"Магус" - читать интересную книгу автора (Аренев Владимир)

Глава третья ПО ТУ СТОРОНУ РАДУГИ

Свеча все-таки догорела. Они сидели в полумраке; человек в плаще рассказывал, Андрий молча слушал.

Потом, когда все, что следует, было сказано, гость поднялся, пожелал Ярчуку удачи и вышел. Андрий подумал, что если вот сейчас выглянуть за дверь, в длинном коридоре никого не окажется.

Он не стал выглядывать. Были дела и поважнее.

«Собирайся и уезжай прямо сейчас. Конь ждет у колодца, что на распутье».

Собственно, вещей у Андрия было не так уж много. Большую часть он намеревался оставить здесь. По самым крайним расчетам путешествие туда и обратно не займет много времени, — а после он вернется в монастырь. Если, конечно, выживет.

Наибольшую сложность составлял сундучок.

«Ни в коем случае не заворачивай его, он должен все время оставаться на свету. Особенно — днем… Не понимаешь. Представь себе подсолнух, который посадили в сарае. Долго ли он проживет, вырастет ли большим? С этим сундучком — нечто подобное. Его нельзя ничем накрывать, класть в мешок или прятать в телеге с сеном… Когда станешь зарывать, тогда — другое дело, тогда можно будет».

Ярчук злобно зыркнул на обузу, которую ему навязали. «И как мне тебя с собой таскать прикажешь?»

Впрочем, рядом, на кровати, лежали ремни, с помощью которых незнакомец нес сундучок за спиной. Упряжь. В которую Андрию вот-вот предстояло впрячься.

Он примерил их на себя, чуть подтянул в одном месте, приотпустил в другом. Прошелся по комнате, пригибаясь, чтобы не задевать головой низкий потолок.

Сносно. Пару деньков перетерпеть можно. В конце концов, низкий потолок, к которому он вернется потом, будет донимать его значительно больше и дольше.

Прежде чем отправляться, Андрий снял с себя сундучок и упряжь — и заглянул к соседу, сказать, что уходит. Мол, пусть передаст чернецам: дела неотложные позвали в дорогу, но скоро вернусь, так вы не волнуйтесь и не серчайте на старого дурня.

«…и не серчайте».

Про дурня писать все же не стал. И так, подумал, глупо получается, как будто я же убил, а теперь пустился в бега.

Степан Корж, Андриев сосед, лежал рядом, в своей кровати — мертвый; таращился оледеневшим взглядом в потолок. Видно, умер еще до прихода человека с сундучком, потому и не слышно было, пока разговаривали, его кашля.

Ярчук закрыл Степану глаза и перекрестился. Потом вернулся к себе — оставил на кровати записку, подцепил на спину сундучок, а на пояс — саблю, забросил на плечо дорожный мешок и шагнул в шпитальный коридор.

Конь действительно ждал у колодца. Дождь — тоже. «Не беспокойся. К тому времени, когда ты придешь, дождь уже начнется. Он будет недолгим и скоро закончится. А потом…»

Совпадение, сказал сам себе Андрий. Или просто человек в плаще хорошо умеет предвидеть приближение непогоды. Вот был у них один такой козак, Кирило Гусак, так тому ляхи ногу прострелили, — с тех пор как на дождь собиралось, он всегда за час-два знал: рана ныла. Наверное, у человека в плаще что-то похожее.

Подумал и выругал себя: кого обманываешь, старый дурень?!

Да и какая, Боже мой, разница, откуда владелец сундучка знал, что начнется дождь? Знал и знал. Пусть нацепит это знание на древко заместо бунчука и разгуливает по дорогам. Ярчуку-то что до того?

Намного больше его тревожил конь, которого этот дождепредсказатель назначил Андрию для путешествия. Еще издали ему показалось, что животное очень похоже на Орлика, но Андрий не поверил, конечно. Орлика должен был забрать с собою Гнат, они так уговорились меж собой. И вряд ли Голый продал или отдал бы коня своего спасителя кому бы то ни было.

Вот только владелец сундучка — не кто бы то ни было, вдруг сообразил Андрий. И Гнат встречался с ним однажды, с этим человеком в плаще.

Словом, когда Ярчук подошел поближе и увидел, что перед ним действительно Орлик, он уже почти и не удивился. Разве только насторожило, что конь, оседланный, взнузданный, с двумя пистолями в седельных чехлах, с рушницею, к седлу же притороченной, покорно дожидался у колодца — и никто не увел Орлика, и сам он оставался все это время на месте. А ведь прежде никого, кроме хозяина, не слушался, конь своехарактерный, дерзкий. Или владелец сундучка только что привел его сюда и теперь прячется где-то в кустах, ждет, пока Андрий?..

«Дождь скоро закончится. Тогда садись на коня и езжай в сторону радуги.

Не удивляйся. Это будут особый дождь и особая радуга. Слепой дождь случается не только при солнце, но и при полной луне. И радуга бывает не только днем, но и ночью. Темная радуга. Тебе — на ту ее сторону».

Вдруг Андрия охватило давно забытое щемящее чувство восторга — искристого, неуправляемого. Он как будто помолодел, омытый этим слепым лунным дождичком. Он снова стоял на перепутье, все шляхи расстилались перед ним, рядом переступал с ноги на ногу Орлик, висела на поясе верная сабля — чего еще надобно козаку?! Опасности? Вот уж ее точно в ближайшие дни у Андрия будет предостаточно!

Он запрокинул лицо к небесам — дождь уже прекратился. И — да! — там кошкой мокрой, бешеной выгибала свой хребет темная радуга. Один ее конец исчезал где-то за верхушками дальнего леса, другой же упирался в лысый холм, что торчал, ровно последний зуб во рту старца, совсем близко от колодца на перекрестке.

«Торопись, радуга долго не продержится! Как увидишь, скачи во весь дух к ближайшему месту, где входит она в землю».

— Ну давай, Орлику-братику! Не подведи!

Конь, фыркнув, помчался к холму. По неширокой, хорошо утоптанной тропке они буквально взлетели наверх, ветви кустарника, густо покрывшего этот бок холма, когтили Орликовы бока и шаровары Андрия.

Приехали. Встали, чтоб отдышаться.

Совсем рядом тянулась к небу радуга. Ее мощный костяк переливался всеми оттенками черного и уходил куда-то ввысь. Ярчуку почудилось, что колонна радуги тихо, почти на самом пределе слышимости поет мрачный гимн ночи — и тому, что в ночи стремится выбраться в этот мир с той стороны.

Где-то в кустах, ниже по склону, тяжело вздохнули и завозились. Встревоженный козодой разорвал надвое воздух над Ярчуковой головой и сиганул кверху, наткнулся на радугу, пронзительно вскрикнул — квир-рр-р!!.. — пропал. В кустах продолжалось движение, кто-то продирался через чащу к верхушке холма.

«Учти, что за сундучком будут охотиться. Не скажу кто. Скажу только, что тебе лучше бы никогда с ними не встречаться. Если заметишь что-нибудь подозрительное, беги. Не принимай их вызов, сколь бы ни хотелось тебе проявить отвагу.

Мне нужно, чтобы ты добрался до места целым и невредимым. И с сундучком. Поклянись, что поступишь именно так, как я хочу.

— Клянусь. Именем матери своей клянусь!

— Принимаю твою клятву. Помни о ней, козаче».

Он легонько тронул Орликовы бока каблуками (шпор никогда не надевал!), направляя его прямо туда, где радуга входила в землю.

И они въехали.

В землю.

Никогда раньше Ярчуку не приходилось наведываться в Вырий этим путем. Да, признаться, он и в Вырии-то бывал не так часто, как полагали многие, чье знакомство с характерниками ограничивалось дедовскими сказками на печи. Нечего живому человеку лишний раз соваться в мир нежити! — это Андрий усвоил с первых же уроков у своего наставника, старого слепого характерника со странноватым прозвищем Свитайло.

Мир наш, объяснял Свитайло, устроен так: мы живем в Яви; когда же приходит человеку время помирать (то есть по миру дальше отправляться), попадает он на Господний шлях, что находится посеред Равнины предсмертия. А оттуда — уж как получится. Большинство уходит за окоем, как только Костлявая покидает их душу. Но люди-то разные бывают, сынку.

И доля у них тоже — разная.

Возьмем тех же чародеев-колдунов, бабок-шептух и прочий люд ведовской. Почему «ведовской»? Да потому что ведают побольше обычного человека. Но и расплата за то им выходит тяжелая, не зависящая, к слову сказать, от того, добро или зло творили они в Яви. Главное тут, что шли они супротив Христовой веры, которая вот уж несколько столетий как воцарилась на наших землях. Нет, сынку, я сейчас не о вреде или пользе православия говорю — мне ли о таких материях судить?! Я о том, что ведуны всякие (да вот хотя б мы с тобой), даже если добро людям приносят, все ж таки против Господа идут, нарушают Христом заповеданное. Так, во всяком случае, мне один монах объяснял… Крепко мы тогда заспорили с ним… ну, неважно. Важно то, что после смерти своей, ежели человек сильно был к Яви привязан, про-Явь-лялся здесь ярко, значительно, — сложно ему к Господу идти, нет ему пути по шляху Господнему, приходится свой торить, через другие пространства.

Всякое может с такой душою случиться. Может она застрять в Нави — в том месте, где находится Равнина предсмертия. Навь ведь — это и есть мир усопших наших предков. Застрявши там, как застревает щепочка малая на дне быстрой горной речки, меж камнями, — меняется душа. Сущность ее внутренняя начинает выползать наружу, смешавшись с обломками Костлявой, которая у такого человека как бы разрушенной оказывается, и не отъемлется полностью. И смешавшись, сросшись по-новому, образуют Костлявая и душа, считай, иное существо. Разным оно может быть — и способности у него разные проявляются. Кто-то всю жизнь на речке провел — тот водяником становится; кто-то в лесу или в поле, кто-то в горах, кто-то при хозяйстве лучшие свои годы, при хате просидел — так и превращаются в мавок, чугайстров, шишиг, кикимор… Много их, сынку, душ загубленных. Путь их сложен, дорога для них к Господу темна и терниста. Ибо попадают они из Нави в Вырий, что находится как бы рядом с Явью, но словно бы под нею.

Тесно переплелись Явь с Вырием, и Навь у них заместо тонкой прослойки. Но нежить, души эти неупокоенные, способна сигать меж Вырием и Явью легко, а влекут их сюда смутные воспоминания и желания, которым не суждено сбыться. Как дети малые, тянут они свои руки, помыслы свои к нам, в Явь, да только понапрасну — не доступны нежити ни радость любви, ни тепло человечье. Ведь все это — удел живых, а нежить уже померла, уже перестала жить. И, хоть и проявляется — лишь во вред себе и другим. Озлобляясь, навье причиняет малые и большие беды тем, кого винит в собственных горестях, — людям.

Встретишься с нежитью — будь осторожен. Не думай, что коль были когда-то людьми, то людьми и остались. Нежить — они твари опасные, злокозненные. Доколе не сгинут — от креста ли святого, от кола ли осинового или еще по какой причине — остаются они злейшими врагами человека.

Только не путай их с нелюдями — те существа живые, просто не люди, ни внешностью своей, ни нравом. С нелюдьми можно и подружиться. Например, домовики иногда образуются из неупокоенных душ, а иногда — это нелюдь какой-нибудь, часто мудрый и беззлобный.

Не то — нежить. Внешне могут походить они на человека, но и только.

«Что ж делать, чтобы не стать таким?» — спросил тогда у Свитайла Андрий. Мнилось ему уж безрадостное посмертие в виде какого-нибудь вихря, что часто встречается на степных шляхах; как будут швырять в него добрые люди ножи да открещиваться, а он, бешеный, растерявший всякие крохи разума, станет подминать под себя человека за человеком, ломая кости и выпивая кровь…

Вздохнул Свитайло, улыбнулся ласково, успокаивающе.

Надо всегда помнить, кто ты, сынку. И уходить на Господний шлях с легкостью в сердце, без зла, без страха. И еще — позаботиться о том, чтоб непременно выполнили над тобой все положенные при похоронах ведунских обряды.

Но я сейчас о другом. Явь и Вырий связаны между собой, и не только после недоброй смерти можно попасть отсюда туда. Я уже учил тебя о Родниках Силы, местах, где земля-матушка невестится с небом. Они, Родники, бывают Золотые и Серебряные. По одним попадешь в Вырий, по другим вернешься в Явь, нужно только знать, когда «нырять».

Есть и еще пути. Один такой открывается на конце темной радуги. О ней я тебе много рассказывать не стану, не время еще. Скажу только, что нет страшней и опасней дороги в Вырий, ибо, идя сквозь Родник, всегда знаешь, где окажешься. Не то — с радугой; она изменчива и злокозненна, с ней шутки плохи — сама кого хочешь перешутит. Коль получится тебе узреть ее, да поспеть к месту, где входит она в землю, не поспешай — ведь никогда не предугадаешь, куда занесет тебя нелегкая.

С тех пор, как поучал его Свитайло, прошло немало лет. Доводилось Андрию и в Вырие бывать, трижды видел он темную радугу — но не воспользовался ею ни разу.

Он примерно знал, где находятся основные Золотые Родники, через которые можно было вернуться в Явь, так что мог бы, наверное, разобраться, куда ехать, чтобы проявиться в нужном месте.

Да вот только, что это за место, Ярчук не знал.

«Просто перейди в Вырий. Отъезжай подальше от того места, где окажешься — до тех пор, пока не стемнеет. Тогда устраивайся на ночлег и… вот, возьми. Это зеркальце не простое. Подыши на него — поверхность запотеет, на ней проступят слова. Следуй указаниям, которые нарисуются, — а когда выполнишь, снова подыши — и отправляйся дальше. И так — до тех пор, пока не доберешься до места. Это — для того, чтобы хоть немного облегчить тебе путешествие».

«Как же, облегчить!» — Андрий хмыкнул и огляделся по сторонам.

Они стояли на дне огромного котлована, этакой жертвенной чаши природы. Склоны алели неправдоподобно яркими полосами-потеками. Ярчук знал, что это не кровь: кровь — она не такая, тусклее и… живей, что ли.

И действительно, когда подъехали ближе, Андрий увидел, что алые полосы — всего лишь кустики травы, довольно необычной и по цвету, и по форме — но все-таки травы. Орлик потянулся к ней мордой, принюхался, но так и не сорвал ни листочка.

Андрий тем временем приглядел уже тропку, по которой можно было выбраться отсюда. Небо над ними наливалось чернильной тяжестью — здесь, в Вырие, смена дня и ночи происходила по-другому. Как правило, если в Яви был день, здесь царила ночь — и наоборот. Но в зависимости от времени года случались расхождения, впрочем, не слишком большие. Ведь там, откуда приехал Ярчук, вот-вот должно было настать утро.

«…до тех пор, пока не стемнеет».

Что ж, значит, нужно ехать быстрее. А потом уж он отдохнет, они с Орликом отдохнут.

— Дядьку! Дядечку, родненький! Где это мы?!

Даже если бы Орлик вдруг (Вырий все-таки!) заговорил, вряд ли — таким тонким хлопчачим голосишкой. Ярчук оглянулся: так и есть! От же ж нечистая сила! Ну не продохнуть от бисовых отродий — явились уже!

Вернее, явился, поправил себя Ярчук. Потерчонок был один, что само по себе казалось странным: обычно эти духи сгубленных ребятишек ходят по двое-трое, каким-то сверхъестественным чутьем отыскивая себе подобных и сбиваясь в стайки. А этот — одиночка.

Может, новый, недавно померший?

— Дядечку, не молчите! Пожалуйста, дядечку!

«Что ж ему сказать-то?!»

Малый ведь не догадывается, что с ним сталось. Умирая, такие, как этот, сильно держатся за жизнь — и поэтому попадают в Вырий, а не уходят Господним шляхом за окоем. Теперь ему слоняться здесь, иногда проваливаясь в Явь, пугая людей… Вечный страх, обида, непонимание того, что случилось.

«Лучше бы тебе никогда с ними не встречаться. Заметишь что-нибудь подозрительное — беги».

Ни разу в жизни Ярчук не обидел ни единого ребенка, вообще всегда был ласков с детьми.

Неважно. Он поклялся.

— А ну-ка, поберегись, малый!

В глазах хлопчика застыла горькая горечь — Андрий сплюнул, будто выжевал сноп полынной травы.

— Гэть от коня! Он у меня опасный, гляди, копытом как вдарит!..

Сказал — и стыдно стало, хоть сквозь землю проваливайся!.. Да ведь уже провалился.

Но ведь клятва!

— Дядьку… Орлик… он же добрый, какой же он опасный?

Вот тебе, Андрий, и потерчонок!

— Ты откуда знаешь, что коня Орликом кличут?

— Так то ж я с ним у колодца дожидался, пока вы придете! — затараторил хлопец. — Только я на холме прятался, мне не велено было на глаза вам показываться. Тот дядька, что раньше с сундучком проходил через наше село, а потом без… ну, тот, который меня попросил коня постеречь — вот, глядите, и червонец дал, взаправдашний! — так он велел, чтоб я на глаза вам ни-ни! Я и не думал. А вы — р-раз и прямо на меня как поскачете. А я… А потом вы на холм — и исчезли. А я туда — и вдруг как будто кто-то мне по лицу паутиной провел. И я тутоньки.

Он всхлипнул:

— Дядьку, а где мы?

— А тебе куда надо попасть?

— Мне б обратно, домой. — Он назвал село, что стояло недалеко от Межигорки, через него Андрий проезжал вместе с братчиками по пути в монастырь.

— Ну так я тебя довезу. Сидай. Как звать-то тебя?

— Мыколка.

— Мыколка… Лучше б, Мыколка, оказался ты потерчонком, ей-богу!

— Чего? — не понял хлопчик.

— Та ничего. Не слушай старого дурня, а лучше гляди на дорогу да по сторонам. Только чур — все вопросы потом. По рукам?

— По рукам!..Дядьку, а все-таки где мы?