"Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве" - читать интересную книгу автора (Бараев Владимир Владимирович)

ГОСТИ ИЗ АЙГУНА

Бестужев проснулся от света фонаря, с которым Раевский вошел в каюту. Юлий, когда они сошли с баржи, показал на двух оседланных лошадей, сказав, что это позаботился Муравьев.

Несмотря на темноту, лошади, хорошо знавшие дорогу, бежали уверенно, быстро. Их даже пришлось сдерживать. Ярко освещенный изнутри шатер генерал-губернатора казался издали беломраморным дворцом. Когда они спешились и подошли к входу, из-за полога повеяло благовониями, чесноком и хорошим табаком.

Муравьев представил Бестужева гостям, те выслушали перевод от человека в китайском халате, потом, улыбаясь, поклонились ему. Муравьев усадил Бестужева рядом с собой. Справа от него оказались Раевский и Кукель, а Дадешкилиани и гости с переводчиком сидели напротив.

— Завтра посланные амбаня вернутся в Айгун и доложат о вашем прибытии, — Муравьев сделал паузу, чтобы переводчик успел донести смысл слов. Когда гости закивали головами, он продолжил речь. — Разрешение на проход мимо Айгуна уже есть. Более того, нам обещаны лоцманы, но амбань[15] побаивается гнева богдыхана… Последние слова переводить не надо, — не меняя интонации, с той же любезной улыбкой добавил Муравьев.

— А переводчик разве не китаец? — тихо спросил Бестужев Раевского.

— Нет, это крещеный бурят Епифан Иванович Сычевский. Много лет служил в Пекине, а сейчас драгоманн[16] при Муравьеве.

— Откуда у него такая фамилия?

— Дед, говорят, был из поляков, а мать — бурятка с Ангары. Китайский халат ему недавно подарили в Айгуне.

— Прошу передать амбаню, что нынешний сплав возглавляет один из самых именитых людей России…

Бестужев изумленно глянул на Муравьева.

— Это необходимо для дипломатии, — не оборачиваясь к нему, пояснил Муравьев, — в то же время я не скажу ни единого слова неправды.

Бестужев стал с интересом ждать, что еще скажет Муравьев.

— Его отец — известный деятель культуры… Его старший брат Николай — офицер и историограф флота, художник. Другой брат, Александр, — известный писатель, отважный воин, погибший на Черном море, — голос Муравьева звучал торжественно. Китайцы, слушая перевод и кивая головами, с любопытством смотрели на Бестужева. — Сам Михаил Александрович после окончания Морского корпуса, где он учился с видными флотоводцами России, а также небезызвестным в Китае Путятиным, черт бы его побрал, прости, господи, достойно служил на Балтике и Белом море, а последние тридцать лет провел в Сибири, приложив немало сил для ее развития…

— Не хватит ли, Николай Николаевич… — взмолился Бестужев.

— А посему надеюсь, что амбань достойно примет адмирала нашей мирной флотилии и окажет ей всяческое содействие. Предлагаю выпить за здоровье Михаила Александровича.

Чиновники чокнулись с Бестужевым и разом, как по команде, одним махом выпили водку. Затем, не дожидаясь следующего тоста, сами наполняли бокалы водкой, жадно ели мясо, рыбу, заедая все чесноком и острым соусом.

— Кто эти чиновники? — спросил Бестужев.

— Из почтового ведомства амбаня.

— Не совсем прилично они себя ведут.

— Ничего страшного. Я их понимаю и сочувствую. Чинопочитание в Китае немыслимое. И чем ниже чиновник, тем меньше благ и больше пинков. Вполне возможно, они впервые встречают такой прием. Пусть же едят, пьют, видят наше радушие, а потом расскажут своим, как принимают русские даже таких, как они.

— Ваше превосходительство, — обратился к Бестужеву Сычевский, — гости спрашивают, почему вы, такой заслуженный человек, адмирал, но без мундира и вообще одеты очень просто?

— Скажите, что я надеваю мундир в особо торжественных случаях, — нашелся Бестужев.

— А вдруг они попросят надеть его при встрече с амбанем? — возразил Сычевский. — Может, сказать, что вы — декабрист, а сейчас, возглавляя мирный сплав, не хотите быть в парадном платье?

— Про то, что «секретный», не надо, — сказал Муравьев, — а остальное можно.

Во время этих переговоров Бестужев заметил, что один из чиновников, изображая опьянение, очень внимательно, однако, слушает их — даже перестал жевать, хотя рот был полон. Странная догадка поразила его: он понимает по-русски. Надкусив толстую сигару и начав раскуривать ее, Бестужев неожиданно глянул на китайца и увидел его пристальный, изучающий взгляд. «Как бы предупредить Муравьева? — подумал он. — Шептать на ухо неудобно. Сказать по-французски? Но „почтарь“ может знать и этот язык». Бестужеву стало не по себе. Припомнив весь шедший до этого разговор, он подумал, что ничего обидного по отношению к китайцам не было, за исключением замечания, что они не очень прилично вели себя. Но вдруг Муравьев скажет что-то неосторожное? Как, например, о Путятине. Что делать?

Начав разговор об Адлере и обстоятельствах гибели брата, Бестужев под этим предлогом попросил Сандро выйти из шатра. Муравьев, о чем-то догадавшись, кивком головы разрешил им удалиться. Отойдя в сторонку, Бестужев сказал, что один из гостей, кажется, понимает по-русски.

— Нам это известно, Сычевский предупредил, — ответил Сандро, — Епифан Иванович не так прост, каким кажется. Здесь его принимают за бурятского торговца, который, живя в Кяхте, изучил китайский…

— А на самом деле?

— Нет, он не шпион, — засмеялся Сандро. — Окончил восточный факультет Петербургского университета, в совершенстве знает китайский, маньчжурский, монгольский, владеет английским, французским, немецким. Десять лет служил в Пекине, в русской духовной миссии, которая фактически играла роль посольства России, перевел множество древнекитайских и маньчжурских трудов, написал историческое исследование о китайских границах, истинных и мнимых. В свете его данных, взятых из древних рукописей, территориальные притязания богдыхана выглядят любопытно: Сычевский задает вопрос, от кого же китайцы отгораживались своей знаменитой стеной, не это ли их древняя граница?

— Прекрасно! — восхитился Бестужев. — А сидит, как забитый улусник,[17] который ничего, кроме как пасти скот, не умеет.

— О! Это высококультурный человек. Кстати, обязательно поговорите с ним, много ценного узнаете.

— И давно он раскусил «почтаря»?

— В первую же встречу. Ни один взгляд и жест не ускользнул от него. Будучи в Айгуне, он узнал, что «почтарь» совсем недавно приехал из Пекина и официально шпионит не только за нами, но и за китайскими чиновниками и даже за правителями Айгуна.

— Но почему Николай Николаевич так говорит при нем?

— Подыгрывает специально, чтобы тот не догадался, что мы его раскусили. Поначалу Николай Николаевич рассердился на китайцев за такие фокусы, но Сычевский сказал ему, что подобный шпионаж бытует при дворе богдыхана многие века и придавать этому особое значение, обижаться бессмысленно…

Когда Бестужев и Сандро вернулись в шатер, Муравьев спросил:

— Ну как, выяснили отношения? Я уж забеспокоился, не дошло бы до дуэли.

Все рассмеялись шутке. «Почтарь» смеялся особенно весело. Вскоре после этого Муравьев предоставил слово Бестужеву.

— Дорогие друзья! Высокочтимые гости! Я чрезвычайно рад оказаться в столь почтенном обществе. Под одним шатром — сыны разных народов — русских, китайцев, грузин, бурят. Перефразируя Пушкина, — от пламенной Колхиды до стен недвижного Китая… Символично и то, что мы находимся в том историческом месте, где в одна тысяча шестьсот сорок четвертом году впервые вышел на Амур русский первопроходец Василий Поярков, положив начало освоению этих мест. Мне было приятно узнать, что амбань решил помочь нам опытными лоцманами. Прошу передать ему, что при прохождении Айгуна мы попросим его принять от нас скромные подарки для него лично и для присутствующих здесь его посланных. Позвольте мне провозгласить тост за дружбу народов России и Китая…

Прием закончился далеко за полночь. Придя в дом, выделенный для гостей, Юй Цзечин выпил две фарфоровые чашки с теплой водой и рвотным порошком. С душераздирающим ревом он освободил желудок от еды и обильного спиртного, умылся холодной водой и, взяв лист плотной рисовой бумаги, кисть, тушь, начал быстро набрасывать иероглифы.

«Верховному главнокомандующему

всех войск Маньчжурии,

Князю VI степени, господину Ишаню.

Высокочтимый и достопочтенный князь!

Во время встречи с генерал-губернатором Муравьевым присутствовал некий Бес-ту-шин, который возглавляет нынешний сплав по Черной реке и которого выдают за адмирала. Однако мой простейший вопрос, почему он не носит форму, вызвал среди русских замешательство. Они долго спорили, чем объяснить это, и тут их глупый переводчик проговорился и назвал господина Бес-ту-шина декадристом. Из-за шума мне показалось, что переводчик сказал: „декабрист“, но если положить в основу слова название месяца, то получится нелепица, вроде январист, февралист и т. д. Ни того, ни другого слова в словаре нет. Приставка „де“ означает отрицание, например, демобилизация, дезинформация. По всей вероятности, Бес-ту-шин — кадровый моряк, по каким-то причинам сосланный в Сибирь. По внешнему виду и манерам он производит впечатление благородного человека. Генерал-губернатор Муравьев почему-то назвал его секретным, но искренне превозносил заслуги этой известной в России фамилии.

Однако осмелюсь доложить Вам, что намерения русских по отношению к нам вроде бы самые доброжелательные. По одной из реплик Муравьева я заметил его неприязнь к адмиралу Пу-тя-тин, который учился с господином Бес-ту-шином.

К счастью, никто не догадывается о том, что я в совершенстве владею этим нелепым по звучанию и чрезвычайно трудным по смыслу языком. Надеюсь, мои старания и бдительность будут по достоинству оценены Вами, высокочтимый и достопочтенный князь.

К сему — до последнего ногтя преданный Вам Юй Цзечин.

Устье Зеи, июля 16 дня полной луны,

1857 года — года железной змеи».