"Пролог (Часть 1)" - читать интересную книгу автора (Боровик Генрих Аверьянович)И грудных детей…Я заканчивал корреспонденцию о полёте «Аполлона-12», о трех мужественных, веселых, простых, симпатичных американцах, о их женах и детях, когда на экране телевизора, только что показывавшего счастливые лица астронавтов, вернувшихся на Землю, появился он, Пол Мидлоу. Это был парень с виду лет двадцати пяти (оказалось потом, что ему — 22), тёмные волосы аккуратно подстрижены, тщательно зачесаны на косой пробор и, надо полагать, смазаны вазелином — блестят. Взгляд сквозь стекла очков внимательный и достаточно спокойный. Он сидел на стуле перед телекамерой без суеты, без движений, достойно. Он был похож на нового тренера бейсбольной студенческой команды — чемпиона где-нибудь в штате Канзас — или на молодого мужа, выигравшего моторную лодку или холодильник в телевизионном шоу «Молодожёны». У него была, что называется, «всеамериканская» внешность. Таких людей, если они ещё чем-нибудь вдобавок прославились достойным, называют здесь «всеамериканцами». И я бы, наверное, выключил телевизор, чтобы пойти дописывать корреспонденцию о космосе, если бы не слова диктора, ведущего программу, новостей. Диктор сказал, что корреспондент Си-би-эс Майк Уоллес беседовал сегодня с Полом Мидлоу, ветераном вьетнамской войны, который участвовал в событиях возле деревни Сонг Ми в марте 1968 года. И началось интервью, которое я привожу здесь полностью, с совсем незначительными сокращениями, чтобы вы могли представить себе не только поступки, но и характер, и образ мыслей, и настроение Пола Мидлоу, человека со всеамериканской внешностью. Мидлоу. Капитан Медина собрал нас в группу, ну и дал инструкции, я не могу вспомнить весь инструктаж. Корреспондент. Сколько вас было? Мидлоу. Ну, с артиллерийским взводом, я скажу, было бы человек шестьдесят — шестьдесят пять. Но артвзвода с нами не было. Артвзвод, я бы сказал, человек двадцать — двадцать пять, около двадцати пяти человек в артиллерийском взводе. Так что в Сонг Ми у нас не было всей роты, нет, не было. Корреспондент. Значит, человек сорок — сорок пять… Мидлоу. Верно. Корреспондент. …принимало участие во всём этом? Мидлоу. Верно. Корреспондент. Итак, вы вылетели из своего лагеря… Мидлоу. Да, из лагеря Куколка. Корреспондент. Куколка. В котором часу? Мидлоу. Я не помню, в котором. Корреспондент. Рано утром? Мидлоу. Рано утром. Это было… это ведь было очень давно. Корреспондент. Какие же инструкции вы получили, когда прибыли в Пинквилл? Мидлоу. Проверить, есть ли противник в деревне, ну и быть готовыми к бою, когда подойдем. Корреспондент. Быть готовыми к бою? Мидлоу. Быть готовыми. Корреспондент. Так, значит, вы Бзлетели. На скольких вертолётах? Мидлоу. Ну, я думаю, первая волна — четыре. Четыре вертолёта и… Корреспондент. Сколько человек в каждом? Мидлоу. Пять. Мы сели недалеко от деревни, стали в цепь и начали движение к деревне. Там был один человек, один гук (презрительная кличка, которой американские солдаты называют вьетнамцев. — Корреспондент. Сколько ему было лет, тому человеку? Я имею в виду — был ли призывного возраста, был он старым или молодым. Мидлоу. Старым. И тогда сержант Митчелл сказал, чтобы мы его пристрелили. Корреспондент. Сержант Митчелл командовал вами? Мидлоу. Он командовал всем взводом. Ну и тогда солдат пристрелил гука. А мы вошли в деревню. И стали обыскивать деревню, собирать жителей и сгонять их на центральную площадь. Корреспондент. Сколько вы согнали жителей? Мидлоу. Ну, человек сорок — сорок пять. Мы согнали их туда. И это стало как остров в самом центре деревни, я бы сказал. И… Корреспондент. Какие люди? Мужчины, женщины, дети? Мидлоу. Мужчины, женщины, дети. Корреспондент. Грудные дети? Мидлоу. Грудные дети. Мы их окружили и заставили всех сесть на корточки. А лейтенант Кэлли подошел и сказал: вы знаете, что с ними делать, так ведь? И я ответил — да. Я понял так, что он хочет, чтобы мы просто сторожили их. Он ушёл и вернулся минут через десять или пятнадцать и говорит; «Как, вы их ещё не убили?» А я говорю ему, что не знал, что он хочет их убить, я думал, он хочет, чтобы мы только охраняли. Нет, он говорит, я хочу, чтобы они были убиты. Ну и… Корреспондент. Он сказал это всем или только вам? Мидлоу. Да я стоял прямо перед ним. Вот. Но остальные — трое или четверо ребят — тоже слышали. Тут он отошёл назад футов на десять — пятнадцать. Й стал стрелять по ним. И сказал нам, чтобы и мы начинали… Ну и я начал. Я дал около четырёх очередей по ним. Корреспондент. Вы выпустили четыре очереди из своего… Мидлоу. М-16. Корреспондент. И это около… я имею в виду, сколько. Мидлоу. Каждая очередь — семнадцать выстрелов. Корреспондент. Значит, вы сделали что-то около 68 выстрелов? Мидлоу. Верно. Корреспондент. И сколько убили в тот раз? Мидлоу. Как сказать… Я стрелял из автомата, поэтому вы не можете… вы просто поливаете их и поэтому не можете знать, сколько вы убили… потому что частая стрельба. Я думаю, что мог убить десять или пятнадцать из них. Корреспондент. Мужчин, женщин и детей? Мидлоу. Мужчин, женщин и детей. Корреспондент. И младенцев? Мидлоу. И младенцев. Корреспондент. О’кэй, ну и что дальше? Мидлоу. Ну, потом мы начали сгонять других и согнали еще семь или восемь человек, которых мы собирались втолкнуть в хижину и бросить туда к ним гранату. Корреспондент. Итак, вы согнали ещё. Мидлоу. Мы согнали ещё. У нас получилось семь или восемь человек. И мы собирались втолкнуть их в землянку… ну и втолкнули их туда и бросили вслед гранату. Тут кто-то приказал нам — тащить их к яме. Поэтому мы выволокли их обратно из хижины и потащили к яме… к тому времени там уже всех собрали, всего, наверное, человек семьдесят или семьдесят пять. Мы прибавили к ним наших, и лейтенант Кэлли сказал мне: Мидлоу, говорит, у нас еще есть работка. И подошел к людям и начал сталкивать их и стрелять… Корреспондент. Начал сталкивать их в яму? Мидлоу. В яму. Это был ров. И все мы начали сталкивать их и стрелять. Мы как раз столкнули их всех и тут начали бить из автоматов по ним. И тогда… Корреспондент. Опять по мужчинам, женщинам и детям? Мидлоу. По мужчинам, женщинам и детям. Корреспондент. И по грудным детям? Мидлоу. И по грудным. Ну вот, мы стали бить из автоматов, но кто-то сказал нам, чтобы мы перешли на одиночные выстрелы, надо экономить боеприпасы. Ну мы и перешли на одиночные. Я разрядил несколько обойм. А после этого я как раз… мы как раз… рота стала собираться снова. Мы начали двигаться обратно… и перед собой пустили туков, чтобы, ну, вы понимаете, прикрыться… Корреспондент. Так. Мидлоу. …и когда мы начали движение… Корреспондент. Прикрыться. Вы имеете в виду с фронта? Чтобы они приняли на себя весь огонь, который может начаться с фронта? Мидлоу. Верно… На следующее утро мы совсем должны были уйти из района, уйти. А я наступил на мину на следующий день, на следующее утро, и потерял ступню. Корреспондент. И вы вернулись в США. Мидлоу. Я вернулся в США и потерял ступню… Корреспондент. Вы чувствуете… Мидлоу. Я чувствую, что меня обманули. Потому что Организация ветеранов урезала мою инвалидность. Они сказали, что культя моя хорошо залечена, хорошо действует и нет болей. Ну ладно, она хорошо залечена, но ещё очень далеко до того, чтобы она хорошо двигалась. И без боли?! Болит всё время! Я должен работать на ногах восемь часов в день. И к концу дня еле могу терпеть. Но мне надо работать. Потому что надо зарабатывать на жизнь. А Организация ветеранов не дала мне достаточного пособия. Корреспондент. Было ли у вас чувство вины за то, что вы сделали? Мидлоу. Ну, я чувствовал, что утром меня вроде бы наказали за то, что я сделал. Позже в тот день я чувствовал себя так, будто был наказан. Корреспондент. Почему вы сделали это? Мидлоу. Потому что я считал, что мне приказали… это казалось тогда именно так… в то время так казалось, что я делаю верное дело, потому что, так сказать, я терял приятелей. Я потерял, чёрт дери, очень хорошего приятеля, Боба Уолсона! И это давило на меня. Ну а после того, как я сделал это, я почувствовал себя хорошо. Только позже в тот день меня начало забирать. Корреспондент. Вы женаты? Мидлоу. Верно. Корреспондент. Дети? Мидлоу. Двое. Корреспондент. Сколько лет? Мидлоу. Мальчику два с половиной, а дочке полтора. Корреспондент. Естественно, вопрос приходит сам… отец двух таких маленьких ребятишек… как он может расстреливать детей? Мидлоу. У меня не было тогда дочки. У меня тогда был только маленький сын. Корреспондент. Как же вы стреляли по детям? Мидлоу. Я не знаю. Кто-нибудь другой думает об этом. Корреспондент. Как вы полагаете, сколько людей было убито в тот день? Мидлоу. Я думаю, около трёхсот семидесяти. Корреспондент. Почему вы называете именно такую цифру? Мидлоу. Так, по виду. Корреспондент. Значит, вы лично видели именно это число людей. И скольких из них убили вы сами? Мидлоу. Не мог бы сказать. Корреспондент. Двадцать пять? Пятьдесят? Мидлоу. Не мог бы сказать… просто очень много. Корреспондент. А сколько всего человек стреляло? Мидлоу. Ну, я и этого не знаю, честное слово. Там были другие… Там была другая рота… ну просто не могу сказать сколько… Корреспондент. Но ведь этих мирных жителей построили в линию и расстреляли в упор. Ведь их убивали не перекрестным огнём? Мидлоу. Их не выстраивали… их просто сталкивали в ров, а другие сидели, сидели на корточках… и в них стреляли… Корреспондент. Что эти жители — особенно женщины и. дети, старики, — что они делали? Что они говорили вам? Мидлоу. Им нечего было говорить. Их просто толкали, а они делали то, что им приказывали делать… Ну и просили, кричали: «Нет… нет…» И матери закрывали руками детей, но они попадали как раз под огонь. Ну, в общем, мы их держали прямо под огнем. Они махали руками и просили… Корреспондент. Это самое главное зрительное впечатление в вашей памяти? Мидлоу. Верно. Корреспондент. И ничего не тронуло тогда ваш ум или ваше сердце? Мидлоу. Много раз… много раз… Корреспондент. В то время, как вы стреляли? Мидлоу. Нет, не когда я стрелял. Мне казалось, что в то время я делал что надо. Я не знаю. Я просто… просто я почувствовал удовлетворение после того, что я видел там раньше. Корреспондент. Что вы имеете в виду? Мидлоу. Ну вообще, меня злость брала… как будто… ну, моих приятелей убивало, или они получали ранения, или… мы не могли ничего сделать… ну и это в общем-то было… больше всего это походило на реванш… Корреспондент. Вы называете вьетнамцев «гуками». Мидлоу. Гуки, верно. Корреспондент. Вы их считаете людьми? Вы считали их людьми? Мидлоу. Ну, вообще, они были людьми. Это просто слово, которое мы там узнали, вы понимаете. Любое слово, которое вы подбираете… Вы так называете людей. И вас как-нибудь называют… Корреспондент. Мне, естественно, приходит мысль… Я был там, во Вьетнаме, некоторое время, и я убивал во время второй мировой войны и всё такое. Но вот мысль, которая приходит… Мы столько говорили о том, что творили нацисты и японцы, но особенно что творили нацисты во время войны, жестокость, вы знаете. Очень многим американцам трудно понять, как молодые американские ребята могут выстроить перед собой стариков, женщин и детей и хладнокровно расстрелять их в упор. Как вы это объясните? Мидлоу. Не знаю. Корреспондент. Вам когда-нибудь потом снилось то, что произошло в Пинквилле? Мидлоу. Да, снилось… и до сих пор снится. Корреспондент. Что же вам снится? Мидлоу. Я вижу женщин и детей. Иногда ночью я даже не могу уснуть. Я просто лежу и думаю об этом… Интервью закончилось. Взволнованный корреспондент и довольно спокойный Пол Мидлоу исчезли с экрана. Через мгновение — каждая секунда паузы стоит денег, и немалых, — кто-то улыбчивый и бодрый уже настоятельно рекомендовал покупать что-то (я не мог запомнить, что именно), что принесет счастье обладателю. Потом были ещё разные новости. Милый, весёлый человек предсказывал с экрана погоду, делая это с обаятельной шуткой, и утверждал, что после полетов на Луну прогнозы погоды будут куда точнее, чем раньше. И казалось, прослушанное несколько минут назад интервью с убийцей было вымыслом или снято — кто знает, теперь все возможно! — на другой планете. Но нет, к несчастью — на нашей планете и не три десятка лет назад, во времена гитлеровского фашизма, а сейчас. И рассказывал человек в очках не о Лидице, не об Орадуре, не о том, как нацисты расстреливали людей под Минеральными Водами или в Белоруссии. И время другое. И страна другая. Но короткое и страшное слово — ров — то же самое. Есть снимки того, что произошло под деревней Сонг Ми (это правильное название Пинквилла). Один из участников преступления имел при себе фотоаппарат. Он продал снимки кливлендской газете. На одном на снимков впереди, прямо перед камерой и, следовательно, перед дулами автоматов, девочка лёт десяти. Она в ужасе пытается спрятаться за спину сжавшейся от страха женщины. Я невольно вижу под этим фото вместо подписи цитаты из разных выступлений разных весьма высоких американских политических государственных и военных деятелей. «Наша высокая миссия — освободить Южный Вьетнам от коммунизма!» «Цель демократической Америки — отстоять демократические свободы для вьетнамцев». «Мы не можем уйти из Вьетнама просто так и бросить народ на произвол судьбы. Мы должны думать о вьетнамском народе и о нашем престиже как защитнике демократии во всём мире!» Какое страшное звучание приобретает каждая из этих высокопарных фраз рядом со снимком! Через секунду после того, как щелкнул затвор фотоаппарата, щёлкнул другой затвор, и девочка была навсегда «освобождена» от коммунизма, от демократии, от всего на свете, от жизни. Потом ее бросили в ров. И потом еще добивали то ли автоматными очередями, то ли, в целях экономии боеприпасов, одиночными выстрелами. О том, что произошло возле деревни Сонг Ми, в Америке узнали две недели назад. Нет, не лейтенант Кзлли, не страдающий от бессонницы и маленького инвалидного пособия Пол Мидлоу, не фотограф-любитель из Кливленда, нет, не они рассказали о преступлении. Не их замучила совесть. Об убийстве под Сонг Ми впервые в Америке рассказал студент из Калифорнии — Райденаур. Служа в армии в 1968 году, он случайно услышал о том, что произошло под Сонг Ми, от солдат во Вьетнаме. Райденаур постарался узнать об этом как можно больше и разослал письма со сведениями, которые ему удалось собрать, в Белый дом, в министерство обороны, в государственный департамент, сенаторам. Он сделал это на свой страх и риск, хотя, как ему было известно, военные власти некоторое время назад «вели следствие» по поводу событий в Сонг Ми, но прекратили его «за неимением доказательств». Сразу нашлись заинтересованные лица, которые захотели проверить «мотивы» Райденаура. Но им не удалось обвинить его ни в принадлежности к компартии, ни даже к движению против войны во Вьетнаме, в котором он никогда не участвовал. Местность под Сонг Ми посетили агенты криминально-следственного управления армии. Они нашли там несколько рвов, заполненных телами людей — в основном женщин, стариков и детей. По сообщению одного официального лица, их насчитали там около 500. Вот только тогда в кливлендской газете появились фотографии самого преступления. Только тогда начали отыскиваться свидетели. Нет, это не муки совести. Это похоже на деловое решение — использовать последнюю возможность, чтобы продать выгодно собственность, которой ты владеешь и которую можешь потерять со дня на день. Я думаю, читатели не очень будут шокированы, если узнают, что за интервью, данное корреспонденту Си-би-эс, спокойный Пол Мидлоу запросил и получил сумму, выражающуюся пятизначным числом (само число держится в секрете, «порядочность» в бизнесе — святой закон в этой стране). Солдаты выполняли приказ. И это очень знакомо. Выполняли приказ. Чей приказ? Только ли лейтенанта Кэлли, бравого молодца, фотографии которого обошли все газеты Америки? Но тогда встает вопрос о людях, которые приказали начинать и вести эту незаконную и необъявленную войну, приказывали посылать во Вьетнам всё новых и новых солдат. Именно они, по выражению матери Пола Мидлоу, сделали из её сына убийцу. «Они забрали его во Вьетнам и заставили его там совершить то, что он никогда бы не совершил!» Именно их приказ повторял двадцатишестилетний лейтенант Расти Кэлли. «Расти был хорошим мальчиком, — вспоминает его тетка, сестра покойной матери. — В прошлое рождество он привез мне очаровательный браслет в подарок (это было рождество после преступления в Сонг Ми. — Так рассуждает его тётка из зажиточной семьи в Майами, где вырос убийца, отличавшийся в колледже «хорошими манерами, средней успеваемостью и отсутствием замечаний по поведению». И это тоже всё знакомо. Тяжело знакомо. И хорошие манеры. И подарки к рождеству. И неверие, тётки. И «генералы». История повторилась. И не как фарс. А как ещё одна трагедия. |
||
|