ГЛАВА 7

К вечеру у Онисьи поднялась высокая температура. По этой причине Елене Марковне пришлось всю ночь провести у постели больной, снабжая ее различными лекарствами. На утро же, опытный врач сделала вывод, что кризис миновал, и теперь ее подопечная пойдет на поправку, о чем и поведала обеспокоенному Кузьме.

— Не волнуйся, Кузьма, ее не унесет чахотка! Я тебе ручаюсь! Будем ее лечить, и глядишь, через три-четыре дня твоя Онисья уже встанет с постели. А ты сегодня же добудь мне внутреннего свиного сала, и я научу Марийку делать согревающие компрессы.

Кузьма кивнул в знак послушания, между тем, недоверчиво взглянув на женщину, ибо он хорошо знал, что немногим удавалось выжить с такими симптомами, как у его жены.

Однако знахарка по два раза в день колола больную своими диковинными иголками, да поила какими-то лекарствами, и через два дня Онисье действительно стало лучше.

Кузьма вошел в горницу к больной и с удивлением взглянул на жену, которая сидела в постели, облокотившись на подушки, и с удовольствием попивала из трубочки напиток незнакомцев, с изображением какого-то диковинного фрукта на зеленой коробочке.

Онисья улыбнулась мужу.

— Глянь, Кузя, это ананасовый сок! Хочешь испробовать?

Кузьма подошел к ней и прикоснулся рукой к ее лбу.

— Да у тебя и впрямь жар поубавился! Надо же, не обманула знахарка — то!

— Не обманула? — Онисья вопросительно взглянула на мужа.

— Она сказала мне, что ты скоро поправишься, но я и не думал, что так скоро!

Онисья улыбнулась.

— А ты уж подумал, что я Богу душу отдам?!

Кузьма с любовью взглянул на жену.

— Чего греха таить, Онисьюшка, подумал! Уж больно взяла тебя чахотка!

— А Елена сказала, что у них такие болезни вылечивают, и мне ее лекарства тоже помогут. — С гордостью сообщила Онисья.

— У них? — Кузьма насторожился.

— А что она тебе вообще рассказывала?

— Да ничего, вроде! Сказала только что прибыли они из таких краев, что нам они пока и неведомы вовсе!

— Да! — многозначительно заключил Кузьма.

— А, что такое, Кузя, от чего ты все думку думаешь?

— Да неведомо мне кто они такие, и никак в толк ничего взять не могу!

— Но, как же, ведь посланники они, от Господа!

— Тебе это знахарка сказала?

— Да нет, Марийка поведала, говорит, что все так сказывают.

— В том-то и дело!

— Ну, так и что?

— Да это мы так считаем, Онисья! Мы! И они хотят, чтобы мы так думали! Надо им так, понимаешь?! А на самом деле, может оно и не так вовсе! Я и так прикину, и эдак, а объяснить ничего не получается! От того-то и чутье у меня не на месте! Сдается мне, что может, и не от Господа они вовсе! Люди вроде бы они такие же, как и мы, только одеты неведомо!

А с другой стороны, как гляну я на все их вещи, так и думаю, что не живут

такие люди на Земле! Давеча мне Игорь показал штуку одну, так я чуть с

лавки не свалился, экое диво меня взяло!

— Расскажи, Кузя, расскажи! — Онисья взяла мужа за руку, усаживая на постель рядом с собой.

— Принес он ящичек небольшой такой и поставил на стол! — и Кузьма руками изобразил размеры ящичка, — а рядом с ним положил такой же другой, только совсем низенький. А опосля в этот низенький на моих глазах всунул какую-то штуку, тоже похожую на ящичек, и вдруг, боже мой свят! Из большого ящика такое привиделось! — Кузьма завел глаза.

— Что?

— Ох, и не знаю, как тебе обсказать! Одним словом, показались там перво наперво, наши мужики с поселений. И этот ящик рассказал, как они увиделись с Игорем! И что они вкушали, и об чем разговаривал! Во!!!

А потом так и вообще наша деревня показалась! И наш дом, и мы все как

есть! И Игорь сказал, что они как это…. бишь! Сняли, говорит, все это!

Онисья недоуменно смотрела на мужа, ничего не понимая.

— А эта их музыка! Мало того, что странная она, аж жуть, ее и музыкой-то не назовешь! Так еще и звучит из разных ящиков. Я, было, поинтересовался у ихнего Алешки, как это она так играет? А он показал мне какие-то штуковины внутри, маленькие такие, блестящие, навроде трубочек, и сказал, что играет только из-за них.

И вообще, все у них неведомое, диковинное, такого мы отродясь не видывали!

— От того и диковинное, что они посланники Божьи! — заключила Онисья. Раз у людей такого не бывает, значит и не люди они вовсе! Они, может, божьи дети в людском образе!

— Кто их знает, Онисьюшка, кто их знает! Уж больно срамно одеты они для божьих детей!

— Тяпун тебе на язык! — Онисья испуганно закрестилась, вопрошая у Бога прощения за нерадивое замечание мужа.

— Да от чего ты так беспокоишься, Кузя, весь сам не свой?!

— Да от того, что неведомо мне ничего, а я как никто другой за все в ответе! — Кузьма с раздражением взглянул на жену.

— Ах, ты, господи! — Онисья нежно положила свою слабую руку на плечо мужа. — Все будет хорошо, Кузя, не майся так! Я нутром чую, что все будет хорошо!

— Твоими бы устами мед пить!

— А что они теперь делают, Кузя? — Онисья, загоревшись любопытством, заглянула мужу в глаза.

— Сейчас на реку собираются раков ловить. Я велел Ваньке Смоленову и Федьке Губареву пойти с ними. А далее намечают на Москву двинуться. Сегодня все утро мою одежу перебирали, кому какая подойдет. Хотят в нашу человеческую одежу нарядиться, чтобы к Москве пойти и не привлекать к себе внимания. Игорь сказал, что им надобно одеться в обычных крестьян. А девки ихние Марийкины сарафаны все примеряли, а ее в свое вырядили, и она в таком виде принялась по дому расхаживать.

— Гляжу, идет к столу непокрытая, вместо косы волосья в какой-то пук собраны, аж на самой макушке. Рожа вся размалевана, глазищи черные, а губы красные, да в придачу в коротких штанах. Я и не узнал ее сначала. Думаю, что за девка новая, отколе у них такая взялась? А она мне — доброе утречко, тятя! Я тогда взял стул и со злости на нее замахнулся.

— Да, нешто можно так, Кузя! Убил бы девку, или покалечил. — Онисья обиженно поджала губы.

— Да не ударил бы я ее, а только попугал!

— Дак это ж они ее вырядили, девки, а ее вины в том нет!

— Не след ей ходить в таком виде! Они пусть как хотят, а ей не след! Их Алешка на нее глазищи и так растаращил, а тут и вовсе слюни пустил, как разголенная она появилась.

— Господи! Да, что тебе этот Алешка, пусть таращится. Девка-то у нас будто ягодка сладкая, чего ж на нее не поглядеть!

— Цыц мне! Раскудахталась! — Кузьма строго взглянул на жену. — Не твоего ума дело мне указки давать!

Онисья покорно замолчала и опустила глаза. А Кузьма, удовлетворенный таким послушанием, немного смягчился.

— Игорь просит, чтобы я отпустил с ними нашу Марийку к Москве. Говорит, что им нужно будет с кем-то совет держать.

— Совет? — удивилась Онисья.

— Ну да! Как себя с людьми вести, чего кому говорить, а чего нет! Марийка ваша, — говорит, — смышленая, с нее нам, говорит, толк выйдет!

— Да какой же им толк с малой девки? Взяли бы кого постарше! — Онисья насторожилась.

— А чего ж ты перепугалась, коли они божьи люди, а? — Кузьма лукаво взглянул на жену. — Отпустила бы с ними девку, чего за нее бояться?

Онисья молчала, не зная, что ему ответить.

— То — то же! — сказал Кузьма многозначительно.

— И какой же ответ ты дал Игорю? — вновь заволновалась Онисья.

— Я сказал, что подумаю.

— Интересно, а сама Марийка захотела бы с ними пойти или нет?

— Захотела бы?! Да она так хочет, что совладать с собой не может! Во время разговора с Игорем так пилила меня глазами, что кажись, насквозь прорежет!

— И что же ты думаешь, Кузя, отпустить ее или нет?

Кузьма с вызовом посмотрел на жену.

— Думаю отпустить!

— Ой! Как приглянется им наша девка, да возьмут они ее с собой назад на небо! Ой! — Онисья взялась рукой за сердце.

— Не верещи ужо! Что же я нашей девке враг! Коль отпускать стану, слово с Игоря возьму, что возвернет ее назад, что бы там ни было! А Марийке накажу, чтобы заглянула по пути к Никите Куренцову, коли он еще в Тверь не отправился, да чтобы обсказала все об случившемся.

— А нашто ему знать-то об том? Он, может, и не явится к нам вовсе!

Кузьма снова бросил строгий взгляд на жену, дабы раз и навсегда пресечь ее советы, а сам подумал, — и впрямь нашто?!