"Пленники вампиров" - читать интересную книгу автора (Дьяченко Нина)

Дважды вампир

Я был не таким, как все. И ничего хорошего эта моя необыкновенность мне не дала. Возможно, белые вороны — очень талантливы, но быть белой вороной в стае чёрных коршунов — не слишком полезно для здоровья. Я много раз был на грани сумасшествия от огромной внутренней боли, которую мне причиняли подобные мне «создания божьи». Я бы назвал их по другому, особенно тех, кто навеки внушил мне ненависть к себе и множество скрытых и явных комплексов.

Я — мальчик. Сейчас мне семнадцать. Мы празднуем мой день рождения в самолёте — мы улетаем из Нью-Йорка в какую-то забытую задницу. Городок Лорен-Вайс. А всё потому, что скопытилась какая-то тётка и оставила нам в наследство свой большой дом. В Нью-Йорке нам теперь негде жить — мать потеряла работу, а на пособие не очень-то проживёшь. Разве что в каком-то клоповнике. А у нас сохранилось немного гордости, хотя денег гордость никогда не заменяла.

В самолёте мама протянула мне диск с моим любимым фильмом «Интервью с вампиром», давно желанный подарок — у меня есть удивительное свойство: чем больше я чего-то хочу, тем меньше прилагаю усилий, чтобы это заполучить. Мне почему-то кажется — это застыло на уровне подсознания — что истинно моё всегда попадёт мне в руки. Рано или поздно. Как сегодня, с подарком. Я ведь миллион раз мог купить себе диск для компьютера или кассету для видика с этим фильмом, но…

И я был счастлив. Мама устало улыбнулась мне и погладила меня по головке, как маленького. Впрочем, я не возражал. Перед мамой я никогда не корчил взрослого — честно говоря, мне приятно было быть маленьким. И не для того, чтобы валяться на кровати и требовать конфет в постель. Просто я очень нуждался в её заботе. Потому что кроме матери у меня больше никого не было: ни друзей, ни девушки. Даже врагов.

Я чувствовал себя счастливым… но нехорошее предчувствие отозвалось спазмом в животе. Самое страшное, что мои предчувствия никогда меня не обманывали. Теперь я был уверен — в Лорен-Вайсе нас ожидает только плохое. Боль, много боли. И ещё что-то… что я не мог расшифровать.

Матери я не стал ничего рассказывать: зачем пугать? К тому же она была вполне современная леди и не верила в паранормальную чушь. Я регулярно подписывался на журнал фантастики «Невероятнее истории. Магия. Фантастика. Оккультизм». Мама только посмеивалась, но не высмеивала меня. Она всегда щадила моё самолюбие.

Да, итак: меня беспокоил мой новый колледж. Понимаете, в Нью-Йорке никому до меня не было дела, я ходил по улицам, как призрак. Нью-Йорк вообще театр уродов, кого там только не встретишь! Негров в ковбойских одеяниях, индейцев в перьях, белокурых гигантов, одевающихся в стиле древних викингов. Китайцев и японцев с разноцветными, жутко яркими волосами — новая мода. Зато никого нельзя было напугать моими недостатками, за которые я себя ненавидел даже больше, чем случайные враги. Я ощущал себя отщепенцем, и никакие восторги мамы по поводу моей внешности не могли изменить моё отношение к ней.

Потому что моя внешность — самый ужасный кошмар парня — заставляла усомниться в том, что я именно парень. У меня ужасные золотистые волосы, да ещё и вьются крупными кудрями, хорошо, хоть не как у барана. Прямо ангел с полотен великих художников! Моё личико с правильными, тонкими чертами имеет чувственный алый ротик, огромные бирюзовые глаза. Мама утверждает, что я красив, как никто. Лучше б я был уродлив, как самый распоследний негр с толстенными губищами и выпученными коровьими глазами, чем таким, каким сотворила меня природа!

Фигура у меня нормальная, я не слишком высок, скорее чуть-чуть выше среднего роста. Я качал мышцы, когда получалось — в спортзале, когда нет — дома. Конечно, до Жан Клода Ван-Дама мне далеко, но, по крайней мере, я не выгляжу худым. Хотя, это не значит, что я похож на спичку. У меня хорошая фигура, соразмерная, — как однажды сказала та сама старая тётка — моя дальняя родственница — которая пожертвовала нам дом. Наверное, за то, что мы её так долго терпели. И вообще, я очень красив, но красота моя какая-то женственная. И меня часто обзывают «педиком». Когда-то я серьезно думал над тем, чтобы исполосовать своё лицо шрамами — во всяком случае, тогда я хоть буду похож на мужчину! Но боялся напугать мать. Однако когда она снова и снова сыпала похвалами, мне иногда хотелось её ударить. Или заплакать от безнадёжности. А ещё я иногда ненавидел её за имя: она называл меня Ариелем!

— Поспи немного, — предложила мама, поглаживая меня по щеке и улыбаясь. — Я знаю, как ты не любишь летать, но это скоро закончится.

Она не знала: я не испытывал страха к полётам, просто когда долго ничего не делаешь, в голову рано или поздно лезут обычнее неприятные размышления, преследующие меня с упорством маньяка. А свои чувства я хоть и умею скрывать, но не слишком долго. Если честно, я эмоционален, как девчонка. Ещё один повод возненавидеть себя и судьбу. Но, как сказал один наш сосед: коротконогий коротышка без руки с жуткими прыщами на лице: «У всех свои недостатки».

Я таки заснул, поудобнее устроившись в кресле. Мне приснился сон, который совсем недавно был действительностью.

Элайза Вульф с любовью посмотрела на своего заснувшего малыша: стройный, необычайно, просто сказочно красивый мальчик в новых чистых джинсах, синих кроссовках и тёмно-зелёном блейзере, надвинутом на лицо. Длинные тёмные ресницы бросали тени на гладкие, немного загорелые щёки. Каждый раз, глядя на сына, она испытывала гордость и счастье, такое, что захватывало дух. Больше всего она боялась, что у сына вот-вот появиться какая-то красотка, а, ещё хуже — совсем не красотка, — и захватит над ним власть. Прикажет отделиться от матери. Захочет жить с ним вместе, естественно, без неё. Элайза была готова сделать всё, что угодно, чтобы у её любимого сына не было постоянной девушки. Ещё с детства она внушала ему, что женщины — злые, жестокие, расчётливые шлюхи, — которым мужчины нужны только для денег. «Любить может только мать, остальные женщины втайне ненавидят мужчин!» — поучала она сына, кстати, свято веря в сказанное. Своего мужа, Джастина, который не был особенным красавцем, зато наглецом и любителем женщин, она просто не переносила. Зато он какое-то время — четыре года — оплачивал её счета. Элайза до сих пор ненавидела мужчин, всех, кроме сына.

Иногда она даже хотела, чтобы сын стал импотентом. Когда она представляла его в постели с какой-нибудь грязной шлюхой — её длинные пальцы сами собой сжимались в кулаки, а лицо превращалось в уродливую маску дикой ненависти.

Ей нравилось рассказывать сыну про СПИД, сифилис и прочие болячки. Она доставала брошюрки, где подробно описывались симптомы и мучения заболевших и заставляла сына их читать. Она таскала его на все лекции про СПИД. Женщина доставала статьи из интернета и подсовывала ему. В результате — как она надеялась — внушила ему стойкое отвращение к сексу.

Иногда она ненавидела себя за это, но боязнь одиночества, опасения потерять любимого сына оказалось сильнее слабых укоров совести. Сама они никогда не приводила в дом мужчин, когда желание становилось неконтролируемым и грозило уничтожить спокойствие её тела, она находила любовника и отправлялась к нему. Один раз. А потом убегала, не оставив телефона. Да и имена она себе придумывала каждый раз другие. Элайза не могла забыть однажды прочитанную в интернете статью про то, как отчим насиловал приёмного сына. И таких случаев было множество, словно статьи сами собой размножались или мир охватило безумие.

Даже больше, чем женщин, она боялась гомиков. До четырнадцати лет она ходила с сыном чуть ли не за ручку, заставила его пойти на карате. В спортзалы ходила с ним под предлогом улучшить фигуру. Сын, к её радости, ни разу не возмутился. Многие соседки завистливо утверждали, что ей в сыновья достался ангел. Они не могли поверить, что он не курит, не пьёт и не предаётся блуду. И у него такое красивое имя! Ангельское.

Сон вплыл в голову, как корабль в бухту. Ариель снова увидел тот самый бар, в который зашёл по дороге домой из магазина. Тётка прислала ему немного долларов и он мог что-нибудь себе заказать. Кроме спиртного, разумеется. Он заказал «кока-колу» и сел за дальний одноместный столик. Тайком он хотел увидеть стриптиз, хотя он понимал, что днём его не покажут.

Однако, в полупустом, почти пустынном баре с дорогой мебелью и обстановкой, косящей под старину, на сцену вдруг вышла красивая девушка и начала раздеваться. Размер её бюста поразил его. К тому же, она была блондинкой. С лицом аристократки и телом порно модели. Ариель медленно отставил недопитую колу.

А потом в зал вошёл незнакомый мужчина и парень совершенно забыл про раздевающуюся красотку. Парень заказал какой-то дорогой коктейль и небрежно уселся за пустой столик, почти не глядя на девушку. Он уставился на свой бокал, но так и ни разу к нему не притронулся. Ариель сразу заметил, что они чем-то похожи. Что невероятная красота парня сродни его женственной красоте. Парень очень напоминал Брэда Питта в любимом им фильме «Интервью с вампиром». Спокойное, пожалуй, равнодушно-задумчивое лицо, длинные волосы до плеч цвета вороново крыла. Его глаза были неправдоподобно синими. Но он был высоким, с широкими плечами, длинными ногами и ловкими, танцующими движениями хищника.

Увидев его, входящего в зал, Ариель понял, что влюбился.

А через три дня, когда он напрасно ходил в тот самый бар, надеясь ещё раз увидеть похитившего сердце парня, мама сказала, что они переезжают.

Однако во сне незнакомец сам подошёл к нему, взял стул и подсел. Следующая картина сна была совсем уж непристойной: он и тот парень сплетенные в объятиях, как змеи в полутёмной комнате, на постели. Они просто обнимались, даже во сне он не мог полностью отдаться непристойности, а парень молча смотрел ему в глаза невыразимо сладостным взглядом, прожигающим сердце.

Он резко дёрнулся во сне и проснулся. С испугом поглядел на мать, ему чудилось, что она подглядывает за его мыслями, снами. Но женщина спокойно читала журнал. За окном стояла тьма. Он осторожно отстегнулся и встал.

— Ты куда? — тоном полицейского на допросе спросила она.

— В туалет, — быстро ответил он и улыбнулся.

Она снова уткнулась в журнал, но он знал, что мать не успокоится, пока он не вернётся из туалета целым и невредимым. Он же был единственной любовью в её жизни! И сейчас это начало на него давить, эта ответственность.

Ариель закрыл за собой дверцу кабинки и с облегчением вздохнул: только тут он был в безопасности от материнской заботы. Свободу она давала ему постепенно и неохотно. Всегда звонила по мобильному, когда он куда-то шёл, чуть ли не каждые пятнадцать минут. Однажды, когда его батарейка села, он бежал домой чуть ли не бегом и застал мать в истерике, как и предполагал. Она рыдала, напилась барбитуратов и уже считала его умершим.

Сжав ладонями белые кости умывальника, белокурый парень вдруг осознал, что начинает ненавидеть свою мать. Он вслух обозвал себя чудовищем. Свой сон он постарался забыть, но он не шёл из его головы. Сладострастные образы накатывали, как волны океана, с повторяющимся постоянством сердцебиения. Ариель почему-то подумал, что с тем парнем в баре было что-то не так.

«Но что не так?» — размышлял он, продолжая стискивать холодную раковину. «Да, какая-то сверхъестественная красота, может быть это меня поразило? Нет, мерцание его кожи, отчётливо видимое в полумраке зала. Другие ничего не замечали, так как были поглощены эротическими танцами белобрысой девицы с невероятно огромным бюстом. И глаза, они сияли, как сапфиры под солнцем! У людей такого не бывает. Или я сошёл с ума?»

— Ариель, с тобой всё в порядке? Тебе плохо? — Элайза уже стучала в дверь туалета.

— Чёрт, и тут мне нет покоя! — в сердцах ругнулся он, стукнув кулаком по стене. Затем вымыл руки и вышел с обречённостью мученика, идущего на костёр.

— Тебе здесь понравиться, — неуверенно говорила мать, наблюдая как сын выходит из их новой машины, мордатого джипа.

Ариель покивал, однако плохие предчувствия усилились. Особенно, когда он увидел кучку высоких амбалов с совершенно тупыми лицами. Их было около пяти. Их вожак был даже симпатичен, почти красив в грозном подобии экранного Тарзана. Их взгляды встретились.

— Да, да, конечно. Пока, мамочка, — рассеяно ответил он, целую в щёку красивую, но уже увядающую женщину. И медленно пошёл в свой новый колледж.

…На паре на него таращились все девушки, от красавиц до дурнушек. Одна из них быстро подошла к нему, как только закончился урок. Эта была история. — Привет, меня зовут Лорна. Девушка была типичной красоткой с огромным бюстом, крашеной блондинкой. Но взгляд её выражал не наглую развязность, а неожиданную теплоту и даже робость.

— Привет, Лорна, — улыбнулся он в ответ.

— Тебя зовут Ариель, ведь так? Ариель Вульф. Я правильно запомнила? — девушка кокетливо склонила очаровательную голову набок.

— Да.

— Красивое имя, — она села рядом на пустое место. — Не возражаешь?

— Конечно же, нет. А я ненавижу своё имя. «И внешность», — чуть не добавил он. Но сдержался.

— И зря. Можно я буду с тобой сидеть? Ты новенький, я тебе всё здесь покажу и расскажу. Не возражаешь? — опять с почти детской робостью попросила эта красавица.

— Нет, конечно! Заманчивое предложение. Мне очень нужен экскурсовод. Я заметил мрачный взгляд «Тарзана», следившего за нашим разговорам. Его огромные руки сжались в кулаки. Ясно, что Лорна нравилась этой «горилле».

— …Эй, Ло, ты что это с педиком на старости лет связалась? — с угрюмым презрением произнёс амбал, настигнув нас в парке. Идеальное место — безлюдное в этот серый сентябрьский день. Его подхалимы прятались за его спиной, скалясь в идиотских ухмылках.

— С чего ты взял, что он — гомик? — презрительно поговорила Лорна, сжимая мою ладонь и без страха, с презрением глядя на банду. — Мы только что целовались, если тебе интересно!

И он точнее, они, напали. Меня очень хорошо побили ногами, амбал оказался невероятно силён. Ему удалось свалить меня наземь. Его дружки начали избивать меня ногами, пока он держал меня за руки, сев мне на ноги. Если бы не Лорна, они бы меня убили, или сделали евнухом. Кажется, Джон — так звали гориллу — именно к этому и стремился.

Смелая девушка с визгом кинулась на него сзади, вцепившись в волосы и раздирая длинными ногтями кожу лица. С инстинктом дикой кошки она продвигалась к его глазам. Джон заорал и отпустил меня, пытаясь стащить её с себя. Я быстро встал и накинулся на них, вспоминая все выученные мною приёмы карате.

Но прибежали учителя с охраной и нас быстро разняли. Мы сделали вид, что просто играли. Лорна и я подтвердили. Сработало негласное правило — своих не выдавать. Если б я запроворил амбала с дружками в тюрьму — а мне очень хотелось — я бы потерял уважение всего класса и Лорны в первую очередь. А она мне была нужна. Как друг.

— Спасибо, — буркнул Джон, когда мы возвращались на пару. Он отводил взгляд в сторону. — Этого больше не повториться! — твёрдо заявил он. Я поверил. Я часто отличию ложь от правды. Последние слова дались ему с трудом, он буквально изнасиловал себя, произнёся их: — Если хочешь, Лорна твоя.

— Это решать ей, — тихо ответил я.

На следующей паре всем участникам драки, кроме меня, стало очень хреново. Их начало рвать прямо посреди урока математики, из носа Джона потекла кровь; он упал в обморок. Стив, Бранч, Джой и Сэмюэл вскоре последовали его примеру, так что даже учитель математики заподозрил розыгрыш. Подумал, что они просто хотят сбежать с урока. Но я знал, знал, знал. Знал, что это сделал я. Когда люди пытаются причинить мне вред, им становиться плохо. Чаще всего, сразу же. Так что меня никогда не грабили, не насиловали и не убивали. Хотя попытки были. Хорошо, хоть мама не знает, у неё бы инфаркт случился.

Я не знаю, почему так случается, и не хочу знать. Но я боюсь.

На следующий день я рассказал матери про драку, она хотела подать в суд на парней, но я сказал, что не дам показаний. Сказал, что не хочу сцен и внимания прессы. — Нам тут жить, — весомо проговорил я. — Или ты хочешь уехать? Нам ведь некуда больше бежать.

Мама плакала. — Да, ты прав, — тихо ответила она. — Но ты больше никогда не пойдёшь в этот сраный колледж! Ты выучишься заочно!

Я был доволен, я знал, что она так поступит.

Когда Джону стало лучше, я навестил его и увидел Лорну, трогательно подающую ему стакан сока. Увидев меня, она смутилась, но я одобряюще улыбнулся ей. — Привет, Джон! Ты как, в порядке?

— Уже да. Почти, — отозвался он, сощурившись. Он никак не мог решить, как теперь ко мне относиться. Разумеется, он не приписывал мне свою внезапную слабость, а посчитал, что пострадал во время драки. И, слава богу! Представляю, что бы он сделал, если б узнал, что я выпил почти всю его энергию. Как вампир. И насытился. Я был счастлив. Я радовался тому, что это происходит только в момент реальной опасности, и помогает сохранить мою шкуру. Жизнь и честь. Я не хотел бы пить энергию матери, особенно когда злюсь.

Он привстал: — Почему ты ушёл из колледжа? Я не собирался больше тебя обижать, да и ребята бы тебя не тронули. Честно говоря, ты крутой! — с уважением произнёс он и, нагнувшись, протянул мне ладонь. Я горячо пожал её. — У тебя какой пояс по карате?

— Чёрный, — улыбнулся я.

— А по тебе не скажешь! Молодец! Возвращайся, мне неловко, что с тобой так вышло. Я вгляделся в его лицо и вдруг понял, что оно совсем даже не тупое, просто замкнутое. И даже с проблесками ума.

— Дело не в вас, а во мне, — я тяжело вздохнул. — Моя мама случайно узнала про драку и запретила мне посещать колледж. А у неё слабое сердце, — вдохновенно врал я. — Понимаешь, я у неё один и всё такое. С отцом она разведена, он алименты не платит, куда-то исчез…

Джон покивал. — Извини, — он снова отвёл взгляд. — Можешь мне не верить, но я честно не хотел такого! Я просто хотел… чтобы Лорна ко мне вернулась. Тогда мы жутко ссорились, а потом я увидел, как она подходит к тебе.

— Это я специально, хотела тебя подразнить, — усмехнулась девушка, с обожанием глядя на его сильное тело. — Извини, Ариель. Но ты был просто пешкой.

…Я ушёл от них с тяжёлой головой: «Просто пешка. Игрушка. Как всегда. И для всех. И когда это проклятие закончиться?»

Я вёл почти растительное существование под крылышком матери. Ей нравилось, что я редко выхожу из дому, а уроки делаю дома, а потом высылаю по электронной или обычной почте. Лорна и Джон иногда навещают меня, мать делает вид, что рада. Думаю что она терпит их только потому, что они никак не посягают на меня, а заняты собой. Вскоре они поженятся. Мы стали почти друзьями. Я не мог бывать на их шумных вечеринках — мать не отпускала. Джон как-то шёпотом посоветовал мне сбежать. Я снова удивился его наблюдательности. Я всё никак не мог отделаться от впечатления, что он — тупой «качок», у которого вместо мозгов мускулы. Его идея была притягательной, но я не мог. Я бы не выжил один без любви, а любила меня только мама. Если б меня предали, я бы не вынес этого, а мать меня, при всех своих причудах, никогда не предаст. Я был в этом уверен.

И вот, когда я почти привык к свой монотонной жизни, я снова увидел ЕГО. Парня из моих снов.

Я выходил из огромного супермаркета, которые есть даже в самых захолустных городишках Америки. Супермаркеты и дороги. Все городишки одинаковы: похожие до боли дома, заправки, словно клоны. Я держал в руках кулёк с едой. Мать заболела гриппом, иначе сходила бы сама за покупками. Её желание не пускать меня за порог начало доходить до мании, я серьёзно задумался над идеей побега. К тому же, я стал ещё более одинок: Лорна и Джон поженились и переехали в мой Нью-Йорк. Я разрывался над любовью к матери и тоской по свободе.

И тут я увидел ЕГО. Он медленно шёл по тротуару, задумчиво поглядывая на небо. Джинсы плотно облегали его длинные ноги, чёрная кожана куртка — плечи и грудь, а длинные волосы свободно падали на плечи. Многие людей оборачивались, когда он шёл, но парень вроде бы этого не замечал.

Затем, когда я с ужасом и тоской подумал, что он пройдёт мимо, даже не заметив меня, он поднял голову и наши глаза встретились. Он улыбнулся мне, мягко и доверительно, как старому другу и моё сердце едва не разорвалось. Я чуть не умер от счастья. И тут произошло нечто ещё более прекрасное — он подошел ко мне. — Привет, кажется я тебя где-то видел… мы знакомы?

— Нет…не думаю, — с трудом произнёс я, глотая слова, как ненасытная рыба — наживку. Мне было сложно с ним общаться. Мне всё ещё казалось, что я вижу сон. Единственный прекрасный сон в серой грязи действительности.

— А мне кажется, что я где-то тебя видел, — жизнерадостно сообщил он. Мы шли по улице, я шёл за ним, как привязанный. Как собачка за хозяином. И не мог оторвать взгляда от его прекрасного лица, пышных шелковистых волосы и удивительно глубоких синих глаз. — Может быть… — его лицо стало злым и лукавым одновременно, — в каком-нибудь Нью-Йоркском баре? Где подают стриптиз ещё днём?

Я смолчал, честно говоря, я не знал, что на это ответить. Сказать: «Да», значит признать, что я его хорошо помню, а мне не хотелось признаваться в слабости к незнакомым красивым мужчинам. Ничего не ответить было бы невежливо и неловко. — Возможно, — наконец выбрал я самый невинный вариант.

Его улыбка ослепила меня, как солнце, бьющее прямо в глаза. — А я тебя очень хорошо запомнил. Мне показалось, что ты в подобном заведении впервые.

— Почти. Я редко куда-то хожу.

— Почему? Замыкаться в себе — просто заживо похоронить себя в ветхой могиле, — наставительно сообщил он. — Молодые люди должны вовсю радоваться жизни. Вдруг они не доживут до старости? Вдруг их кто-то убьет? Какой-нибудь маньяк, например. Его губы раздвинулись ещё шире, мне показалось, что его зубы — вставная челюсть, настолько они казались белыми и безукоризненными. Я сразу подумал о фарфоровых зубках кинозвёзд, которыми они с успехом заменяют настоящие, изъеденные жизнью.

— У тебя глаза настоящие или это линзы? — неожиданно спросил я. Почему-то разговор с ним начал действовать мне на нервы. Я ощутил покалывание на теле — опасность! — казалось, сигнализировало оно.

«Дурак! Тебя так запугала твоя мамочка, что в любом необычном человеке ты сразу же видишь опасность!» — в сердцах обругал я сам себя. Я не мог позволить подсознанию срывать мне свидание, возможно, последнее в моей жизни. До следующего, я, возможно, уже не доживу — покончу с собой. Мамочка меня доконает. Сведёт с ума. А потом или я её убью, или она меня.

— Настоящие? — он провёл белой ладонью по густым, отливающими синевой волосам. — Смотря что считать настоящим. Да, я такой, каким тебе кажусь. Линз у меня нет — зрение у меня хорошее, — он тихонько, довольно засмеялся, словно потешался надо мной, — просто идеальное!

— Некоторые носят линзы, чтобы менять себе цвет глаза. Что-нибудь экстравагантное: жёлтые линзы, изумрудные или синие. А иногда даже фиолетовые. Ведь фиолетовых глаз не бывает, да и такие синие, как у тебя, встречаются очень редко.

— У одного чело… моего знакомого… фиолетовые глаза. Честное слово! И они ему очень идут, — ответил он, блаженно улыбаясь, словно вспомнил кого-то важного или любимого. Меня охватила ревность.

— Это ваша девушка? — вырвалось у меня. Я готов был прикусить себя язык за горячность тона. Я вёл себя просто как придурок.

— Нет, и даже не мой парень. Кстати, мне хотелось бы с тобой встретиться в неформальной обстановке. Правда, кафе я не люблю, к тебе в дом я не пойду… — вслух раздумывал он, будто я уже сказал: «Да». — Так что же остаётся? Ага, мой дом! Я тут снял один очень миленький домик в старинном колониальном стиле. Но я буду в вашем городе только неделю, так что… Его глаза впились в мои совершенно красноречивым образом. В них я без труда прочёл интимное приглашение, сексуальный призыв. — Если вздумаешь меня навестить, вот моя визитка. В его пальцах очутился прямоугольный кусок бумаги, незаметно, как у фокусника. Словно он достал её прямо из воздуха. — Позвони мне на мобильный. Однако, только в течении недели, до семнадцатого июля! Потом ты меня не найдёшь. Никогда.

— И что такого интересного вы мне можете рассказать? — немного нагло поинтересовался я, желая сгладить двусмысленность ситуации. Я чувствовал, как горят мои щёки.

— О, много интересного! И рассказать, и показать, — он неприлично хохотнул, что, признаюсь, покоробило меня. — У меня богатый опыт… общения… с молодёжью, — заметил он, делая двусмысленные паузы. — Буду ждать твоего звонка. Очень сильно.

Зазвучало, как признание.

Он грациозно развернулся и быстро пошёл прочь.

Я поспешил домой, зная, что каждая минута задержки грозит маме сердечным приступом.

По дороге домой я мучительно размышлял о том, как незаметно встреться с ним. «Чёрт, я ведь даже забыл спросить его имя! И он не спросил моё! И что я скажу по-телефону? Эй, ты?» — корил я себя.

В тот момент я уже ЗНАЛ, что позвоню по этому телефону. Знал, что попытаюсь с ним увидеться, а там — будь что будет.

«В крайнем случае, я всегда смогу себя защитить, если что-то пойдёт не так», — утешал я своё разбушевавшееся подсознание, которое упорно не желало приходить в восторг. Моему подсознанию казалось чрезвычайно подозрительной его память про мой недолгий визит в бар и нашу короткую встречу, во время которой он ни разу — я это помнил! — ни глянул на меня. Это я упорно глазел на него, а он же на меня — нет. Также, моё подсознание желало знать, что мой незнакомый красавчик делает в моём забытом людьми городке. И почему-то он дал свой телефон, даже не поинтересовавшись моим именем. И, полностью убеждённый, что я ему позвоню. Это читалось в его словах, жестах, взглядах. Словно он знал о том, насколько мне понравился. Знал про мои тайные слабости и порочные желания, которые я скрывал ото всех, а тем более, от себя самого.

Мать была очень больна, поэтому впервые не смотрела на часы, и не обратила внимание, что я отсутствовал гораздо больше, чем требовалось. Ведь мои маршруты она изучила до минуты! И когда я хоть немного задерживался, начинала курить и пила успокоительное. Чтобы внушить мне чувство вины. Я давно разгадал её мелкие трюки. И подумал: «А вдруг она таким же образом всё знает и обо мне?»

То, что она читает эмоции по моему лицу, я знал. Трудно было не заметить слона в стоге сена! И я решил придумать объяснение своему, несомненно взволнованному выражению лица.

— Мам, представляешь, в супермаркете произошла кража! Толстую негритянку словили прямо возле моей кассы! Вот почему я немного запоздал, — выпалил я на пороге её комнаты.

Мама выглядела очень бледной и запивала таблетки. Правда, на этот раз от простуды, а не успокоительные. Она куталась в шерстяную шаль, несмотря на летнюю жару. — Правда? Какой ужас! — равнодушно заметила она. Всё, что не касалось меня… нас… было ей безразличным. Пожалуй, взволновать её могла только атомная бомба, и то, если бы взорвалась рядом с нашим домом.

Я бился над планами встречи с моим таинственным незнакомцем. Я ведь не мог просто позвонить ему. Я хотел с ним увидеться, и не на пять минут, конечно. В мозги вползала сумасшедшая идея, что он мог бы взять меня с собой, когда уедет. Я упорно отбрасывал эту безумную идею, но она упорно возвращалась.

«Идиот, вы ещё даже не знакомы, а ты мечтаешь чёрт-те о чём!» — обругал я свою фантазию. Но возбуждение распирало меня, унося в мир грёз. Я представлял себе, как ночью вылезаю из окна. Способа надолго уйти днём я не мог себе даже представить, и потихоньку начал ненавидеть свою безумную мать.

Однако, увидев её слабой и бледной, я оттаял. Я даже забыл про необычную встречу, снедаемый беспокойством о её здоровье. — Мама, что с тобой?

— А, ерунда, просто высокая температура, — произнесла она хриплым от простуды голосом, стараясь говорить беспечным тоном.

— Какая температура?

Она назвала, отводя взор, она не умела мне лгать. Как только я переварил эту информацию, сразу же кинулся к телефону.

Маму забрали в больницу с воспалением лёгких.

А я удрал на свидание в первый же вечер. Сперва мама мне позвонила по мобильнику, а потом, пожелав ей спокойной ночи и скорейшего выздоровления, я позвонил ему.

Моё сердце билось с громкостью будильника, кровь пульсировала венах. Я дрожащими пальцами набрал его номер. Медленно и тщательно, постоянно сверяясь с визиткой. Кстати, там было имя: Дэвид Маккой.

— Дэвид?

— Да? — меня прошиб пот от его чувственного, задевающего самые чувствительные струнки моей души, голоса. — Это ты, малыш?

— Я не малыш! — сердито отрезал я.

— Как тебя хоть зовут, красавчик? — игриво спросил он. — Можно я догадаюсь…ммм… Ариель?

Мне на само деле стало страшно, будто неведомая стрела пронзила сердце. — Откуда ты знаешь? — прошептал я едва слышным голосом. Наш разговор почему-то начал ассоциироваться с первой сценой фильма «Крик».

— А если я скажу, что умею читать мысли? — тем же сладким голосом добавил он. — Итак, ты решился? Если да, то моя машина стоит возле твоего дома.

Я подбежал к окну и действительно заметил перед крыльцом чёрный, длинный, немного плосковатый, как коробка сигарет, лимузин. Шикарный и зловещий, как катафалк. — Ну? Не бойся, если ты не хочешь, я просто уеду.

— Откуда ты знаешь, где я живу? — пересохшими от волнения губами допрашивал я, сжимая трубку влажными пальцами.

— Я за тобой проследил, это было легко: ты мчался домой, как к ложу умирающего, даже не оглядываясь. Так что? Ладно, даю тебе на размышление пять минут. И знаешь: наверное, это я должен был сказать тебе ещё раньше, с самого начала: ты мне безумно нравишься, — проникновенным тоном заметил он. — Можно даже сказать, — своим бархатным, сексуальным голосом продолжал он, — что я в тебя влюбился.

Я не взял ничего из дому, так как думал, что утром вернусь, и побежал к выходу. Моё подсознание жутко материлось и вопило, но я не слушал его. Я бежал к свой мечте.

Окна машины были тонированными и казались безмолвными чёрными зеркалами.

Дверца машины открылась, как жадный рот неведомого монстра, и я сел в неё, отправив инстинкт самосохранения и здравый смысл в отпуск. — Не испугался, молодец! — одобрительно заметил он, включая свет в машине. Я сначала зажмурился, закрыл глаза рукой, а потом глянул на него. Он был прекрасен в шелковистой синей рубашке и чёрных облегающих джинсах. — Честно говоря, я думал, что ты струсишь. На твоём месте я бы очень испугался.

— И зачем ты меня напугал? Кайф от этого ловишь, что ли? — сердито заметил я, устраиваясь поудобнее.

Машина поехала. Мы ехали быстро и молча.

— Знаешь, ты заметил, что мы с тобой постоянно ссоримся, — чуть улыбнувшись, одними уголками чувственного рта, заметил он, прервав продолжительное молчание. — Но, как говорится: от любви до ненависти. От ненависти до любви…

— Ты играешь со мной? Не знаю, как, но играешь, — сказал я, глядя ему в глаза. Мне хотелось хоть немного понять того, кому я доверил свою жизнь.

— Да нет. Разве что немного, — покачал он головой. — Просто у меня катастрофически мало времени! Как раз до нового полнолуния. А оно очень скоро.

— Да? А я не обращаю внимания на такие вещи. Ты что, сектант? Сатанист?

— И ты поехал с сектантом? — округлив глаза в притворном ужасе, произнёс он, насмешливо приподняв чёрные брови. — А ты рисковый мальчик.

— Не знаю. Я впервые делаю такие вещи. И всё-таки, откуда тебе известно моё имя, адрес?

— Ну…я что-то вроде ищейки, — он неприятно оскалился. Мне показалось, что его зубы неестественно длинны. Особенно передние два, которых, как мне показалось, раньше не было.

— Из ЦРУ, что ли? — искренне удивился я. — Так ты меня просто арестовываешь? — моему разочарованию не было передела.

— Ты меня неправильно понял. А может это я плохо объяснил. Нет, к ЦРУ я не имею никакого отношения, а также к ФБР. Просто ты меня поразил. И я тебя нашёл. Вот так оно и было.

Я почувствовал, что на этот раз он говорит правду.

— Надеюсь, что тебе нравятся парни. И нравлюсь я, — почти застенчиво сообщил он.

— И ты решился спросить об этом только сейчас? Я засмеялся. — А если бы я ответил нет?

— Я бы просто отвёз тебя домой.

— Да.

— Что, да?

— Да по всем двум пунктам. Очень. Это к пункту второму. И больше не задавай мне таких вопросов: я стесняюсь.

Любовь — это сложно. Это иссушает душу. Честно, ничего хорошего в любви нет. Только зависимость, боль и крохи счастья. Надо перемыть тонны песка, чтобы добыть несколько золотых слитков. Даже не слитков, песчинок. Любовь — это эгоизм. Жадное желание, чтобы кто-то был рядом и делал то, что ты хочешь. Только то, что ты хочешь, и больше ничего. Любовь — это громадный самообман, как и добро. Любовь — это слабость.

Такие мысли бродили в моей глупой голове, когда я просыпался в чужой постели.

«Я разочаровал тебя?» — странным тоном допрашивал Дэвид, опираясь на локоть и глядя на меня сверху вниз.

«Почему ты так думаешь?» — удивился я, потому что действительно ни о чём таком не думал. Мне было хорошо, быть может, впервые в жизни. Я чувствовал себя окончательно освободившимся, как бабочка, выбравшаяся из кокона.

Эта ночь… она прошла… сказочно. Нереально прекрасно. Не было грязи, чего я на самом деле боялся. И мне понравилось. Во время нашего общения мне приходили на ум странные и неприятные мысли, что мне может не понравится сам секс. Ведь реальность и мечты на самом деле две большие разницы. Дэвид иногда странно поглядывал на меня, будто читал мои мысли.

Я помню каждое наше прикосновение: касание губ, его пальцев к моей коже, сплетение его густых чёрных кудрей и моих золотистых волос, когда мы целовалась. Это было… совершенно. Ещё в начале нашего пути к спальне я начал терять связь с реальностью. Мне чудилось, что я падаю в омут сладострастия. Такое сильное вожделение мне и не снилось. Я купался в огненных волнах страсти.

Я отдался ему целиком: и душой и телом. Да я и не умел иначе. Ведь если любить — так всем сердцем, иначе какой в этом смысл?

«Не знаю… мне казалось. А впрочем, забудь».

На моей шее появились две ранки: наверное Дэвид укусил меня с порыве страсти. Бывает. Я его спину точно исполосовал ногтями. Я ощущал некоторую слабость, безумно хотел спать.

Этим утром Дэвид разрешил мне валятся в постели сколько я захочу, даже притащил завтрак в постель. Наверное я его действительно люблю. Но в мою эйфорию стали проникать тревожные мысли о маме. Я достал мобилку и позвонил ей. Мне сказали… ответил чужой голос… что она умерла.

Я не мог поверить, я упал в обморок. Очнулся я на руках у Дэвида. — Моя мама… умерла!

— Бывает. Что ж, одной проблемой меньше, не так ли? Зато теперь ты свободен. Я пытался ударить его, но он продолжал сжимать меня в объятиях без малейшего усилия. Я не мог даже шевельнуться. — Прости, я дурак. Я очень тебе сочувствую, — тихо произнёс он, сжимая меня в объятиях.

— Но… почему она умерла? Она же была ещё молода! Я должен был находится с ней! — сам себя карал я, заливаясь слезами.

— Ты думаешь, что мог бы отогнать старушку смерть? — язвительно заметил Дэвид, странно улыбаясь.

— Нет, но я бы держал её за руку. Она ведь любила меня больше всех на свете! А я заставил её умирать в одиночестве!

— Теперь у тебя имеется повод меня ненавидеть, — непонятным мне тоном произнёс он. Словно подначивал, но и с нотками грусти.

— Да нет, дело не в тебе — виноват я. Я не собираюсь перекладывать свою вину на другого. Подвезёшь меня к больнице? — неживым, тусклым голосом попросил я.

— Да, да, конечно.

…Похоронив маму, я действительно обрёл свободу, но свобода эта сильно отдавала горечью. Мне сказали, что у мамы просто остановилось сердце — ведь так бывает. Но я продолжал винить себя, хотя бы за то, что не мог покинуть Дэвида. Я стразу же переехал к нему, как только закончил с официальными мероприятиями. Мы прожили счастливое лето, пока однажды, в один ужасный день я не проснулся… в подвале его дома, перед этим заснув, как всегда, в его объятиях.

Проснувшись, я увидел над собой каменный потолок, каменные стены и небольшую компанию. Двух близнецов мрачного вида: красивых, сильных блондинов с жгучими тёмно-карими глазами, двух хорошеньких девушек: одну брюнетку и одну русоволосую. Онаи собрались возле меня, явно дожидаясь моего пробуждения.

— Где я? А где же Дэвид? — не удержался я от вопросов, вскочив и прислоняясь спиной к стене. Я принял защитную стойку: — Кто вы, и что вам от меня надо?

— Мы пленники Дэвида Маккоя, — мрачным тоном сообщил один из близнецов. Второй не спускал с меня глаз, обнимая двух девушек. — Нас похитили. Тебя тоже.

— Что? Да нет, этого не может быть. Дэвид… — я вовремя заткнулся. — Он не мог такого сделать! — убеждённым тоном заявил я.

Второй близнец, стоявший особняком от остальных, хрипло расхохотался: — Может, может! Если, конечно, нам сейчас не снится общий кошмар.

— Ты прекрасно знаешь, что это не сон, — загадочным тоном заметил второй брат, бросив на первого взгляд полный ненависти. — Мы уже научились отличать сны от реальности!

— Надо понять, кто он, чтобы с ним бороться, — утверждает тот брат, который добрее. Не знаю, так ли это. Он мне кажется добрее, потому что относиться добрее ко мне. Он меня утешает. В подвале — одна большая кровать, где спят все вместе: без желания, снов и радостей. Без отдыха. И один стул, на котором сидят по очереди. В основном, сидит тот, кто подаёт хоть какие-то идеи, придвинув стул к кровати, где лежат остальные.

Я тут уже два дня. Нам носят еду. Он. Носит. Сам. Не боится. Это мы боимся его. Дэвид Маккой. Я уже не верю в это имя, я не верю в его любовь. Хотя… в любовь к моей красоте… быть может. Ведь я же прожил с ним три летних, жарких месяца прежде чем очутился в подвале. А они — пленники, жили тут… Не три месяца, а меньше, и всё же. Он приходит и приносит нам еду. Мы пробовали нападать, ведь он приходит без оружия. Близнецы, которых звал Рон и Дэйв Митчелы. Рон — тот, кто добрее. Дейв — кто ощущает жгучую вину и всё время просит у брата прощения. Как наказания, которое он заслужил и поэтому жаждет. Близнецы — очень сильные мужчины, один из них, кажется, Рон, работал в ФБР. А Дэйв — в ЦРУ. А ещё они были помешаны на карате и кунг-фу. И они напали на него при мне. Странно, но я даже хотел его защитить. Однако, конечно, сдержался.

И он легко побил их обоих, раскидав по комнате, впечатав в стены. А потом кинулся на Рона и… Пил его кровь. Я ясно видел его клыки, горящие адовым светом глаза — я сидел на краю кровати почти рядом. И даже не сомневался — зрелище предназначено мне. Дэйв в исступлении напал на него. И отлетал несколько раз, пока не потерял сознание, распростёртый, как тряпичная кукла.

…Этим вечером было ужасно холодно — наш повелитель просто выключил батареи. Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. Я не мог заснуть, мне грезилось, что ночью… Он обязательно придёт за мной. Это наказание за мои грехи — ведь я оставил больную мать в угоду сластолюбию! Дэйв сидел возле лежащего Рона, который смотрел на нас ледяными, почти пустыми глазами. — Страшно, — наконец произнёс он, тихо, как выдох. — Страшно, когда ты беспомощен.

Две девушки: блондинка и брюнетка, красивые той неопределенной привлекательностью, которая является отличительной особенностью фотомоделей. Как говорится: типичные красотки. Они лежат обнявшись и тихо стонут от страха, как больные животные. — Самое ужасное, особенна ирония судьбы, состоит в том, что я пытался отловить этого Дэвида Маккоя, как похитителя красивых подростков, — продолжал говорить Рон. — Мне кажется, он тоже боялся заснуть, и поэтому разоткровенничался. — У нас даже была его фотография и свидетельница. Некая Катрин Дюмош. Её подруга, четырнадцатилетняя красавица Андрэ Рут, выиграла конкурс красоты в своей школе. Девочки шли домой вместе, только Андрэ домой так и не вернулась. Тела тоже не нашли. Многие, даже родители, были убеждены, что девочка просто убежала покорять Голливуд. А Катрин рассказала, что по пути домой к ним подъехала машина — красивый чёрный мерседес. Из него вышел наш красавчик и сказал девушке, что он — продюсер и хочет снять красавицу в своём новом фильме. Девочке пообещали золотые горы, подруга стояла рядом — и Андрэ села в машину. А потом пропала… Дэвида описали очень точно, мы даже не сомневались, что скоро его найдём. Но, не нашли.

— А в чём же ваши разногласия? Можете расскажете свою историю? — произнесла брюнетка, обнимая меня. Я прижал её к себе, чтоб согреть.

— Хорошо, — наконец решился Рон. — Однажды нам с братом начали снится сны. Чрезвычайно реальные сны. В этих снах я почему-то был жертвой, на которую нападали: бандиты, насильники, маньяки. И убивали. Это был кошмар, — каким-то будничным голосом заметил он.

— А мне снились сны… где я нападал на людей, — заговорил Дэйв довольно мрачным голосом. — И убивал. Некоторых просто грабил. И всегда находился в разных телах, видел и представлял себя по-разному.

— И однажды…в одном сне мы встретились, — перебил его Рон взволнованным голосом. — Представляете, как я удивился, когда начал бороться и заметил коронные движения моего братика?

— А как я-то удивился! — перебил его Дэйв. — Но я подумал, что это просто кошмар.

— В общем, мы хорошенько подрались. Мы часто дерёмся между собой, так просто, соревнуемся. Играемся. Никто ещё ни разу никого не убил.

— Да, мы так сильно разбушевались… что моё тело чуть не погибло. Наутро мы прочитали в газете про этот случай и узнали по фотографиям свои виртуальные тела. Оказалось, что я был пятнадцатилетним подростком, — продолжал Рон мрачным голосом.

— А я — огромным негром, — подытожил Дэйв. — И мой негр напал на мальчишку! А я ему помогал.

— А я помогал его жертве. Не сознавая этого. В итоге — мальчик едва выжил. В итоге, у меня и у Дэйва огромный страх перед снами.

— Если мне начинает казаться, что мной сон слишком реален, я немедленно просыпаюсь, — продолжал Дэйв. — Весь мокрый от пота. А потом долго не могу заснуть.

— И у меня тоже самое, — продолжал Рон. — Ведь я мог спасти многих. Если бы начал бороться в их телах. Ведь раньше, до встречи с Дэйвом, я просто созерцал и присутствовал.

— А может, вы попробуете проникнуть в сон Дэвида? — предложил я. — Хорошо, допустим он — вампир. Мы это видели. Но должен же он хоть иногда спать?

— Поверить не могу, что мы тут лежим и рассуждаем про вампиров! — нервно рассмеялась блондинка. — Если хотите, я расскажу вам свою историю, всё равно засыпать страшно… после того, как это чудовище укусило Рона. Кстати, Рон, как ты себя чувствуешь?

— На седьмом небе, — мрачно пошутил он. — Что сподобился такой чести. Чёрт возьми, да меня должны занести в книгу рекордов Гинесса! Ладно, Кати, рассказывай. А потом будем спать по очереди… хотя вряд ли это нам поможет. Не думаю, что мы может как-то остановить это…существо.

Ариель лежал в трансе, глядя в тёмный потолок и размышляя, насколько он сам был близок от смерти за иссекшее лето.

«Да, мама, ты была права: телесные наслаждения не для меня, они дарят только страдания и боль!»

Ему не хотелось жить.

— Это началось года три назад, — мечтательным голосом начала девушка. — Я вдруг однажды поняла, что красива. Мне было четырнадцать лет. Я почувствовала себя вполне взрослой и захотела любви. Сначала я начала засматриваться на взрослых парней в чёрной коже и на мотоциклах. Но они были грубы и пытались сразу залезть мне под юбку. А я жаждала романтики, чего-то необыкновенного…как у Ромео и Джульетты. И однажды я встретила его. Дело было так: я спешила в школу на выпускной, я замечательно выглядела. Моя семья заказала мне вечернее платье и обувь от знаменитого дизайнера, мне сделали причёску в дорогом салоне, который обслуживает и знаменитостей, меня накрасили профессионалы. Я опаздывала, потому что решила пройти пешком и рассмотреть себя во всех витринах, мимо которых я проходила. И таким же образом я засмотрелась на себя в стекло дорого кафе. И вдруг я увидела того, кто показался мне гораздо красивее, чем я. Я затаила дыхание и как дурочка уставилась на мужчину, сидящего за столиком, прямо перед стеклом. Он тоже внимательно разглядывал людей, и наши взгляды встретились. Девушка тяжело вздохнула: — Это миг — был самым прекрасным в моей жизни! Его глаза необычного синего цвета, чёрные густые волосы, изящный, правильный профиль, сильное тело.

— Это был Дэвид? — дрожащим голосом уточнил Ариель.

— Да. Он был в чёрном костюме с серебристо-серым галстуком из которого торчала платиновая булавка с крупным сапфиром.

— Ого, да ты прямо Шерлок Холмс! Заметила все подробности! А какой у него был размер ноги? Какую марку сигарет он предпочитает? Какую музыку слушает? За кого голосует на выборах? — насмешливо спросила брюнетка.

— Не знаю. Помню только, что обувь у него была очень дорогая, перед ним стоял бокал с красным вином, но он ни разу к нему не притронулся. Он смотрел на меня! — горделиво сообщила она.

Не знаю, сколько я так стояла, уставившись на него. У меня было алиби — прямо передо мной находилась дверь с приколотым меню. Я делала вид, что изучаю цены и блюда. Затем он усмехнулся и жестом предложил мне войти. Но… мне почему-то вдруг стало очень страшно. Не знаю, обычно я всегда чувствую опасность. Мой организм очень твердо сказал мне, что этот человек — зло. Моё предчувствие никогда меня не обманывало, и я с неохотой пошла дальше.

Через пару минут я вдруг инстинктивно обернулась — и увидела, что он неторопливо идёт за мной. Я остановилась прямо перед дорогой — горел красный свет, да и я почти готова плюнуть на всё и дождаться его. Мою мечту, — с придыханием добавила она. — Но… прямо передо мной остановился взятый напрокат лимузин с моей подругой. Она почти насильно затащила меня в машину. Когда мы удалялись, я видела его лицо — он смотрел на меня, не отрываясь. В этот миг я готова была послать подругу подальше и выбежать из машины.

Затем, после выпускного, я возвращалась домой тем же путём. Правда, меня провожали два парня, готовые подраться из-за меня. И, проходя мимо кафе, я вдруг увидела его… с красивой молодой блондинкой в чёрном платье. Я её знала, — мрачным, ревнивым тоном произнесла девушка. — Наша местная красавица с выпускного. Эту девчонку и её парня выбрали самой красивой парой.

Он снова меня увидел, но на этот раз его взгляд был ледяным.

А на следующее утро в канаве нашли труп Эрики — этой самой красавицы. Следов борьбы не было. Также было явно, что она перед смертью позанималась любовью. Она была мертва и почти обескровлена. На её шее обнаружили только маленькие ранки. Это мне её мама рассказала, мы с ней общались. В общем, дело закрыли за недостатком улик. Но я ведь знала…

И, однажды, где-то через неделю я снова увидела его там… В кафе. Я испугалась и хотела убежать. Мне пришло в голову обратиться в полицию, я даже удивилась, почему раньше этого не сделала. Может, потому что не могла поверить, что такой красавчик способен на убийство. К тому же, как он её убил? Кровь выпил? Тогда меня это предположение насмешило. Но вдруг возле меня остановилась машина… с этим самым Дэвидом, и я почему-то в неё села. Словно гипноз. Вот так я оказалась в подвале — первой из вас. Затем ко мне присоединилась Кристина. А потом вы двое и, наконец, вы, Ариель.

— Вампиры спят днём… по легенде, — задумчиво проговори Дэйв. — Мы должны попробовать проникнуть в его сон, Рон. Днём. И внушить ему открыть нашу дверь.

— Мы никогда такого не делали, — заметил брат. — Мы никогда не выбирали тех, в кого ночью вселялись.

— Но мы должны попробовать всё! Дверь железная, стены и потолок — слишком прочные, подкоп не сделаешь, даже если у тебя столько времени как у графа Монте-Кристо. А мне так не кажется.

— Странно, если он хочет нас съесть, то есть, выпить, — начала черноволосая Кристина, — то прочему мы до сих пор живы?

— А тебе так хочется, чтобы мы умерли? — съязвил Рон.

— Нет, но это странно. Мы сидим тут уже месяц. И он даже не тронул нас ни разу! Может… он сберегает нас не для себя?

— А для кого? Для клыкастых дружков? — отозвалась Кати.

— Очень может быть. Найти себе жертв в многолюдном городе не проблема, и для этого не нужно похищение, — продолжала Кристина. — А это значит, что у нас ещё есть время.

— Что ж, утро вечера мудренее, — зевнул Рон. — Давайте спать! Если он захочет убить нас сегодня ночью, мы всё равно не сможем ему помешать.

— Спасибо за утешение! — сардонически заметила Кати.

Вскоре все заснули.