордая голова слегка склонилась. Потом она тихо, обращаясь больше к самой себе, чем к нему, произнесла: — Целители хотят держать меня в постели еще целую неделю. А мои окна выходят не на восток. Ее голос звучал мягко и грустно. Фарамир светло улыбнулся, пытаясь скрыть сжавшую его сердце жалость. — Ах, окно не выходит на восток? Этому горю можно помочь,— сказал он.— Такой приказ я могу отдать Попечителю. Если ты согласишься остаться у нас в этом доме и еще немного в нем отдохнуть, королевна, то в солнечную погоду можешь гулять в саду и смотреть, сколько хочешь, в ту сторону, где все наши надежды. Ты встретишь здесь меня, потому что я тоже часто смотрю на восток. Если согласишься терпеть мое присутствие и захочешь поговорить со мной, ты утешишь меня. Она подняла голову, посмотрела ему в глаза, и легкий румянец тронул ее щеки. — Как же я утешу тебя? — сказала она.— Я ведь не ищу разговоров с живыми. — Хочешь, чтобы я был с тобой откровенен? — Хочу. — Тогда я скажу тебе, Эовина из Рохана, что ты прекрасна. В наших горных долинах много ярких и красивых цветов, и есть у нас девушки красивее их. Однако я пока не видел ни одного цветка и ни одной девушки столь прекрасной и столь печальной. Кто знает, сколько нам осталось жить? Может быть, всего через несколько дней Тьма поглотит наш мир. Надеюсь, что я не дрогну. Но мне было бы легче встретить последний час, если бы я успел насмотреться на тебя, пока еще светит солнце. Нас обоих коснулась крылом страшная Тень, и одна и та же рука вернула нас на дорогу жизни. — Увы, эта Тень еще висит надо мной,— ответила королевна.— Не ищи во мне утешительницу. Я привыкла к мечу и щиту. Благодарю тебя за то, что отныне мне не надо будет сидеть в четырех стенах. С разрешения Наместника я буду приходить в этот сад. Эовина церемонно поклонилась и ушла в Дом. Фарамир еще долго бродил по саду, но взгляд его теперь чаще обращался к окнам Дома, чем к восточной стене. Вернувшись к себе в покой, Наместник вызвал Попечителя и приказал ему рассказать все, что он знает о роханской королевне. Заканчивая свой рассказ, Попечитель сказал: — Ты мог бы поговорить с невысокликом, который тоже здесь находится. Ибо он принимал участие в Походе Короля Феодена и, как говорят, до конца был при нем вместе с королевной. Мерри предстал перед Фарамиром. Их беседа затянулась допоздна. Молодой Наместник много узнал от хоббита, гораздо больше, чем Мерри сумел выразить словами. Теперь он лучше понимал печаль и волнение Эовины Роханской. Вечером они вдвоем с Мерриадоком гуляли по саду, но она не пришла. А утром, когда Фарамир вышел в сад, он увидел королевну на стене: ее белое платье светилось на солнце. Он позвал ее по имени, и она сошла в сад. Теперь они вдвоем гуляли по траве, отдыхали в тени деревьев, иногда разговаривали, но больше молчали. Так было изо дня в день. Попечитель наблюдал за их прогулками из окна и радовался, потому что он был целителем и видел, что получает помощь в своих трудах; страх и печаль в эти дни угнетали всех, но эти двое явно начали поправляться. Прошло пять дней после первой встречи королевны с Фарамиром. Они стояли на городской стене и смотрели на восток. Вестей от войска не было по-прежнему. Погода испортилась. Ночью задул резкий северный ветер, днем он усилился. Фарамир и Эовина были тепло одеты. Плечи Эовины покрывал богатый плащ, синий, как небо в летнюю ночь, расшитый серебряными звездами по подолу и у ворота; в нем она казалась Фарамиру еще более красивой и гордой. Специально для нее принесли этот плащ в Дома Целения по приказу Наместника, и он сам накинул его ей на плечи. Плащ был выткан для его рано умершей матери, Финделисы из Эмроса; он напоминал ему о счастливом детстве и о первом в жизни горе и казался очень подходящим для печальной красавицы. Но и в теплом плаще Эовина дрожала, всматриваясь в серые поля, над которыми прояснялся северный край неба. — Что ты надеешься увидеть, Эовина? — спросил Фарамир. — Черные Врата ведь там, правда? Наверное, он уже до них дошел. С тех пор, как он выступил в Поход, прошла неделя. — Да,— подтвердил Фарамир.— И я должен сказать тебе, что эта неделя принесла мне неведомые доселе радость и боль. Я радуюсь, когда тебя вижу. Мне больно, ибо страхи и сомнения не рассеиваются, а становятся черней день ото дня. Я не хочу, чтобы этот мир погиб, Эовина, потому что боюсь утратить то, что нашел. — Утратить то, что нашел? — переспросила Эовина, серьезно посмотрев на него, но взгляд ее был добрым.— Что можно было найти и потерять в эти дни? Не говори мне об этом, друг. Ничего не говори! У меня такое чувство, словно я стою на краю ужасной пропасти, непроглядная бездонная чернота у моих ног, и я не знаю, есть ли свет позади. Я еще не могу обернуться. Я жду, когда пробьет роковой час. — Мы все ждем, когда он пробьет,— сказали Фарамир. Больше они ни о чем не говорили. Ветер стих, солнце побледнело, день погас, а в городе и на полях всё смолкло. Они не слышали ни свиста ветра, ни шелеста листвы, ни голосов, ни птичьего пения, ни биения собственных сердец. Время остановилось. И руки встретились и сплелись, но они не заметили этого, замерев в ожидании неизвестного. И вдруг им показалось, что за дальней горной цепью вздыбилась новая вершина, огромная гора Тени, пытавшаяся закрыть весь мир, сверкавшая молниями и огненными искрами. Земля вздрогнула так, что зашатались стены столицы. А потом над ней пронесся странный звук, словно весь мир с облегчением вздохнул, и у них снова забились сердца. — Это напомнило мне о Нуменоре,— произнес Фарамир, с удивлением слыша собственный голос. — О Нуменоре? — спросила Эовина. — Да, о погибшем Заокраинном Западе, когда большая черная волна поднялась над зелеными полями и даже над горами и все затопила неотвратимая Тьма. Мне это часто снится. — Значит, ты думаешь, что наступает Тьма? — спросила Эовина.— Неотвратимая Тьма? — и вдруг прижалась к нему. — Нет,— ответил Фарамир, смотря ей в глаза.— Это лишь образ, который всплыл в моей памяти. Я не знаю, что происходит. Трезвый рассудок говорит, что пришел Черный День и наступает конец всему; но сердце этому не верит. Мне вдруг стало легко и появилась надежда; этого разумом не понять, Эовина, Белая Королевна, в эту минуту я не верю в победу Тьмы! Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. Они стояли на городской стене, снова налетел ветер, сплетая и развевая его черные, как смоль, и ее золотые волосы. Тень исчезла, на небо вышло солнце. Серебром заблестели воды Андуина, в сердца людей вошла радость, из домов послышались песни. Когда солнце поднялось в зенит, с востока прилетел гигантский орел и принес от Западных Вождей счастливые вести, которых так долго ждали. Орел прокричал: И люди запели на всех улицах столицы. И настали золотые дни, когда весна превратилась в лето и усыпала цветами поля Гондора. С острова Кайр-Андрос прискакали на быстрых конях гонцы с вестями обо всем, что свершилось. Город готовился к встрече Короля. Мерриадок был отправлен с обозом провизии в Осгилиат, а оттуда на корабле — в Кайр-Андрос. Фарамир остался в Минас Тирите и временно принял на себя обязанности Наместника, чтобы достойно встретить Властителя Гондора. Эовина тоже осталась, хотя брат звал ее на Кормалленское поле. Ее решение удивило Фарамира. Он был очень занят важными делами, поэтому редко виделся с ней в эти дни. Королевна по-прежнему оставалась в Домах Целения и одиноко гуляла по саду, снова бледная, единственная во всем Городе, чьи глаза остались печальными. Попечитель Домов Целения забеспокоился и доложил об этом Наместнику. Тогда Фарамир пришел ее навестить, и они снова вышли на стену вдвоем. И он спросил ее: — Почему ты осталась здесь, Эовина, а не поспешила на радостные торжества в Кормаллен за островом Кайр-Андрос, где тебя ждет брат? А она ответила: — Разве ты не знаешь, почему? И он сказал: — Причин может быть две. Я могу лишь гадать… Сказала она: — Не надо играть в загадки, Фарамир. Говори яснее. — Воля твоя, королевна, слушай,— сказал он.— Ты не поспешила на Кормалленское поле, потому что тебя позвал только брат, а смотреть издали на Арагорна наследника Элендила в зените его славы — сейчас не радость для тебя. Или потому, что я туда не поехал, а ты хочешь быть рядом со мной. Вот две причины, и ты сама не знаешь, какая из них сильнее. Неужели ты не любишь меня, Эовина? Неужели не хочешь меня полюбить? — Я хотела, чтобы меня любил другой,— ответила она,— и я не хочу, чтобы меня жалели. — Знаю,— сказал он.— Ты хотела добиться любви Короля Арагорна. Он высокороден и могуч, а ты мечтала о славе, о том, чтобы подняться над скучной бедностью и мелкими заботами. Он поразил тебя своим блеском, как великий полководец молодого солдата. Он воистину великий вождь, может быть, самый великий из живущих на земле. Но когда вместо любви ты увидела лишь понимание и сочувствие, ты его отвергла и решила отказаться от жизни, найти славную смерть в бою. Посмотри на меня, Эовина! Она посмотрела ему прямо в глаза и смотрела долго и бестрепетно. И сказал Фарамир: — Не пренебрегай состраданием, если оно идет от искреннего сердца, Эовина! Не жалость говорит моими устами. Ты высокородна и мужественна, ты добыла мечом славу, которую мир не забудет. Ты прекрасней, чем можно выразить самыми красивыми словами на языке эльфов. И я люблю тебя. В первую минуту я сочувствовал твоей печали. Сейчас я любил бы тебя и беспечальную, даже если бы ты забыла горе и тревоги и засияла радостью на гондорском троне. Неужели ты не любишь меня, Эовина? Вдруг она почувствовала, как ее сердце ожило. А может быть, в этот момент она впервые поняла, что это случилось не сегодня, а гораздо раньше. Весна в нем прогнала зиму, и солнечный свет вошел в него. — Я стою на стене солнечной крепости Минас Анор,— сказала она.— Тьма сгинула. Я больше не буду девушкой-воином, не поскачу в поля, обгоняя лучших всадников, не смогу тешиться только боевыми песнями. Я стану целительницей. Полюблю все, что растет и дает жизнь.— И, взглянув еще раз на Фарамира, добавила тихо: — Я больше не хочу быть королевой. Фарамир весело засмеялся: — Вот и хорошо! Ведь и я не король. Я буду мужем Белой Королевны Рохана, если она захочет. И если она согласится, мы поедем за Реку, будем счастливы в Итилиэне и заложим на той прекрасной земле сад, в котором каждый росток будет радоваться присутствию Белой Королевны. — Но для этого мне придется покинуть свой народ, гондорец? — сказала Эовина.— И ты хочешь, что бы твои соплеменники сказали: «Вот, наш вождь укротил дикую всадницу с севера. Неужели не мог он найти жену в племени нуменорцев?» — Пусть говорят! — воскликнул Эомер и обнял ее. Он целовал ее под солнечным небом, на высокой городской стене, нимало не беспокоясь о том, что они стоят на виду у многих. И многие видели их и тогда, и потом, когда они, счастливые, шли, взявшись за руки, к Домам Целения, и свет исходил от них. Попечителю Домов Целения Фарамир сказал: — Королевна Рохана здорова. Попечитель же ответил: — Значит, она свободна от моей опеки, и на прощание желаю ей больше никогда не страдать ни от ран, ни от болезней. До возвращения брата могу поручить ее заботам Наместника Гондора. Но Эовина сказала: — Сейчас, когда я свободна, я хотела бы остаться здесь по своей воле. Этот Дом стал мне дороже всех других,— и осталась в Домах Целения до самого приезда Короля Эомера. В столице все было готово к встрече, радостные вести разнеслись по стране, от Мин Риммона до Пиннат Гелин и далекого взморья Белфалас. Все, кто мог, спешили в столицу, и здесь собралось огромное количество народа. Возвращались домой женщины и дети, в домах появились цветы, из Дол Эмроса приехали арфисты, первейшие музыканты в Гондоре; было много других музыкантов, со скрипками, флейтами, серебряными рожками; приехали сладкогласые певцы из долин Лебенина… И вот наступил вечер, когда горожане увидели со стен разбитый на поле лагерь. Во всех домах в эту ночь до рассвета горели огни, все ждали утра. Утром над восточными горами взошло ясное солнце, от Великой Тени не осталось следа. Зазвонили все колокола, заплескали на ветру развернутые знамена, и над Белой Башней в последний раз взвился белый флаг Наместников без гербов и украшений, словно серебряный снег. Военачальники повели отряды к городу, и люди смотрели, как они проходят стройными рядами, блестя оружием на солнце, как живое серебро. Войско подошло к Воротам и остановилось на расстоянии фарлонга от городской стены. Разрушенные ворота еще не были отстроены после битвы, вход в город был только отгорожен барьером, по обе стороны от которого уже стояли гвардейцы в черном и серебряном, с длинными обнаженными мечами. У барьера ждал Фарамир Наместник Гондора, рядом с ним были Хьюрин Хранитель Ключей, другие гондорские именитые мужи и военачальники, королевна Рохана Эовина, маршал Элфхельм и многие рыцари Рубежного Края. За ними толпился пестрый люд, многие с венками и гирляндами цветов. Перед стенами города образовалась площадь, окруженная воинами Рохана и Гондора, горожанами и гостями, прибывшими со всех концов. Толпа замерла, когда из войска выступили дунаданы, а перед ними — достойный Арагорн в черной кольчуге с серебряным поясом и в длинном белоснежном плаще, скрепленном у шеи большим зеленым камнем, сверкание которого было видно издалека. Он шел с непокрытой головой, только на лбу его сверкала звезда на узком серебряном обруче. Рядом с Арагорном шли Эомер, вождь рохирримов, князь Имрахил, Гэндальф Белый и четыре маленькие фигурки, которым все дивились. — Нет, дорогая, это не мальчики,— объясняла Йорета стоявшей рядом с ней родственнице из Имлох Мела.— Это ферианы из далекой страны невысокликов. Там они князья, причем знатнейшие. Я-то знаю, я за одним из них ухаживала в Домах Целения. Они маленькие, но очень храбрые. Представляешь, один из них без войска, только со своим оруженосцем пошел в Страну Тьмы, победил Черного Властелина и поджег Черную Башню. Невероятно, но так у нас рассказывают. Это вон тот, что идет рядом с Камнем Эльфов. Они, как я слышала, большие друзья. А Камень Эльфов, наш Король, вообще необыкновенный, на вид он суров, да еще как! Но сердце у него золотое. А руки исцеляют. «В руке Короля целительная сила»,— так я им сказала. И тогда все открылось. А Мифрандир сказал мне: «Йорета, люди надолго запомнят твои слова». Ну и… На этом Йорете пришлось прервать просвещение своей сельской родственницы, потому что пропел горн и настала тишина. Из Ворот вышел Фарамир, сопровождаемый только Хранителем Ключей Хьюрином и четырьмя гвардейцами в высоких Шлемах Стражей Цитадели, которые несли большой ларец из черного дерева ливифрона, окованный серебром. Фарамир встретил Арагорна посреди площади, преклонил перед ним колено и сказал: — Последний Наместник Гондора просит, чтобы ты освободил его от Наместничества! При этом он протянул Королю белый жезл, Арагорн взял его и тут же вернул, сказав: — Ты еще не выполнил всего, что тебе предназначено. Оставляю эту почетную должность тебе, а после — твоим потомкам, до тех пор пока мой род не угаснет. Сейчас приступай к делу, как того требует обычай. Фарамир встал и объявил громким голосом: — Слушайте, гондорцы, Наместника своего государства! И смотрите! Наконец вернулся к нам законный Король. Вот Арагорн сын Араторна, первый муж среди дунаданов Арнора, Вождь Западной армии, носитель Звезды Феанора, владеющий Перекованным Мечом, Победитель в боях, целитель, Камень Эльфов, Элессар из рода Валандила сына Исилдура сына Элендила Нуменорского. Хотите ли его Королем, люди? Хотите ли, чтобы он вступил в наш город и жил в нем? И все воины и все горожане в один голос громко закричали: — Хотим! Йорета тут же стала объяснять своей родственнице: — У нас в столице такая церемония в обычае, сестрица; но, как я тебе говорила, Камень Эльфов уже входил в город и говорил мне… Ей снова пришлось замолчать, ибо Фарамир продолжал: — Гондорцы! Наши ученые толкуют, что по старинному обычаю Король должен получить Корону от своего отца перед его кончиной, а если это невозможно, взять ее из рук почившего Повелителя. Но сегодня невозможно и это. Властью Наместника я решил иначе. Я сам принес сюда из Рат Динен корону Эарнура, последнего Короля, правившего много лет назад, при наших праотцах. Вперед выступили четыре гвардейца, Фарамир открыл ларец, который они подали, и вынул из него старинную Корону. По форме она напоминала шлем Стражей Белой Башни, но была выше и совершенно белая; с обеих сторон ее украшали серебряные, усыпанные жемчугами крылья, похожие на крылья морской чайки, ибо Чайка была эмблемой Королей, некогда прибывших из-за Моря. Семь алмазов сверкали в ободке; один, самый крупный, горел огнем выше остальных. Арагорн взял Корону из рук Фарамира и поднял ее высоко над собой, возглашая: — Эт Эарелло Эндоренна утулиэн. Синомэ мару ван ар Хилдиньяр тенн'Амбар-метта! Это были слова, произнесенные Элендилом, когда крылья ветра принесли его корабли к Солнечному Взморью и он высадился на берег. Они означали: «Из-за Большого Моря прибыл я в Средиземье. Здесь останусь, и здесь будут жить потомки мои до скончания мира». К удивлению окружающих, Арагорн не надел Корону, а передал ее Фарамиру со словами: — Вернуть владения предков мне помогли труды и мужество многих друзей. В знак благодарности им, я желаю, чтобы Корону подал Отнесший Кольцо, а коронует меня пусть Мифрандир, если согласится. Ибо он был душой всего совершенного, и наша победа — это его Победа. Гордый и счастливый Фродо взял Корону из рук Фарамира и подал ее Гэндальфу. Арагорн преклонил колено, а Гэндальф надел Белую Корону ему на голову и сказал: — Отныне начинается правление Короля, и да будет оно счастливым, пока стоят троны Валар! Арагорн встал в полный рост, и все смолкли, ибо всем показалось, что они видят его впервые. Высокий, как давние заморские владыки, он возвышался над всей своей свитой, казался одновременно и умудренным годами, и в расцвете мужественной красоты и силы: от его ясного чела, от сильных рук, умеющих исцелять, от всей его фигуры, казалось, исходил свет. И Фарамир воскликнул: — Смотрите! Вот Король! Запели сразу все фанфары. Король Элессар подошел к барьеру, который Хьюрин Хранитель Ключей раздвинул перед ним. Под музыку арф, флейт и скрипок, под пение хора, звонкими голосами воздающего ему хвалу, Король прошел по украшенным цветами улицам к Цитадели и вошел в Башню. На ее шпиле поднялся и заполоскал на свежем ветру флаг с Белым Древом и семью звездами. Так началось правление Короля Элессара, воспетое во многих песнях. При нем Город стал красивее, чем был когда-либо, и лучше, чем во времена своего первого расцвета. В нем появились новые фонтаны, множество зеленых деревьев; главные улицы украсились мостовыми из белого мрамора; вместо разбитых Ворот были выкованы новые из стали и мифрила. Искусные подгорные мастера работали над украшением столицы, лесные эльфы приезжали подивиться на чудеса и помочь, кто чем может. Все раны Города были залечены, и все разрушенное — отстроено. Дома наполнились счастливыми людьми, зазвенели от песен и детского смеха, не осталось ни одного слепого окна, ни одного пустого двора. А когда закончилась Третья Эпоха, память о славе ее последних лет перешла в следующий век. После коронации Король несколько дней занимался рассмотрением неотложных дел и вынесением приговоров, сидя на троне в Большом зале Белой Башни. Он принял множество посольств из восточных и южных стран, из Дунланда на западе и от народов, живших за Лихолесьем. Он объявил прощение отдавшимся на его милость восточным наемникам Мордора. Их отпустили на свободу и отправили на родину. С харатцами был заключен мир, мордорским рабам была дарована свобода и отданы во владения земли вокруг Моря Нурнов. Храбрейших воинов из своих армий Король приказал привести к нему, поблагодарил их и вручил награды за мужество. Наконец, пред его судом предстал Берегонд. И сказал ему Король: — Берегонд! Ты обнажил меч и пролил кровь в священном месте, куда не позволено входить с оружием. Кроме того, ты самовольно оставил пост. За такие преступления по старинным законам кара — смерть. Я должен вынести тебе приговор. Слушай! Я отменяю казнь в благодарность за мужество, проявленное тобой в бою, и за то, что все это ты совершил ради Фарамира. Но в Королевскую Гвардию ты не вернешься, и тебе придется покинуть город Минас Тирит. Кровь отхлынула с лица Берегонда, и он с болью в сердце опустил голову. Но Король продолжал: — Так будет, ибо отныне ты зачислен в Белый Полк, личную гвардию Фарамира, Правителя Итилиэна. Ты примешь командование этим полком и будешь жить в Эмин Арнен, где познаешь покой и почет на службе тому, ради чьего спасения рисковал сам. Лишь теперь Берегонд понял, как справедливо судил его Король, встал на колени, поцеловал его руку и отошел в великой радости. И Арагорн отдал Фарамиру в Удел Итилиэн, попросив поселиться в горах Эмин Арнен, которые были видны с Башни. — Ибо крепость Минас Итиль в долине Моргул будет разрушена до основания,— проговорил Арагорн.— И хотя со временем место, где она стояла, очистится, там еще много долгих лет нельзя будет жить. Последним Арагорн призвал Эомера, крепко обнял его и сказал: — Для нас не нужны ни слова, ни награды, ибо мы братья. В счастливый час прибыл с севера Эорл! Мир не знал более удачного союза народов, чем союз Гондора с Роханом, в котором ни один из союзников ни разу не предал другого. Мы положили Феодена Славного в усыпальницу рядом с Королями Гондора, и если будет на то твоя воля, он здесь останется. Но если ты захочешь, чтобы его останки были перевезены в Рохан, он вернется к своему народу. И ответил Эомер: — С того дня, когда ты впервые явился предо мной, встав с травы на холме, я полюбил тебя, как брата. Я навсегда останусь тебе верен. Но сейчас я должен поспешить в свою страну, где меня ждет много дел. Я вернусь за павшим Королем, когда все будет готово к его последней встрече. Пока пусть он спокойно спит здесь. И узнав о решении Эомера, сказала Эовина Фарамиру: — И я должна ненадолго поехать на родину, увидеть ее еще раз и помочь брату в трудах. Когда тот, кого я любила, как отца, найдет покой в родной земле, я вернусь. Так прошли первые счастливые дни. Роханские всадники подготовились к походу и выступили Северным Трактом. От самых городских Ворот через все поля Пеленнора они ехали сквозь строй гондорцев, которые сошлись сюда, чтобы с честью проводить друзей и соседей. С радостью возвращались домой и остальные союзники из дальних и ближних земель. В городе кипела работа; люди не покладая рук строили, восстанавливали, заглаживали шрамы войны, уничтожали саму память о темных силах. Хоббиты продолжали жить в Городе вместе с Леголасом и Гимли, потому что Арагорн не хотел пока расставаться с Отрядом. — Все кончается,— говорил он,— но я прошу вас подождать еще немного, пока не произойдет последнее событие Истории, в которой вы так храбро участвовали. Приближается день, которого я жду много лет, с тех пор, как из юноши стал мужчиной; когда этот день придет, я хотел бы, чтобы со мной рядом были друзья. О каком дне шла речь, он не сказал. Друзья жили вместе с Гэндальфом в большом красивом доме и почти все время проводили в прогулках по городу. — Ты не знаешь, что за День имел в виду Арагорн? — спросил мага Фродо.— Нам тут, конечно, хорошо, но время уходит. Бильбо ждет, а мой дом все-таки не здесь, а в Хоббитшире. — Что касается Бильбо,— ответил Гэндальф,— то он сам ждет этого Дня и знает, почему вы задерживаетесь. Время, конечно, уходит, но пока только май, до Середины Лета еще далеко. Нам кажется, что мир изменился, будто кончился век, но для деревьев и травы не прошло и года с тех пор, как мы вышли из дому. — Эй, Пин! — воскликнул Фродо.— А ты говоришь, что Гэндальф уже не такой скрытный, как раньше. Он, наверное, просто устал от военных трудов и временно расслабился, а сейчас опять становится самим собой. И сказал Гэндальф: — Многие любят узнавать заранее, что будет на столе, но те, кто готовил пир, стараются как можно дольше держать в секрете плоды своих трудов, ибо неожиданность приносит более громкие похвалы. Кроме того, Арагорн ждет знака. Однажды вечером друзья никак не могли найти Гэндальфа и гадали, что бы это могло значить. А Гэндальф тем временем повел Арагорна за город на южный склон Миндоллуина, и они вместе искали и нашли там тропу, вырубленную несколько веков назад. По ней никто не решался ходить, ибо она вела к священной вершине, на которую имели право вступать только Короли. Всю ночь Арагорн и Гэндальф взбирались по крутой тропе, пока не оказались на высокогорном лугу. Внизу остались провалы за стенами Минас Тирита. Дальше начинались вечные снега. Наступило утро, первые лучи солнца осветили раскинувшиеся внизу поля, город, белые башни с легкими султанами флагов, цветущую, словно сад, долину Андуина. На востоке окутались золотой дымкой Сумрачные Горы, на севере серело нагорье Эмин Муйл и искрился, как дальняя звезда, водопад Рэрос. На юге можно было проследить извилистый путь Великой Реки до самого Пеларгира, а еще дальше светящийся край неба напоминал о Море. И сказал Гэндальф: — Вот твое королевство, пока только начало будущего великого государства. Третья Эпоха кончается, скоро начнется новая. Твое дело — править тем, что заложено, и сохранить то, что достойно перейти в будущее. Мы много спасли, но еще много должно сгинуть. Власть Трех Колец тоже кончилась. Во всех землях, которые ты видишь отсюда и еще дальше за ними, будут жить люди. Пришло время Человека, Древнее Племя должно угаснуть или уйти. — Я это хорошо знаю, друг,— ответил Арагорн.— Но мне нужны твои советы. — Я недолго смогу тебе помогать,— сказал Гэндальф.— Моим временем была Третья Эпоха. Моим врагом был Саурон. Свой долг я выполнил. Скоро уйду. Бремя ляжет на твои плечи и на твой народ. — Но ведь я умру,— возразил Арагорн.— Я смертен; хотя в моих жилах течет чистая нуменорская кровь, и я проживу дольше других людей, времени мне отпущено немного. Когда те, кто сейчас еще находятся в материнских утробах, родятся, а потом состарятся, я тоже постарею. Кто продолжит мое Дело, кто будет править Гондором и всеми народами, которые с надеждой смотрят на великий Город? Древо на Площади Фонтана сухое и бесплодное. Увижу ли я знак, что судьба благоволит к нам? — Отврати взор от зеленого мира и посмотри туда, где все кажется бесплодным и застывшим,— сказал Гэндальф. Арагорн повернулся и оглядел каменистый склон на границе вечных снегов. Там среди мертвых камней было одно-единственное живое растение. Король поднялся к нему. У самой кромки снега тянулось к небу молоденькое деревце всего в три локтя. Оно уже выпустило красивые продолговатые листья, темные сверху и серебристые снизу. На его верхушке на тонких ветках раскрылось несколько цветков с белыми, словно горный снег, лепестками. И воскликнул Арагорн: — Йе! Утувьенис! Я нашел его! Это росток древнейшего древа. Откуда он здесь? Ему еще нет семи лет. А Гэндальф подошел, оглядел деревце и произнес: — Это воистину росток из семени Галатэлиона, из плода Тельпериона Красивого семейства Нимлот, древнейшего из деревьев мира, которое имеет много имен. Кто знает, как оно попало сюда, когда пришел его час? Это место священно; может быть, кто-нибудь посадил здесь его семя еще до того, как не стало Королей, раньше, чем увяло Древо на площади. Говорят, его плоды очень редко вызревают, но если это случится, семена сохраняют тайну жизни много лет, и невозможно предвидеть, когда они проснутся и оживут. Помни об этом. Если при тебе созреет драгоценный плод, его семя надо посадить, чтобы род не вымер. Это же семя таилось в горах, подобно тому, как потомки Элендила в северных пустошах. Но род Тельпериона гораздо старше твоего, Король Элессар. Тогда Арагорн осторожно взял деревце рукой, и оказалось, что оно едва держалось за землю, потому что позволило легко себя вынуть и при этом осталось неповрежденным. Король понес его в город. Засохшее Дерево выкопали, но не сожгли, а с почетом положили на вечный покой в тиши Рат Динен. Молодое деревце Арагорн посадил на Площади Фонтана. Оно оказалось здоровым и сильным, быстро принялось и радостно росло, а когда пришел июнь, густо покрылось цветами. — Вот знак, которого я ждал,— сказал Арагорн и расставил стражу на стене.— Мой День недалек. За день до Середины Лета в Город прибыли гонцы с поста Амон Дин и сообщили, что с севера скачут эльфы и скоро будут у стен Пеленнора. И сказал Король: — Наконец-то! Пусть Город готовится к встрече гостей. В самый канун Середины Лета, прозрачным прохладным вечером, когда небо стало сапфировым и на востоке заблестели звезды, в то время как запад еще золотился от закатного солнца, по Северному Тракту к Воротам Минас Тирита подъехал конный отряд. Впереди скакали Элрохир и Элладан под серебряным знаменем; за ними ехали Глорфиндэл и Эрестор, все родичи Элронда из Райвендела, потом госпожа Галадриэль с Владыкой Лориэна Келеборном, оба на белых конях в окружении лучших представителей эльфийского племени, в серебристо-серых плащах с белыми алмазами в волосах. Наконец, с Жезлом Ануминаса в руке показался сам Элронд, достойнейший среди эльфов и людей, а рядом с ним на серой лошади — Арвен дочь Элронда, Звезда Вечерняя эльфийского племени. Фродо смотрел на нее, затаив дыхание, так хороша была она, так светла в наступающих сумерках, со звездами надо лбом, в облаке ароматов. — Теперь я понимаю, чего мы ждали,— сказал он Гэндальфу.— Вот и конец. Отныне не только день будет радостным, но и ночь счастливой и свободной от страхов. Король приветствовал гостей, которые сошли с коней, и Элронд отдал Арагорну Жезл и вложил руку дочери в руку Короля. Все вместе поднялись в Белую Башню, и путь их освещали мириады ярких звезд. Так в своей обретенной столице в самый долгий день лета Арагорн, Король Элессар, взял в жены Арвен Ундомиэль. Кончились их печали и муки ожидания. |
||
|