"Игра в любовь" - читать интересную книгу автора (Максвелл Кэти)

Глава 5

Айден прошагал вниз прямиком к бочонку с пивом, Дикон и тут не отставал. Он все еще был взбудоражен ее пронзительным криком, который так внезапно разрезал тишину замка.

Ох уж эти женщины! Смешные существа. Тяжело было даже представить, что Рой мог кого-то напутать.

Но, наполнив кружку, он огляделся по сторонам и вынужден был признать, что она оказалась права. Помещение больше напоминало свинарник. Да у него в хлеву и то было чище, чем в большом зале.

Для него это стало неприятной неожиданностью. Он целыми днями только и делал, что латал дыры, а к вечеру настолько уставал, что буквально валился с ног. Ведение домашнего хозяйства он возложил на Норвала с Роем, но они явно с этим плохо справлялись.

— Когда здесь все успело так испоганиться? — задал он вопрос в пустоту.

Тут одна из собак села на задние лапы и стала энергично чесать за ухом. Блохи. Айден сочувственно потрепал ее за загривок.

— Где испоганиться? — переспросил Дикон. Он как раз вычищал грязь из-под ногтей столовым ножом.

— В зале.

Айден вышел на середину комнаты. Его идея с тростниковым настилом очень соответствовала той эпохе… Но их предки меняли у себя тростник по нескольку раз в год. А он даже не мог вспомнить, когда они с Норвалом укладывали новый слой.

Вниз спустился Хью.

— Думаю, ночевать я пойду к матери. — Он бросил на Айдена немного виноватый взгляд. — Мы немного распустились, правда?

И он ушел. Но Айден окликнул его:

— Забери с собой собак. Отведи их всех в конюшню.

Он увидел, как еще одна собака стала яростно чесаться. Хью удивленно приподнял бровь, но сделал так, как ему велели. Не все собаки хотели уходить. Йорк, самый маленький пес, попытался спрятаться, но Хью взял его на руки и вынес вон.

После того как собак выпроводили за дверь, Дикон оглядел зал.

— Да, пожалуй, тут стоит прибрать. — Он равнодушно пожал плечами. — Скажи Норвалу, пусть утром наведет здесь порядок.

Айден ничего на это не ответил. Реакция Энн на Кельвин выбила его из колеи. Это место действительно напоминало сторожку в лесу после бурной холостяцкой вечеринки. Если он вовремя не спохватится, то превратится в старого повесу.

Впервые за всю жизнь он почувствовал, как необратимо утекает время.

— О чем ты задумался, Тайболд?

Айден тряхнул головой.

— Ни о чем.

— Она должна уехать до того, как датчане привезут порох, — тихо произнес Дикон. — А это может произойти со дня на день.

— Ты о ком? — взглянул на него Айден.

— Только не притворяйся, будто не понимаешь. — Дикон спустился с помоста. — Я ведь знаю, что ты сейчас думаешь об этой англичанке.

— Утром она уедет.

— Если только она не найдет в твоей броне слабое место.

Айден плеснул нетронутое содержимое стакана в камин, огонь мстительно зашипел. Он повернулся к другу.

— Как бы то ни было, тебя это не касается.

Дикон отстранился.

— Разве? Тайболд, я-то думал, ты уже на нашей стороне, а ты все еще сомневаешься и не посвящаешь себя целиком общему делу.

— Я и так контрабандой провожу порох. Чего ты еще от меня хочешь?

— Мы хотим, чтобы ты нас возглавил.

Айден постарался уйти от разговора, но Дикон продолжал:

— Я получил весточку от Робби.

Он имел в виду своего брата, Рыжего Робби Ганна.

Ганны были бедным кланом, наследственными якобитами[3] и жертвами так называемой «очистки» земель[4]. Зажиточным землевладельцам, наладившим с Англией прочные политические связи, было разрешено выгонять мелких помещиков, фермеров, ткачей из их домов. Они доходили до того, что порой сжигали их дома, чтобы освободить землю для более выгодного предприятия, например овечьего пастбища. Теперь Ганны стремились нанести ответный удар, не столько даже из-за земли, сколько по праву рождения, будучи гордыми шотландцами. Они хотели навсегда вытеснить англичан за пределы Шотландии и настроены были крайне решительно.

— Ты нужен нам, Тайболд. В восстании примут участие все кланы, если ты нас поведешь.

— Но мне нет смысла разжигать войну. Моему клану ничто не грозит, отношения с соседями вполне мирные.

— А мой клан был разорен. Мы с Робби потеряли все. Попомни мои слова, англичане не успокоятся, пока не истребят всех горцев до единого. Они придут и за твоими землями тоже. Особенно тот пес Ламберт. Да он жизнь свою посвятил тому, чтобы лишить тебя твоего титула. Он тоже явится сюда. Вот увидишь.

Тут Айден вышел из себя:

— Прибереги свое ораторское мастерство для памфлетов. Наши отношения с Ламбертом — это сугубо личное. И война — не выход из положения. Вы с братом хоть на секунду задумались о том, что будет, если вы начнете войну и выиграете ее?

— Мы прекратим «очистки» земель. Мы вернем людям по праву принадлежащие им дома.

— Ну а в более отдаленной перспективе? Ты готов создать суверенное правительство? Готов компенсировать потерю рынков сбыта и производственных мощностей в результате разрыва связей с Англией? А если ты проиграешь — что вероятнее всего, англичане уничтожат тебя так же, как и моего предка при Карле Стюарте. Он поплатился жизнью. А я лишусь своей страны, лишусь дома. Но сейчас англичане будут еще более жестоки. Предположим, тебе удастся сбежать и найти убежище в Дании или в Голландии. Но сможешь ли ты жить дальше, зная, что оставил после себя смерть и разрушения? Выдержит твоя совесть такое? Моя — нет.

Дикон сжал руку в кулак.

— Во мне бурлит праведный гнев, Тайболд. Мы с Робби не успокоимся, пока не отомстим. Многие последуют за нами. И число их существенно возрастет, если ты поможешь.

— Я не могу.

Дикон в сердцах опрокинул стул.

— Уж кем-кем, а трусом тебя не назовешь, — с горечью произнес он.

Айден часто задавался вопросом: как человеку понять, смел ли он? Последние семь лет он испытывал себя, но ответа так и не нашел.

Какое-то время двое мужчин пристально смотрели друг на друга, пока дружеские чувства, почти равносильные братским, не взяли верх. Дикон извинился:

— Знаю, ты храбрее многих. — Он поднял опрокинутый стул. — Я действительно бываю порой слишком вспыльчив. — Он сделал паузу. — Сейчас в клане твоем все благополучно, он процветает. Но учти, Тайболд, нельзя быть слугой двух господ. Настанет час, когда тебе придется выбирать.

— Когда нужно будет, я сделаю свой выбор, — серьезно сказал Айден.

И момент близился, он чувствовал это. Дикон был прав. Он восстановил свое родовое поместье. Но всего одно неверное решение — и оно снова может быть разрушено.

Тяжесть эта вдруг стала для него непосильной. Он направился к лестнице.

— Я пошел спать. Увидимся утром.

Он не стал дожидаться ответа. Дикон останется спать в большом зале, так он всегда делал. Он постоянно жил в страхе, что из-за их с братом повстанческой деятельности англичане могут в любой момент прийти за ним. Он всегда был готов бежать. Однажды Дикон признался: больше всего он боится того, что англичане вытащат его прямиком из постели. Он считал это унизительным.

Не будь Айден таким осторожным, его преследовали бы те же страхи. Хотя было время, когда в нем, так же как и в Диконе, бушевало пламя. Но он направил свою энергию в мирное русло — строил, охотился, волочился за женщинами.

И хотя ему по-прежнему нравились эти три занятия, он все чаще находил покой, лежа в ванной с хорошей книгой.

Поднимаясь по ступенькам, он понял, что меняется. Неугомонный молодой самец уступал место более зрелому мужчине, который все больше задумывался о смысле жизни и о своем месте в этом мире.

Погруженный в свои мысли, он прошел по коридору, слегка замедляя шаг возле комнаты для гостей. Энн наверняка уже крепко спала.

Он тряхнул головой. Он любил сестру, но она слишком часто пыталась подчинить его своей воле. Правда, последняя ее выходка оказалась из ряда вон выходящей. Он обязательно позаботится о том, чтобы Энн от этого не пострадала и получила хорошую материальную компенсацию, достаточно большую, чтобы успокоить его совесть.

Но в то же время он невольно восхищался чутьем Альпины при выборе претендентки. У Энн был характер. Для кого-то она станет хорошей женой. Для кого-то, но не для него.

С этой мыслью он вошел к себе в комнату. Открыв дверь, он тут же увидел, что возле камина для него приготовлена ванна. Вода, наверное, уже успела остыть, но Айдена это не волновало.

Он быстро разделся и залез внутрь. Он потратил добрую часть своего состояния на ремонт родового замка и увеличение достатка членов клана… Но ванны и французское мыло были его маленькими слабостями еще с лондонских времен, от них он отказаться не мог. Он испытывал чувственное наслаждение, когда густая бархатистая пена касалась его тела. Даже при самой жесткой экономии он не мог довольствоваться мылом домашнего изготовления.

Он был удивлен, обнаружив, что мыло уже мокрое. Он берег его как зеницу ока, и перспектива пользоваться одним куском мыла на двоих с Норвалом его совсем не прельщала. Утром в разговоре со слугой он обязательно поднимет этот вопрос.

Он полностью смыл с себя синюю краску и потянулся за полотенцем, которое всегда висело на стуле возле ванны. Но его там не оказалось.

Айден тихонько выругался. Да что это нашло на Норвала? Сколько бы ни выпил, он никогда не забывал о деталях, сопровождавших ритуал купания.

Поднявшись на ноги, Айден подобрал валявшуюся неподалеку рубашку и насухо ею вытерся. После чего повесил ее сушиться на стул.

Утром он Норвала прикончит. А прямо сейчас ему хотелось спать. Он сделал два шага и упал лицом вниз на разворошенные шкуры. В готовом отойти ко сну мозгу пронеслась мысль: «Было бы неплохо, если б простыни менялись почаще, да и постель желательно бы застилать каждый день».

Он пошарил вокруг себя в поисках простыни, чтобы в нее завернуться, и обнаружил, что он не один. В постели был еще кто-то.

На один ужасающий миг он предположил, что это может быть Рой.

Он перекатился на другой бок и уткнулся взглядом в серые, как море, глаза.

— Энн?

Она сдавленно сглотнула и кивнула.

Айден в мгновение ока спрыгнул с кровати, выдергивая из вороха мехов рыжую лисью шкуру, чтобы приличия ради прикрыться ею ниже пояса.

— Что за черт?

Энн резко села на кровати. На ней была длинная белая хлопчатобумажная сорочка от шеи до пят — именно так он представлял благовоспитанную юную леди, а не просто девственницу, готовящуюся ко сну. Ее мягкие прямые волосы были расчесаны до блеска и заплетены сзади в аккуратную косу. Это выглядело куда более эротично, чем, если бы она просто была обнаженной.

— Я не хотела вас напугать, — произнесла она, затаив дыхание.

— Что вы здесь делаете? — строго спросил он, поплотнее запахивая на бедрах лисью шкуру, втайне надеясь, что она не заметит его возбуждения.

Он напомнил себе, что она совсем еще невинна, невинна, невинна… Можно даже сказать, наивна.

И крайне соблазнительна.

И становилось все мучительнее находиться в столь опасной близости от нее.

— Это наша первая брачная ночь, — произнесла она своим бархатистым грудным голосом.

Айден чуть не взвыл от неожиданного прилива крови, который вызвали в нем ее слова. Он боролся с искушением опрокинуть ее на кровать и не отпускать до следующего воскресенья.

— Ты сама не ведаешь, что творишь, — надменно заявил он.

Это было довольно глупо с его стороны. Его тело с радостью бы показало ей, что нужно делать, но есть же у него сила воли, черт побери!

Она встала на колени, во всем облике ее читалась мольба.

— Мне было велено делать все, что вы пожелаете.

Такое заявление, будто от наложницы в гареме, изрядно пошатнуло его силу воли.

Что было в этой Энн такого, что так сильно его влекло?

Он знал женщин и покрасивее, и уж точно куда более искушенных. Если он сейчас ее «опрокинет», она на всю жизнь останется ярмом у него на шее. И он не дразнил ее, говоря о том, что хотел бы испытать в своей жизни настоящую любовь. Пока это чувство было ему неведомо, но сама мысль об этом будоражила его романтичную натуру.

К тому же он был уже взрослым самостоятельным мужчиной. Он не нуждался в том, чтобы сестра сводничала и сама выбирала ему жену! Особенно такую своенравную и непослушную, с глазами, взгляду которых он не мог противостоять. Несмотря на все ее упрямство, было в ней что-то хрупкое. И это рождало в нем желание защищать ее и оберегать.

Лучшей его защитой в этой ситуации было отступление, и Айден стал пятиться назад к ванне. Будь вода в ней похолоднее, он бы без долгих раздумий в нее запрыгнул. Примерно так и получилось, когда он, пятясь, задел ногой бортик ванной и его драгоценное мыло плюхнулось в воду.

Айден только рад был этой паузе. Но стоило ему опустить руку в ванну за мылом, как его внезапно осенило:

— Вы пользовались моим мылом!

Она скривилась так, словно, забираясь к нему в постель, ожидала какого угодно развития событий. Но уж точно не обвинения в краже мыла.

— Да, купаясь, я действительно им воспользовалась, — призналась она. — Думала, вы не станете возражать.

— Вы купались в той же воде, что и я? И вытирались моим полотенцем? Так это вы взяли мое полотенце?

— Э-э-э, да. Это все действительно сделала я. А что, прикажете мне мокрой расхаживать по комнате?

Воображение тут же нарисовало ему эту картину, да так, что у него подкосились ноги. Он поспешно сел на стул, сложив руки на коленях. Она его за мужчину, что ли, не считает?

Или она куда мудрее и опытнее, чем ему кажется?

— Я расстелила полотенце у камина, чтобы оно высохло, — сказала она. — А то к тому времени, когда вы закончили бы купаться, оно бы все еще оставалось мокрым.

Он повернул голову. Конечно же, полотенце находилось там, где она сказала, — на расстоянии вытянутой руки от ванны. Он просто его не заметил.

— И пока вы купались, я не подглядывала, — заверила его она.

Лицо ее сделалось свекольно-красным, и он понял, что она само целомудрие и непорочность. Никакие женские уловки не способны были вызвать такой жгучий румянец — только природная стыдливость. Он ненавидел это слово.

Айден испустил вздох, словно признавая свое поражение.

— Энн, на своем веку я повидал множество надоедливых, пустоголовых людей, но вы — это что-то. Вы действительно смогли бы меня уломать, если б я вам это позволил. — И он решительно добавил: — Но я этого делать не стану.

Он встал, снова способный более-менее контролировать свое тело.

— Я всего лишь хочу консумировать этот брак, — упрямо повторила она. — Я хочу выполнить свою часть соглашения.

— Это соглашение вы заключали с Альпиной. Вот с ней и консумируйте этот брак.

Она нахмурилась.

— Я этого сделать не могу.

Но прежде чем он успел отпустить какое-нибудь язвительное замечание на этот счет, она легла на спину и вытянулась во весь рост. Из-под длинной сорочки, прикрывавшей ее до самых лодыжек, торчали только голые ступни.

— Я закрою глаза. И не издам ни звука. Пожалуйста, постарайтесь сделать это как можно быстрее.

При виде того, как она обреченно раскинулась на звериных шкурах с закрытыми глазами, Айден стал понемногу обретать утраченное равновесие. Он приблизился к ней. Глаза она не открыла, но напряглась всем телом, ожидая резкого вторжения.

Секунду Айден стоял молча. А потом поддался соблазну. Он наклонился над Энн и пощекотал ее пятку.

Такого она не ожидала. К тому же она очень боялась щекотки. Энн буквально подскочила на кровати.

— Что вы делаете?! — воскликнула она.

— Пересчитываю пальцы у вас на ногах, — невозмутимо ответил он. — Знаете, сколько маленьких свинок пошло на рынок?

— Вы что, сумасшедший?

— Говорят, что да, — ответил он и рассмеялся.

Она рассмеялась тоже, и это его чуть не сгубило. У Энн был счастливый, звенящий, как колокольчик, смех.

Это возбуждало еще больше, чем все, что она делала раньше.

Айден решил, что пора брать ситуацию в свои руки, потому как иначе он просто сойдет с ума, если дальше все будет продолжаться в том же духе. Он подхватил ее за ноги, перекинул через плечо и понес к выходу.

— Стойте! Что вы делаете? — воскликнула она.

— Несу вас в вашу комнату. На любой вопрос, который может у вас возникнуть, отвечаю сразу: нет! Нет, мы не будем консумировать этот брак. Нет, вы не остаетесь. Нет, я не собираюсь больше мириться со всякими глупостями, исходящими от вас или от кого-либо другого.

Он пинком распахнул дверь в комнату и бросил свою ношу на кровать.

— Спокойной ночи, Энн.

Но стоило ему развернуться к ней спиной, как она схватила его за край лисьей шкуры.

— Нет, пожалуйста, вы не можете так просто уйти.

Это было не самым удачным шагом с ее стороны. Он слишком хорошо осознавал, что у нее под ночной сорочкой ничего нет. И хотя мозг его был против, остальные части тела оказались не так послушны и сознательны. И он не стремился предстать перед ней во всей красе. Если она узнает, какое воздействие оказывает на него, то сможет вертеть им, как захочет.

Он крепче сжал мех.

— Пустите, Энн.

— Умоляю, вы не можете отправить меня назад! — Она снова потянула за край шкуры.

Он дернул мех на себя.

— Обещаю, вы получите хорошее вознаграждение.

Она, наконец, отпустила шкуру.

— Вы не понимаете! Я не могу вернуться. Мне просто некуда возвращаться. Некуда!

На глазах ее выступили слезы, и он был повержен.

Айден не мог смотреть, как женщина плачет. Его это буквально раздирало на части. Он никогда не знал, что делать в подобных случаях.

— Ну же, Энн, не расстраивайтесь вы так…

— Не буду! — пообещала она. По щеке скатилась одинокая слеза. Она яростно ее смахнула. — Я не буду плакать. Не буду. — Но следом за ней скатились еще три, будто уличая ее во лжи.

Она отвернулась от него и уставилась в стенку.

Айден должен был тут же выйти за дверь. Он должен был оставить это без внимания. Но не стал. Просто не смог. Вместо этого он присел к ней на кровать и протянул ей краешек простыни.

— Вот, возьмите.

Она помотала головой, отказываясь от его помощи.

— Энн… Все не так плохо. В Англии вы найдете того единственного, кто сделает вас счастливой. А ваши родители вполне будут удовлетворены выплаченной вам неустойкой…

— Мои родители погибли. — Слова ее повисли в воздухе. Она взглянула на него через плечо, глаза ее уже успели высохнуть. — Я сирота. Раньше я жила у дяди и тети. Они не пустят меня обратно к себе.

Айден чувствовал себя ужасно, и, наверное, это как-то отразилось на его лице, потому что она сказала:

— Только не надо меня жалеть. Я и так добрую часть жизни пробыла «бедной маленькой Энн». Жалость от вас мне нужна меньше всего.

Она перевернулась на другой бок, лицом к нему.

— Айден, из меня получится хорошая жена. Может, я и не в вашем вкусе, но вы тоже не тот, о ком я мечтала.

— Чем же я плох? — спросил он, задетый ее словами.

— Ничем… за исключением разве того, что у вас специфический характер. Никогда еще я не встречала настолько необычного человека. — Она сделала паузу. — А чем я вам не угодила?

— Ничем… за исключением того, что жена мне не нужна. Особенно такая, которая врывается в мою жизнь и ставит мой мир с ног на голову.

— Я не хотела, — призналась она. — Будь я красавицей или имей моя семья хорошие связи, меня бы здесь не было. Я и так целых два сезона выходила в свет. Но мной так никто и не заинтересовался. Ни приданого, ни связей. Да, у меня неплохой характер, хорошее воспитание, но большинство мужчин может найти и получше. Если бы я не вышла за вас, дядя пристроил бы меня компаньонкой. Я бы не смогла жить, подчиняясь прихотям какой-то старой девы. Уж лучше быть заживо похороненной.

— Энн… — Он не знал, что сказать. А говорить банальности у него язык не поворачивался.

Она подняла на него глаза.

— Я хочу мужа, детей и собственный дом. Сегодня, когда вы сказали, что мы едем домой, я испытала такую тоску, что даже страшно стало. А потом мы приехали в Кельвин, и я поняла, что не видела места красивее.

— В большом зале вы выразились несколько иначе.

Его меткое замечание неожиданно вызвало у нее смех.

— Да уж, там настоящий ужас.

— Точно, — согласился он и тоже не смог сдержать улыбку.

Но тут ее улыбка померкла.

— Не прогоняйте меня. Даже с вашими деньгами мои родственники сочтут меня неудачницей. Я буду делать все, что пожелаете. Я даже готова спать в постели со вшами. Мне некуда возвращаться. Вы даже не представляете, каково это.

Айден посмотрел в ее полные мольбы глаза и хотел сказать, что уж он-то как раз знает. Живя в Англии, он постоянно чувствовал себя там чужим. Только приехав в Кельвин, он понял: вот оно, то место, которое он искал всю жизнь.

Он встал с кровати. Она поднялась вместе с ним.

— Так вы все-таки отошлете меня назад?

— Не знаю, — честно ответил он.

Дикон был прав: он не мог контрабандой ввозить датский порох для повстанцев, пока в замке находился человек из Англии.

Но отправить ее назад к Альпине он уже тоже не мог. Он махнул рукой на дверь.

— Поспите лучше в моей кровати. Я не хочу, чтобы наутро вы чесались, словно одна из моих гончих.

— То есть я могу остаться? — с надеждой спросила она.

Он не готов был ей этого обещать.

Она порывисто вскочила и поцеловала его в щеку. Наверное, это был самый невинный поцелуй из тех, что ему приходилось получать от женщины за последние десять лет и в ближайшие десять лет тоже. Но ее глаза снова сияли, и они оба испытали некоторую неловкость.

— Только не плачьте, — предупредил он ее. — Не выношу плачущих женщин.

— Я никогда больше не заплачу, — заверила его она и робко проследовала за ним в коридор.

Он отвел ее в свою спальню, где поднял соболью накидку.

Она потопталась на месте в нерешительности.

— Эти все меха — ваши охотничьи трофеи?

Он отрицательно помотал головой.

— Часть из них подарили мне датчане и другие купцы. Некоторые принесли мне как дань. Сам же я охочусь только ради пищи.

— Сдается мне, раньше вы говорили, что ходите на охоту только из спортивного интереса.

— Спортивный интерес в этом тоже есть.

— Он заключается в том, чтобы раскрашивать лицо синей краской? — мягко поддразнила она его. — Вы действительно разрешите мне остаться здесь, если я захочу?

— Это мы еще обсудим. — Он направился к двери. — На сегодняшнюю ночь комната ваша.

Вся ее робость испарилась.

— Спокойной ночи, — радостно пожелала она ему. Такое явное облегчение от того, что он уходит, задело его мужское самолюбие. Буквально пару минут назад она умоляла его остаться, а теперь радуется, что будет спать одна.

— Комната вашу только на эту ночь, — намеренно подчеркнул он.

Она безмятежно улыбнулась.

— Доброй ночи, Айден.

У самой двери он задержался, чтобы напоследок еще раз на нее взглянуть.

Она все еще стояла у его кровати — такая чистая, милая и явно обрадованная тем, что ей удалось спастись от его лап. Ох уж эти женщины!

Он перекинул соболью накидку через плечо и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Внизу перед камином сидел Дикон и с наслаждением курил трубку. Он развалился на двух стульях — его обычное место для сна.

Дикон окинул скептическим взглядом лисью набедренную повязку Айдена и сказал:

— Тайболд, раньше я охотно следовал твоим средневековым идеям, но что бы ни было на этот раз, в подобном виде я ходить не собираюсь.

Айден улегся у огня и завернулся в соболий мех.

— Это не костюм. В моей кровати сейчас она.

— Хм, я с самого начала разгадал ее замысел.

Дикон выбил трубку. Пепел полетел на пол, едва не угодив Айдену на голову. Он собрался было возмутиться, но передумал.

— Итак, утром она уезжает, — уточнил Дикон, словно опасаясь, будто могло случиться нечто такое, что поменяло бы планы Айдена.

И действительно случилось.

— Посмотрим.

Дикон даже, подскочил.

— Но Тайболд…

— Это не обсуждается, Дикон. Сказал «посмотрим» — значит, посмотрим.

Друг хотел сказать что-то еще, но Айден ему не позволил, переместившись ближе к огню. От его ситника действительно разило псиной. Кроме того, на полу было достаточно холодно. Ковры бы здесь подошли больше. Но ему не требовалось женское руководство, чтобы прийти к таким выводам.

Айден закрыл глаза, уверенный, что заснет моментально. Энн основательно его вымотала.

Неожиданно его озарила идея. Возможно, он и был слеплен не из того теста, чтобы силой заставить Энн уехать, но что если она сама этого захочет? Если она решит, что жизнь горцев слишком сложна и тяжела, и будет с нетерпением ждать возвращения в Лондон?

Он еще раз понюхал ситник, и у него зародился план, как можно этого добиться.

Заснул он с улыбкой на лице.

Энн зарылась в густые теплые меха. Ей снилось, будто она катается на летающей лошади.

Поэтому для нее стало полной неожиданностью, когда эта чудесная лошадь вдруг сбросила ее с себя…

…И она приземлилась прямо на попу в ворохе простынь и мехов. Она изумленно огляделась и поняла, что это не сон. Кто-то вышвырнул ее из постели.

— Доброе утро, жена.

Над матрасом виднелось ухмыляющееся лицо ее мужа. Он отпустил матрас, и тот упал на место.

— Почему вы меня разбудили? — пролепетала она.

— Не могу же я допустить, чтобы вы спали до полудня, не так ли? — учтиво поинтересовался он. Он обошел кровать, чтобы помочь ей встать. — Вы же не в состоянии управлять хозяйством, не вставая с постели.

— Что вы хотите, чтобы я сделала?

Глаза закрывались сами собой, но она понимала, что он полностью одет и на этот раз не в килт. На нем были обтягивающие бриджи и белая рубашка, но без галстука. Кроме того, он успел побриться и заплести волосы в аккуратную косичку.

Он выглядел привлекательно. Чертовски привлекательно, как сказали бы ее кузины.

— А вы знаете, что все в Лондоне сейчас коротко стригутся? — неизвестно зачем заметила она.

— Я прекрасно это знаю, но я не гонюсь за модой. А вообще я голоден. Вам лучше пойти на кухню и дать Рою все необходимые указания.

— А сам он не знает, что нужно делать?

Айден изобразил на лице удивление.

— Но ведь вы хозяйка замка. И он нуждается в вашем руководстве. После этого вы можете позаботиться о том, чтобы убрали весь тот беспорядок, который гак возмутил вас вчера. Еще имеются кое-какие нестиранные вещи. Норвал иногда забывает вовремя относить их в прачечную. Кроме того, некоторые вещи порваны, я хотел бы, чтобы вы и этим занялись. Ну и кое-что еще нужно заштопать. В общем, сами разберетесь на месте.

— Вы хотите, чтобы я занялась штопкой? — переспросила она, еще до конца не проснувшись.

— Вы ведь знаете, как пользоваться ниткой и иголкой?

Энн кивнула.

— Тогда да, хочу. — Он развернулся и направился к выходу. Но у самой двери остановился. — Ах да, чуть не забыл! Я пригласил Фанга Мовата сходить со мной на другую сторону Вика посмотреть овец. Он берет с собой сыновей — они все будут здесь к завтраку, — он прикинул в уме, — примерно через десять минут.

После чего он круто развернулся и вышел за дверь.

— Десять минут? — пискнула Энн.

Из-за двери снова показалась голова Айдена.

— У Фанга девять сыновей, и все они будут здесь. Они любят, чтобы в их тарелках лежало по хорошему куску как следует прожаренной баранины.

Энн думала, что вот-вот потеряет сознание.

— Тринадцать человек к завтраку?

Она лихорадочно стала искать свою сумку с одеждой в ворохе простыней, покрывал, мехов.