"Сокровище Черного моря" - читать интересную книгу автора (Студитский Александр Николаевич)

Глава 3. ДВЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

— Да, да, я продолжаю утверждать! — Калашник говорил запальчиво, но лицо его было спокойным и даже несколько безразличным. — Ваши работы имеют совершенно очевидный теоретический интерес. Но для практики они абсолютно бесперспективны! И вы ничем меня не разубедите.

— Хорошо. Можете оставаться при вашем убеждении, — с легким раздражением отвечал Смолин. — Но что вы скажете об этих растениях?

Они остановились у теллуровой делянки. Калашник мрачно, исподлобья посмотрел на Ольгу маленькими серыми глазами, неуклюже поклонился, тряхнув шапкой лохматых светлых волос, и отвернулся.

— Ну, что мне сказать? Я же ничего о них не знаю, — Калашник постучал по ближайшей к нему ветке. — Скажу, что и эти растения вы изменили так, что их родная мать не узнает. На это вы мастер. Но что их способность к накоплению каких-либо элементов может заинтересовать промышленность извините меня — в это я не поверю.

— Постойте, уважаемый скептик! — Смолин положил руку на рукав Калашника, видимо борясь с накипающим раздражением. — Скажите мне, знаете ли вы методы извлечения теллура из породы, если содержание этого элемента в минерале не больше тысячной процента, то есть десять граммов на тонну?

— Ну, допустим, не знаю. Но уверен, что методы найдутся, если только добыча таких ничтожных количеств экономически будет оправдана.

— Хорошо, — сказал торжествуя Смолин, — а я берусь с помощью этого растения, которое вы так пренебрежительно щелкаете, извлекать до пятидесяти килограммов теллура с гектара, если почва содержит его не более десяти граммов на тонну, и до центнера с гектара, если в почве хотя бы тридцать граммов на тонну.

— А вы сперва найдите такую почву! — свирепо огрызнулся Калашник. Тогда, может быть, и без вас отыщут методы добычи.

Смолин стиснул зубы и замолчал. К ним подошли отставшие экскурсанты. Спор, очевидно, утомил Смолина, и он продолжал демонстрацию уже без воодушевления. Оживился он только, подходя к разборочной. На ступеньках крыльца сидел пригорюнясь скучающий Крушинский. Он медленно поднялся навстречу гостям.

— Позвольте представить вам моего сотрудника, гидрофитолога[2] доктора Крушинского, — сказал Смолин. — Показывайте, Николай Карлович.

— Здесь, в этом пруду, — начал Крушинский, — культивируется выведенная нами раса пресноводной водоросли кладофоры. Исходный материал — хорошо известный вид Cladophora sauteri — накопитель брома. Увеличивает концентрацию брома в восемьдесят тысяч раз. У выведенных нами растений эта способность усилена в миллион раз.

— Путем селекции? — спросил Симпсон.

— Да, путем скрещивания и воспитания в богатых бромом средах. Прошу вас убедиться.

Крушинский вытащил из большого кристаллизатора щепотку спутанных буро-зеленых нитей и растер между пальцами. В воздухе потянуло удушливым запахом брома.

— Словом, накапливает до пяти килограммов брома с гектара. Вас это не устраивает? — шутливо обратился Смолин к Калашнику.

— Промышленность получает бром в достаточных количествах и без ваших кладофор, — сердито проворчал Калашник.

— Хорошо, — коротко отозвался Смолин. — Идемте дальше. Прошу всех в помещение.

Крушинский распахнул дверь разборочной. Гости, вполголоса переговариваясь, довольные спором, оживившим экскурсию, заполнили просторную лабораторию. Из ее широких окон был виден пруд и бесконечные, уходящие к самому лесу опытные делянки.

— Мы в лаборатории, где подвергается первичной обработке наш опытный материал, пояснил Смолин. — Помещение это расположено, так сказать, на демаркационной линии, которая разделяет наши поля на две части. Мы с вами прошли сейчас по территории, где культивируются выведенные нами растения накопители элементов с устойчивым ядром. По эту сторону, — Смолин указал рукой на окна, — посадки растений, концентрирующих элементы с неустойчивым ядром, — радиоактивные элементы.

В группе гостей возникло движение. Слова профессора Смолина, видимо, сразу повысили внимание утомленных экскурсантов. Смолин продолжал, словно не замечая впечатления, произведенного его словами:

— Факты накопления живыми существами радиоактивных веществ общеизвестны. За последние годы в этой области нашими учеными сделано немало. Доказано, что радий в определенных количествах необходим для нормальной жизнедеятельности растений. Правда, количества эти ничтожны. Но потребность растений в радии оказалась таким свойством, которым можно пользоваться для селекции организмов — концентраторов радия. Надо сказать, что в природных условиях накопление радия растениями едва уловимо. В почве и в воде морей и рек радия стотриллионные доли процента. В живом веществе растений можно обнаружить уже триллионные доли процента значит, концентрация радия увеличивается примерно в сто раз. Но обнаружены растения и с более высокой способностью к концентрации радия. К ним принадлежит, в частности, самая обыкновенная пресноводная ряска, засоряющая наши пруды. Она концентрирует радий в тысячу раз. С ней-то мы и начали работать, поставив целью усиление этого ее свойства. Ну, Николай Карлович, показывайте.

Крушинский подошел к столу, на котором стояли приборы.

— Селекция такого растения, как ряска, чрезвычайно трудна, — начал он. — Размножается ряска простым почкованием, цветение происходит очень редко… Но все же некоторых успехов мы добились. Вот в этом кристаллизаторе, — он поднял со стола стеклянный сосуд с множеством крошечных круглых пластинок ряски, — последняя выведенная нами раса, воспитанная в среде с содержанием радия до одной тысячной процента. Эти растения культивируются теперь в обычной среде, где радия не больше триллионных долей процента. И они концентрируют радий в своем живом веществе в сто тысяч раз. Наличие радия в этих растениях отчетливо регистрируется обычными счетчиками нейтронов.

Крушинский раскрыл свинцовую коробку прибора, пинцетом вытащил из кристаллизатора пластинку ряски и положил на предметное стекло. Гости наблюдали за его движениями с напряженным вниманием. Крушинский вставил стекло в камеру, закрыл коробку и включил ток. Мигнул и загорелся зеленый глазок. Ольга с замирающим сердцем ждала момента, когда заработает счетчик, хотя десятки раз до этого наблюдала действие прибора.

Крушинский покрутил рычаги… И стрелка на круглом, как часы, циферблате, подрагивая, пришла в движение. 5… 10… 15… 25…-с характерным пощелкиванием отмечал счетчик. Гости опять дружно зааплодировали.

— Это растение, — сказал невозмутимо Крушинский, — накапливает до пятидесяти миллиграммов радия на тонну живого веса.

— А в пруде площадью в один гектар, — добавил Смолин, посмотрев с усмешкой на хмурое лицо Калашника, — в течение лета обыкновенная ряска образует до ста тонн зеленой массы.

— Значит, пять граммов радия на гектар? — подсчитал кто-то из гостей.

Смолин кивнул утвердительно головой.

— Что же вы скажете, Григорий Харитонович? — обратился он к Калашнику. — Ваш скептицизм и теперь не заколебался?

Калашник зарычал, прочищая горло.

— Что говорить. Конечно, нельзя не отдать должного вашему исследовательскому умению, — ответил он неохотно. — Может быть, в этой области… где добыча исчисляется не тоннами, а килограммами. Может быть, может быть… Но возражения своего пока снять не могу. Чтобы добывать радий по вашему способу при содержании его в породе в триллионных долях процента… нет, ничего не выйдет. А из пород, содержащих радий в высоких концентрациях, промышленность умеет добывать его и без живых организмов… если не считать самого человека, который занимается добычей.

Смолин пожал плечами.

— Ну, хорошо, — сказал он коротко, — перейдем к другим объектам. Прошу гостей к окнам.

Экскурсанты столпились у широких окон.

— Пруд под окнами, — пояснил Смолин, — отведен под культуру ряски, концентрирующей радий. Дальше, вы видите делянки с растениями, концентрирующими другое радиоактивное вещество — уран. Сейчас мы бегло посмотрим выведенный нами растения. Предупреждаю, что длительное пребывание на этой территории небезопасно. Почва там обогащена ураном, и наши растения накапливают его в таких количествах, что счетчики улавливают излучение даже на некотором расстоянии от делянок. Наши рабочие ухаживают за этими растениями в специальной одежде. Прошу перейти в соседнее помещение, чтобы надеть халаты. Выход на территорию — оттуда.

Гости хлынули за Смолиным. Ольга проводила глазами Радецкого и его дочь, опять мучительно вспоминая, где она могла видеть эту прекрасную женщину, но, так и не вспомнив, вздохнула и повернулась к Крушинскому.

— Ну, что вы скажете, Николай Карлович?

— Вы же видели и слышали сами, — неторопливо ответил Крушинский. Надо готовиться к бою. Калашник рвет и мечет.

— Не нравится мне его поведение. К чему эти резкие возражения да еще в присутствии иностранных гостей?

Крушинский не отвечал.

— О чем вы думаете, Николай Карлович? — заинтересовалась Ольга.

— Так, пустяки, — Крушинский усмехнулся и махнул рукой. — Странное совпадение. Странное, но очень любопытное.

— Что случилось, Николай Карлович?

— Представьте, какая история… Вы помните разговор в лаборатории, перед самым отъездом сюда? Ну… в связи с письмом Евгению Николаевичу из биологического отделения? Вспоминаете справку из букинистического магазина, полученную Паниным? О книге Федора Радецкого "Дневник путешествий по островам Тихого океана"?

— Ну, помню…

— Из магазина сообщили, что книга куплена каким-то иностранцем. Знаете, кто этот иностранец?

— Откуда же мне знать? — пожала плечами Ольга.

— Наш гость Симпсон.

— Что вы говорите!

— Да, да, я уверен, что не ошибаюсь. Евгений Николаевич посадил меня в свою машину, так сказать, в качестве переводчика-с нами поехал Симпсон. Разговор в дороге был мало интересный — не в нем дело. Подъезжаем к станции, въезжаем во двор, машина останавливается, мы начинаем вылезать из машины и, как всегда, с небольшим замешательством, сидели мы все трое на заднем сидении. Ну, в левую дверь, наконец, вышел я, Евгений Николаевич вышел в правую и сейчас же пошел к гостям. Я помог Симпсону выйти — у него в руках маленький портфель, знаете, какой у них всех — плоский кожаный с застежкой молнией.

И надо же такому случиться — я, протягивая ему руку, задел рукавом застежку, портфель раскрылся, и все его содержимое — бумаги и книги посыпались на дорогу. Оба мы быстро все подобрали. Я извинился, он поблагодарил, это заняло не более минуты. Но за эту минуту, нет, какую-то долю минуты, может быть, на секунду, одна из книг развернулась и перед моими глазами мелькнуло заглавие. И можете представить себе! — это была та книга, о которой мы сегодня говорили.

— Неужели?

— Да, "Дневник путешествия по островам Тихого океана Федора Радецкого". И почему-то случай этот не выходит у меня из головы.

— Любопытно, — покачала головой Ольга. — Надо будет сказать Евгению Николаевичу!.. Вот он уже и возвращается. Недолго они там задержались!

— Да, проникающее излучение хоть у кого отобьет любопытство, усмехнулся Крушинский.

Дверь в лабораторию распахнулась, и вошли Смолин и Калашник, оба уже без халатов. Смолин продолжал начатый еще на опытном поле разговор:

— Да, да, Григорий Харитонович! Надо, наконец, понять, что рассеяние элементов — неизбежное следствие деятельности человека в биосфере. Если мы не предпримем мер, чтобы обеспечить обратный процесс — накопление элементов, то рано или поздно человечество окажется перед катастрофой. Целый ряд жизненно необходимых элементов будет рассеян в результате использования в промышленности. В настоящее время, в век атомной энергии, это прежде всего касается радиоактивных элементов, рассеяние которых уже не только экономически невыгодно, но и создает огромную опасность для населения Земли. Вот о чем идет речь. Созданные нами растительные организмы-концентраторы предназначены для того, чтобы человечество могло избежать этой катастрофы. И наши растения-уранособиратели, как мне кажется, в свое время сыграют важную роль, концентрируя для человека важнейшее энергетическое вещество — уран, рассеянный и рассеиваемый нами в земной коре в. эпоху атомной техники…

Он оборвал речь, видимо, уже недовольный тем, что снова вступил в спор, повернулся к гостям, собирающимся вокруг него, и вежливо сказал:

— Вот, собственно говоря, и все. Позвольте поблагодарить вас за внимание к нашим скромным опытам.