"Операция «Венера»" - читать интересную книгу автора (Пол Фредерик, Корнблат Сирил М.)Глава 14— Фаулер, — взмолился я, — только не сегодня. Давайте отложим до завтра. Он пристально посмотрел на меня. — Ладно, Митч, хотя я не из тех, что отступают. — Проявилось ещё одно из качеств, благодаря которому он стал боссом: Шокен начисто поборол сжигавшее его любопытство и не расспрашивал, где я был и что со мной произошло. — Хорошая работа, — сказал он, бросив на свой стол листки, исписанные мною предыдущей ночью. — Не просмотреть ли тебе это вместе с О'Ши? Он, как никто, сумеет придать им нужный колорит и достоверность. Да, чуть не забыл, укладывай вещи — полетишь обратно на «Вильфредо Парето». Хотя тебе ведь нечего укладывать. Вот деньги, выдастся свободная минутка, купи всё необходимое. Прихвати с собой парней из охраны. Помнишь насчёт «равноправия»? — И он лукаво подмигнул. Я нашёл О'Ши в соседней кабине — он свернулся, как кошка, клубочком, на большой, не по росту, койке. Джек повернулся и уставился на меня тусклым взглядом. Вид у него был ужасный. — Митч? — произнёс, он осипшим голосом. — О, господи, опять эти кошмары. — Джек, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно. — Проснись, Джек. Он вскочил и сел на койке. — Что за чертовщина! Неужели это ты, Митч? Да-да, припоминаю, кто-то говорил мне о тебе, когда я утром вернулся домой. — Он старался держать прямо свою маленькую головку. — Ох, умираю, — вдруг произнёс он страдальческим голосом. — Достань мне чего-нибудь выпить, а? Выслушай моё предсмертное слово — никогда не становись героем. Ты для этого слишком хороший парень… Джек, казалось, снова впал в оцепенение. Я пошёл в кухню и взял чашку Кофиеста, ломоть хлеба и стакан минеральной воды, но на обратном пути вернулся и зашёл в бар за рюмкой виски. О'Ши посмотрел на поднос и икнул. — Это что ещё за дрянь? — спросил он слабым голосом, имея в виду Кофиест, хлеб и минеральную воду. Одним глотком Джек осушил рюмку виски; его передёрнуло. — Давненько не виделись, Джек, — снова начал я. — Ох-ох, — стонал он: — Ты принёс как раз то, что нужно. Почему в ваших рекламах чертовски брешут о похмелье? — Он попытался встать, но тут же снова рухнул на койку. — Спину ломит, — пожаловался он. — В монастырь уйти, что ли? Приходится так жить, положение обязывает. Это медленно, но верно, убивает меня. О… проклятая туристка из Новой Скотии. Ведь сейчас весна? Ты думаешь, этим всё объясняется? А может, у неё эскимосская кровь. — Сейчас поздняя осень, — сказал я. — Вот как! Тогда, может, у неё нет календаря… Дай-ка мне Кофиест. И никаких «спасибо» или «пожалуйста». Он привык к тому, чтобы по его первому требованию весь мир был у его ног. Да, Джек здорово изменился. — Джек, ты мог бы поработать со мной сегодня? — спросил я уже без всякого энтузиазма. — Мог бы, — равнодушно произнёс он. — В конце концов Шокен мне платит. Но чёрт возьми, что же с тобой всё-таки приключилось? — Проводил кое-какие изыскания, — уклончиво ответил я. — А Кэти ты видел? Чудесная у тебя жёнушка, Митч. — Его улыбка пришлась мне не по вкусу. Она могла означать воспоминания. — Рад, что она тебе нравится, — процедил я сквозь зубы. — Заходи, будем рады. Он сплюнул в чашку с Кофиестом, аккуратно поставил её на стол и спросил: — Ты о какой работе говоришь? Я показал ему мои наброски. Большими глотками он выпил стакан минеральной воды и, постепенно приходя в себя, начал читать. — Все ты тут переврал, — наконец недовольно сказал он. — Не знаю я никакого Лерода, Холдена или Макгилла, и чёрта с два были они самоотверженными исследователями. К Венере не « — Мы предполагаем, что их притянуло, — терпеливо пояснил я. — Если хочешь, мы попытаемся убедить в этом читателя. Здесь надо бы оживить рассказ твоими личными впечатлениями. Как ты на это смотришь? — Меня с этого воротит, — произнёс Джек равнодушно. — Митч, закажи-ка мне душ, а? Десять минут из пресной воды, погорячей. Чёрт с ней, с ценой. Ты тоже можешь стать знаменитостью. Нужно только, чтоб тебе повезло, как мне. — Он свесил с койки короткие ножки и стал сосредоточенно разглядывать собственные ступни. — Что ж, — вздохнул он, — живи пока живётся. — Так как же насчёт статьи? — спросил я. — Поищи мои отчёты, — небрежно ответил он. — А как там насчёт душа? — Поищи себе лакея, — в тон ему ответил я и вышел, вконец взбешённый. В своей кабине я часа два потел, вставляя в статью «впечатления очевидца», а потом, прихватив охрану, отправился делать покупки. Стычек с патрульными на этот раз не произошло. В витрине обсерватории Астрона я увидел объявление: «Доктор Астрон сожалеет о том, что неотложные дела потребовали его срочного возвращения на Землю». Я поинтересовался, улетела ли ракета «Рикардо» на Землю. — Два часа назад, — ответил один из моих провожатых. — Завтра отлегает «Парето». Итак, теперь я уже мог говорить. Я рассказал Фаулеру Шокену всё. И он не поверил ни единому слову. Однако он держался достаточно тактично, стараясь не обидеть меня. — Никто не упрекает тебя, Митч, — мягко сказал он. — Тебе много пришлось вынести. Все мы иногда восстаём против действительности. Но у тебя есть друзья, мой мальчик. Они помогут тебе. Бывают минуты, когда каждый из нас нуждается в помощи. Мой психиатр… Боюсь, что я закричал на него. — Ну, ладно, ладно, — произнёс он всё так же мягко и понимающе. — Время у нас есть. Правда, профанам нечего соваться в эту тонкую область, но, мне кажется, я кое-что в этом смыслю и постараюсь объяснить тебе… — Объясните лучше вот это! — заорал я, сунув ему под нос подделанный номер моего свидетельства благонадёжности. — Хорошо, объясню, — он оставался спокойным. — Это ещё одно доказательство твоего короткого… ну, если хочешь, бегства от действительности. У тебя был психический шок. Ты бежал от самого себя, возомнил себя другим человеком и выбрал жизнь, диаметрально противоположную той, которую вёл талантливый и прилежный работник рекламы. Ты выбрал лёгкую и беззаботную жизнь черпальщика, загорающего под солнцем тропиков… Выслушав всё это, я уже не сомневался в том, кто из нас на самом деле далёк от действительности. — Твою чудовищную клевету на Таунтона поймёт всякий, кто мало-мальски разбирается в природе наших подсознательных мотивов. Я рад, что ты высказался. Значит, опять входишь в норму. Какова наша главная задача, главная задача Митчела Кортнея, работника рекламы? Бить противника, подрывать конкурирующие фирмы изнутри, уничтожать их. Твои выдумки о Таунтоне говорят понимающему человеку о том, что ты рвёшься стать прежним Митчелом Кортнеем, работником рекламы. Выраженные в символах, окутанные таинственностью подсознательного, эти небылицы о Таунтоне тем не менее понятны. А встречу с девицей по имени Хеди ты позаимствовал из детективной литературы. — Чёрт побери! — не выдержал я. — Да взгляните на мою челюсть! Видите эту дырку? Рана всё ещё болит. Он только улыбнулся: — Хорошо, что ты не причинил себе большего вреда, Митч. — А Кэти? — хрипло спросил я. — А те сведения о «консах», которые я вам передал? Условные знаки, пароли, приветствия, явки? — Митч, — произнёс он искренне. — Я тебе уже говорил, что не намерен забираться в дебри психоанализа, но всё это твоя фантазия. Из ревности — это тоже результат раздвоения твоей личности на Гроуби — Кортнея — ты отождествил свою жену с этими чудовищами — «консами». «Гроуби» тщательно подтасовывает факты, чтобы его сведения о «консах» нельзя было ни проверить, ни опровергнуть. «Гроуби» устраивает так, чтобы твоё настоящее «я» молчало об этих «фактах» до тех пор, пока «консы» не сменят пароль, явку и прочее. «Гроуби» действует из чувства самосохранения. «Кортней» должен вернуться, и «Гроуби» это знает. Он чувствует, что его «вытесняют», и тогда решает дождаться удобного момента. «Гроуби» подстраивает всё так, чтобы ещё вернуться… — Я не сумасшедший! — Мой психиатр… — Вы должны верить мне! — Борьба подсознательного… — Говорю вам, Таунтон нанимает убийц! — Знаешь, Митч, когда я окончательно убедился в том, что ты нездоров? — Ну? — с горечью спросил я. — Когда ты сочинил, будто на ячейке «консов» сидела Малая Наседка. Этот символ… — он даже слегка смутился, и щёки его порозовели. — Мне стало совершенно ясно… Больше я не стал спорить и только в одном решил не уступать: — Мистер Шокен, говорят, что лучше не перечить сумасшедшим? — Ты не сумасшедший, мой мальчик. Тебе просто нужна помощь, как и многим… — Выражусь яснее. Вы исполните одну мою прихоть? — Разумеется, — снисходительно улыбнулся он. — Обеспечьте охрану себе и мне. Таунтон нанимает убийц. Я ли так думаю, или «Гроуби», или сам дьявол, — неважно, но повторяю, Таунтон нанимает убийц. Если вы согласитесь обеспечить охрану, я обещаю, что не буду, как вы говорите, валять дурака и даже пойду к вашему психиатру. — Ладно, — улыбнулся он, явно потешаясь надо мной. Бедняга Фаулер. Можно ли винить его? Ведь каждое моё слово было ударом по воображаемому миру, в котором он жил. То, что я говорил, звучало как анафема богу Торговли. Фаулер не мог этого допустить и не представлял, что моё настоящее «я» верит тому, что я говорю. Не мог же, на самом деле, Митчел Кортней, рекламный работник высшей категории, утверждать, что у тех, кто потребляет, и у тех, кто производит, интересы диаметрально противоположны; большая часть населения мира глубоко несчастна; рабочему человеку не так-то просто найти подходящую работу; предприниматели ведут нечестную игру, всячески нарушая законы; «консы» — вполне нормальные, разумные люди и имеют хорошую организацию. Всё это прозвучало для Фаулера как гром с ясного неба. Но Шокен умел быстро восстанавливать своё душевное равновесие. В конце концов всему можно найти объяснение, а бог Торговли непогрешим. Поэтому совсем не Митчел Кортней, работник рекламы, говорит всё это, а его злой, ещё не отступивший двойник, чёртов «Джордж Гроуби» или ещё кто-то, только не Митч Кортней. И, как человек, действительно страдающий раздвоением личности, что наверняка привело бы в восторг Фаулера и его психиатра, я сказал себе: «Слушай, Митч, а ты и вправду говоришь, как истый «конс». И тут же моё второе «я» ответило: «Но я и есть «конс». Вот так номер!» «Ладно, — продолжался этот внутренний диалог, — что я об этом знаю? Возможно, это действительно так…» «Да, — заключило моё второе «я» после некоторого раздумья. — Вполне возможно…» В нашей профессии существует такой приём — если хочешь что-нибудь выделить, создай контрастирующий фон. Сейчас, к примеру, таким фоном стали для меня взгляды Фаулера Шокена и его отношение к действительности. «Ладно, Шокен, можешь смеяться, сколько хочешь, — думал я. — Только дай мне охрану. Мне совсем не хочется снова встретиться с таким «плодом моей фантазии», как милейшая Хеди». |
||
|