"Сокровище Черного моря" - читать интересную книгу автора (Студитский Александр Николаевич)

Глава 7. ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

Воздух был влажным и душным. Тучи на западе разошлись. Показалось солнце, и море, бледное и тускнеющее к горизонту, матово поблескивало отсветами уходящих облаков.

Барабан лебедки крутился, наматывая проволочный трос.

— Идет! — закричала Ольга, увидев поднимающееся из глубины темное пятно, окруженное облаком мути и мелких пузырьков.

— Стоп! — отозвался капитан.

Лебедка остановилась.

— Давай тихо! — крикнул капитан.

Облепленная грязью драга закачалась за кормой и повисла над палубой, роняя стремительные струйки мутной воды.

— Открывай! — скомандовал капитан.

Драга с лязгом открыла пасть. На деревянный щит с грохотом вывалились — ил, камни и песок.

— Все то же! — сказал Петров, ковыряя пинцетом в песке.

Он встал и скомандовал:

— Воду!

Мощная струя обрушилась из шланга на пробу донного грунта. Грязные потоки закружились в желобах и стекли в море. Крушинский наклонился над промытой пробой и быстрыми движениями рук принялся переворачивать камни и собирать приставшие к ним незаметные веточки, обрывки водорослей и все, что хоть отдаленно напоминало растительные остатки.

— Ничего интересного, — сказал он наконец.

— Ничего? — переспросил Смолин.

— Да, Евгений Николаевич. Опять ничего. — Крушинский взял полотенце и стал тщательно вытирать руки.

— Ну, что ж, — сказал Смолин. — На этом заканчиваем. Так что ли, Николай Карлович?

— Как вам будет угодно, Евгений Николаевич. Сегодня взяли пять проб. Если хотите, можно еще подрагировать. Но я уверен, в этом квадрате опять ничего не найдем.

Смолин нахмурился. Петров и Крушинский выжидающе смотрели на него.

— Давайте, кончать, — решил Смолин. — Да! Кончаем, товарищи… Собирайте ваши банки и ступайте вниз переодеваться. — Он обернулся к Ольге, принимающей с троса лебедки тяжелый металлический цилиндр. — Ольга Федоровна, как ваши дела?

— Двадцатая проба! — ответила она, покраснев от напряжения и встряхивая головой, чтобы отвести от глаз растрепанную ветром прядь светлых волос.

— Кончайте!

— Есть кончать! — весело отозвалась Ольга, передавая цилиндр рабочему. — Все, Евгений Николаевич?

— Все. Ведите судно обратно, — обратился Смолин к капитану.

Корпус "Ковалевского" задрожал. Судно стало медленно отходить от громады Карадага. За кормой забурлила вода.

— Полный вперед! — крикнул капитан в трубку.

Судно плавно описало полукруг и понеслось вдоль обрывистых берегов на восток. Смолин, Крушинский, Петров и Ольга стояли у борта, рассеянно разглядывая живописные нагромождения скал.

— И так каждый день, уже третью неделю! — с горечью сказал Смолин. Как дела с анализами, Ольга Федоровна?

Ольга посмотрела на него виноватым взглядом.

— Должно быть, реактивы не очень чисты… Я просто не пойму, в чем дело. В Севастополе я все наладила, любой анализ, без осечки, показывал 25–30 миллиграммов на тонну, а здесь никак не поднимается выше восьми миллиграммов.

Смолин нахмурился.

— Досадно! Впрочем, — он махнул рукой, — пока это не имеет никакого значения. Ну, что вы скажете, Николай Карлович? — обратился он к Крушинскому. — Правдоподобно ли, что в этой впадине вырос единственный экземпляр золотоносного растения?

— Я сам ничего не понимаю, — ответил он вяло. — Вы же видите: взяли больше семидесяти проб и ничего не смогли обнаружить.

— Что же делать дальше?

— Перенести поиски. Может быть, найденный здесь экземпляр принесло течением с востока. В Черном море течение циркулярное вдоль берегов против часовой стрелки. Мне кажется, стоит пройти вдоль берега, хотя бы до Батуми.

Смолин задумался, устремив неподвижный взгляд на медленно проплывающий берег.

— Смотрите, смотрите! — неожиданно закричала Ольга.

— Что такое? — заинтересовался Петров.

— Да не туда смотрите. Вон там, в лодке… Узнаете?

Она возбужденно теребила Петрова за плечо, показывая рукой направление. Па темном фоне скал отчетливо виднелся силуэт моторной лодки, которая медленно шла вдоль берега. Рулевой, приставив руку козырьком ко лбу, разглядывал "Ковалевского". Ветер трепал его длинные седые волосы и белую бороду, рассыпанную по груди.

— Так это же… Радецкий! — удивился Петров. — Верно, Евгений Николаевич?

Смолин поднял к глазам бинокль.

— Да, это он. Оказывается, он совсем не домосед, если решается на такие экскурсии.

Старик наклонялся над мотором. Лодка ускорила ход. Из-под винта вырвался фонтан белой пены и вскоре суденышко скрылось за скалами, выдающимися в море.

— В Феодосии он редко показывается, — сказал Смолин. — Я встретил его там всего два-три раза. Нельзя сказать, чтобы он был очень любезен.

"Ковалевский" шел мимо Коктебельского пляжа, усеянного разноцветными пятнами купальных костюмов и зонтиков. Но этот яркий пестрый пейзаж только раздражал Смолина.

Подавленное настроение профессора передавалось его ученикам. Ольга стояла, опершись на фальшборт[6], смотрела в волны, разбегающиеся под острым углом от форштевня[7] и думала.

Все складывалось не так, как ей хотелось.

Она приехала в Севастополь две недели назад, полная планов и надежд. Работа в лаборатории Калашника научила ее многому. Она быстро освоила его метод и разработала способ определения золота в малых количествах воды. Все казалось ей простым и ясным. В сущности, для промышленного использования в методе Калашника не хватало только одного условия — дешевых источников энергии. А в лабораторных условиях он казался исключительно простым и удобным. Ольга с увлечением приступила к исследованию. Но однообразная процедура определения золота в воде, взятой на различных горизонтах Карадагской впадины, уже начинала ее тяготить.

Конца этой работе не предвиделось. Смолин продолжал поиски. Изо дня в день, экспедиционное судно "Александр Ковалевский" выходило из Феодосийской гавани на запад. Метр за метром было обшарено все дно Карадагской котловины. Сегодня драгированию подверглись последние квадраты. Необходимо было принять какое-то решение. Но Смолин медлил. Это было так несвойственно его характеру, что привело бы Ольгу в недоумение, если бы она не догадывалась о причине такой медлительности. И именно эта причина мучила Ольгу.

Теперь ей казалось, что у нее недаром защемило сердце, когда она впервые увидела спутницу старика Радецкого. Она сердито отгоняла мысль, что это щемящее, тревожное чувство имело иную причину: просто она увидела человека, который ей почему-то казался знакомым и остался неузнанным.

Вечером, когда кончилось заседание съезда, у выхода опять, совсем близко, она увидела старика Радецкого и его изумительную спутницу.

— Это же киноактриса Валерия Радецкая, — сказал ей на ухо Ланин. Помните картину "Александр Пушкин"? Ну, так вот, она играла там Натали-жену Пушкина.

На следующий день, во время утреннего заседания съезда, Ольга не сводила с этой женщины глаз, любуясь ее прекрасным лицом и вспоминая ее игру в картине.

Первую встречу с Валерией Радецкой в Феодосии она пережила с тем же восторженным возбуждением. Но через несколько дней, вечером, на набережной, она встретила Радецкую в обществе Смолина. Он весело раскланялся с Ольгой, продолжая оживленно беседовать со своей спутницей. Сердце Ольги замерло от неопределенного чувства обиды. Она сказала чужим голосом: "Добрый вечер!" и прошла мимо. То, что профессор так близко познакомился с Радецкой, было для нее неожиданностью. Через день она увидела их еще раз на том же месте, и больше с ними не встречалась. Но Смолин продолжал исчезать по вечерам из маленького коллектива своих сотрудников. Все было ясно. И эта ясность вызывала у Ольги гнетущее чувство тоски и одиночества. "Нет, так долго продолжаться не может…" — с горечью подумала Ольга. Из раздумья ее вывел голос Смолина:

— Да! Необходимо принять решение.

Она покосилась на него с испугом.

— Какое же решение? — спросил Петров.

— А такое, что вместо кустарных поисков готового золотоносного растения, надо приступать к его созданию, — спокойно ответил Смолин.

— А поиски прекратить?

— Нет, зачем же, — пожал плечами Смолин. — Одна группа будет продолжать обследование всей литорали[8] черноморского побережья — до Батуми. А другая примется за работу в Севастополе. Ланин пишет, что для опытов с растениями все готово: аквариумы, источники освещения, снабжение водой и так далее. Шанс, предоставленный нам природой, использовать не удалось. Начнем применять наши обычные методы.

— Вы уже наметили объект для работы? — спросила Ольга, не глядя на Смолина.

Профессор сделал неопределенный жест рукой.

— Что ж. Я полагаю, объектом может стать любой вид багрянок Черного моря…

— Только багрянок?

— Да, объект будет выбран из этой группы. Не забывайте, что загадочная водоросль относится к багрянкам. И нет никаких оснований думать, что природа в руках человека откажется сделать вторично то, что она однажды осуществила самостоятельно. — И, словно разговаривая сам с собой, он негромко продолжал: — В сущности, все организмы в какой-то степени обладают способностью накапливать золото. Задача заключается в том, чтобы усилить эту способность… ну, скажем, в миллион раз.

— У вас уже есть план? — не унималась Ольга.

— Да. План обычный: во-первых, подобрать форму, с которой мы будем работать, во-вторых, заставить ее измениться в интересующем нас направлении, в-третьих, из наиболее отвечающих нашим требованиям экземпляров вывести стойкую расу золотоносного растения, и, в-четвертых, — поставить массовое воспроизводство этой расы. Понятно?

— Понятно, — ответила Ольга, улыбнувшись.

— Первая задача — выбор объекта — будет решена с учетом следующих обстоятельств, продолжал Смолин. — Это должна быть форма широко распространенная. Крупных размеров. Быстро растущая. Иначе никакого практического значения ее способность к накоплению золота иметь не будет. Словом, я не возлагаю надежд на такие маленькие кустики и наросты на прибрежных скалах, как немалион… кораллина… грациллярия… коллитамнион… — Смолин махнул рукой, — и им подобные, хорошо известные вам, Николай Карлович. Хотя, — он сделал многозначительную паузу, некоторые из них содержат довольно много золота… Но все же это не то, что нам нужно. — Он задумчиво посмотрел на показавшиеся вдали очертания Феодосии. — Это должна быть форма с продукцией биомассы, измеряемой тысячами тонн. Растение должно быть неприхотливым, доступным для добычи и распространенным на огромной площади… Словом… о каком растении я говорю? — обратился он к Петрову.

— Филлофора…

Смолин утвердительно кивнул головой и обвел внимательным взглядом своих сотрудников.

— Вы знаете, для чего используется филлофора? — спросил он Ольгу.

— Источник иода, — ответила она коротко.

— Совершенно верно. В России производство иода из этой водоросли было начато во время первой мировой войны, когда импорт иода был затруднен, а потребность в нем стала огромной. — Смолин опять посмотрел на своих слушателей, переводя взгляд с одного на другого. — У Менделеева, в его "Основах химии", я нашел указание, что присутствие иода в морской воде способствует растворению в ней золота, а выделению золота благоприятствуют органические вещества. Вот почему мне всегда казалось, что накопление иода морскими растениями должно сопровождаться соответственной концентрацией золота. И мы начнем работу с анализа живого вещества филлофоры. Я уверен, что мы обнаружим золото в количествах, конечно, пока непригодных для промышленного использования, но перспективных для наших исследований.

— Когда же мы начнем? — спросил Петров.

— Здесь нам больше делать нечего, — ответил Смолин, как бы не заметив вопроса. — Если Николай Карлович считает это целесообразным, он может продолжать обследовать побережье и обосноваться для лабораторных работ в Батуми. Но вы, Аркадий Петрович, и вы, Ольга Федоровна, завтра утром выедете в Севастополь.

— Так скоро? — удивился Петров.

— Да, и немедленно приступите к работе. Не теряя ни одного дня. Для такой спешки имеются особые основания. — Он достал из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его. — Сегодня утром мне принесли информацию ТАСС. Заметка из "Нью-Йорк Таймс". Вот, слушайте: "На биологическую станцию Вудс-Холл прибыл известный генетик-ботаник профессор Симпсон с сотрудниками. В беседе с нашим корреспондентом профессор Симпсон сообщил, что намерен заниматься генетикой[9], селекцией и разведением морских водорослей, концентрирующих из воды элементы, имеющие большое экономическое значение. Профессор Симпсон рассчитывает вывести гигантские полиплоидные[10] расы морских водорослей с помощью методов, применяемых в генетике и селекции сельскохозяйственных растений".

— Здорово! — сказал возбужденно Петров. — Значит он не зря так интересовался нашими работами.

— Да, очевидно, он использовал свое пребывание здесь не только для удовольствия. Но не в этом дело. Интересно бы узнать, какие элементы подразумеваются в заметке. Но даже если сейчас речь идет не о нашем объекте, он сумеет разработать методы и применить их для добычи золота. И в этом соревновании должны мы не дать опередить себя. Сегодня утром я вызвал Ланина к телефону. Экспедиционное судно Севастопольской биологической станции "Мечников" предоставлено в наше распоряжение. Завтра уже начнут поступать партии растений из различных районов "филлофорного моря". Вы, Ольга Федоровна, наладите анализы на содержание золота. А вы, Аркадий Петрович, начнете выяснять возможности разведения культур филлофоры в аквариумах станции.

— Есть, Евгений Николаевич! — весело ответил Петров. — Только…

— Только что?

— Вот насчет методики… Конечно, основное — скрещивание различающихся друг от друга форм… Если мы их обнаружим…

— Да, скрещивание, в первую очередь.

— И воспитание гибридов в среде, обогащенной золотом?

— Ну, конечно.

— А ростовые вещества вы разрешите применить?

— Конечно, пожалуйста. Если вы с их помощью ускорите развитие, решение задачи облегчится.

— А лучистую энергию?

— Ультрафиолетовое излучение? Очень хорошо. Пробуйте.

Петров замялся, не решаясь продолжать.

— Ну, что еще? — улыбнулся Смолин.

— А может быть попытаться вывести полиплоидные формы?

— С помощью колхицина?

— Да… ну и других веществ, обычно применяемых для этого.

Смолин помедлил с ответом. Петров выжидающе смотрел на него.

— Ну что ж. Может быть, придется испытать и эти средства, — сказал, наконец, профессор, — как бы мы к ним ни относились.

— Но ведь в других лабораториях продолжают ставить опыты с полиплоидами? — заметил Петров.

— Ну, конечно, теоретический интерес эти опыты представляют. Но мы с вами добиваемся практических результатов… А практика показала, что полиплоиды не отличаются жизненной стойкостью — либо гибнут, либо превращаются в исходные формы.

— Это, конечно, верно. Но существуют же естественные полиплоиды, возразил Крушинский.

— Да, да. Но полиплодия, приобретенная растением в естественных условиях почти никогда и не сопровождается гигантизмом. А нас лишь это и может интересовать. Уясните себе, наконец, сущность искусственной полиплодии! Колхицин — это яд. Отравляя клетку, он задерживает ее размножение. Клетка не делится, как ей полагается, на двое, а удваивает свою массу не разделяясь, становится гигантской. Так неужели свойство, вызванное действием яда, можно считать нормальным? Конечно, нет. Потому-то искусственные полиплоиды и неустойчивы.

— Евгений Николаевич! Но возьмите, например, лекарства, — большинство из них яды. Однако человек научился извлекать из них пользу…

— Я понимаю, понимаю, — вяло, без оттенка увлечения согласился Смолин. — До сих пор не удавалось… Может быть удастся вам… Пробуйте… если ничего другого не придет вам в голову.

"Ковалевский" мягко коснулся бортом стенки пристани.

— Вот мы и дома, — сказал Смолин. — Ступайте отдыхать,

— А вы разве не с нами? — спросил Петров.

— Нет, у меня… одно неотложное дело, — ответил Смолин, посмотрев на часы.

"Все то же" — подумала Ольга.