"Четыре социологических традиции" - читать интересную книгу автора (Коллинз Рэндалл)Экономисты становятся ученымиКак уже было показано выше, экономика выделяется в особую дисциплину и особое интеллектуальное сообщество примерно во времена Адама Смита. Еще столетием позже Англия сохраняла свое лидерство в экономике. Большую часть этого времени экономисты творили за пределами академического мира. Ведущие мыслители этого периода Давид Риккардо и Джон Стюарт Милль активно занимались практической политикой и работали в бизнесе, первый в качестве брокера на бирже и инвестора, а второй в качестве сотрудника Ист-Индской компании. То же самое можно сказать и о бывшем пасторе Томасе Мальтусе, назначенном в колледж ИстИндской компании в 1801 году, после провозглашения его известной доктрины о том, что бедность вызывается повышенным уровнем воспроизводства низших классов. Существовало и несколько академических должностей, но они не были связаны ни с высоким жалованьем, ни с престижем, ни с надежностью. Одну из них в Оксфорде занимал Нассау Старший. В этот период экономика рассматривалась преимущественно как политическая доктрина. Адам Смит поставил в центр экономики функционирование рыночной системы, и последняя выступала одновременно и как интеллектуальная концепция, и как политический идеал. Идейная сторона его экономики использовалась для обоснования доктрины laissez-faire, и поэтому она поддерживалась главным образом фракцией бизнеса. В результате давней ассоциации экономики с миром практической политики правительственные комиссии расследования собирали фактические данные, хотя этот материал особо не использовался для развития и проверки теории научным образом. Экономические законы просто выводились и провозглашались, готовые к использованию для разработки заключений правительственных программ. Наиболее неожиданная попытка создания научной экономики в этих условиях была предпринята Карлом Марксом. После своего безуспешного участия во французской и немецкой революциях 1848 года Маркс жил в изгнании в Англии, оставаясь аутсайдером в британском экономическом истеблишменте. В идейном плане Маркс вполне мог бы стать его частью: получив подготовку немецкого университетского философа, он был гораздо больше ориентирован на систематические теоретические обобщения по сравнению с английскими экономистами. Радикализм Маркса стоил ему карьеры университетского профессора, но он же дал ему толчок к развитию нового типа теоретической системы. Маркс представляет собой пример сочетания разных ролей: он взял английскую буржуазную политэкономию и фактические исследования условий жизни рабочего класса и выступил в роли немецкого философа, обобщающего их результаты для создания новой теоретической и эмпирической экономики. Но система Маркса была и политической системой, при этом весьма радикальной. Именно поэтому в период его жизни она оставалась практически незамеченной официальным интеллектуальным миром. Система Маркса становится заметной и начинает свою интеллектуальную карьеру только после превращения германской социал-демократической партии (то есть социалистов) в парламентскую фракцию в 1880– 1890-х годах. Но уже задолго до этого коммунистическая политика Маркса сумела проникнуть в растущие подпольные организации. Марксизм был официальной доктриной социал-демократов, и их партийные газеты, журналы и школы давали возможность марксистским интеллектуалам выступать в роли их редакторов и преподавателей. Эта ситуация вызвала подъем марксистской экономики, на рубеже веков привлекшем внимание официального интеллектуального мира. Между тем в официальной экономике происходили внутренние революционные изменения. Около 1870 года она избавилась от традиционных классических концепций и переключилась на более технический математический анализ предельной полезности и анализ общего равновесия на рынке. Эта так называемая маргиналистская, или неоклассическая, экономика была обязана своим возникновением Уильяму Джевонсу, Френсису Эджворту и Альфреду Маршаллу в Англии, Леону Вальрасу во Франции и Карлу Менгеру в Австрии. В начале этого процесса экономика еще оставалась политической доктриной. В соответствии с этим экономика могла проникнуть в университеты и превратиться в техническую академическую дисциплину только при условии принятия университетами либеральной позиции (laissez-faire). Впервые это происходит в Англии после реогранизации британских университетов реформой гражданской службы в 1864 году. Поэтому в плане осуществления неоклассической (то есть академической) революции Англия оказалась особенно значимой. Германия представляла собой особый случай. Немецкие университеты были специализированными научными институтами задолго до всех прочих. Начиная с 1700-х годов здесь были учреждены должности для экономистов, связанные с преподаванием административной науки. Но политическая позиция либералов британского стиля была не приемлема в Германии с ее аристократической традицией и тяжеловесной правительственной бюрократией. Германский академический мир, особенно после 1850 года, или исходил из консервативных позиций, или был ориентирован на идеологию всеобщего благосостояния (а иногда и на то и на другое). В обоих случаях здесь не было разговоров об автономии бизнеса и свободном рынке. Германские экономисты вели серьезную научную работу, но они концентрировались на истории институтов, а не на законах чистого рынка. Новые идеи маргиналистской теории подвергались критике за отсутствие реализма и апологию капиталистической идеологии. Некоторых германских профессоров экономики даже называли Kathedersozialisten (социалистов на стуле) из-за их приверженности к консервативной форме социализма3. Все это стало тем историческим фоном, на котором возникает социология. Макс Вебер начал свою карьеру как экономист и принимал участие в спорах между соперничающими школами: исторической, марксистской и маргиналистской. В Соединенных Штатах Торстен Веблен и Джон Коммонс были известными реформаторами и сторонниками институциональной экономики. По сути дела, они транслировали германскую традицию через Атлантический океан в тот период, когда американские университеты проходили процесс реформ по немецкой модели. Франция представляет собой противоположный пример. Здесь уже с 1830-х годов идеологи бизнеса крепко сидели в седле и контролировали все должности, связанные с преподаванием экономики в Коллеж де Франс и административных школах. Здесь в академических учреждениях не было должностей, ориентированных на исследования, но были синекуры для политической и интеллектуальной элиты, больше заинтересованной в публичных заявлениях, чем в технической экономической теории. Поэтому профессиональные экономические труды математика Антуана Корно и инженера Леона Вальраса не были приняты, хотя последний, изобретатель общей модели равновесия, впоследствии приобрел репутацию самого крупного из всех теоретических экономистов. Вальрасу пришлось принять должность в Швейцарии, где он вдохновил другого бывшего инженера, итальянца Вильфредо Парето, на новые разработки экономической теории. Уже в преклонном возрасте Парето развил циклическую теорию в социологии, которая дополнила его теорию экономического цикла. Итальянские университеты, обновленные по немецкому образцу в конце столетия, стали главными центрами развития экономической теории благодаря влиянию Парето. Австрия, где университеты следовали немецкому образцу, но в правительстве которой было более либеральное деловое влияние, породила другого пионера теории предельной полезности, профессора права Карла Менгера. Скандинавские университеты, где условия были сходны с Австрией, также стали центрами современной неоклассической экономики. XX век предоставляет и другое доказательство этой политической формулы. Совершенствование системы сбора правительственной статистики в 1920-е годы привело к теоретическому развитию национальных бухучетных моделей с их принятыми и сегодня показателями, такими как валовый национальный продукт (ВНП). Соединенные Штаты скоро стали занимать лидирующие позиции в экономической науке уже в силу самой многочисленности профессорских должностей и разрастания университетов в массовые системы, несопоставимые ни с какими другими в мире. Здесь экономика, сконцентрированная на бизнесе, была не только приемлема, но и принималась как идеологический центр, и поэтому только британская либеральная традиция рассматривалась в качестве нормы. Германский пример иллюстрирует важность политики. С падением консервативной Германской империи и подъемом либеральной Веймарской республики в 1920-е годы Германия заняла свое место в классической экономике британского образца. Несколько неожиданно нацистский период в Германии и фашистский период в Италии мало повлияли на академическую экономику. Маргиналистская модель, особенно в той форме, которую практиковал Джон Мейнард Кейнс, стала практическим инструментом для государственного управления деловой системой с акцентом на всеобщее благосостояние и поэтому подходила почти для всех государств XX века. Основным исключением был советский блок, в котором конкурирующая форма экономики сочеталась с политической идеологией, марксизмом. Экономика как наиболее политизированная социальная наука остается и сегодня всеобщей теорией только в той степени, в которой она совместима с доминирующей политикой государства, внутри которого она практикуется. |
||
|