"Крылатая звезда" - читать интересную книгу автора (Чеповецкий Ефим)ГЛАВА 26, в которой профессор Нервик берётся спасти ТимкуВ зал вошли человек восемь профессоров и четыре санитара с чемоданчиками. Всё это шествие заключала перевозная рентгеновская камера для просвечивания больных. Гордо поднятые головы, глаза и улыбки профессоров красноречиво говорили: «Ага, вот мы и пригодились! Мы ещё нужны человечеству!» Конечно, на Крылатой звезде они выглядели очень старомодно, потому что носили пенсне и бородки клинышком. – Ну, здравствуйте, молодые люди! – от имени всей лечебной бригады сказал профессор Микробомбоев.- Что тут произошло? Он пристально посмотрел на бородатых больных, очень удивился и заявил: – Это, любезные, какая-то ошибка: мы врачи, а не парикмахеры!… Хозяева наперебой стали рассказывать озадаченным профессорам, откуда взялись эти бороды и седые косы. – Ах, вот оно что!… Тэк-с, тэк-с, тэк-с…- профессора ухватились за свои собственные бородки и стали загадочно переглядываться. – Это, почтенные, редчайший случай в нашей практике! – заявил профессор Микробомбоев.- Что вы скажете, коллеги? Вперёд выступил профессор Корень-Цломби-цкий. – Я удалил тысячи порченных молочных зубов,- сказал он.- Но ни у одного ребёнка не видел бороды! Профессор Аппендикс-Удалилов заявил следующее: – Я, правда, в лица редко смотрел, всё больше в живот заглядывал, но, признаться, тоже удивлён. – С ума сойти! – воскликнул профессор Нервик.- Дайте мне порошок от головной боли!… Нервы не выдерживают! Подумать только – бо-ро-да! У меня она появилась только тогда, когда я стал профессором… Профессор Мокроносов, специалист по насморкам и гриппам, тоже выразил своё удивление. Наконец профессура приступила к обследованию больных. На столах аккуратно были разложены необходимые медицинские инструменты, рентгеновская камера открыта и включена в электросеть. – Итак, приступим! – протирая спиртом руки, сказал профессор Микробомбоев. – Прошу больных раздеться до пояса! Хозяева сразу отвернулись. Павлик и Зоря без церемоний исполнили приказание, а беднягу Тимку раздевали санитары: он был в полуобморочном состоянии. Больных выстукивали, прощупывали, смотрели им языки, измеряли температуру, просвечивали в рентгеновской камере, брали на анализ волосы из бороды. – Тэк-с, тэк-с, чудесно! – приговаривали профессора.- Всё ясненько! – Потом собрались в тесный кружок, пошушукались и в результате заявили, что лично они и медицина ничем не могут помочь. Явление это неизвестное и неизученное. И развели руками. Учёные пионеры печально опустили головы и притихли. Но взволнованный Миша Кометов не мог успокоиться. Он посмотрел на скрючившегося от страха Тимку и сказал врачам: – Один из наших гостей всё время нервничает и плохо себя чувствует. Может быть, хоть ему поможете? – Позвольте, коллеги!- выступил вперёд профессор Нервик.- Это касается меня. Нервы – по моей части. Он нащупал на Тимкиной руке пульс, внимательно посчитал его и сказал: – Всё ясно, друзья! Дело поправимое. У этого молодого, то есть пожилого пионера небольшое потрясение. Это случается, когда человек попадает в новую обстановку. Нервная система слабая, фантазия отсутствует, вот и результат. Его срочно нужно отправить в обычную для него среду, к людям, которых он легко понимал бы, чтобы вокруг не было сложных машин, а только понятные для него вещи. Короче, его следует немедленно отправить в показательный детский сад №7. Профессор что-то шепнул санитарам, и Тимка мгновенно очутился на носилках. Павлик и Зоря бросились вдогонку за санитарами. – Прошу не волноваться! – остановил их профессор.- Ваш друг не пропадёт, скоро вы увидите его вполне здоровым! Прощайте! Профессура раскланялась и удалилась. Вслед за ней унесли медицинскую аппаратуру. Павлик и Зоря тревожно переглянулись и подумали: «Пропадёт наш Тимка, не сладят с ним санитары! Если они хоть на миг зазеваются, он сбежит. А потом потеряется в огромном неизвестном городе». Но говорить об этом было уже поздно. И ещё они подумали о том, что лично им помощи ожидать неоткуда. Да, попасть на такую удивительную планету и одновременно так пострадать – было очень обидно… И вот именно тогда, когда Павлик и Зоря сказали себе: «Ну, что ж, ничего не попишешь!» – появилась надежда. |
||||||
|