"Одинокий дракон" - читать интересную книгу автора (Шумилов Павел Робертович)

Одинокий дракон

Опять затишье на фронтах. Церкачи чего-то ждут. Лирины подопечные мастерят паровик № 2. Сама Лира мотается между тремя замками, привозит мне пачками на подпись патенты на грамотность. Сэм продал партию велосипедов (20 штук) купцу из Литмунда. Тит носит красную феску с кисточкой. Анну по-прежнему мучают угрызения совести. Учит детей, подолгу сидит за компьютером, а по вечерам тайком учится играть на гитаре. Лира говорит, что это мечта её голодного детства. Ей видней, у них с Анной каждый вечер посиделки. Полно женских секретов и тайн. Вчера, например, тайком летали подкармливать мобильный корпус. Отвезли два мешка соли и десять мешков сахара. Когда я спросил, почему так мало, покраснели, засмеялись и убежали.

А я хочу летать. Страшно хочу, безумно. Не помогает ни бег, ни плавание, ни вертолёт. Летаю во сне каждую ночь. Просыпаюсь, поднимаюсь на вершину скалы, сажусь между ветряков и вою на Луну. Как сейчас. Заработал подъёмник, кто-то едет сюда. Повыть не дадут дракону-одиночке.

— Коша, ты здесь?

— Здесь. Что-нибудь случилось?

— Не знаю. Тебе плохо?…

То ли утверждение, то ли вопрос.

— Я хочу летать.

— Мы с Анной подумали, что-то случилось. — Садится рядом, прижимается к тёплому боку. Накрываю её крылом.

— Видели, как я наверх поднимался?

— Нет, почувствовали, и всё.

— Как это?

— Ну, я же тебе говорила, когда тебе плохо, или ты голодный, я чувствую. И Анна тоже. И мама Сэма, только она тебя боится.

— Я тогда не понял. Тит мне ничего такого не говорил.

— Он тоже чувствует, только совсем слабо. Я спрашивала. Думаешь, Анна почему осталась? Когда она хотела уехать, тебе так тоскливо стало. Я отвела её в Замок, в твою комнату, показала картину, которую ты с неё нарисовал и объяснила, что тоскливо было, потому что она тебя почувствовала. Я сказала, что ты в неё влюбился с первого взгляда.

— Глупенькая, ты же ничего не поняла. Не в неё, а в драконочку.

— Вот-вот, и она так сказала. Так что не красней, а то мне жарко. И знай, что она для тебя всё сделает. Она говорит, что драконочка и она — это одно и то же. Ну, я пошла, а то проболтаюсь ещё, а она просила пока ничего не говорить.

Заинтриговала, встала и убежала. О чём пока не рассказывать? Когда кончится это «пока»? Сульпрыз готовят. Что же это получается, для всех я как стеклянный? Точно, Тит тогда почувствовал, что у меня зубы режутся. Почему я не чувствую, а меня чувствуют? Как такое получилось? Дурак! Как тебя сделали, так и получилось! Забыл что ли, кто ты? Биоробот. Кибер широкого профиля! С конвейера! Спокойнее, тебя люди слышат. Ты им спать не даёшь. Вот сейчас спущусь на полянку, вызову вертолёт, улечу к еб… морю, там и поплачу брату-киберу в железную жилетку.

Не дожидаясь остановки винтов, впрыгиваю в тёмную кабину, шасси — в режим катапульты на 5 G, управление — ручное, ручку шаг-газ на максимум, старт! Пол плющит мне рёбра, в глазах темнеет, земля проваливается вниз. Кто-то стонет в правом кресле. Анна.

— Хочешь, исполню одно желание, Мастер? Но только одно и самое-самое заветное.

— Не хочу.

— Ай-я-яй. Хочешь, но боишься. Посмотри на меня. Видишь, глаза зелёные, кончик языка раздвоен. А мочки ушей, подбородок. У меня экстерьер классической ведьмы. Волосы немного подкачали, но скажи — покрашу. Я не рассказывала, за что мою бабушку сожгли? Таланты передаются в третьем поколении, слышал? Я — оно и есть, третье. Теперь оглядись. Знаешь, где мы? Это Лысая Гора. И сегодня полнолуние. Оценил обстановку? Говори желание.

— Перестань.

— Ладно, тогда выберу сама. Слава Богу, за восемь лет в борделе мужиков изучила. Молодым нужна женщина. Верная и преданная. А зрелым нужно ещё, чтоб эта женщина нарожала им детей. Так?

— Хочешь ударить побольнее? Зачем?

— Потерпи ещё чуть-чуть. И через пять минут я позволю тебе носить меня на руках. Что нам нужно, чтобы получить драконью женщину? Нам нужно несколько драконьих сперматозоидов, кусочек драконьей ткани, одна яйцеклетка, организм-носитель и 13 лет толкового воспитания. Сперматозоиды ты дашь. Организм-носитель стоит перед тобой. Яйцеклетку можно тоже у него взять. Вообще, можно хоть лягушачью икру, всё равно из неё ядро удалять, но мне родная больше нравится. Воспитывать поручим Титу и Лире. Тебя к детям на километр подпускать нельзя, зануду такого.

— Ничего не получится. Я моделировал на компьютере.

— Видела я эти записи. Дилетантский подход. Пытался пинками загнать природу в рамки. Получил кукиш с маслом и плохое настроение. Ты проверял модель двуполого размножения, так?

— Так.

— А надо было проверять двуполое внутриутробное почкование!

— Как это? Никогда о таком не слышал!

— Ещё бы! Я это название только вчера придумала.

Прокручиваю в уме результаты своих экспериментов. Почкование подходит.

— Как ты до такого додумалась? Это же гениально!

— Подсмотрела тайком, как драконы размножаются.

— Анна, не шути, я поверить могу!

— Я серьёзно. Один дракон — это ты. Твоя модель в компьютере. Второго, точнее вторую я из тебя сделала, когда хромосому Y на X заменила. Данные томографического обследования оставила твои, а хромосомный набор подсунула новый. Прокрутила на компьютере год развития, и порядок! Из тебя такая матрона получилась! На семь тонн. Дальше — совсем просто. В нужное место, в нужное время подсунула твой сперматозоид. И через четыре месяца получила прелестную девочку длиной пятнадцать сантиметров. Для такой махины, как ты, родить такую кроху — всё равно, что пописать. Никаких схваток, родовых мук. Даже завидно. И всего четыре месяца. Это то, что я выяснила вчера. А сегодня выясняла, могу ли я родить дракона.

— Можешь?

— Шутишь? Я же человек! Порода не та. Не смогу. Придётся делать кесарево сечение. С такими эскулапами, как у тебя в Замке, не страшно. Да, перед вынашиванием мне придётся слегка забеременеть, чтоб перестроился организм и понизился иммунный барьер. А на втором месяце сделать подсадку твоей ткани. И уж потом — внедрить в неё яйцеклетку. Начнётся перерождение окружающих тканей. И через 13 лет ты получишь свою драконочку. Можно через 10, но 13 — ведьмино число, к обстановке подходит. И начнёте вы плодиться и размножаться. И будет это хорошо. Ну как, будешь меня на руках носить?

— Анна… Хоть все тринадцать лет! Но откуда ты так здорово биологию знаешь?

— В Риме изучила. Хотела себе руку пересадить или вырастить. Только мои друзья химики не смогли синтезировать гормональные препараты. Я решила, что всё это, все эти Повелители — красивая легенда.

Итак, я не биоробот, а обычный искусственный организм. Свободный, как птица! Хорошо быть настоящим! Стоп! Но в 22-м веке драконов не было. Если мы сейчас начнём размножаться, время не даст нам по зубам, как Повелителям? Вдруг начнётся война между людьми и драконами? В которой нас истребят, так как драконов в 22-м не было.

— Анна, есть проблема. — Выкладываю свои сомнения.

— До чего с тобой трудно, Мастер. Да любой мужик за такое предложение мне бы пятки целовал. С виду ты такой решительный. Всё знаешь, всё умеешь, всё у тебя получается. А как копнёшь поглубже, всё ощупью, всё наугад. Ты сам-то хоть знаешь, чего хочешь?

— В самую точку, Анна. Знаешь такую карту — джокер. В определённых условиях может заменить любую. А теперь представь, что этот джокер попал на шахматное поле. Правила неизвестны, кто как бьёт, где свои, где чужие, непонятно. Куда ходить, и вообще, кто ты сам, неизвестно. Всё ощупью. Ошибся — цепью по носу. Обидно и очень больно.

Сирена ворвалась в мой сон. Скатываюсь с матраса, трясу головой. Сирена замолкает, включается на полную мощность трансляция. Голос Анны.

— Мастер, Тит, Лира, скорей в экранный зал!

На ходу смотрю на часы: 4:30 утра. Анна вчера дежурила в экранном зале, наблюдала за магистром. Чего-то ждала. Видимо, не ложилась. Догоняю Тита, подхватываю и несу. Так быстрее. Лира уже на месте.

— Мастер, останови магистра. Только быстрее, — говорит Анна бесцветным голосом. — Тут записи.

Давит на клавишу, загорается большой экран. На экране — обеденный зал Литмундского монастыря. Идёт собрание. Анна несколько секунд смотрит на экран, потом медленно отходит к дальней стене и садится прямо на пол.

— Подведём итоги, — говорит магистр с экрана. — Вы не смогли найти альтернативного решения, поэтому в силе остаётся мой план. Весь район уже оцеплен четырьмя зонами карантина. С завтрашнего утра все дороги будут перекрыты. Эти превентивные меры не позволят выйти эпидемии из-под контроля.

— Но от бирюзовой хвори умирают девяносто девять из ста!

— Брат Хилтук, вы не поняли, что на карту поставлена судьба всего нашего дела. Что для вас дороже — тысяча лет борьбы или восемьдесят тысяч всякого сброда?

— А если план провалится? Я имею в виду — если слуги дракона не умрут?

— Исключено. Они будут первыми, им некогда будет изготовить сыворотку. Пассивный период развития болезни длится месяц, а активный всего два-четыре дня. Прежде, чем они узнают, что заражены, болезнь зайдёт слишком далеко.

— Хорошо, а каковы будут наши потери?

— Не более 1–3 процентов от прошедших вакцинацию.

— Что будет с драконом?

— У меня есть веские причины полагать, что бирюзовая хворь подействует и на дракона. Если же нет — остаются обычные яды.

— Я против. Этот план слишком опасен. Ставим на голосование.

— Голосования не будет, брат Фенимор. План принят к исполнению с разрешения Рима.

Экран гаснет, потом загорается снова. Качество изображения отвратительное, снято в инфракрасных лучах через занавеску, но можно разобрать, что магистр и ещё один человек осторожно вставляют остроконечные ампулы в кармашки широкого кожаного пояса, вроде патронташа. Вызываю на экран время записи. Снято полчаса назад.

— Кто знает, что это за бирюзовая хворь?

— Искусственная болезнь, Мастер, — отзывается Анна, оторвав пустой взгляд от пола. — Смертельная и очень заразная. Целый месяц ходишь, как здоровый, разносишь её по свету, потом два дня горячки, и тебя уже нет. Магистр обманул братьев. Из них каждый десятый умрёт. Не верю, чтоб Рим дал своё согласие. Для этого нужно созвать синод, а половина его членов — старые трусливые маразматики.

— Где сейчас магистр?

— Завтракает перед дальней дорогой. Лира, он начнёт с твоего замка. Потом — замок Блудвилов. Дальше — пойдёт по деревням. Будет заражать колодцы.

Лира вскакивает и бежит к выходу. Переключаю экраны, ищу магистра. Вот он, одевается. Приказываю всем ёжикам-разведчикам в районе монастыря двигаться к перекрёстку дорог у ворот. Лира! Она сейчас наделает глупостей.

— Тит, останови Лиру, приведи сюда. Она мне нужна здесь!

В районе монастыря пятнадцать ёжиков с огнемётами и около сотни поливальщиков и мышеносцев. Остальные огнемётчики разбросаны по всей округе. Я ведь отказался от плана сжечь технику, использовал их как простых наблюдателей. Вызываю все три вертолёта и направляю на сбор огнемётчиков.

Врывается разъярённая Лира, в доспехах, с арбалетом в руке.

— Коша, верни вертолёт! Мне нужно туда!

Чем её занять? Чем бы её занять?

— Садись за пульт, это приказ. Сейчас не до игр. Мне надо знать, кто из церкачей где. Особенно в фургонах на заднем дворе и пристройке.

Лира секунду раздумывает, потом арбалет и железные перчатки летят в угол, она уже за пультом.

— Оставь мне двух мышей для наблюдения за магистром, остальные твои, — наблюдаю, как лихо Лира берётся за дело.

Появляется Тит. Замечает Лиру и садится на своё место по аварийному расписанию.

Магистр тем временем приклеивает короткую бородку, усы. Типичный купец. Как там мои ёжики? Дюжину огнемётчиков оставляю у перекрёстка, остальных гоню к задней стене монастыря. От перекрёстка до ворот метров триста, значит пять минут у меня есть. Расспрашиваю Анну об искусственных болезнетворных микробах. Бирюзовая хворь — из самых опасных. Нулевая группа. То есть, как я понял, страшнее нейтронной бомбы. Даже вакцину делают на основе другого вируса. Генетического предка этого. Очень похожего, но не столь смертельного. До сих пор бирюзовая хворь нигде не применялась. Всё, хватит думать. Это работа, просто работа. Грязная, гнусная, но необходимая. Дезинфекция. Кто-то должен её сделать. Не Лира же. Ей и так хватило.

Магистр выходит из ворот. Несколько человек поднимаются на стену и смотрят ему вслед. У меня всё готово. Не хочу, не хочу! Зачем я в это ввязался? Хоть бы лицом к лицу, а так…

Лира докладывает, что четыре человека, сопровождавших фургоны, в пристройке. Упаковывают вещи. Переключаю изображение с перекрёстка на маленький экран перед собой и выключаю звук.

Магистр на перекрёстке. На дорогу с четырёх сторон вылетают ёжики. Он останавливается, оглядывается. Тугие струи огня бьют ему в поясницу. Туда, где под одеждой спрятан патронташ с ампулами. Пылающая фигура подпрыгивает метра на два, падает на землю, извивается, сучит ногами. Огненные струи иссякают. Вторая четвёрка огнемётчиков занимает позицию и поливает огнём уже неподвижное тело. Последняя четвёрка обрабатывает землю в радиусе трёх метров от тела. Там, где только что был человек, гудит огромный костёр дымного пламени.

Переключаюсь на вертолёты. На трёх бортах уже около полусотни огнемётчиков. На максимальной скорости и бреющем полёте веду машины к задней стене монастыря. Смотрю на Лирины экраны. Все бегут к воротам. Но на заднем дворе крики не слышны. Гул вертолётов тоже слышен слабо. Сажаю машины, поток ёжиков исчезает в норах под стеной. Вертолёты тут же улетают. Ёжики занимают исходные позиции.

— Кто в пристройке?

— Четверо из фургонов, — отвечает Лира.

Дверь пристройки открывается, человек в белом халате прислушивается. Даю приказ. Один из ёжиков разгоняется до максимальной скорости, подпрыгивает, как ядро бьёт человека в живот, опрокидывает на спину. Трое других влетают в дверь, разбегаются по помещениям. Командую, и в доме раздаются четыре взрыва, слившиеся в один. Тут же в выбитые окна бьют струи жидкого огня. Обрабатываю огнём внутренние, потом наружные стены дома и землю перед ним. Дом превращается в кипящий огненный котёл. Теперь — фургоны. Поливаю их огнём, взрываю нескольких ёжиков под днищами. Из-под одного фургона растекается лужа жидкости, которая горит зелёным пламенем. Обрабатываю фургоны и землю вокруг, пока не кончается боезапас последнего ёжика. Даю приказ отправить уцелевших ёжиков на перезарядку, отхожу к стене и ложусь на пол рядом с Анной. Дезинфекция закончена. Если только бирюзовая хворь не вырвалась на свободу раньше. Осматриваю экраны. Человек двадцать стоят рядом с кругом чёрной, дымящейся земли. В центре — обугленная скорчившаяся фигурка размером не больше десятилетнего ребёнка.

— …Которые были в них; и судим был каждый по делам своим. И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это — смерть вторая, — бормочет Тит. — И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное…

«Это сделал я, — говорю я себе. — Я бросил их в озеро огненное. Я должен был это сделать и я это сделал». В голове ни одной мысли, в груди пусто. Лапы дрожат. С удивлением наблюдаю за собственным хвостом. Он живёт своей жизнью. Судорожно извивается, сворачивается кольцами. Прижимаю его лапой.

Анна отрывает взгляд от пола.

— Отличная работа, Мастер, — говорит она тихим, бесцветным голосом. — Карантин уже объявлен, теперь здесь год никто из наших не появится. У тебя год спокойной жизни. Спасибо, что не тронул остальных.

Поднимается, медленно идёт к двери, стаскивая на ходу куртку. Некоторое время тащит её за собой, потом отпускает, уходит. Куртка остаётся на полу тёмно-красным пятном. Долго-долго смотрю на дверь. Тёмно-красное пятно на светлом фоне пола… Что-то это обозначает. Я должен вспомнить. Где-то такое уже было…

Вскакиваю, вышибаю корпусом дверь, бегу за ней. Предметы одежды, как маячки, указывают путь. На балкон. Она стоит обнажённая на самом краю и смотрит на солнце. Бесшумно пробегаю последние двадцать метров, цепляюсь, чтоб затормозить, лапой за косяк, разворачиваюсь, обхватываю её хвостом за талию и оттаскиваю от края.

— Больно же, Мастер, — сдавленно стонет она. — Верно Лира говорила, ты всегда успеваешь. Я сейчас на тебя жизнь поставила, гадала, успеешь ты, или нет, прежде, чем до ста досчитаю.

На балконе холодно, поэтому прижимаю её к себе, заворачиваю в перепонку крыла.

— Бесполезно, Мастер, — говорит она. — Не будешь же ты меня вечно караулить.

— Анна, это самый лёгкий, и потому неправильный выход.

— Мастер, ты совсем книжек не читаешь, — грустно улыбается она. — Во всех романах пишут: «Смыть кровью позор предательства». Тёмный ты, Мастер. Но всё равно — спасибо.

— Какое предательство? Ты город спасла! Тебе там памятник поставят.

— К чёрту этот город. Хоть бы он сгорел дотла. Вместе с борделем.

— Ну хорошо, летим в Литмундский монастырь и проведём там голосование, которое магистр не дал провести. Если церкачи проголосуют за проект магистра, я сам тебя с балкона столкну, идёт?

— А если нет?

— Тогда ты станешь новым магистром Литмундского монастыря. Там давно пора навести порядок.

От этих слов Анна вся напряглась. Видимо, я опять что-то не то ляпнул.

— Идёт, Мастер. Я возвращаюсь в монастырь. Пусть будет, как ты сказал. — Вырывается и уходит к себе, подбирая по дороге одежду.

— Анна, постой…

Анна вернулась в монастырь. Замок сразу как-то опустел. Из вещей взяла только одежду и гитару. От коммуникатора отказалась. Связалась через ёжиков со своей командой в Пиитетовой пустыни и перевезла на вертолёте около 30 человек в Литмундский монастырь. Разумеется, тайком от начальства. Пиитетский совет, прочитав её записку, пришёл в бешенство. Анна же провела скоротечную предвыборную кампанию и уже вечером одержала победу на выборах, значительно потеснив двух других претендентов. Запугав одних, пообещав защиту от леди Тэрибл другим, она получила 70 % голосов и была избрана магистром Литмундского монастыря на пятилетний срок.

Ещё перед её уходом мы провели совет, на котором было решено установить по району карантин сроком 45 суток. Магистр неоднократно отлучался из монастыря и вполне мог выпустить заразу в мир, не дожидаясь официального разрешения Рима. Или наоборот, с целью получить таковое. Народу решили объявить, что эпидемия свирепствует где-то за Литмундом, не указывая точного места. Поскольку патрули церкачей перекрыли все пути сообщения, опровергнуть эту информацию чрезвычайно трудно.

На следующий день Анна послала по деревням гонцов с барабанами скорби. Гонцы зачитывали приказ монастыря, запрещающий под страхом смерти посещать соседние деревни в течении полутора месяцев. Я записал тревожный гул барабанов, надиктовал аналогичный текст от имени леди Тэрибл и послал вертолёты транслировать запись через мегафоны.

Анна ведёт себя непонятно. Приказала зарыть норы ёжиков под стеной, и сделать одну рядом со створкой главных ворот. Строжайше запретила кому бы то ни было трогать ёжиков, однако сама ловит всех подряд, выносит за ворота, и там отпускает. Через некоторое время эта процедура по молчаливому согласию сторон сократилась до окрика: «Ёжик, стой!» и красноречивого жеста в сторону ворот.

На третий день в монастыре состоялось второе всеобщее собрание, созванное по инициативе брата Полония и «фракции мокрых штанов», как окрестил их Тит. Брат Полоний, напуганный до дрожи в коленках страшной смертью магистра, напомнил присутствующим, что леди Тэрибл приказала отменить патенты на грамотность и открыть гимнасии. Началась шумная перепалка. Анна не вмешивалась около получаса, пока дело чуть не дошло до потасовки. Потом объявила своё решение:

1. Отменять патенты никто не собирается. (Шумное ликование в стане старообрядцев.)

2. Патенты будут выдаваться бесплатно. (Настороженное молчание.)

3. Наказание за книгочейство без патента придётся отменить.

4. Организация гимнасий после снятия карантина поручается брату Полонию. (Сдержанные усмешки.)

5. Брату Полонию же поручается провести в монастыре цикл лекций и семинаров по темам: история церкви, история Пришествия, цели и задачи церкви в настоящем и будущем. Присутствие на занятиях для всех обязательно. Планы лекций и семинаров утверждаются лично магистром. (Всеобщее уныние и сдержанное недовольство.)

6. По утрам во дворе монастыря будет проходить торжественная линейка с подъёмом флага, оглашением новостей и приказов.

7. Собрание закрыто, все свободны.

Обо мне — ни слова. Точнее, в контексте проскальзывало, что есть мол такой дракон на посылках у леди Тэрибл. По-моему, это хорошо.

Объявление карантина добавило забот. Во-первых, в Замке ночевало почти четыре десятка ребятишек из различных деревень. Во-вторых, Сэм остался в замке Деттервилей, а его мать — у нас. Бедная женщина плакала и умоляла отпустить её к мужу или сыну. Под конец разозлилась, и совсем перестала меня бояться. Ну не мог я её отпустить, не мог. У меня сорок детей на руках, и два мужика на всю ораву. Детишки тоже скучают по родителям.

Селяне — интересный народ. В первый день объявления карантина были жутко напуганы. Но уже на второй каждый решил, что карантин, конечно, нужен, но конкретно его не касается. Пришлось принять драконовские меры. Кого пугнул огнемётом, кого усыпил газом. Вскоре выработал алгоритм и поручил контроль за перемещениями селян главному компьютеру. Алгоритм простой. Ёжик усыпляет перебежчика, вертолёт подвозит четырёх киберов — двух ремонтников-универсалов и двух спортивных, из зала фехтования, с огромными двуручными мечами. Ремонтники кладут нарушителя на кусок брезента и тащат в родную деревню ногами вперёд. Спортивные киберы идут сзади и время от времени, будто от нечего делать, показывают приёмы владения мечом. Дотащив, сваливают задом в лужу, если мужик, или на травку, если баба, и дают понюхать нейтрализатора.

Тит подсказал решение проблемы родителей и детей. Посоветовал в каждой деревне установить коммуникатор с большим экраном. Обсудив с Лирой и Мерлином, разработали проект типового узла связи. Небольшой домик, на крыше ветряк, на чердаке компьютер, аккумуляторное и антенное хозяйство, в зале пять метровых экранов, пять телепередатчиков, пять клавиатур с двадцатью четырьмя клавишами шесть на пять сантиметров. На клавишах — название и фотография деревни, так как читать умеют единицы. Всем хозяйством управляет один компьютер и кибер-посыльный. Функции кибера — поддерживать чистоту и порядок в помещении и оповещать абонентов о вызовах. Управление терминалом связи чрезвычайно простое: ткнул пальцем в картинку нужной деревни — и вот она на экране. Кибер-посыльный вежливо интересуется, кого позвать. Первый узел мы развернули в Замке, следующие — по деревням, дети из которых застряли у нас из-за карантина. Дальше — по крупным деревням, потом — по всем остальным. Все работы вели киберы. Их легко дезинфицировать. Я опасался, что народ будет бояться ветряков, но обошлось. Их приняли за маленькие ветряные мельницы. Интересовались у кибера, почём смолоть мешок зерна. Сердились и жаловались старосте: вот, мол, мельницу поставил, а, так его, растак, цену не назначает. Первыми освоили узлы связи дети, побывавшие в Замке. Потом — их родители. Потом мужики. Последними — бабы. Но зато эти — всерьёз. Расставили видеотерминалы так, как им удобней, по углам, натащили лавок, скамеек и скамеечек, цветных половиков и ковриков и начали устраивать вечерами посиделки. С шитьём, вязанием, грудными детьми, заунывным пением и частушками. Человек двадцать в зале, да восемьдесят на экранах. Жуть. Мужику войти страшно. Тоже загадка. Посиделки — это же чисто русский менталитет. Откуда это здесь? И лапти церкачей. И имён русских много. Правда, испанские тоже встречаются. А Поль О’Цынь — это в переводе с ирландского Поль Цынович. По внешнему виду — негр. Странно, однако.

Анна запретила устанавливать узел связи на территории монастыря. Лира поручила киберам установить его снаружи, недалеко от ворот. Анна запретила киберу посыльному появляться на территории монастыря, велела передавать вызовы монастырскому привратнику. Впрочем, как только узел заработал, первая испытала его, побеседовала с Лирой, Титом, Мерлином. Потом созвала небольшое собрание и объяснила всем церкачам, как пользоваться узлом. Со мной беседовать отказалась. Впрочем, это неважно. Каждый день я посылаю ёжика встретить её после обеда. В первые дни ёжик сразу отсылался за ворота. Позавчера был назван колючкой и поглажен по спинке. А сегодня я задержал ёжика на десять минут. Анна волновалась и нервничала. Когда ёжик всё-таки появился, успокоилась и сказала: «Пошёл вон, бездельник!» И даже погрозила кулаком.

Взялся за приручение церкачей из мобильного корпуса. Отправил в Пиитетову пустынь два вертолёта. На одном — 12 тонн продуктов. Соль, сахар, мука, мясные консервы в банках, сгущёнка. На другом всякая мелочь типа гвоздей и инструменты. Кроме простых — молотков, топоров, коловоротов, рубанков — всё для развёртывания кузницы и хорошей мастерской. Вертолёты, сохраняя строй, дважды на минимальной высоте облетели Пиитетову пустынь, вызвав тихую панику. Потом синхронно приземлились во внутреннем дворе. Пока универсальные киберы разгружали, внушительного вида спортивный кибер с двуручным мечом на боку вручил запечатанный пакет какому-то обалдевшему церкачу. В пакете кратко перечислялись последние новости. Подтверждалось объявление карантина. Подтверждался приказ перекрыть перевал. Сообщалось об уничтожении магистра и лаборатории эпидемиологов (без уточнения, до или после акции по заражению). Прилагалась стенограмма протокола собрания по выборам нового магистра. В конце сообщалось, что Анна поручила Дракону переправить кое-какие мелочи в Пиитетову пустынь. Подпись — Анна, магистр ордена Пришествия Литмундского монастыря. Разумеется, всё сообщение написано почерком Анны, синтезированным компьютером. Очень довольный собой, я через узел связи отправил Анне отчёт о проделанной работе и сел ждать. Через 15 минут разъярённая фурия, больше напоминающая дикую кошку, чем Анну, ворвалась в узел. Минут пять я слушал не перебивая, потом попросил кибера на том конце включить на пять секунд аварийную сирену. Это подействовало.

— Согласен, я собачий ребёнок, гибрид вампира с крокодилом, свинья подколодная в четвёртом поколении. Повтори свои вопросы ещё раз и помедленнее.

— Зачем ты это сделал? Пошли вон, суки! — Последнее не мне, а привратнику и охранникам ворот, прибежавшим на звук сирены.

— Фу, как грубо.

— Не могу иначе. У меня 150 мужиков, их надо в железной узде держать. Если расслаблюсь, они мне монастырь в бордель превратят. Ну так зачем ты это сделал?

— У тебя 150 мужиков, а в Пиитетовой пустыни 400. Когда карантин кончится, у кого больше власти будет?

— Поэтому ты решил их подкормить.

— Поэтому я решил их подмять. Под тебя. Пусть пока привыкают к мысли, что ты для них — Бог и царь. Папа Римский. Будешь время от времени передавать им какие-нибудь приказы, обязательные к исполнению. И подбрасывать в нужное время нужные вещи. Например, варежки зимой. Кончится карантин, ты их тёпленькими получишь, вместе с потрохами.

— Ты не их, ты меня под себя подмял. Ну чего так удивлённо смотришь? Мастер, ну почему, почему ты не оставишь меня в покое, а? То пряник дашь, то в душу плюнешь.

Опять обидел. Хотел, как лучше, а получилось… как всегда.

Лира всерьёз занялась заселением Замка. Недалеко от Литмунда имеет место быть приют для подкидышей. Кто-нибудь, обычно мать, приносит ребёнка, кладёт на широкую галерею и звонит в колокол. Сама скрывается в парке. Через некоторое время выходит сестра и забирает ребёнка. Лира повадилась перехватывать молодых матерей в густом парке и устраивать им допрос. Причём, такой допрос, что не приведи Господи! Во-первых, дело, как правило, происходит поздно ночью. Во-вторых, женщину окружают четыре ёжика, которые работают стереоколонками. Бедняжке кажется, что та, которая задаёт вопросы, ходит невидимой вокруг неё. То ли добрая фея, то ли привидение. Откуда у Лиры такая страсть к театральным эффектам? Неужто от меня? Если выясняется, что женщина подходит по каким-то, одной Лире известным критериям, один из ёжиков выпускает облако сонного газа, и киберы грузят добычу на вертолёт. Пробуждение обставляется с максимальной пышностью. На крестьянских девушек это очень действует. У метода только два недостатка. Во-первых, к сорока сравнительно взрослым непоседам прибавилось ещё пять грудных детей. Во-вторых, нарушение равновесия полов: прибавилось пять девушек и только один парень, отец одного из грудников. И тот оболтус. В голове — ветер, руки не тем концом вставлены.

Я по-прежнему вою на Луну. С каждым днём всё больше чувствую свою ненужность. Машина запущена, процесс пошёл. Главный компьютер набирает опыт создания новых баз, обучения детей. А это — краеугольные камни нашей программы. Перспективный план развития может разработать Лира. Недавно вызвал на экран план развития базы и даже икать начал. От замка Деттервилей запланирована прокладка тоннелей к замку Блудвилов, Литмундскому монастырю и приюту для подкидышей. От второй базы — к Пиитетовой пустыни. Суммарная длина тоннелей — больше двухсот километров.

Изучил в файлах медицинского компьютера всё, что относится к размножению драконов. Так и не понял, в чём разница между обычным внутриутробным развитием плода и двуполым внутриутробным почкованием. Но Анна разницу видит, и компьютер тоже. Оказывается, главный компьютер больше 300 часов занимался генным проектированием драконочки на основе моей генной матрицы. 300 часов умножить на 16000 процессоров, это не шутки! Потом аппаратура генной лаборатории собирала хромосомный набор по проекту и выращивала культуру ткани. Вот она, эта ткань драконочки, в холодильнике. Больше двух граммов. Аккуратно закрываю крышку холодильника и совсем забываю, что нужно контролировать эмоции. Прибегает Лира. В мокром переднике, с закатанными по локоть рукавами — из яслей, купала малышей. Учится быть мамой. Это у неё называется «Лабораторная работа по основам продолжения рода». Несколько двусмысленно утверждает, что учиться нужно на чужих ошибках. Тащит меня к вертолёту, летим к морю. Оказывается, от моих переживаний все девчонки в Замке плачут, особенно грудные. Погода под стать настроению. Свинцовые валы неторопливо обрушиваются на берег. Серое небо, серое море, пожухлая трава. Лира требует, чтоб я объяснил, что со мной происходит. Расправляю правое крыло с бахромой сорванной перепонки. Потом рассказываю об открытии Анны и опасности войны людей с драконами. О всех прелестях односторонней эмпатии, когда все чувствуют твои эмоции, а ты — нет.

— Коша, нужно держаться, — заявляет Лира.

— А я что делаю?

— А ты страдаешь, — шмыгает носом. — И от этого все страдают.

— Хорошо. Выстрою себе берлогу у Волчьих гор, перееду туда. Будешь навещать меня по выходным.

— Коша, тебе сейчас никак нельзя уезжать. Без тебя всё развалится.

— Почему? Всё налажено, всё работает. Никто на нас не охотится, церкачи не докучают.

— А взгляд дракона?

— Что взгляд дракона?

— Ты серьёзно не знаешь?

— Я же тебе говорил, мыслей читать не умею.

— Мы с Анной думали, ты знаешь. Когда ты рядом, никто врать не может. Ну не то, чтобы совсем не может, просто очень стыдно. Анна говорит, такое впечатление, будто все знают, что ты врёшь, только в глаза плюнуть стесняются. Мы решили, что это и есть то, что в легендах называют «взгляд дракона». Коша, а ты не можешь передавать свои чувства послабее, как раньше?

Опять все вокруг знают про меня больше, чем я сам. Почему так?

— Расскажи об этом поподробнее.

— Ну, раньше, до того, как меня Деттервиль похитил, я тебя еле чувствовала. Только когда ты рядом был. Сэм тебя и рядом не чувствовал. А теперь я тебя за километр чую. А Сэм, Тит и другие мужчины — если вы в одной комнате.

Что произошло за это время? Во-первых, с кем произошло? Сэм не менялся, а я опять головкой стукнулся. Значит, со мной. Теперь — что произошло. Я поломал все косточки, которые смог, и начал регенерировать. В крови появились какие-то гормоны, управляющие регенерацией. Нейроны, видимо, решили, что их это тоже касается и наладили дополнительные связи. Нет, чтобы умнее стать, так я начал, как хорошая радиостанция, транслировать в эфир свои эмоции. Если ещё раз стукнусь, меня, наверно, и в Литмунде услышат. Или все смогут читать мои мысли. Буратино, ты сам себе враг. Анна говорит, у меня девять жизней. Тогда эта — третья? Господи, каким монстром я в девятой жизни буду…

Лира просит перевести то, что я машинально нацарапал на песке. LIVE — EVIL. Жить — зло. Англичане — мудрые люди. Как в детской загадке — ответ тут же, написан задом наперёд. Перевожу.

— Но почему, Коша? Ведь всё идёт, как ты задумал. Мы строим новые базы, учим людей. С церкачами поладили. А крыло у тебя новое вырастет.

— Наверно, потому, что мечта драконов заключается вовсе не в строительстве новых баз. Я сейчас даже не помню, о чём мечтал до того, как Тита на болоте встретил. О чём думал, помню, а о чём мечтал — нет. У тебя есть мечта?

— Конечно, есть. Раньше я мечтала стать леди. Потом — отомстить магистру. А теперь мне надо продолжить род Тэриблов. Чтоб совсем не угас. Я ведь последняя осталась.

— Вот-вот.

— Ой, Коша, прости! Ты ведь тоже последний… А ты точно уверен, что драконов не было в 21-м веке?

— Точно.

— А в 22-м?

— На 90 процентов.

— А в 23-м?

— Не помню.

— Значит, в 23-м веке драконы могут быть. А десяток драконов в 21-м веке погоды не испортят! Ты сам говорил, людей — миллиарды, а драконов будет совсем немного. С исторической точки зрения никто и не заметит.

— Ничего это не значит. Это значит только то, что я не знаю. Повелители уже пытались обмануть время. Сама видишь, чем кончилось.

— По-моему, ты просто трусишь.

— Правильно. Трушу. Мне нельзя рисковать. Если б дело меня одного касалось…

— Ага, Блудвил то же самое говорил: «Я не за себя боюсь, а за сына». А кто трусит, тот никогда не побеждает.

— Глупенькая, может я как раз и боюсь победить. Человеческая самка сколько детёнышей может родить за свою жизнь? Меньше двух десятков. А драконская? По два каждый год. И это так, между делом. Никаких неприятных ощущений и родовых мук. Ты знаешь, сколько лет живут драконы? Никто не знает. Компьютер так и не обнаружил предела. Живут, пока не надоест. И каждый год по два дракончика. А у тех через десять — пятнадцать лет — ещё по два дракончика. Уяснила, сколько нас может стать к 23-му веку?

— Коша, я не знала. Но всё равно, за счастье нужно бороться. Ты сам так говорил.

— Всё правильно. Тебе нужно бороться. Это твоё время, твоя планета. А я здесь — как заноза в пятке. Выполню своё предназначение и исчезну без следа. Вот послушай:

— По-моему, это из японской поэзии. Правда, красиво?

— Не знаю. Ты любого переспоришь, но ты не прав! Мы с Анной обязательно что-нибудь придумаем. А ещё я хотела тебе предложить сшить перепонку из брезента, если тебе вертолёт не нравится.

— Перепонка из брезента… Перепонка… Если её надеть на крыло, как перчатку, пристегнуть у хвоста… Лира! Ты умница! Нет, спереди тоже надо пристегнуть… Если сползёт, я опять шлёпнусь. Получается сбруя, как на лошади. Ремень под крылом — и к хвосту… Летим скорей назад!

Подходим к моей комнате и обнаруживаем, что к двери крест-накрест приварены два солидных швеллера. Смотрю на Лиру, она на меня. Отлавливаю кибера и спрашиваю, что это значит. Кибер не в курсе. Главный компьютер информационной централи тоже не в курсе. Компьютер инженерной базы выделил трёх киберов-ремонтников на полчаса для монтажно-сварочных работ по приказу человека. Какого человека, что за работы, не знает. Компьютер склада выдал два швеллера киберам. Ищем киберов. Все трое ничего не помнят. Видимо, получили приказ забыть. Даю задание прочитать содержимое чёрных ящиков нашкодивших киберов. Чёрные ящики пусты. Записи стёрты около часа назад. Выясняем, кто стёр содержимое чёрных ящиков. По косвенным уликам находим ещё одного кибера. Сам он тоже ничего не помнит, но в его чёрном ящике сохранилась запись, что приказ стереть чёрные ящики злоумышленников исходил от одного из них. Что называется, концы в воду. Видимо, кто-то из вундеркиндов подшутил. Вот они все, из-за угла выглядывают. Иначе чего бы они здесь столпились? Приказываю киберам срезать швеллеры и открыть двери. На столе фотокопия записки:

И силуэт драконочки, нарисованный одним движением пера.

Интересно получается. Детишек куда не надо не пускаю, а любой церкач может… В системе безопасности базы огромная дыра. Анна, со свойственной ей деликатностью, тонко намекнула…

— Здорово! Как ей это удалось? — спрашивает Лира.

— Через узел связи. Вызвала кибера и объяснила ему, что делать. Твой магистр из нас мокрое место бы сделал.

— Нет, это понятно. Как она дракона нарисовала!

С брезентовым протезом перепонки оказалось всё далеко не так просто, как хотелось. Во-первых, прочность материала. Во-вторых, упряжь, которая должна одеваться на меня, чтобы удерживать перепонку. В-третьих, протез не должен мешать нарастать настоящей перепонке. Пришлось пойти на крайний шаг — продырявить левую, здоровую перепонку в трёх, а растущую правую — в семи местах. Иначе упряжь скользила и не удерживала перепонку так, как надо. Чтоб дырки не зарастали, в них вшили кольца из пластика с губчатой окантовкой. Жду с нетерпением, когда кольца врастут в ткань перепонки. Шляюсь по замку, заглядываю во все двери, и ни на чём не могу сосредоточиться. Обнаружил в одной аудитории электроорган, настроенный под клавесин. Попробовал на нём играть. Пальцы что-то помнят, только клавиши такие маленькие, что нажимаю на три сразу. Заказал на инженерной базе инструмент моих габаритов.

Вторые сутки не могу оторваться от электрооргана. Играю всё подряд. Встроенный в орган процессор ведёт нотную запись и передаёт всё в главный компьютер. Иногда я вспоминаю композитора, год написания, название и диктую в микрофон, иногда историю написания произведения, чаще только название или композитора. О некоторых вещах ничего не помню, кроме самой музыки. Не успеваю кончить одну, как в мозгу уже звучит следующая. Вчера играл классику. Баха, Моцарта, Вивальди, Чайковского. Переключал орган с клавесина на скрипку, с рояля на семиструнную гитару. Орган — чудо! Одно движение хвоста (регистры удобней переключать хвостом), и виола помпеза превращается в арфу, саксофон, английский рожок или барабан. Сегодня попробовал записывать произведения для нескольких инструментов или голоса и сопровождения. Записываю сначала один инструмент. Потом пускаю запись на наушники, записываю следующий. Подпрыгивая от нетерпения, играю 142 такта паузы на последнем, каком-нибудь геликоне. А в висках уже стучит новая мелодия.

Пятый день музыкального запоя. Только что записал песню голосом Барбары Стрэйзанд. Где-то семидесятые или восьмидесятые годы двадцатого века. Даже названия толком не помню. Что-то насчёт женщины и любви. Прослушал, хотел подправить одно место, и сорвал голос. Подошёл к зеркалу, увидел себя. Глаза ввалились, красные. Нос сухой. Левое веко дёргается. Когда же я спал последний раз? Напиваюсь воды из-под крана и ложусь. Прямо на пол, не отходя от умывальника. Последняя мысль — хорошо, что линолеум мягкий.