"В тенетах смерти" - читать интересную книгу автора (Паж Ален)

Глава 11

Из окна своей комнаты Калон смотрел на уличное оживление. Это был тот же Берлин, та же толпа, те же немного тяжеловатые и мрачноватые дома.

Однако это был другой мир.

Если пешеходов на улицах было не меньше, то уличное движение было гораздо менее интенсивным. Редкие частные машины, грузовики, а также патрульные и полицейские машины. Несмотря на приближение Рождества, улицы были слабо иллюминированы. Однако здесь было не более тоскливо, чем в другой зоне, несмотря на ее наигранный искусственный оптимизм.

Калон прибыл в Восточный Берлин накануне. Его рапорт не вызвал восторга во Второй Канцелярии, и это было понятно. Все, что можно было извлечь из него, — это факт смерти одного из их агентов. Что касается таинственного пассажира «опеля» и посетителя колбасной лавки, который был вероятным убийцей, о нем было известно слишком мало, чтобы начинать какие-либо поиски.

Калон появился в восточной зоне под именем фотографа Макса Ренса. Если проникнуть в эту зону было сравнительно легко, то остаться в ней незамеченным было гораздо сложнее. За пределами железного занавеса в Восточной Германии была самая эффективная секретная полиция, находившаяся в подчинении Министерства Государственной Безопасности и по методам мало отличавшаяся от гестапо. Все граждане рассматривались как потенциальные шпионы. В этой идеальной атмосфере любой ложный шаг означал смерть или депортацию, что было гораздо гуманнее, чем допросы подчиненных генерала Вильгельма Зайсера, шефа тайной полиции, однажды прямо заявившего:

— Я не потерплю на ответственном посту человека, не способного в случае необходимости без всяких угрызений совести вытрясти душу из заключенного ударами плети.

Калон размышлял об этом, упершись лбом в холодное стекло окна. Это помогло ему лучше понять Коста. Какая польза от смелых парней с сознанием бой-скаутов перед лицом таких противников?

Калон тоже был способен в случае необходимости забить человека ударами плети.

Кост шагал в ногу со своим временем, исключающим слабость и человечность. Было грустно и утешительно чувствовать себя хозяином положения.

Калон закурил сигарету. Три человека погибли, выполняя порученную им миссию. Он знал этих людей, но их образы стирались из памяти.

На этой улице, недалеко от отеля, в котором остановился Калон, жил человек, возможно знающий тайну этих смертей.

Его звали Людвигом Эрбахом, и из окна своей комнаты Калон мог видеть его магазин игрушек, витрину которого освещали цветные лампочки.

У Калона было только три отправных точки: этот агент, в котором не было полной уверенности, и два города: Нойштрелиц и Виттенберге.

Калон был оснащен фотоаппаратом и благодаря Второй Канцелярии смог взять напрокат машину. Это была «хорше», производства ГДР, с шестицилиндровым двигателем, со скоростью до 150 километров в час.

Он перешел границу тайком и поэтому имел при себе свой пистолет. Сейчас проблема заключалась в том, чтобы связаться с Эрбахом.

Если Эрбах предатель, Калон должен избежать ловушки и не стать новой жертвой «несчастного случая».

Кост верил Эрбаху, но опасался, что за ним могла быть установлена слежка, поэтому все его посетители становились объектом повышенного внимания.

Эрбах редко отлучался из дома. Он жил со своей дочерью, которая днем была занята в магазине.

Если Эрбаха выследили, то его телефон наверняка прослушивается, кроме того, за домом могло быть установлено наблюдение. Опасно было просто зайти в магазин и купить какую-нибудь игрушку. Калон ждал наступления ночи. Он любил ночь. Она давала убежище беглецам, к которым он себя мог вскоре причислить. Он не тешил себя иллюзиями, зная, что здесь все не так просто, как в Западном Берлине, и что придется пойти на риск.

Дом Эрбаха был двухэтажным, и в нем жили только отец и дочь. Его мастерская находилась в маленьком дворике со входом с другой улицы. С одной стороны дома Эрбаха стоял похожий дом, а с другой — пятиэтажное жилое здание.

В полночь Калон надел пиджак, габардиновое пальто и шляпу. Вся одежда была производства ГДР, и ничто не отличало его от местных жителей (кроме пистолета польского производства).

Он вышел на улицу, повернул налево. Дом Эрбаха находился теперь за его спиной. Прохожих было мало и еще меньше машин. Калон пошел пешком к центру. Некоторое время он гулял по улицам, затем, удостоверившись, что за ним не следят, вошел в пивную.

Несколько посетителей пили пиво, среди них два офицера и пьяная женщина, подмигивающая одному из них. На ней была кроличья шубка и туфли с разбитыми каблуками. Она выглядела жалко.

Когда Калон вошел, все головы повернулись к нему, и он, немного согнувшись, прошел к столику. Вынув из кармана «Нойе Цайт», одну из основных газет в Восточной Германии, Калон погрузился в чтение статьи, с многочисленными комментариями цитирующей «Правду». Речь шла о новом статусе Берлина.

Через двадцать минут он встал и подошел к стойке, чтобы расплатиться. После этого он отправился в находившуюся в подвале телефонную кабину и набрал номер Эрбаха, который знал наизусть. Через несколько секунд Эрбах снял трубку. Калон спросил:

— У вас есть куклы, которые плачут?

После небольшой паузы Эрбах неуверенным голосом ответил:

— Я их не делаю, но у меня есть великолепные плюшевые медвежата.

— Отлично,— ответил Калон.— Мне необходимо немедленно с вами встретиться.

— Это невозможно! — возразил Эрбах. — Приходите за товаром завтра.

— Я проездом в городе,— сообщил Калон. — Завтра у меня не будет времени.

— Но…

— Я отниму у вас не больше часа.

Калон чувствовал, что его собеседнику хотелось послать его к чертям подальше, но он не осмеливался.

— Хорошо, — выдавил тот наконец. — Где?

— У Северного входа на Юнгфернбрюнке. Через полчаса.

— Договорились,— сказал Эрбах без всякого энтузиазма.

— Приходите один, — предупредил Калон.

— Не беспокойтесь.

Выйдя из кабины, Калон с удивлением увидел стоящего возле умывальника и пристально смотревшего на него офицера. В кабине Калон расстегнул пальто и, выходя, не успел застегнуться: офицер заметил высовывающуюся из-за пояса рукоятку пистолета.

Он был совершенно ошарашен. Но, будучи бдительным, как и все на Востоке, он подошел к Калону и положил ему на плечо руку.

— Что это за оружие? — сухо спросил он.

Калон был спокоен, расслаблен. Он выпустил клуб дыма и конфиденциально сказал:

Я выполняю задание. Мы напали на след врага народа.

После минутного замешательства офицер спросил:

— У вас есть документы?

Калон вздохнул.

— Естественно, — ответил он.

Офицер взялся за рукоятку своего пистолета. Калон согнул руку, делая вид, что собирается вынуть из кармана документы: ребром ладони он наотмашь ударил офицера в основание носа. Тот покачнулся, и Калон уже обеими руками ударил его в шею. Офицер рухнул на пол. Калон взял его пульс, послушал сердце: тот был мертв.

Калон задумчиво смотрел на свою жертву. Этот человек считал себя важной птицей, приносящей большую пользу обществу. Сейчас это был труп, на который Калон смотрел равнодушно. Его немного беспокоило это равнодушие, но, кроме этого, он больше ничего не испытывал. Он убил не колеблясь и ни о чем не сожалел. Раньше он не был таким.

Калон поднялся по лестнице, не спеша пересек зал. Другой офицер, сидящий за столиком, поднял голову и посмотрел ему вслед.

Калон вышел на улицу и, ежась от холода, поднял воротник пальто. Он быстро удалялся от центра. Улицы были безлюдными. Он шел в сторону противоположную от Девичьего Моста, где его ждал Эрбах.

Калон находился уже на улице, на которой жил торговец игрушками, прямо рядом с его магазином, и стоял в тени ворот, изучая обстановку. Он проскользнул в переулок и обнаружил, что соседний с магазином дом также имел внутренний дворик. Он вошел в этот дворик, часть которого занимала постройка с плоской крышей почти одной высоты с разделяющей два дома стеной.

Калон забрался на крышу, а с нее перешагнул на упирающуюся во внутренние фасады обоих домов стену. Дом Эрбаха находился слева. Света в окнах не было.

Выпрямившись во весь рост, Калон мог зацепиться рукой за выступ окна. Он попытался открыть его рукой, но оно оказалось запертым. Можно было разбить окно рукой, но он боялся привлечь к себе внимание. Калон достал из кармана фонарик в виде ручки, на конце которого вместо пера был вмонтирован небольшой алмаз.

Уцепившись одной рукой за выступ окна, он другой рукой рисовал на стекле, на уровне шпингалета небольшой круг. Стекло поскрипывало. Калон нажал на стекло всей пятерней. Оно поддалось, и выдавленный кусок полетел внутрь.

Калон напрягся, но шума не последовало. Он просунул руку в дыру и открыл окно. Спустя двадцать секунд он был в доме Эрбаха.

Осветив комнату своим фонариком, он обнаружил, что стоит напротив двери, которая в тот же момент с шумом открылась.

Калон уже держал в руке свой пистолет, когда в комнату, глядя на Калона обезумевшими от страха глазами, вошла девушка в пижаме. Она медленно пятилась назад, не отрывая глаз от француза.

— Не бойтесь, — тихо сказал Калон.

Девушке было лет двадцать. Калон решил, что для немки она достаточно хрупкая и невысокая. Ее пухлые губы дрожали.

Калон убрал пистолет и сказал:

— Я друг вашего отца. Вы не знаете, где он?

Девушка молчала, и Калон рассердился.

— Отвечай, дура. Если бы я был полицейским, я бы вошел другим путем.

На глаза девушки навернулись слезы. Она засопела. Калону это действовало на нервы. Он брезгливо смотрел на нее:

— Может быть, хватит? — спросил он, положив руку ей на плечо. Он был выше ее на голову. Она смотрела на мужчину, суровое лицо которого оставалось все это время без улыбки. Но он не был ей неприятен.

Неожиданно на лестнице послышался шум. Калон снова вынул пистолет и вышел в коридор. Он услышал, как внизу хлопнула дверь, и прошел в темную лавку. Девушка крикнула:

— Папа! Беги! Тебя хотят арестовать!

— Идиотка,— подумал Калон. — Он бросился к двери и нос к носу столкнулся с не успевшим отреагировать на предостережение дочери Эрбахом.

Эрбаху было лет пятьдесят, и походил он на чиновника. У него был бледный цвет лица, под глазами темные круги, редкие седеющие волосы.

— Приношу свои извинения, что не пришел на встречу к мосту.

— Не понимаю,— ответил Эрбах нейтральным тоном.

Калон повторил пароль, но торговец игрушками делал вид, что не понимает. Он снял свое пальто и повесил его. Калон в свою очередь снял свое пальто и сказал:

— Не будьте глупцом. Я только что звонил вам, чтобы выманить вас из дома, рассчитывая сбить с толку тех, кто следит за вами, чтобы без риска войти сюда. Перед этим вы встречались с Мартеном, Аненом и Домоном. Впрочем, здесь их под этими именами никто не знает.

Калон закурил сигарету:

— Меня удивляет ваша недоверчивость. Скорее мы должны не доверять вам и думать о том, не причастны ли вы к исчезновению наших людей.

Эрбах слушал, поигрывая плюшевой кошкой.

Внезапно за спиной Калона раздался голос:

— Не шевелитесь, иначе я буду стрелять.

Калон сухо бросил:

— Скажите вашей дочери, чтобы она перестала валять дурака. Ей пора спать.

Эрбах подошел к Калону, взял его пистолет и документы. Изучив их, он взял из рук дочери небольшой револьвер.

— Иди спать, Эльза.

Девушка неохотно подчинилась.

— Вы недоверчивы, Эрбах, — сказал Калон.

— Поставьте себя на мое место. Все в последнее время рушится, и это таинственное свидание не может изменить моего положения. Я задам вам один вопрос. Если вы на него не ответите, вам действительно не позавидуешь. Каким шифром я пользуюсь для связи с Парижем?

Калон вздохнул. Кост на всякий случай сообщил ему это. Он был прав, ибо случай представился.

— Кодом «Ашар»,— ответил он.

Эрбах положил оружие на прилавок.

— Ладно,— сказал он.— Это известно только мне и Парижу. А пароль вы могли подслушать по телефону.

— Вас прослушивают?

— Увы! Если позволите, я поднимусь и успокою дочь.

Калон стал рассматривать магазин. На полках лежали плюшевые и деревянные игрушки: кошки, мишки, тигры… Были также пахнущие краской и лаком деревянные поезда, грузовики.

Калон взял в руки плюшевого кота, и в этот момент возле него раздался голос:

— Этот плюш не самого лучшего качества. Проходите сюда, здесь нам будет спокойнее.

Калон последовал за Эрбахом. Они вошли в захламленную комнату, заставленную всевозможными вещами и предметами.

— Это моя мастерская. Садитесь.

В мастерской пахло свежим деревом.

Калон спросил:

— Курить можно?

— Пожайлуста.— Пауза.— Что думают в Париже о том, что здесь произошло?

— Бесполезно скрывать, что вы под подозрением. Сегодня за вами следили?

Горькая складка обозначилась у рта Эрбаха:

— Это было неосмотрительно. Я уверен, что следили.

— Вы так думаете, или?…

— До сегодняшнего вечера я не был в этом уверен. Впрочем, я не ходил к Девичьему Мосту. Я заметил слежку и зашел в пивную, где выпил две кружки пива. После этого я вернулся.

Калон неожиданно констатировал, что Эрбах доведен до крайнего нервного истощения.

— Вам не следовало приходить.

— Это ничего не меняет. Если вы рассекречены, они рано или поздно возьмут вас.

Эрбах усмехнулся.

— Я беспокоюсь не о себе. С тех пор как я работаю на вас, я знаю, чем рискую…

— Расскажите мне о деле,— перебил Калон. — Начните со Шлайдена.

Эрбах взглянул на Калона. Калон напоминал ему его врагов, против которых он боролся: жестоких и безжалостных.

— Макс Шлайден был прекрасным агентом. Его профессиональная деятельность позволяла ему легко перемещаться с места на место. В действительности, сразу после войны он занял место настоящего Шлайдена, покончившего с собой после его ареста французами. Я встречался с ним за пятнадцать дней до его исчезновения. Он сообщил мне, что напал на очень интересный след. Затем он вернулся еще раз неделю спустя, чтобы сообщить, что его подозрения не подтвердились. Шлайден возвращался тогда из поездки в Виттенберге и Нойштрелиц собирался написать рапорт и передать его мне. Больше я с ним не связывался, а потом узнал о несчастном случае.

— В квартире?

— Полностью разрушенной огнем. Я рискнул отправиться туда, но ничего не обнаружил.

— А про остальных?

— Все, кроме Мартена, связывались со мной сами.

— Когда он погиб? До или после вашего визита?

— После — ответил Эрбах, опустив голову.

— Меня удивляет одно,— сказал Калон,— систематические несчастные случаи для камуфлирования убийств. Обычно политическая полиция не пользуется такими методами. Она арестовывает, пытает, убивает…

— Я тоже не нахожу объяснения. Странно также, что Шлайдена арестовали, заставили говорить, а затем отпустили, чтобы удушить газом.

— Иначе, кто же вас выдал?

— В таком случае почему меня до сих пор не арестовали?

— Чтобы ликвидировать вашу сеть, если Шлайден сказал им, что вы шеф.

Эрбах провел рукой по лбу и облокотился на стол. Он чувствовал себя старым и усталым.

— Они располагают жуткими средствами, чтобы заставить человека говорить, — вздохнул он.

Калон встал, посмотрел на рисунок жирафа. Манера, напоминающая Уолта Диснея. Он обернулся.

— Надеюсь, вы сможете не попасть к ним? Я подозреваю…

— Конечно, но…

Он встал и подошел к Калону.

— Кто в случае моей смерти побеспокоится о моей дочери?

Калон не знал ответа. Он сказал только:

— Мне бы хотелось немного вздремнуть. Предыдущая ночь была у меня очень трудная.

— Вы хотите ночевать здесь? — испуганно спросил Эрбах.

— Вы гораздо больше рискуете, если я выйду от вас в столь поздний час.

Эрбах подумал, что у Калона нет ни сердца, ни нервов.

— Я могу вам предложить только комнату в мастерской. Я разбужу вас в шесть утра… если меня не заберут,— добавил немец.

Калон холодно улыбнулся и поставил на пол лампу, которую дал ему Эрбах. Он снял пиджак, достал пистолет и положил его рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Если эта комната должна стать его могилой, то по крайней мере он умрет не один. Калон волновался: Эрбах не был предателем, но он был засвечен.

Он быстро заснул.

Кто-то тряс его за плечо. Калон подскочил на матрасе и сразу схватил свой пистолет. Перед ним стояла Эльза и всхлипывала:

— Проснитесь! Господи! Папу арестовали!