"Ярослав Галан" - читать интересную книгу автора (Елкин Анатолий Сергеевич, Беляев Владимир...)

Против апостолов предательства

Земля, похожая на комья красноватой глины. На тропинках, грязных досках, у кольев с колючей проволокой — серебристые хлопья. Словно серый снег с этого тусклого, плачущего неба посыпал чахлую траву.

Человеческий пепел! Серебристые от человеческого пепла тропинки! Порыжевшая от человеческой крови земля! Двести тысяч женщин, стариков, детей в волчьих ямах. Долина смерти…

— Ярослав, смотри, твой крестник, — спутник Галана поднимает с земли грязный газетный листок. На нем слова: «объединение», «великий гуманизм», «во имя Иисуса».

Шептицкий! Галан отбрасывает газету на землю, припорошенную человеческим пеплом.

Еще в тридцатые годы в журнале «Викна» Галан назвал львовского митрополита Шептицкого, одного из вдохновителей националистических банд, «мутителем святой водички». С тех пор ничего не изменилось. «Святой отец» продолжал благословлять гестаповских выкормышей. Кровавый след бандеровских шаек тянулся к его резиденции — собору святого Юра. Андрей Шептицкий выступил одним из инициаторов создания из кулацкого отребья дивизии «СС-Галиция», бесславно разгромленной у Брод.

Советская Армия, перемалывая гитлеровские дивизии, шла на запад, и то, что открывалось покрасневшим от бессонницы солдатским глазам, переворачивало человеческую душу. Страшным кошмаром преследовали тогда Галана картины Яновского концентрационного лагеря.

Через несколько дней он рассказал об этой «Долине смерти» и о зверствах фашистов людям, переполнившим зрительный зал Львовского театра оперы и балета. Это был вечер в память жертв Львовского гетто.

Когда к преемнику Шептицкого — ныне кардиналу — Иосифу Слипому пришли члены Государственной комиссии по расследованию фашистских зверств с предложением подписать протокол, митрополит категорически отказался, ссылаясь на свою неосведомленность в этих делах и… «на отсутствие достоверных сведений».

— Об этом нельзя не писать, — говорил тогда Галан. — Преступно не говорить! Взять бы за шиворот и притащить туда, к тем рвам, некоторых «демократов», пишущих сейчас о милосердии к эсэсовцам!

Напряженным, побледневшим, сосредоточенным вернулся он во Львов. Не затихал приглушенный стук машинки в его кабинете, заваленном документами, выписками, книгами. На его столе — «Легенда об Уленшпигеле» Шарля де Костера. Галан ясно видел, как под дождем по тревожным дорогам Фландрии идет человек, поднимая на бой гордый, свободный народ. «Пепел Клааса стучит в мое сердце», — говорит Тиль. Пепел яновских могил стоял перед глазами Галана осенью 1944 года, яростно стучал в его сердце. Слова, гневные и жгучие, насмерть разящие националистическое отребье, ложились на бумагу.

Когда в августе 1944 года Советская Армия, победоносно завершив бои за Львов, прогнала гитлеровцев прочь с последних клочков украинской земли над Западным Бугом и в Прикарпатье, крестьянство западных областей Украины, преодолевая жестокое сопротивление кулачества, клерикалов, националистов, постепенно становилось на путь сплошной коллективизации. Ярослав Галан считал своим долгом в те дни показать освобожденным землякам, кто являлся врагом коллективизации. Прежде всего это «галицийский кулак, на протяжении 150 лет дрессированный немецкими офицерами в австрийской казарме, ограниченный и тупой, коварный и лицемерный, трусливый и в то же самое время бесцеремонный, жадный и ненасытный, как, в частности, все стяжатели всего мира» (памфлет «Мамелюки»).

Сразу же после освобождения Львова войсками Советской Армии в августе 1944 года в городе стало работать восстановленное отделение Союза советских писателей Украины.

Августовским днем 1944 года группа советских литераторов, прибывших во Львов после освобождения города войсками Советской Армии, обходила пустующие этажи бывшего графского особняка на улице Коперника, отданного под клуб львовских писателей. Работу во Львове, по существу, приходилось начинать сызнова. Необходимо было поскорее активизировать кадры старых, опытных литераторов, растить литературную молодежь.

В эти августовские дни 1944 года писатель Ярослав Галан читал свой доклад о польско-советских отношениях. Он выступает с речью на областном совещании интеллигенции Львовской области, которая затем была опубликована в виде очерка под названием «Право на гордость» на страницах областной газеты.

«Нам нельзя ни на минуту забывать, — говорил Галан, — что национальная вражда — это оружие, которым особенно охотно пользуется враг. Бороться с нею — это значит спасать сердца и умы нашей молодежи, это значит направлять наши западноукраинские земли на путь прогресса, на путь великого человеческого счастья, за которое боролись и умирали герои Севастополя, Сталинграда и… Праги.

Пусть же каждый наш ребенок уже в самом начале его сознательного существования узнает священную правду о том, что во львовских скверах в солдатских могилах наших освободителей спят рядом друг с другом сыновья Днепра и Волги, сыновья великих братских народов, плечом к плечу прошедшие трудный и славный путь от Сталинграда до Будапешта, к чьим победоносным шагам с радостным трепетом сердца прислушивалось все, что есть в мире чистого, честного и благородного. Пусть запомнят они на всю жизнь, что в великой семье… были герои, которые не только сумели отстоять свою свободу, но и вынести ее знамя за Вислу, за Дунай, к Адриатическому морю, туда, где еще недавно гитлеровский варвар считал себя полновластным триумфатором».

Это страстное выступление, как и многие другие публичные выступления Галана, явилось прямым следствием того, что увидал и услышал писатель по возвращении на Родину.

Голос писателя-борца слышен не только у него на Родине, но и далеко за океанами. Работающий и поныне в Канаде прогрессивный журналист и общественный деятель Петро Кравчук рассказывает, что многие статьи Ярослава Галана Славянский комитет в СССР пересылал для украинской прогрессивной прессы за океан. Только в одной газете «Украинське життя» в 1943–1946 годах было напечатано десять статей Галана. Среди них «Земля в огне», «Иуды и провокаторы», «В черной яме предательства и преступлений», «За свободную и воссоединенную Украину».

«Не будет преувеличением, — пишет П. Кравчук, — если скажу, что статьи Ярослава Галана, которые перепечатывались в „Украинськом житти“ и „Украинськом слове“, открыли глаза многим украинцам в Канаде и помогли им увидеть в подлинном свете всех тех националистических бродяг, которые, воспользовавшись конъюнктурой „холодной войны“, пробрались из Мюнхена, Аусбурга и Миттенвальда в Канаду и Соединенные Штаты Америки.

Печатая статьи и памфлеты Ярослава Галана, украинская прогрессивная пресса за океаном включила его в состав своих внештатных сотрудников».

Галан не ждал, пока собранные им впечатления отложатся. Он вторгался в жизнь сразу и, когда не было времени писать, выступал с трибуны. Видя значительно дальше тех своих земляков, которые были еще одурманены вражеской пропагандой, певец воссоединения Западной Украины с Советским Союзом Галан смело, бесстрашно рубил когти вражеской агентуры. Разноликие враги украинского народа боялись его разоблачений.

Однажды поздней декабрьской ночью 1947 года в номере гостиницы «Москва» Ярослав Галан много и горячо говорил о прозорливости Ильича, который сумел еще в первые годы нынешнего века заметить и разоблачить в числе прочих врагов трудящихся и Донцова — будущего духовного отца украинского фашизма.

— Как жаль, — хмуро сказал тогда Галан, — что есть у нас на Украине отдельные литераторы, которые забывают мудрый наказ Ильича о борьбе с национализмом и «своим» и «чужим» и, по существу, самоустраняются от идейной борьбы с остатками националистической идеологии! А ведь пока существует капитализм, он будет пытаться разъединять трудящихся с помощью националистической заразы.

Борьба, которую вел Галан, была схваткой врукопашную почти в буквальном смысле этого слова.

В своей речи на областном совещании интеллигенции Львовской области Галан напомнил землякам о предателях, которые еще остались на освобожденной земле Западной Украины.

«Не забывайте, что гитлеровцы подготовили себе здесь людей, которых трудно не назвать предателями, — ведь они на несчастьях и крови своих сограждан строили собственное, личное благополучие. Это те, кто помогал фашистам срывать со своих братьев одежду, чтобы потом вынести ее на базар.

Это те, что, избавившись от последних остатков человеческой и национальной чести, снюхались с гитлеровскими оккупантами и на совместной с ними спекуляции награбленным народным и частным имуществом сколотили немалые капиталы.

Судьба отечества, украинского народа была им безразлична, их душу не тревожили ни видения Майданека, ни живьем сожженные дети Полтавщины. На горе и крови народа выросла целая общественная прослойка, — говорил писатель, — я бы сказал, прослойка, лишенная каких бы то ни было норм, ненасытное сборище бесцеремонных торгашей, готовых продать родную мать, если только кто-либо хорошо за это заплатит…

Их мало, но вполне достаточно, чтобы отравлять нам воздух. Это они сегодня являются основной базой для польских и украинских националистических банд. Это из их среды исходят антисоветские провокации. Эти выкормыши гестапо и побратимы немецких мародеров никак не хотят заняться честным трудом. Одни из них голосуют ночью на стенах за „польский“ Львов, другие тайком поддерживают гестаповских агентов из бандеровских шаек. Но что бы ни говорили эти продавцы душ, как бы ни распинались в декламациях, мы видим, хорошо видим на их руках когти фашистских предателей. Отрубить эти когти — долг каждого из нас! Интеллигенция Львовщины должна напрячь свои силы, чтобы разрушить работу этой вражеской агентуры».

И это не было во Львове той поры сгущением красок.

8 февраля 1945 года один из молодчиков, посланный руководителями шайки польских националистов, проникает обманным путем в квартиру польского друга Ярослава Галана — подлинного интернационалиста, доктора медицинских наук, участника первого мирового конгресса физиологов в Ленинграде Здислава Белинского.

Здислав Белинский был человек отзывчивый, смелый, отважный боец. В разгар самого страшного фашистского террора он не побоялся заехать на открытой пролетке в кварталы львовского гетто и вывезти оттуда своего учителя — профессора физиологии Адама Бека.

Под видом медикаментов, присланных доктору Белинскому от его «коллеги из Люблина» (а Белинский ждал этих медикаментов!), молодчик из националистической террористической организации вручил жене Белинского «сюрпризную коробку», наполненную взрывчаткой, и, поцеловав элегантно «пани докторовой» руку, исчез. Доктор Белинский выходит в халате из ванны, развязывает ленточку, перевязывающую коробку, не подозревая того, что освобождает тем самым ударный механизм взрывателя, и в момент страшного грохота падает, окровавленный, на пол.

А спустя некоторое время на землю Лычаковского кладбища падает сраженный пулей террориста доцент Львовского политехнического института Донат Ленгауэр. Он пришел на могилу отравленного польскими шовинистами сына, но националисты не простили ученому ни его участия в Союзе польских патриотов, ни сбора средств на самолет «Львовский политехник» и пулей в затылок оборвали его жизнь.

Ярослав Галан уже тогда понимал, что он тоже находится под прицелом наемных убийц из лагеря Бандеры и НСЗ, но сознание опасности не помешало ему написать один из самых острых своих памфлетов — «Заклейменные», в котором, между прочим, говорилось: «Особенно одиозной личностью для гестаповской агентуры становится партизанский врач, доцент Львовского медицинского института Белинский. Почему? Потому что этот молодой талантливый ученый считал своим долгом выступить перед польской общественностью со словами великой правды об общности интересов славянских пародов, о том, что без советско-польской дружбы нет и не может быть свободной, независимой, демократической Польши».

Когда Галан писал эти строки, он знал, что «рыцари» из шаек вожака НСЗ Богуна уничтожают на территории Келецкого воеводства партизан из Армии Людовой и всех тех честных поляков, кто помогал мстителям из отрядов Мечислава Мочара, «Бжозы» — Борецкого, Гжегожа Корчинского и других отважных сыновей польского народа, которые, подобно доктору Здиславу Белинскому во Львове, не боялись ни анонимных писем, ни других вражеских угроз, ни пуль из-за угла.

Теперь уже хорошо известно, что еще задолго до того, как был убит бандеровцами из сотни «Хрина» легендарный полководец и один из главных организаторов вооруженной борьбы польского народа против гитлеровских захватчиков, герой Испании генерал армии Кароль Сверчевский-Вальтер, осенью 1945 года, встретясь на одной из очередных явок под Великими Мостами с окружным руководителем подполья ОУН «Демьяном», другой бандитский вожак — «Вороной» — давал своему подчиненному директиву убить Галана: «Ибо он нам мешает своими статьями».

А Галан продолжал писать эти гневные, разоблачительные статьи, выступать с докладами, лекциями. Его статья «В общей борьбе», вначале названная «Слово к братьям полякам», — программный документ, определяющий подлинно пролетарский интернационализм писателя.

Галан напоминает врагам польско-советской дружбы, что еще на львовских баррикадах 1936 года было доказано «братство крови и братство общей борьбы» славянских народов. Советский боец и польский солдат проливали кровь в годы Отечественной войны за общее дело, «имя которому по-польски — „Вольна Польска“, а по-украински — „Вильна Украина“».

Галан, понимая, как важно это единение польского и советского народов, отдал немало сил укреплению этих связей. Он постоянно сотрудничает во львовской газете «Червоный штандар», предназначенной для поляков, живущих в городе, поддерживает большую дружбу с коллективом польского театра, работавшего тогда во Львове. Для этого театра Галан перевел пьесу А. Корнейчука «Миссия мистера Иеркинса в страну большевиков». Заслуженный деятель искусств УССР, известный польский актер и режиссер Бронислав Домбровский и тонкий комедийный актер Тадеуш Сурова были его личными друзьями. Писатель часто посещал репетиции театра, много сделал для улучшения его репертуара.

В очерке «В общей борьбе» Галан писал:

«…Польскому народу есть чем гордиться. История его борьбы за свободу и независимость — это не только история его страданий, но и его славы. Поэтому мы склоняем головы перед тенью Костюшко, поэтому мы снимаем шапки перед знаменами солдат его дивизий.

Если сегодня, в дни, которые будут решать, возможно, судьбу столетий, вместе с нами идут и поляки, идут за правду, то это добрый знак, что будущее — хорошее и гордое, будет на самом деле нашим и их будущим, как наша свобода становится их свободой; таким образом, доля их последующих поколений не будет долей их отцов, долею, говоря словами польского поэта, „знамен, взорванных бурей“, а будет тем, что мы называем простым и великим человеческим счастьем».

Такие строки мог написать только подлинный пролетарский интернационалист.

У националистов-«упырей», как их назвал Галан в одноименной статье, написанной в 1946 году, «есть своя история. Пока бандеровский цыпленок вылупливался из яйца, это яйцо долгое время грелось в инкубаторе Грушевского и Ефремова, в инкубаторе человеконенавистничества и бандитизма. Нужно понять, что нельзя целиком и полностью искоренить бандеровщину, не искоренив целиком и до конца влияние идей Грушевского и его вдохновителей».

Сколько великих событий пережила Украина от тех лет, когда звучал голос Франко, до сороковых годов XX века, но природа национализма не изменилась. Националисты меняли хозяев, но, как писал Галан, отцом их предательства всегда был страх, а матерью — ненависть. Объятые ненавистью к стране социализма и страхом перед своим народом, они все свои надежды возлагали на международную реакцию. Их мнимая борьба за «вильну Украину» в действительности была злобной грызней из-за добычи; эта грызня стоила жизни не одному бандиту-оуновцу. Первым погиб сам Петлюра, глава «Националистической директории». В 1926 году его пристрелили среди бела дня прямо на улице. Занявший его место Евген Коновалец погиб от взрыва «адской машины», врученной ему в «ценной посылке». Ничего не подозревавший Коновалец, полагая, что перед ним давно ожидаемая посылка с ценностями, вскрыл ее и был разорван на куски. «Наследие» Петлюры и Коновальца принял Степан Бандера. «Оно состояло, — как писал Курт Рюкман в книге „Сенсация: убийство!“, — прежде всего в обязанности работать на немцев — точнее, на немецкую разведку».

В неопубликованной рецензии на книгу О. Мстиславца (псевдоним В. Беляева) Галан пишет, что нельзя критиковать украинский буржуазный национализм вне связи с той «социально-экономической почвой», на которой он вырос, что история ОУН начинается еще задолго до формального объединения националистов в современные партии и группировки.

Галан дает последовательную критику национализма, обращая внимание на вопрос о классовом содержании лозунга «Борьба за самостийну Украину». Этот лозунг неизменно выражал стремление украинской буржуазии освободиться от более сильных конкурентов — капиталистов России, Австрии, Германии, Польши — и добиться большей политической и экономической самостоятельности в деле эксплуатации трудящихся своей страны. И именно поэтому борьба за «самостийну Украину» всегда на деле означала борьбу за укрепление господства буржуазии, борьбу с революционным движением.

Для Галана простые люди и Востока и Запада были одинаково дороги. И ему ненавистна была всякая реакция, независимо от ее национальной принадлежности. «Мы знаем, — писал Галан, — что есть две Америки, что есть две Европы. Мы на стороне Европы Джордано Бруно, Галилея, Мюнцера, Ньютона, Марата, Гарибальди, Гюго, Пастера, Роллана, Маркса, Энгельса, Либкнехта, но мы непримиримые враги Европы инквизиции Карла и Борджиа, Екатерины Медичи, Наполеона III, генерала Галифе, Бисмарка, Вильгельма II, Муссолини, Гитлера… Мы знаем, почему те, кто сегодня преклоняется перед Западом, преклоняются именно перед этой второй Европой…»

Задача Галана по разоблачению бандеровщины была не из легких. Дело в том, что в истории этой бандитской организации одна специально сфабрикованная ложь громоздилась на другую, и всему этому был придан, как писал Галан, «заманчивый привкус правды».

Бандера, мечтавший сделаться диктатором Украины, действительно вел хитрую игру.

Как взаимосвязаны, размышлял Галан, казалось бы, такие внешне взаимоисключающие друг друга события: октябрь 1933 года — убийство бандеровцами во Львове секретаря советского посольства Майлова; июнь 1934 года — убийство Бронислава Перацкого — польского министра внутренних дел, в том же месяце — убийство Ивана Бабия, руководителя организации «Католическое действие»…

Это было неслыханно даже в условиях реакционного режима Пилсудского. Бандеру и нескольких его подручных судили и отправили в тюрьму для каторжников, где они просидели до 1 сентября 1939 года — дня нападение фашистов на Польшу. Бандера, показывает Галан, зарабатывал «моральный капитал». И перед своими фашистскими хозяевами — убийство Майлова, — и перед галицийским мужиком — убийство Перацкого.

Готовился спектакль «производства» Бандеры в «народные вожди» и «защитники интересов галицийского хлебороба».

Спектакль, говорит Галан, обернулся фарсом и подлостью. В годы Великой Отечественной войны Бандера показал, какой он «народный вождь».

О том, какую долю украинскому народу готовили фашисты и их прислужники — украинские буржуазные националисты, говорят официальные гитлеровские документы. Сошлемся на некоторые документы, к которым обращался Галан и на которых он строил свои выводы. Палач украинского народа гаулейтер Эрих Кох на совещании в Ровно (26–28 августа 1942 года) заявил: «Нет никакой свободной Украины. Цель нашей работы должна заключаться в том, что украинцы должны работать на Германию, а не в том, чтобы мы делали этот народ счастливым. Украина должна дать то, чего не хватает Германии. Эта задача должна быть выполнена, несмотря на потери…» Бывший генерал-губернатор Польши Ганс Франк 12 января 1944 года записал в своем дневнике: «Если бы мы выиграли войну, тогда, по-моему, поляков, и украинцев, и все то, что шляется вокруг, можно превратить в рубленую котлетку. Пусть будет что будет».

Галан показывает, что после разгрома гитлеровской Германии вожаки бандеровских шаек укрылись в западных зонах оккупации Германии. Связь бандеровцев с реакционными военными кругами Америки и Англии прочно сложилась еще в дни войны.

В 1945 году Степан Бандера, спасаясь от Советской Армии, бежал в американскую зону оккупации Германии. Здесь его зарегистрировали как «перемещенное лицо». В лагерях для «перемещенных лиц» этот «изгнанник» и принялся восстанавливать ОУН. Он окружил себя группой вооруженных до зубов старых оуновцев, которые при благожелательной поддержке американцев хозяйничали в лагерях «перемещенных лиц» как только хотели.

С распростертыми объятиями принимал Бандера бывших «соловьев» и всех, кто так или иначе сотрудничал с немцами или когда-либо боролся против Советского Союза.

Самых надежных он передавал американской и английской разведкам. В специальных школах их обучали — да и сейчас обучают — методам восстановления разбитой в пух и в прах старой бандеровской организации, инструктировали, как шпионить и вредить. Это убедительно доказано в книге французского журналиста А. Герэна «Серый Генерал».

В статье «Из ямы» Галан рассказал о кровавых преступлениях Ф. Коваля — одного из вожаков бандеровских шаек. Ф. Коваль поджигал по ночам хаты колхозников, убивал мирных людей. «Последними вурдалаками» называет писатель грязное униатское и бандеровское охвостье, ведущее самыми бесчестными методами борьбу против собственного народа.

Один из самых яростных памфлетов Ярослава Галана — «Чему нет названия» — начинается с такой сцены:

«Четырнадцатилетняя девочка не может спокойно смотреть на мясо. Когда в ее присутствии собираются жарить котлеты, она бледнеет и дрожит, как осиновый лист. Несколько месяцев назад в воробьиную ночь к крестьянской хате недалеко от города Сарны пришли вооруженные люди и закололи ножами хозяев. Девочка расширенными от ужаса глазами смотрела на агонию своих родителей.

Один из бандитов приложил острие ножа к горлу ребенка, но в последнюю минуту в его мозгу родилась новая идея.

„Живи во славу Степана Бандеры! А чтобы, чего доброго, не умерла с голоду, мы оставим тебе продукты. А ну, хлопцы, нарубите ей свинины!“

„Хлопцам“ это предложение понравилось. Они постаскивали с полок тарелки и миски, и через несколько минут перед оцепеневшей от отчаяния девочкой выросла гора мяса из истекающих кровью тел ее отца и матери!..»

После зверств гитлеровцев во время войны люди уже перестали чему-либо удивляться.

— Неужели могло быть такое, Ярослав Александрович? Вы, наверное, немного сгустили краски? Кто мог воспитать подобных чудовищ? — спросили читатели Галана.

Всегда добрые, светлые, доверчивые глаза Галана стали грустными. Он сказал глухо:

— Это было! Мне рассказал эту историю в Киеве полковник Макс — один из партизанских вожаков на Волыни. Он сам разговаривал с девочкой и видел изуродованные трупы ее родителей. Кто воспитал, вы спрашиваете? Прежде всего организация украинских националистов и протежирующая им униатская церковь. Правда, церковники действовали хитрее. Не всегда они говорили прямо: «Иди и убивай!» Они натравливали исподтишка и, самое главное, все время попустительствовали кровавому разгулу фашизма. Чего там греха таить, долгие годы митрополит Шептицкий пользовался большим авторитетом среди верующих. Его называли «украинским Моисеем», прислушивались к каждому его слову. Так вот, стоило бы Шептицкому выступить с амвона против таких чудовищных зверств, стоило ему осудить их, поверьте, эти слова припугнули бы «резунов». Но он не сделал этого. Целые села сгорали на Волыни, подожженные бандеровцами; убивали женщин и детей, сажали их на колы, а Шептицкий в это время принимал у себя здесь, в палатах, сановных гостей из гитлеровского рейха…