"Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве" - читать интересную книгу автора (Бараев Владимир Владимирович)

АЛЕКСАНДР

Михаил долго, пристально смотрел на пламя первой свечи.

Последний раз он видел Александра в Иркутске. Осенью 1827-го Сашу везли в Якутск, а его с братом Николаем — в Читу. Губернатор Цейдлер разрешил встречу, и они втроем провели целую ночь. Мишель подарил Саше «Parnasso italiano», а тот — библию, единственное, что у него нашлось для подарка. Наутро разъехались. Прощаясь, они верили в новую встречу, однако тот поцелуй оказался последним в этом мире.

Но сегодня, в годовщину восстания, Бестужев вспомнил, как ровно тридцать один год назад, рано утром, когда еще было темно, Саша явился к нему на полковую квартиру и сказал, что Якубович отказался вывести моряков Гвардейского экипажа. Услышав это, Мишель оцепенел — рушился не только план захвата Зимнего дворца, но и весь первоначальный план восстания. Московский полк должен был лишь присоединиться, поддержать выход моряков. Мишеля вдруг охватила решимость вывести московцев, Саша заколебался, предложил подождать, пока Рылеев не поднимет другие полки.

— Нет! — воскликнул Мишель. — Промедление погубит дело! Надо увести полк до присяги…

Вспоминая это позже, он ясно понял, что именно тот момент стал решающим и определил все дальнейшие события. После присяги полк вряд ли удалось бы поднять. И тогда не было бы восстания!

Письма Саши из Якутска доходили не всегда, и братья плохо представляли его жизнь там. Через два года его перевели на Кавказ, и тогда, несмотря на увеличившееся расстояние, переписка наладилась. Кроме того, Михаил и Николай получали журналы с рассказами и повестями брата, которые он подписывал псевдонимом Марлинский. Далеко не все, вышедшее из-под его пера, нравилось братьям. Саша, чувствуя это, как-то признался, что писать приходится вечерами при свете костров или луны, несмотря на смертельную усталость после боев и переходов по горным тропам…

Когда письмо брата Павла о смерти Саши пришло в Петровский Завод, декабристов потрясло это известие.

Совсем недавно они узнали о гибели Пушкина, и нот — новая трагедия. Михаил, никогда в жизни не плакавший, рыдал несколько дней, как ребенок. В конверт была вложена последняя записка Саши Павлу, написанная на клочке бумаги:

«Обнимаю тебя, любезный брат; если не приведет бог свидеться, будь счастлив! Ты знаешь, что я тебя любил много. Впрочем, это не эпитафия — я не думаю и не надеюсь умереть скоро, но все-таки, на всякий случай, лучше проститься. Не худо сделаешь, если задержишь письмо к матушке до следующего известия, чтоб не дать ей напрасного беспокойства.

Каково идет и ведет тебя служба? Поклонись Ростовцеву и всем, кто меня помнит не лихом. Писать ей-ей некогда: извини меня перед алчущею братиею журналов. Santè et prosperitè — твой друг и брат Александр Бестужев».

Мишеля поразил бодрый дух и тон записки, которую никак не хотелось назвать предсмертной. «Это не эпитафия — я не думаю и не надеюсь умереть скоро… Здравие и процветание!» — с надеждой твердил он.

Как утопающий за соломинку, ухватился он за слух о том, что Александр не погиб, а оказался в плену. Вспомнив рассказ Саши «Он был убит», Михаил перечитал его и нашел в нем не предсказание смерти в бою, а решение изменить судьбу.

«Кто мне даст голубиные крылья слетать на темя Кавказа и там отдохнуть душою? Не знаю сам, отчего к ним жадно стремятся мои взоры, по них грустит сердце. Не там ли настоящее место человека?» — писал Саша.

Может, он смертельно устал от «войнобеспя», в котором его упрекал брат Николай? Он мог устыдиться того, что в рядах регулярных войск сражается против горцев, берет штурмом аулы, когда под ядрами и пулями гибнут не только воины, но и их дети, жены, матери, старики. Саша ведь любил гордый, свободолюбивый характер кавказцев, хорошо зная их жизнь, изображал ее в своих повестях. Раненного, его могли увезти по горным тропам в глухое селение. А выздоровев, он не захотел возвращаться…

Измученное болью утраты воображение рисовало, как Саша женился на горянке, стал советником если не при Шамиле, то при другом военачальнике. Впрочем, для этого надо было бы принять ислам, а мог ли он изменить православию и присяге? Но вдруг произошло что-то недоступное пониманию Михаила и все случилось примерно так?

Когда сестры приехали в Сибирь, они привезли письмо баронессы Марии Воде со стихами в честь Александра «К домику в 14-й линии». Адрес вызвал недоумение, ведь Вестужевы жили на 7-й. Может быть, это было место тайных встреч Саши с баронессой? Кто знает…

Баронесса Боде написала это в начале сороковых годов. Какой же сильной оказалась ее любовь, если она сочинила стихи много лет спустя после смерти, нет, после исчезновения Александра! А вдруг он в самом деле жив? Живет в одном из аулов и пишет стихи, повести, романы. И может, через сто-двести лет в каком-нибудь тайнике среди скал обнаружатся его рукописи, созданные за долгие годы жизни среди горцев. И тогда он вернет долг «алчущей братии журналов».

Порыв ветра пробился сквозь щель в оконце, и первая свеча погасла. Оттого, что ближе к окну, подумал Бестужев и снова зажег ее. Но через некоторое время она опять погасла. Отчего это? Не знак ли божий? Неужто все-таки жив?

Михаил поднял кружку:

— Если ты жив, Саша, — saute et prosperity! А если нет, то… Впрочем, пью за здравие и процветание!