"Зачистка" - читать интересную книгу автора (Иванов Николай Федорович)

3

Ехали по здешним меркам не долго, но когда свернули на расколошмаченную вдрызг колесной и гусеничной техникой полевую дорогу, то просто-напросто поплыли в густой коричневой жиже, лишь изредка цепляя траками землю. На обочины можно было вообще не смотреть: распаханное еще осенью под яровые поле набухло влагой настолько, что земля казалась пульпой, лишь чуть-чуть покрытой пленочкой, нагретой первым солнышком. И чем дальше оставалось асфальтовое покрытие трассы с его возможностью маневра и скорости, тем тревожнее оглядывал окрестности взвод капитана Евгения Месяцева.

— Предлагаю, — прапорщик не смог дотянуться до уха капитана и поманил командира пальцем, благо возраст позволял. — Предлагаю, — шепотом повторил он, отсекая свидетелей, — проскочить деревушку и забыть о ней навсегда. Так же, как уже забыли о ней те, кто отдал приказ ее почистить, — со знанием дела разложил фельдшер по полочкам предстоящую операцию.

Впрочем, особой новизной предложение прапорщика не отличалось. Оно лишь замыкало длинную цепочку отношений чиновников всех рангов от Москвы до Кавказа. Судя по нелепостям, приходившим из столицы, обитатели Кремля, наверняка не имеющие перед глазами даже карты мятежной Чеченской республики, при отдаче распоряжений просто тыкали пальцем в небо — лишь бы у гаранта конституции Б.Н.Ельцина не исчезала иллюзия борьбы с сепаратистами. Которую они с недавним корешом Джориком Дудаевым назло друг другу сами же и затеяли.

Генштаб, мечущийся между политиками в Кремле, Белом доме и Госдуме, уговаривал подчиненных на Северном Кавказе делать хоть что-нибудь. Или это же самое не делать ни при каких обстоятельствах: в зависимости от того, кто первым подбегал к уху Президента — олигархи, правозащитники или американские советники, которых только в правительстве насчитывалось более двухсот человек.

Командование группировки, спасая людей и остатки былого авторитета армии, упражнялось тем, что закрывало на игры москвичей глаза и не требовало жесткого и безусловного исполнения собственных же приказаний, уходящих в войска.

Войсковые командиры действовали на свой страх и риск, за одни и те же операции получая кто ордена, кто выговоры. На коне оставался тот, кто вообще ничего не делал. При этом, правда, молодцы Дудаева с каждым днем чувствовали себя все вольготнее и наглее на просторах теперь уже всей России, а не только на ее южных рубежах.

Проклятые девяностые, брошенные властью на произвол судьбы вместе со страной и собственным народом. Не говоря уже об армии, которой по определению как бы даже и роптать не было позволено…

Месяцев, правда, однажды взбрыкнул, устав бегать со своей ротой в одну и ту же станицу, раз за разом оставляя на ее улицах подбитую технику и солдат. Но едва укреплялся в ней, следовал неизменный приказ — вернуться на базу. Отступая с господствующих высоток по знакомым до последней выбоины дорогам, матерился. Потом писал «похоронки» и с тревогой ждал очередного приказа.

И он следовал — вновь взять станицу и закрепиться! Брал. Вернуться в исходное положение! Возвращался. Командир полка, отдавая новые-старые приказы, уже старался не поднимать головы от карты. Капитан даже успел за это время рассмотреть сквозь зарождающуюся лысину подполковника родинку между двумя его макушками. Будет счастлив между первой и второй женитьбой? А у него со Светой дальше поцелуев дело так и не дошло…

Но однажды после приказа Месяцев остался стоять на месте.

— Что? — прекрасно догадываясь, что подчиненный просит хоть каких-то объяснений, тем не менее поинтересовался комполка. Заранее багровея.

— Я больше туда людей не поведу.

— Капита-а-н! — взорвался подполковник, сам перед этим наверняка налаявшийся с Москвой и Моздоком, где стоял штаб группировки. Но чтобы его перебивал каждый командир роты… — Ты пойдешь туда, куда я прикажу. И когда прикажу!

— Не пойду.

— Пойдешь. Или пойдут другие. Но вместо тебя.

— Ради Бога.

— Во-он!

Вышел. Даже не став хлопать пологом штабной палатки, — за него это сделал ветер, пытающийся смести ее, уцепившуюся металлическими штырями к склону безымянной чеченской горушки. А ведь сметет. С такими приказами и распоряжениями, поступающими в войска — сметет не то что палатки, а все полки и дивизии. И лучшее тому подтверждение — что он все равно едет на боевые. Но уже в ранге командира взвода…

На горизонте показались пацаны на лошадях, оглядели колонну — и рысью направились в станицу. Тут ни академий, ни военных училищ заканчивать не надо, чтобы понять: при нынешних возможностях связи о приближении бронегруппы станет известно самому распоследнему боевику раньше, чем они выплывут из грязи на сельскую улицу. Пора было привыкнуть и к тому, что здесь воюют не разношерстные банды, а хорошо обученные и экипированные под завязку всем необходимым отряды. Слишком многим вдруг оказалось выгодно, чтобы Россия увязла в этой войне, как можно дольше не вставала с колен после распада СССР. В качестве раздражителя и пушечного мяса подставилась Чечня — ее, дурочку, и используют. И жаждут этого не только пресловутые империалисты за рубежом: золотую рыбку легче оказалось ловить в мутной воде как олигархам в Москве, так и новоявленным атаманам в Грозном. Правозащитникам, отрабатывающим подачки.

Не утверждал бы это голословно капитан, если бы однажды не стал участником мерзкой картины. Одна из солдатских матерей, исходившая все ноги в поисках сгинувшего в плену сына, бросилась к депутату Государственной Думы — вечно непричесанному, трясущемуся, в линзах-очках, к которому Месяцева со взводом и приставили помогать перемещаться по Чечне: спасите!

— А зачем ты приехала сюда? — отстранился тот от русской женщины, демонстративно отходя к женщинам чеченским. И тем самым проводя между ними еще большую черту, хотя твердил на всех углах и во все микрофоны корреспондентов о своей поездке как миротворческой. — Ты же вырастила убийцу.

«Убийцей» оказался Женя Родионов, который не сделал на Кавказе ни одного выстрела, но которому бандиты отрубили голову только за то, что он отказался снять православный крестик…

Так что плевать было подобным правозащитникам и политикам на растущие как грибы после дождя могилы: смерть подданных всегда использовалась ими для пополнения политического капитала, а восстановление самими же разрушенного — капитала финансового. Дракулы. Это потом, когда, даст Бог, все же станут искать виноватых, они просто вовремя отойдут в сторонку и сами громче всех закричат «Держите вора». Но после той сцены с солдатской матерью и непрерывных штурмов одного и того же аула Месяцев и закусил удила…

— Не надо, — стопроцентно уверенный в своей правоте, вновь помотал головой фельдшер, когда Месяцев оглянулся на него перед въездом в село. — Или — полный вперед. Туда и обратно.

Остановки под прицелом чужих хоть глаз, хоть гранатометов на войне недопустимы. Только и не явный враг ведь впереди, принадлежность аула к республике еще не означает, что в нем живут сплошь ненавистники всего русского. В то же время даже если один волк затешется в стадо и прогремит выстрел…

— «Сатурн», что там у тебя? — вышел на связь командир полка.

Месяцев усмехнулся: с каких это пор комполка лично держит связь с командирами взводов? Для этого есть ротный, на худой конец — комбат, начальник штаба. Не надо напрягаться, товарищ подполковник, каждый несет по жизни свой крест. Вы — решительного офицера, не терпящего отступления от буквы и духа приказа, он — снятого с должности комроты. Все честно, не надо смазывать сливочным маслом танковые траки. Оно вкусно для бутерброда, а железу полезнее солидол…

— Что у тебя, я спрашиваю? — посчитав паузу слишком долгой, вновь включился в связь комполка.

— Выхожу к объекту, — нейтрально доложил Месяцев.

— Ты там давай, того… — пробубнилось в наушниках.

Что «давать», в каком направлении «того», — осталось за кадром. Или за эфиром. Ничего не изменилось за время, пока Месяцева снимали с должности, — все по-прежнему перекладывалось на плечи самого крайнего в армейской иерархии — командира взвода.

— Дам, — не менее нейтрально ответил Месяцев.

Комполка не мог не почувствовать его иронии, но смолчал, проглотил издевку. А он, комвзвода капитан Евгений Месяцев, спешится и поведет своих бойцов на незапланированную зачистку. Пусть и без разведданных. Плюс ко всему — в условиях нарождающегося словно из ниоткуда тумана: в горах это явление частое. И если что…

Оборвал себя. Высказывать обиды командирам на войне — себе дороже. Ладно бы одного шпыняли после этого, а то ведь дыры затыкать пошлют вместе с подчиненными.

Уже послали…

Ни спешиться, ни тронуться не успели. Из-за поворота улочки — крутого, опасного, где «бээмдешку» мог ждать выверенный выстрел в упор, в самый центр десантной эмблемы, выбежала с распростертыми руками женщина в черном. Она путалась в длинном, сплошь закрытом платье-чепкене, и лишь когда поддергивала ее перед очередной лужей, были видны еще белые вязаные носки и блестящие галоши. Зато впереди нее к десантникам неслась мольба:

— Врача! Доктора! Помогите!

Подавшегося с брони фельдшера Месяцев осадил ударом руки: сидеть, ты у нас один, а куда и зачем зовут — еще надо разобраться. Но отдал команду, которую перед этим так не хотел слышать сам Григорий Иванович:

— К машине!

Посыпались горохом с брони десантнички, выстроили «елочку» — оружие вправо-влево через одного. Прием порадовал Месяцева, и перед тем, как самому покинуть БМД, сообщил на базу:

— Я — «Сатурн». Приступаю к выполнению задачи.

Кажется, снова откликнулся командир полка, желавший удачи, но капитану слушать очередные извиняющие нотки в голосе подполковника удовольствия не составляло и он спрыгнул на землю. Солдаты подпустили к нему чеченку, и то, как она безошибочно угадала в нем старшего, Месяцева насторожило: в пятнистой однородной массе командир не должен выделяться ничем. Афганистан, теперь уже вроде такой забытый, вписал в боевые уставы свою кровавую строку: снайперы противника первыми выбивают тех, кто больше всех машет руками и кричит, отдавая распоряжения, на ком больше всего блестящего от погон и знаков. Подобное он вроде бы исключил из своей практики, но выходит, поведение подчиненных, оборачивающихся на него каждую минуту, тоже несет информацию наметанному глазу. И, возможно, объясняло, почему предшественник Месяцева погиб в одном из первых же своих боев.

— Там невестка, — протянула женщина руки сначала к нему, потом в сторону домов. — Невестка умирает. Рожает и не дышит. Дайте врача.

Григорий Иванович, не дожидаясь решения командира, подался в направлении села, и Месяцев только успел указать Аркадию Яровому: твое отделение — на прикрытие фельдшера. А прапорщик, словно всю армейскую жизнь принимал роды, а не лечил фурункулы у солдат, без тени сомнения уже скользил по следам, оставленным галошами старухи. Пожалуй, остались две профессии, которые бросают своих подданных без каких бы то ни было предварительных условий и колебаний в работу — пожарных и врачей.

Месяцев выбросил из кулаков растопыренные пальцы — рассредоточиться. Его поняли, заняли места вдоль каменных, увитых виноградом и малинником заборов, тянущихся вдоль улицы. БМД, прокашлявшись синими клубами дыма, по-кошачьи мягко перебирая траками, двинулись вперед, прикрывая броней десантников. И только фельдшер беззащитно скользил-торопился впереди всех за черной женщиной, на ходу распаковывая сумку с красным крестом и на ощупь определяя, что в ней есть для оказания помощи роженице.

«Плохо», — прошептал про себя Месяцев. В бою все плохо, что идет вне плана.

Григорий Иванович скрылся за поворотом, и капитан поторопил механиков-водителей — добавить оборотов. Не терять друг друга из виду, не оставлять неприкрытыми спины. Ребятни на улице не видно, это тоже не есть хорошо: детское любопытство пасует только перед страхом. Перед опасностью. Где и в чем она?

За поворотом открылся новый отрезок узкой безлюдной улочки, если не считать выглядывающих друг из-за друга белесых тополиных стволов. Прапорщик уже исчезал за синей железной калиткой в кирпичной стене, за ним, как нитка за иголкой, проскользнуло во двор и отделение Ярового. Юра Алмазов с первой БМД оседлал очередной уличный изгиб, одну машину Месяцев остановил у дома роженицы, третья сама осталась у поворота, который они только что прошли. Прикрылись. А на самом деле — заперлись. А сверху молочной крышкой гробика все гуще опускается туман. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно, но на поддержку авиации в случае чего рассчитывать не придется. Что там у Григория Ивановича?

Месяцев заглянул во двор. По нему бродили куры вперемежку с утками, на правах хозяев загнав в углы и под навесы бойцов. Из-под ног шуганулся целый выводок белоголовых котят. На скрип калитки направилось сразу несколько стволов, но узнав командира, десантники одновременно кивнули на дверь в добротный кирпичный дом: там все происходит.

— Вроде померла, которая рожала, — прошептал Яровой, оказавшийся ближе всех к командиру.

— Прапорщик там один?

— Да.

— Что-то долго… раз умерла, — озабоченно поглядел на закрытую дверь капитан.

Поправил великоватый бронежилет — свой оставил, согласно табелю положенности, в роте, здесь пришлось одеть лучший из остатков. Прошелся несколько раз пальцами по усам, приглаживая их идеально подбритые склоны. Не за фельдшера волновался: в доме ему опасность не грозит, хозяева должны понимать, что в случае чего разнесутся эти стены по кирпичику, — боезапаса хватит. Но то, что стоит-топчется на месте взвод, что уходит время… Внезапная зачистка тогда дает эффект, если на нее брошены значительные силы, позволяющие блокировать село и переворошить каждый угол в каждом доме. Не задерживаясь ни около старых, ни около малых, ни около больных. А производить проверку тремя отделениями — только самих себя охранять. Прав был фельдшер, проскочили бы с ветерком и забыли. Не получилось. Долго думал. Теперь не хватало еще грех на душу брать за неудачные роды.

Дверь распахнулась, из нее высунулся пожилой бородач в папахе, безумно оглядел двор и снова исчез внутри дома. Ни привета, ни ответа на мучивший Месяцева вопрос. Но Иваныч-то должен понимать, что долг — долгом, а думать надо и о живых. Чтобы они остались живы.

Выглянул на улицу. Механик-водитель тут же протянул ему потрескивавший от помех в радиосети шлемофон.

— Я — «Сатурн»-лично, на связи, — пытаясь устоять на сухом местечке у забора, перегнулся к броне капитан. Заколебал этот комполка…

Оказался начальник штаба.

— Тут наводка прошла: на окраине твоего объекта, в овраге, работает мини-заводик с темя цистернами. Приказано уничтожить.

— Я пока застрял в центре. Тут местные рожают. Медицина работает.

— Не задерживайся, в районе возможно появление нежелательных гостей. И метео тебе в минус.

«Так какого черта посылали одного и без поддержки», — усмехнулся капитан, перебрасывая шлемофон в люк.

Раньше, конечно, не позволил бы себе отключиться без разрешения, но теперь ему многое, если не все, можно. «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. А теперь меня надули и оказался я в Кабуле», — пропел «афганскую» песенку. Ту страну он изучал в училище по тактической подготовке не только по донесениям и картам, но и народному творчеству. Доизучался — и кому это оказалось надо? Пока при сравнении двух войн он видит, что за Гиндукушем воевали грамотнее, солдат берегли больше, к операциям готовились тщательнее. И спрос был жестче. По крайней мере, с офицеров требовался отчет по двум позициям: выполнение боевой задачи и наличие потерь. И командир, пусть хоть трижды показал себя героем, никаких наград не получал, ежели давал слишком много «двухсотых». До пяти человек — это уже считалось много. А тут…

Заскользил вдоль стены, перемещаясь к головной машине. Минуя третий или четвертый дом, вдруг услышал за кирпичным забором шепот:

— Эй, командир, сказать хочу.

Месяцев замер. На шепот не обернулся: тайны доверяют без свидетелей и изначально подразумевается, что их получатель не афиширует своего осведомителя.

— Это бандитка рожает. Ее муж в горах.

— И что теперь делать? Не помогать? — словно размышляя сам с собой, поинтересовался капитан.

— Они скоро тут будут. Уходите.

И, скорее всего, ушел сам — за кирпичной кладкой прошуршали шаги. Заскользил дальше и Месяцев. Доброжелатель, собственно, лишь подтвердил слова начальника штаба. В то же время, волков бояться — в Чечню не ходить. Взвод — это боевая единица, способная выполнить локальную задачу. Неужто бегать, как зайцам, от боевиков? Это они при появлении федеральных сил должны рассыпаться как тараканы от яркого света и замирать в своих щелях. Но ведь не замирают. Идут на боестолкновения. Несмотря на потери, накапливают силы. Кто первым дрогнет в таком противостоянии? И где найти золотую середину — выполнить задачу и сохранить людей? Свое лицо, в конце концов? Эх, как легко воевалось мужикам в Афгане!

— Что имеем? — поинтересовался у Алмазова, прилипшего с биноклем к броне.

— Вроде тихо. Слишком тихо.

— Так если сюда никто не заходил до нас — кому охота высовывать нос.

— Обычно старейшины выходят…

«Тикать надо отсюда», — прочел капитан продолжение в глазах сержанта и усмехнулся. Все же заставили чеченцы бегать армию, заставили. Зачем тогда вообще вошли сюда? Или неуверенность сержанта от того, что он продолжает сравнивать его с прежним командиром и это сравнение явно не в пользу последнего взводного? Солдату на войне тогда страшно, когда нет безоговорочного доверия командиру. А тут, небось, все мысли о молодой жене…

— Что дома?

Алмазов отстранился, чтобы посмотреть на капитана: вы это серьезно спрашиваете? Здесь, под стволами боевиков? Но такта хватило не демонстрировать столь явно свое недоумение и сделал вид, что просто пытается лучше высмотреть местность.

— Как жена? Родители? — продолжал капитан, тоже присланяясь к броне и тем показывая, что вопрос не праздный и его в самом деле интересуют отпускные новости своего заместителя.

И оттого, что у Юрки впервые за службу в армии поинтересовались личной жизнью, которая и впрямь лежала в мыслях с самого края, на поверхности, — он вдруг заговорил сразу обо всем: о напившемся на свадьбе свидетеле, о сдохшем поросенке у соседей, о заготовке кедровых шишек, о безденежье и безработице в селе…

— А ты оставайся в армии, — Месяцев даже перестал всматриваться в улочку, чтобы его предложение не выглядело легкомысленным, сказанном между прочим, в желании скоротать время. Приподняв каску, протер под шапкой пот. Хорошо бы иметь на этот случай вязаные шапочки, да в полку они давно кончились, хоть за свои покупай. И время — еще только март, а уже жарко. Что ожидать летом, если вдруг эта бодяга не закончится? Но продолжил о мирной жизни: — Можно на контракт, можно прапорщиком, а потом и в военное училище. С орденом возьмут без проблем. И хоть какая-то перспектива в жизни появится.

Сержант повернул голову: как у вас, с печки на лавку? Капитан не отреагировал, отнеся случай с собой на неизбежные издержки при любом деле. Но сержант все равно остался благодарен ему, нашедшему минутку для доверительного разговора. И вновь начал о дорогом и близком — о рыбалке на Енисее, охоте, богомолице теть Нюре, которой позволено дальше всех провожать за село уходящих в армию ребят, потому что рука для креста легкая. И еще бы понарассказал много чего деревенского и сибирского, если бы на связь не прорвался «Алфавит» — Аркаша Яровой, который ненароком загреб под свои инициалы все буквы от начала до конца. Искал комвзвода.

— Что у тебя? — сам вышел по внутренней связи на Ярового Месяцев. В этом плане «ромашка», прикрепленная к разгрузочному жилету, вполне устраивала: пусть и брала небольшое расстояние, но и весила не более кулька конфет.

— Кажись, ожила.

— Черт, — выругался Месяцев.

Грешно желать человеку смерти, но если Иваныч откачал роженицу, значит, задержится еще на несколько минут. А им еще в овраг, к цистернам. О зачистке и впрямь можно уже забыть, но за мини-завод спросят как за нефтебазу…

— Остаешься на месте, я с «Сатурном-1» на окраину и обратно, — отдал распоряжение Яровому, больше не теряя ни мгновения.

Щелкнул над головой пальцами, призывая всех к вниманию. Фокус удался: разбросанные вдоль улицы десантники сначала замерли, потом вмиг оказались на броне, залепив ее свежими грязевыми подтеками. Ничего, отмоемся. Вернемся — и приведем себя в порядок.

— Точно? — подмигнул Буракову, вцепившемуся в Москвича. Вот уж воистину сладкая парочка. И хорошо, что сержанты суют их во все дыры, пока не свистят пули. Лично он тоже за такую «дедовщину» в армии…

— Так точно, — безоговорочно согласились с капитаном оба, но взглядов от дороги не оторвали. И это тоже правильно: на войне не командиру в рот заглядывают, а противнику в глаза.

Ухая на скорости в затянутые жижей колдобины и выбрасывая грязь выше кирпичных и каменных кладок, БМД вырвалась из извилистого каменного лабиринта на простор. Чтобы тут же замереть перед резким спуском в овраг, из склона которого, словно с борта корабля, торчали стволами огромного калибра три ржавые цистерны. Чуть ниже в саманном неказистом сарайчике тарахтел мотор, выкачивая нефть с трубопровода, проходившего в паре километров от селения. По дну оврага петлял ручей, изредка блестя на солнце упругой, разноцветной от бензиновых пятен, спиной.

Капитана удивляло в Чечне даже не то, как ловко доморощенные коммерсанты подсоединялись к магистрали, а затем и перерабатывали двумя горелками и тремя изгибами в системе трубопроводов нефть в бензин. Вопрос в другом: откуда могли появиться здесь такие огромные цистерны? На чем и как привезли их при тех жестких проверках на блокпостах, что разбросаны по всем дорогам? Или нынешняя война на Кавказе — это в самом деле всего лишь система взяток друг другу, как говорят все вокруг? Неужели армия и боевики выступают лишь в роли братков, обслуживающих две противоборствующие группировки? Не хотелось бы, ох, как не хочется однажды вдруг осознать, что подставлял свою голову под пули не в войне за единство и интересы Отечества, а в личностных разборках криминальных авторитетов…

— Взрываем? — кивнул на заводик Алмазов.

Это — вне сомнения, но капитан все же медлил. Жахнуть из пушки или гранатомета по цистернам — дело секундное. Полыхнет так, что и докладывать о выполнении задания на базу не потребуется — сами увидят столб черного дыма. Овраг защитит от взрывной волны дома, но при этом тысячи тонн вылившейся нефти пропитают землю и реку так, что лет пять точно овец на водопой и щипать травку сюда гонять не будут. Легче всего было не задумываться об этом, тупо выполнить приказ и заслужить благодарность, которая со временем поможет вернуться на должность командира роты. Но… но что-то царапает душу, не хватает даже великоватого бронежилета, чтобы прикрыть ее от сомнений и вопросов. Неужто и впрямь после нас хоть потоп? Или выжженная земля? Даем право очередному миротворцу-депутату называть собственную армию сбродом убийц и поджигателей? И где там, собственно, командир полка? Где четкие и конкретные приказы — как и что уничтожать?

Месяцев огляделся. На плоской крыше крайнего дома увидел мужчину, из-под ладони рассматривавшего его солдат. Или хозяин завода, или сторож. В любом случае лицо заинтересованное. Тоже оценивает, на что окажутся способны федералы. Какой же ублюдок-журналист придумал такое определение, изначально несущее негатив, для армии собственной страны? Или именно так и задумывалось? Так хрен им всем на всю катушку. По крайней мере там, где будет воевать со своим взводом он, капитан Месяцев.

— Сбегай, простучи бочки, — отдал приказ Алмазову.

Сержант, выдернув в напарники Буракова, спрыгнул на землю, вдвоем заскользили вниз, хватаясь за ветки кустарников. Оказавшись рядом с цистернами, словно лилипутики, начали простукивать ржавые металлические бока прикладами автоматов. По ответному гулу даже издалека капитан определил, что пустой оказалась самая дальняя емкость, указал на нее механику-водителю. Тот, заклинив правую гусеницу, довернул машину, открывая наводчику-оператору идеальный обзор для прицеливания.

— Эта пустая, — подтвердил издали сержант, и капитан махнул подчиненным: возвращайтесь.

Мужик на крыше, поняв, что произойдет дальше, затоптался на месте, нервно теребя в руках шляпу. Извиняй, дядьку, но спокойной жизни отныне тебе не будет. Придется отлипать от трубы, не твоя она. Халяву и впрямь пора закрывать. Для всех.

— Сначала сарай, — указал Месяцев наводчику на колченогий домик, где работал двигатель. На горизонте вдруг мелькнул всадник на белой туманной лошади — скорее всего, один из тех, что высматривал их подъезд к селению. Значит, кому надо, тот видит его взвод как на ладони. Есть смысл прислушаться к замкомвзвода и если не тикать, то быстро выполнять задачу и удаляться. — Потом дальнюю бочку продырявь, возьми чуть ниже середины, — ни одним мускулом не выдав озабоченность, ровно закончил постановку боевой задачи.

Едва посыльные вскарабкались на броню, из жерла автоматической пушки со свистом вышел бронебойно-зажигательный патрон. Огненно-дымный хвост от него еще не оторвался от ствола, а на месте сараюшки взметнулся клуб из огня, дыма и щепок. Мужик на крыше вознес руки к небу, призывая небесные силы к отмщению, но капитан без промедления указал на вторую цель. Промахнуться по ее округлому боку не смог бы и первогодок, и доморощенный коммерсант снова вознес за справедливостью руки к Аллаху.

Хотя что ему плакаться: восстановить двигатель и систему трубопроводов труда не составит, а взрывать наполненные нефтью и бензином цистерны Месяцев все же не стал. Кавалерийским наскоком подпалив один из сотни нефтяных фитилей, разгоревшихся по всей республике, вопрос контрабандной торговли бензином не решишь. Да и не дело это войсковых частей, по большому счету. А если уж послали наводить порядок, то дайте право пригрозить хозяину завода пальчиком, положенным на спусковой крючок: еще раз моторчик затарахтит, в карманах или за щеками будешь носить украденное обратно на нефтебазу. После того, как отсидишь за воровство. Не дойдет таким образом — конфисковать эту самую крышу, с которой он молит Аллаха о мщении. Логика войны в Чечне должна быть одна и для всех — восстанавливать законность, а не разжигать новую ненависть…

Механик-водитель уже разворачивая БМД к аулу передом, а к чадящему оврагу задом. Прозвучавшие выстрелы, надо полагать, спокойствия жителям не прибавили, и селение замерло в еще большем напряжении. Повторяя старый путь, забрызгивая все те же заборы новой грязью, вернулись в исходное положение. А вот теперь Иваныча на броню — и на базу. Пока не подошли те самые боевики, которые наверняка послали всадника передовым отрядом и не лег окончательно туман…

— Что у вас? — спросил капитан у выбежавшего на шум двигателя Ярового.

Тот недовольно пробурчал:

— Опять потеряла сознание. Откачивает.

Месяцев спрыгнул на землю, намереваясь самолично вмешаться и разрешить ситуацию. Вовремя сдержался — кто же его пустит на женскую половину мусульманского дома, да еще во время родов? Перевел взгляд на забор, из-за которого ему шептал неизвестный доброжелатель. Правду сказал насчет бандитского гнезда или сводил свои личные счеты с этой семьей? А если и не соврал, то как оторвать фельдшера от умирающей?

— Долго, — пробурчал лишь себе под нос. Но Яровой услышал, принял сожаление на свой счет, виновато пожал плечами.

— К оврагу, — приказал капитан Алмазову, согревающему руки дыханием. Опасность, если появится, то со стороны, где замечен всадник. Рано, к сожалению, рано еще греть руки, померзнем еще чуток. — Держишь этот фронт, Юра.

Данных о противнике никаких еще не было, война еще не начиналась и, даст Бог, они ускользнут отсюда до подхода боевиков, но от последней фразы десантники на «бээмдэшке» напряглись. Не только Москвич заерзал на башне, сползая с нее на плоское тело боевой машины, и Бураков задергался, выбирая, нырять ему внутрь БМД или остаться наверху, но даже Юра перебрал, как по грифу гитары, розовыми обмороженными пальцами по цевью автомата. Ничего странного, естественное стремление солдат в незнакомой местности при наличии опасности — находиться всем вместе, под присмотром друг у друга. А тут отрывают от основных сил, от командира, связи со штабом и бросают держать целый фронт. Только в ответ на подобную психологию есть тактика, которая неизменна с времен царя Гороха: чтобы уничтожить десант, надо собрать его вместе. На данный момент взвод как раз и зажат в одной улочке. Давай, Юра, вырывайся на простор, прикрывай слишком благородных. Черт бы его побрал, это благородство. А после зачистки сядем спокойно и ты расскажешь поподробнее о своей Сибири…

Во дворе старик разносил в большом блюде чуреки — местные плоские лепешки, угощал солдат. Предлагал в пиалы и айран, но от кислого молока все отмахивались — оно хорошо на крепкий желудок и хмельную голову, а без надобности лучше поосторожничать, чтобы не искать потом в чистом поле кустики. Увидев командира, хозяин вместе с десантниками замер под его взглядом, потому что именно от Месяцева зависело, останется ли фельдшер в доме или взвод попрыгает на машины и растворится в тумане. И когда капитан устало уселся на стопку давнего, тронутого зеленым мхом шифера, заторопился к нему.

— Что там? — отказавшись от угощения, кивнул на дверь капитан. Достал сигареты.

— Аллах вас к нам послал, — старик, прижав одной рукой блюдо к животу, вознес другую к небу. На пораненном указательном пальце черным пиратским флажком колыхнулся кончик от завязки.

«Послал нас комполка», — усмехнулся про себя Месяцев, лишь бы не зацикливаться на сравнении с флагом. Но взгляда не отвел даже во время прикуривания, требуя конкретики.

— Плохо там, трудно, но врач ваш что-то…

Хозяина дома перебил раздавшийся детский крик. Старик уронил миску и осел рядом с капитаном. Заскорузлые пальцы вновь устремились к небу, но дотянулись лишь до глаз, из которых безудержно хлынули слезы.

— Внук, — прокричали для хозяина новость из открытого окна.

— Поздравляю, — улыбнулся старику Месяцев. — Теперь…

Однако на этот раз уже он не успел закончить фразу. А его, офицера, перебить на войне могли только выстрелы.