"Четыре социологических традиции" - читать интересную книгу автора (Коллинз Рэндалл)

Приложение: Зиммель, Козер и функционалистская теория конфликта

Термин «теория конфликта» иногда используют и в применении к совершенно другой традиции анализа, которая была инициирована одним из современников Вебера, Георгом Зиммелем. В 1950–1960-х годах она была возрождена и формально изложена немецко-американским ученым Льюисом Козером. Тем не менее ее общий тон и аналитический аппарат движутся в направлении, отличном от идейного наследия Вебера и Маркса. Козер пытался показать, что конфликт может быть включен в функционалистскую теоретическую перспективу как средство поддержания социального порядка. Если мы взглянем на изначальные аргументы Зиммеля, то окажется, что консервативные темы у него еще более ярко выражены.

Главная социологическая работа Зиммеля «Социология» (1908) демонстрирует программатическую структуру, которая могла бы быть весьма плодотворной. Зиммель настаивает на структурной перспективе изучения социальных форм, которые надлежит анализировать вне их специфически эмпирического содержания и чисто психологических мотивировок. И если интерес к формам идет от кантовской философской традиции, Зиммель остается немцем и в своем интересе к стартификации и конфликту. Иерархия («суперординация и субординация») — фундаментальная тема Зиммеля. Он разбирает ее в начале своей книги, после чего переходит к проблеме конфликта, который часто сопутствует иерархии. Он отнюдь не утопический идеалист.

Тем не менее очевидно, что интерес Зиммеля к этим теоретическим аспектам общества достаточно негативен и полемичен. Самая первая глава [в книге под редакцией Курта Волффа «Эссе по социологии, философии и эстетике» (1965) название этой главы переведено как «Проблема социологии»] начинается с критики существующих подходов к социологии, которую Зиммель рассматривал как побочный продукт подъема социалистического движения в XIX веке. Именно это движение (вероятно, Зиммель имеет в виду Конта и Маркса) возвышает класс над индивидом и тем самым поднимает его на новый уровень анализа. Сам Зиммель переходит на этот уровень анализа. Он делает это, провозглашая, что социология должна дистанцироваться от обыденного содержания социальных проблем и заниматься формальным анализом структурных форм, которые лежат в основе общества. Он оправдывает такой подход (в разделе под названием «Как возможно общество?») отсылкой к неокантовской категории формы.

Подход Зиммеля к социологии достаточно двусмыслен. Он приходит к пониманию социологии как структурной науки, но это оказывается лишь прикрытием его полемических целей: критики социалистического мировоззрения и защиты индивидуализма. Например, наиболее содержательная глава его книги начинается с параграфа «О важности чисел для социальной жизни». Многообещающее начало. Но там, где мы ожидаем абстрактного анализа, он заявляет в самом начале параграфа «Социализм», что социализм невозможен как современный политический идеал, так как равенство возможно только в небольших группах. Это не годится даже в качестве теоретического заявления — из практики известно, что небольшие группы могут быть авторитарны и иерархичны (возьмем, к примеру, патриархальную семью), а большие сообщества могут в различной степени приближаться к идеалам социального равенства. Даже если забыть об абсолютном равенстве, экономические различия между сегодняшними социалистическими и капиталистическими обществами весьма существенны.

К сожалению, этот пример слишком показателен в смысле того, как Зиммель использует свой формальный подход. Снова и снова он делает заявления якобы универсального и теоретического характера, которые представляют собой не более чем его собственные предрассудки. Большие группы авторитарны и лишены разумности — вряд ли это особенно оригинальная идея, но идея достаточно типичная для консерваторов его времени. (Впрочем, и гораздо более давних дней — это то, за что Аристотель критиковал демократию.) В своем обсуждении бедных Зиммель добавляет раздел «Негативный характер коллективного поведения». Он говорит о «социологической ошибке социализма и анархизма», которая состоит в том, что они ищут свободу там, где можно найти только господство, так как большие группы всегда должны быть иерархическими. (Должны ли они становиться все более иерархичными по мере того, как увеличивается их численность? Зиммель предполагает, что это так, но он нигде этого не доказывает и даже не думает, что здесь возможны вариации.) Насилие он обсуждает не совсем в реалистическом ключе. Насилие не является основой господства, но господство иногда дополняют насилием. Зиммель обсуждает применение силы только в контексте философской доктрины о том, что людей нужно принуждать для блага общественного порядка. Зиммель не совсем с этим согласен (в конце концов, он либерал XIX века), но он все-таки верит, что большинство людей нуждается в принуждении (Зиммель — элитистский либерал, а не Джон Стюарт Милль).

И в том же духе он продолжает. Снова и снова заголовки Зиммеля обнадеживают, а содержание разочаровывает. Причина в том, что Зиммель занят только своей полемикой, от начала до конца. В этом отношении поучительно сравнить его с Вебером, который разделял многие его взгляды. Вебер очень серьезно относился к идее ценностной нейтральности. В сравнении с ним Зиммель мелок. То же самое относится и к эмпирической стороне дела. Зиммель делает кое-какие эмпирические отсылки, заполняя страницы примерами различных социальных групп. Но это в основном обыденные наблюдения, неплохие истории для рассказа за ужином, которые никому не придет в голову проверить (например, Зиммель иллюстрирует роль цифр в социальной жизни анекдотом о группе друзей, которые раскололи тарелку на множество частей, и каждый сохранил часть как символ их единства). Есть также и исторические примеры: обычаи и политические конституции древних греков и римлян, городские собрания в Новой Англии, структура и практики средневекового папства (последнее — один из любимых источников примеров для Зиммеля). Но они остаются только примерами. В отличие от Вебера Зиммель никогда не занимается сравнением случаев и не делает даже робких попыток посмотреть, на его ли стороне реальные данные и примеры. Вместо этого он пытается найти красочные иллюстрации для своих категорий.

Зиммель крайне неохотно подбирается к выводу о том, что буржуазное общество служит предпосылкой индивидуализма. Он формулирует это иначе: не слишком полемичным и недостаточно «формальным» образом, но эта идея тем не менее просачивается в его работу. Большой опасностью является массовое общество, которое проповедуют социалисты — оно разрушает индивидуализм. (Это звучит как у Ницше, мода на которого в 1890-е — начале 1900-х годов совпала с деятельностью Зиммеля.) Индивидуализм становится возможным в крупном обществе с высокой внутренней дифференциацией. Индивидуализм расцветает там, где индивиды являются членами различных групп одновременно («пересечение социальных кругов»).

То, что это является частью специфически буржуазного капиталистического порядка, становится ясно из другой его важной книги «Философия денег» (1900). Кстати, эта работа является подлинно философской в том же смысле, что и ранние работы Маркса по экономике были одновременно и философией. Зиммель читается как прямое опровержение Маркса (как и других экономистов). Экономическая ценность — это объективация, которая производится отделением индивида от объекта. Если для Маркса это определение отчуждения, то для Зиммеля позитивный результат, аналогичный эстетическим ценностям, которые производятся теми же самыми процессами объективации. Зиммель далее утверждает, что объективация и трансценденция субъективности связаны с процессом обмена. В противоположность Марксу менная стоимость является центральной, а потребительная стоимость вообще не является экономической ценностью. Деньги — это символ объективности, который возникает в отношениях между субъективными элементами. Как таковые, замечает Зиммель, деньги аналогичны категории истины. Далее он критикует Марксову трудовую теорию стоимости. Марксова теория не только игнорирует умственный труд в пользу физического — физический труд у него получает свою ценность от физических усилий, которые в него вложены!

Таким образом, зиммелевская оценка денег очень положительна. Деньги ведут к анонимности и эмоциональной нейтральности в отношениях и таким образом разрушают вездесущую систему группового контроля традиционных обществ. Деньги — основа индивидуальной свободы. Это не означает, что Зиммель не видит ничего негативного в современном капиталистическом обществе. Так он выражает свои мнения (большая часть из них превратилась в клише у современных интеллектуалов) о том, что современная жизнь стала слишком ориентирована на расчет, что в ней отсутствует эмоциональность, что она характеризуется жадностью, расточительством, мелочностью, цинизмом и скукой. Деньги порождают «декадентский тип личности». Зиммель прямо пишет, что это две стороны одной медали: цена современного индивидуализма и свободы — это потеря личностью своей укорененности. Но в целом Зиммель готов заплатить эту цену. Он говорит о том, что личная культура отстает от материальной культуры. Насколько можно судить из его социологических работ, под личной культурой он подразумевает экзальтированные разговоры и эстетические суждения в салонном обществе рубежа веков, то есть среду высшей буржуазии, к которой он принадлежал. Зиммеля знали как блестящего собеседника, и лучшие аспекты его социологии дошли до нас в форме выполненных в гофмановском стиле портретов «игривого» мира разговоров, мира секретов («задняя сцена» Гофмана), интимности и сексуальных отношений. Здесь индивидуализм чувствовал себя в своей стихии, особенно если учесть, что он был воплощен в космополитичного инсайдера/аутсайдера, имевшего доступ во многие группы, но не связанного постоянно ни с одной из них.

Эту ситуацию можно лучше понять в контексте той карьеры, которую избрал Зиммель. Частный лектор (Privatdozent) по философии, он создал себе репутацию публикацией огромного количества популярных статей в газетах и журналах, а также книг и брошюр. Он много писал об искусстве, культуре, женщинах, кокетстве и других салонных предметах своего времени. «Социология» (1908) была его одиннадцатой книгой, зажавшейся между «Шопенгауэром и Ницше» (1907) и «Основными проблемами философии» (1910). На самом деле Зиммель не очень серьезно относился к социологии, и это видно из его работ. Даже его буржуазное происхождение не дало ему серьезного направления. Он унаследовал от происхождения свои политические предрассудки, но не понимание экономической стороны жизни. И это можно лучше понять, учитывая, что его семейные связи происходили в основном из сферы торговли предметами роскоши. Его отец владел известной шоколадной фабрикой. Он умер, когда Зиммель был еще мальчиком, и его попечителем стал директор издательства по публикации музыкальных сочинений. Георг Зиммель унаследовал значительное состояние и никогда не нуждался в том, чтобы работать, кроме как для собственного удовольствия. В плане этих условий он немногим отличался от Вебера. Но семья Вебера занималась промышленностью, а не торговлей предметами роскоши, и Вебер с детства был вхож во внутренние круги, связанные с политикой рейхстага. Оба чрезвычайно интересовались сферой тайного и секретного, но в случае Вебера это были секреты задней сцены политических маневров, а в случае Зиммеля — сплетни о любовных похождениях на элегантных праздниках в салонах.

Поэтому, когда Зиммель пишет о конфликте, необходимо отбросить идеи марксистских теоретиков конфликта (а также, вероятно, и военных теоретиков Realpolitik). C точки зрения Зиммеля, конфликт не ведет к социальному изменению, а является только одним из их структурных отношений, эндемичным любой социальной форме. Зиммель понимает, что конфликт должен как-то относиться к сфере доминации, но он никак не изменяет саму систему доминации. Это только одна из драм социальной жизни, на которую нужно взглянуть, — не более чем очередное салонное развлечение.

Реально Зиммель присоединился к традиции теории конфликта только в 1950-е годы, когда Льюис Козер переформулировал его идеи, а Курт Вольфф и Рейнхардт Бендикс (политический социолог в веберовской традиции) перевели его ключевые тексты о конфликте. Козер пытался адаптировать модель конфликта к функционалистской теории социального порядка, которая в то время доминировала в Соединенных Штатах, хотя сам Козер скорее симпатизировал левым движениям социального изменения. Козер очистил Зиммеля от антисоциалистической полемики и устранил из его теории те принципы, которые имели слишком широкое применение для анализа любых типов конфликта. Конфликт обостряет ощущение групповых границ. Конфликт становится особенно острым, когда он происходит между индивидами и группами, которые уже тесно связаны, и таким образом становится угрозой существования группы. Внешний конфликт сплачивает группу. Поэтому группы часто ищут внешних врагов для поддержания внутреннего порядка. По иронии судьбы антагонисты оказываются тесно связанными и взаимозависимыми, подобно тому, как милитаристы в период гонки вооружений обязаны своим влиянием друг другу. Таким же образом, воинствующие идеологи из противоположных социальных движений подспудно связаны друг с другом теснее, чем со своими сподвижниками. Конфликты имеют тенденцию распространяться в результате процесса, где каждая сторона пытается привлечь на свою сторону нейтральные группы для формирования коалиции.

Формулировка этих принципов Козером положила начало современной школе исследования самих процессов конфликта. Работа Козера увидела свет примерно в то же время, что и теория классового конфликта Дарендорфа (которая пересекается с некоторыми из его принципов). Комбинация этих двух теоретических направлений привлекла внимание социологов к той видной традиции, которая может быть названа теорией конфликта.