ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  Куда только делся пылкий любовник? Лицо Реми стало белым, как маска смерти. Он сидел за рулем взятой напрокат простенькой машины, потому что свою отдал в ремонт после аварии. Они едва словом перекинулись после того, как полицейский отпустил его. Ему разрешили покинуть Канн, но предупредили о возможности повторного допроса. Полиция, мол, обязана провести более тщательное расследование.

  — Они и не подумают обвинить во всем тебя, — твердила Эми.

  Реми перебил ее:

  — Это их работа.

  Несмотря на суматоху и головную боль, Эми все же собралась с духом и взглянула на утренние газеты, наперебой кричавшие об аварии. Неудивительно, что после этого голова заболела еще больше.

  Бывший призер гонок Формулы-1 едва не убил свою любовницу на скользкой дороге! Полиция расследует аварию!

  И — во всю полосу — фотография, на которой Реми целует Эмили в ресторане. Наконец-то у любовницы появилось имя. Журналисты спорили о характере их отношений. Даже взяли интервью у метрдотеля, который поклялся, что они не сводили глаз друг с друга во время ужина.

  Эми гадливо поморщилась.

  Хуже всего было то, что все репортеры непременно припоминали печально известную аварию на гонках прошлого года. У девушки защемило сердце. Когда она подняла голову от газет, то увидела с обеих сторон проплывавшие мимо лавандовые поля. Что-то быстро они доехали, показалось ей.

  — Испугалась? — спросил Реми, покосившись на Эми.

  — Нет. Ты же наизусть знаешь дорогу.  

  — Так ли? А вдруг я, и правда, тот самый негодяй, которому безразличны жизни других людей?

  — Просто ты торопишься домой. Как и я.

  — Чтобы поскорее от меня избавиться?

  — Я так не говорила.

  — Видит бог, я не стал бы тебя в этом винить, — хмыкнул он. — Я везу слишком ценный груз, чтобы гнать чересчур быстро.

  Девушку слегка лихорадило. Еще бы — сказывалось нервное потрясение. Реми был слишком огорчен происшествием и во всем винил только себя.

  А Эми долго еще не могла вычеркнуть из памяти то, как Реми под руки уводят два офицера. Слова о смерти Андре и проклятия Мориса до сих пор звучали у нее в ушах. Голова от них раскалывалась надвое.

  В газетах всплыла история о смерти тети Тэйт и об оставленном Эми наследстве. Каждая деталь истолкована неверно и криво. Эмили Уэзерби добрые журналисты назвали «искательницей сокровищ», которая ни за что не упустит своего.

  Наконец они домчались до знакомого поворота к «Замку сирен», где Реми и притормозил.

  — Если ты в скором времени не вернешься на Гавайи, непременно услышишь еще и другие грязные истории о себе, — сказал он со знанием дела. — Уверен, они хотят крови и поджидают тебя у замка.

  — Быть не может.

  — Ради бога, делай что хочешь, только не давай интервью. Они разделаются с тобой, исковеркав все твои слова, вывернув их наизнанку.

  Когда они подъехали к замку, девушка ахнула: перед воротами стоял фургончик телевидения, три мотоцикла и два парня с биноклями в руках и камерами, готовыми к съемкам.

  — Только не это, — протянула она и зажмурилась, когда репортеры бросились к ним.

  — Вот теперь ты узнала, что значит быть любовницей Реми де Фурнье. Тебя будут преследовать, пока ты не покинешь Францию. Такой судьбе я бы не позавидовал. Если мы и дальше надумаем встречаться, они постараются добыть фотографии. А однажды можно найти репортера и под кроватью твоей бедной тетушки...

  — Отвратительно.

  — Ты слышала, что сказал полицейский. Мне завтра надо быть снова в Канне.

  — Можно я с тобой?

  — Нет! Тебе надо заняться своими делами.

  — Но...

  — Разве ты не понимаешь, что мы потеряли последний шанс?

  — Неужели ты так и дашь им разрушить твою жизнь?

  — Я уже давно понял, что не могу повлиять на их писанину. Я просто пытаюсь защитить тебя. Тебе надо срочно ехать домой.

  — Но я люблю тебя!

  — Если бы ты решила подписать контракт чуть пораньше, я бы устроил все так, чтобы всем было удобно. Но учти, что купля-продажа частной собственности во Франции сложная. У нас полно бюрократов, которым приходится платить. Нужно собирать слишком много документов, и все это долго. Да и пристроить Матисса будет не так просто, но я знаю приличного искусствоведа, который бы мог тебе помочь.

  — Короче, ты хочешь, чтобы я побыстрее отсюда убралась.

  — Так будет лучше для всех.

  — Значит, все кончено...

  Он не стал этого отрицать.

  Эми ощутила странное стеснение в груди. Реми прогоняет ее. Он даже не обратил внимания на ее признание.

  Через пятьсот метров он высадил Эми у замка. Без слов выгрузил ее багаж и отнес чемоданы к двери. Медленно, очень медленно она выбралась из машины и направилась к дому. Реми не склонился и не поцеловал ее, даже руки не подал. Казалось, между ними, и правда, все кончено. Словно бы последние несколько часов перечеркнули все те дни нежности и страсти, какие только были в их жизни.

  — Не зайдешь? — безнадежно спросила Эми.

  Реми покачал головой.

  — Ты ничего не поняла. Репортеры так и рыщут в поисках свежей сенсации, — прошептал он еле слышно. — Ты просто не знаешь, на что способны эти стервятники. Они буквально напичканы шпионской техникой. От них нигде не скроешься, даже под покровом ночи.

  В этом было слишком много горькой правды.

  — Значит, таким и будет наше прощание? — пробормотала она растерянно.

  — Завтра мне надо на встречу с полицией. Понятия не имею, во что они меня втянут.

  — Я должна ехать с тобой.

  — Послушай, если мы не будем с тобой встречаться несколько дней, они оставят нас в покое. И ты вернешься к былой жизни.

  — А ты?

  — Я тертый калач. Выживу, — и он невидящим взглядом уставился перед собой.

  С его-то способностями убегать от призраков прошлого? Мог бы ее хоть не обманывать. Или не теперь.

  — Позвонишь мне после разговора с полицией?

  Он снова покачал головой.

  — Не думаю, что это разумно. Они наверняка уже прослушивают телефоны...

  — Значит, прощаемся?

  — Так будет лучше, — как заклинание твердил он.

  Она закусила губу, чтобы как-то унять боль. Сердце билось как птица в клетке.

  — Реми, пожалуйста, не будь таким жестоким...

  — Прощай, — сказал он тихим голосом. — Я никогда тебя не забуду. Позвоню тебе через пару недель, когда ты будешь дома, а суета вокруг нас утихнет.

  — Но ведь там, в ресторане, мне показалось, или ты сказал...

  — Боже, да о чем ты только говоришь! Я чуть было не убил тебя, когда врезался в стену на этой развалюхе! Ремень безопасности не сработал. Теперь эти шакалы клевещут на тебя на каждом углу. Кто знает, в чем еще обвинит меня полиция!

  Ее телефон вдруг затрезвонил, вернув обоих к реальности. Реми засобирался.

  — Тебе лучше ответить. Возможно, это твоя мать или кто-то из друзей хотят знать о твоем здоровье.

  — Нет, Реми! Не оставляй меня!

  — Разнообразия ради позволь мне хоть раз поступить правильно. Прости, что я завел наше дело так далеко.

  Эми тупо уставилась на него, но не нашла слов. Он уходит навсегда, а она ничего не чувствует. Как это возможно? Шок?

  С тяжелым вздохом Реми повернулся и пошел к машине. Телефон Эми умолк, но через минуту снова ожил.

  Думая, что это звонит мать, Эми ответила, даже не посмотрев на определившийся номер.

  — Детка! Это твой Флетчер! Эй, я слышу тебя, словно ты рядом!

  Флетчер? Да неужели? Это он-то, который и в лучшие дни никогда ей не звонил! А теперь, видите ли, хочет знать, как она и что с нею. Даже больше, он клянется и божится, что сожалеет о своих интрижках с девочками и о своем свинском поведении.

  — И еще — я нашел настоящую работу! Буду заниматься страховками. Хочу доказать тебе, что я наконец повзрослел!

  — Не стоит так надрываться ради меня, Флетчер.

  — И что? Этот холодный тон — все из-за твоего графа? Дурочка. Ты в самом деле думаешь, что этот богач обратит на тебя внимание? Ему и нужны только что твои виноградники.

  — Да что ты о нем знаешь! — воскликнула Эми и, не выдержав, отключила телефон.

  Головная боль усилилась, из глаз хлынули слезы. В доме она наткнулась на упакованные коробки с вещами тети. Сегодня руки у нее сильно дрожали, но она все-таки умудрилась привести себя в порядок и приняться за дело, чтобы закончить разборку.

  Сделав перерыв, Эмили машинально приготовила себе чай, затем вышла на улицу и уставилась на синие шезлонги, стоявшие по сей день у бассейна. Легкий шорох из-за деревьев насторожил ее, и она оглянулась. Возможно, за ней наблюдают оттуда и даже делают снимки.

  Вернувшись домой, Эми заперлась изнутри. Быстро закрыла все окна и плотно задернула шторы.

  День тянулся бесконечно, а сердце не переставало гулко биться в груди.

  Как хорошо, что она ничего не чувствует, ни о чем не думает, иначе ее голова бы лопнула, как и сердце, и она ослепла бы от слез.

  Что ей делать тут без Реми?

  Почему так страшно любить его?

  На второй день после расставания с любимым Эми казалось, что она вот-вот сойдет с ума от горечи и тревоги. Известий от него не было. Хоть бы позвонил и рассказал, что там происходит. Может, он попал в новую беду? Сердце разрывалось от боли и тоски.

  Как бы там ни было, единственным источником информации для нее служили газеты, за которыми приходилось ездить в деревню. За Эми по пятам гонялись репортеры с микрофонами, но, как ей и советовал Реми, она молчала, несмотря на их громкие призывы и разного рода провокации.

  С каждым прожитым часом девушке все труднее было не вспоминать горячие часы, проведенные с Реми в постели или бассейне, все трудней было не мечтать о нем. Как ни убеждала она себя, что все кончено, чувства твердили свое.

  Чтобы занять себя чем-нибудь полезным, Эми связалась со своим агентом по недвижимости и обсудила возможные условия продажи замка и виноградников. Большую часть времени она либо собирала вещи, либо общалась с агентом. Некоторые документы она уже подписала.

  К вечеру, когда солнце уже начало клониться к закату, Эми валилась с ног от усталости. Никогда еще день в ее жизни не был таким долгим. Мечтая о душе, она направилась в ванную, когда зазвонил телефон.

  Неужели Реми?

  Схватив трубку, она ответила по-французски.

  — Это Эмили Уэзерби, хозяйка замка? — проговорил по-французски знакомый женский голос с ужасным американским акцентом.

  — Да, это я, мама!

  — Почему ты не звонишь?

  — Я как раз собиралась.

  — Скажи мне только одно: ты его любовница или нет?

  — О, пожалуйста, не надо. Это никого не касается, мам! — простонала в трубку Эми, заведя глаза к потолку.

  — Из газет и рассказов Тэйт я знаю, что это за каналья. Он еще хуже, чем твой Флетчер. А кстати, он мне звонил и передал тебе привет.

  — Не могу поверить, что ты обсуждала меня с Флетчером.

  — Ничего я не обсуждала.

  — Он связался со мной, можешь быть спокойна. Даже просил прощения.

  — Но ты же с ним порвала?

  — Конечно. Еще до отъезда в Париж.

  — Надеюсь, ты его не простила.

  — Так и есть.

  — Слава богу! Но как тебе удалось втрескаться в парня, в сто раз хуже Флетчера? Вот чего я совершенно не понимаю.

  — Мам, я уже взрослая, сама выбираю, с кем встречаться, ладно?

  — Ну и веди себя как взрослая. Кстати, Тэйт никогда не опускалась до публичных скандалов и не общалась с этими де Фурнье. Кэрол ни разу меня так не разочаровывала.

  Эми набрала было воздуху, чтобы возразить, но мать опередила ее:

  — Когда домой?

  — Скоро. Мне осталось подписать еще пару документов и уложить с десяток вещей. И, ради бога, хватит вмешиваться в мою жизнь.

  Растерявшись, мать немного помолчала.

  — Но я... хотела быть полезной.

  — Что ж, тогда лучше присмотри за магазином, — не осталась в долгу Эми.

  — Да, да, конечно. Именно этим я и занимаюсь все свободное время. Правда, я не в восторге от того, как ты ведешь дела, но...

  — Вот и отлично. Тогда я немного задержусь, поскольку не все еще осмотрела в Лондоне, да и с сестрой так и не повидалась.

  С этими словами Эми бросила трубку. По крайней мере, мать отвлекла ее от мрачных мыслей о Реми.

  Эми прошла на кухню и налила себе дорогого вина. Руки ее дрожали. Усевшись на диван, девушка крохотными глотками принялась смаковать этот божественный напиток. Глядишь, скоро она станет разбираться в винах.

  Одиночество никак не способствовало тому, чтобы забыть о Реми. Да что там! Она о нем тосковала, и с каждым часом все больше. За три недели она успела к нему привыкнуть, ведь они виделись каждый день. И теперь ей хотелось знать, что там с ним творится.

  Конечно, Реми предупреждал ее насчет телефонных звонков, но она все-таки рискнула и набрала телефон дома Фурнье. Когда трубку на том конце подняли, ее охватила паника. Ответила женщина, и Эми чуть было не бросила трубку.

  — Алло... можно Реми?

  — Минуточку.

  Она закусила губу. К телефону подошла другая женщина.

  — Это Селин.

  — Я... хочу поговорить с Реми.

  — Вчера он уехал в Канн.

  — Да. Селин, это Эми Уэзерби. Вы случайно не знаете, как идет расследование?

  — Мы думали, что он вернется сегодня. Но он даже не звонил.

  — Можно вас попросить? Если вы что-то узнаете, сможете мне сообщить, пожалуйста?

  Дальше Эми услышала, как трубку прикрыли рукой. До нее донеслись приглушенные женские голоса.

  Селин снова заговорила:

  — Простите за ожидание. С вами хочет поговорить графиня.

  Голос графини был ледяным:

  — Мадемуазель Уэзерби? Я рада известию насчет продажи. Надеюсь, вы скоро покинете нас.

  — Как только смогу.

  — Что естественно, после всех этих событий. Селин постоянно наталкивается на репортеров, когда выезжает в деревню. Это так неприятно.

  — Мне жаль, — проговорила Эми без всякой интонации, а сама задумалась: зачем тут Селин, если рядом нет Реми?

  — Я предупреждала Реми. Он должен был оградить вас от этой шумихи, — продолжала его мать.

  Эми не стала объяснять ей, что он и пытался.

  — Если он вдруг позвонит, вы сообщите мне? Я бы хотела с ним увидеться перед отъездом.

  — Не думаю, что это возможно. Его секретарша и лучший друг устраивают в Париже свадьбу. А он будет там шафером со стороны жениха. Это такое неожиданное событие. После Канн Реми сразу летит в Париж.

  — Так значит... у него нет планов возвращаться в «Замок сирен»?

  — Насколько я знаю, нет, — сладко проворковала графиня.

  Глаза у Эми защипало, но плакать она не стала.

  Она чувствовала себя как Золушка, которой после шумных огней бала досталась лишь зола. Все кончено. Пара дней, и она будет дома.