Глава 9   

   Чтобы заснять ковер во всей красе, пришлось искать помещение по всему зданию ГОВД. Наконец его расстелили в комнате отдыха, потеснив теннисный стол. Рассматривая вещдок, Мазуров покачал головой:

   - Красивый, собака. Три на пять. Правда, машинная вязка.

   Действительно, ковер был хорош! Классический, восточный узор, с преобладанием красного, коричневого и желтого тонов.

   - Да, кровь тут не очень-то и разглядишь, - сказал Мазуров. - Но почему Орлову завернули именно в ковер? Неужели ничего другого под рукой не было? Он же очень дорогой, сколько такие сейчас стоят, кусков десять?

   - Больше, - сказал Астафьев. - Не всегда и такую стену найдешь.

   - На стене он как раз и не висел, - сказал Сычев, исследуя вещьдок, сидя на корточках. - Судя по некоторой вытертости и крупнозернистой пыли на ворсе, этот ковер лежал на полу. А кровь вот она, - Сычев показал на большое бурое пятно в самом центре. - И вот тут тоже, с краю.

   - Точно?

   Сычев обиженно хмыкнул:

   - Уж это я различаю с первого взгляда. Сколько такого повидал на своем веку.

   Астафьев присвистнул, и переглянулся с Мазуровым.

   - Что ж, выходит, ее на нем и пробовали убить?

   - Сейчас я принесу софит и сделаю фотографии, - сказал эксперт, - ну а потом займемся кровью.

   Проход Сычева с софитом в руках привлек внимание высокого человека с погонами подполковника. Широкоплечий, плотный, но еще не толстый, с редеющей шевелюрой, Мамонов вызывал чувство уважения и одновременно какой-то опасности. Он будто подавлял людей своей внутренней энергетикой. Проще говоря, Мамонов обладал качествами, присущими властным руководителям, умеющим без особых усилий держать подчиненных в узде. Вслед за экспертом он зашел в комнату и остановился на пороге.

   - Здравия желаю, товарищ подполковник, - поздоровался Мазуров, подтаскивая ковер поближе к софитам.

   - Привет, чем это вы занимаетесь? - спросил подполковник, пытаясь понять причину суматохи вокруг восточного чуда.

   - Да вот, оформляем улику. В этот ковер была завернута Орлова, и здесь должны остаться следы ее крови.

   Сычев включил лампы и начал щелкать своим стареньким "Зенитом".

   - У тебя пленка-то цветная? - спросил Мазуров.

   - Обижаешь, "Кодак", другой не держим.

   В самый разгар съемок подполковник тихо сказал:

   - Ладно, работайте, - и вышел из комнаты.

   - Что-то Мамонов сегодня тихий, - сказал Сычев, косясь в сторону двери. - Обычно пока кучу советов не надает, не уйдет.

   - Да, поди, болеет после вчерашнего, - предположил Астафьев.   

   Подполковник Мамонов, начальник криминальной милиции и заместитель начальника ГОВД поднялся к себе в кабинет и сел за письменный стол. Лицо его выражало крайнее беспокойство. Зазвонил телефон, и Мамонов поднял трубку.

   - Как дела, Михаил Андреевич?

   Подполковник мгновенно узнал голос своего непосредственного начальника, полковника Фомина.

   - Все нормально, Василий Николаевич.

   - Как там, ничего сверхсрочного нет?

   - Нет, все нормально, обычная рутина, отдыхайте.

   - Хорошо. Но завтра я обязательно выйду на работу, - предупредил Фомин.

   - Буду вас ждать, - почтительно отозвался Мамонов, но, положив трубку, скептически хмыкнул.

   Полковник Фомин медленно, но уверенно двигался к предстоящей пенсии. Начало пошаливать сердце, давление прыгало... И весь основной груз работы он взвалил в последнее время на Мамонова, иногда неделями не появляясь на работе. Подполковник осторожно начал наводить мосты в областном УВД и уже заметил некоторые положительные сдвиги, приближающие его к должности начальника ГОВД и, соответственно, званию полковника.

   Телефон зазвонил вновь. Услышав голос в трубке, подполковник невольно подобрался и, даже не видя своего собеседника, изобразил на лице почтительную мину:

   - Да, Александр Иванович, здравствуйте. Да-да, делаем все, что в наших силах.

   - Надеюсь, это не выйдет за пределы города? - спросил городской глава.

   - Конечно. Даже за стены нашего учреждения.

   - Хорошо, я на вас надеюсь, Михаил Андреевич.

   Положив трубку, Мамонов как бы увидел воочию широкое, скуластое лицо мэра с пигментными пятнами на щеке. Раздражали подполковника глаза Стародымова, будто подернутые болотной ряской. Мамонова даже передернуло от отвращения. Подполковник числился среди друзей первого лица города, но относился к нему без всякого почтения.

   - Старый хрен, боится, что из-под его задницы вытащат кресло на выборах, - пробормотал он.

   Мамонов взглянул на часы и поморщился. Время шло, и сейчас каждая минута была дорога. Он нажал кнопку селектора и сказал в микрофон:

   - Дежурный! Найдите мне капитана Касьянова, и срочно ко мне.

   Титовка была обычной пригородной деревней, давно и безнадежно поглощенной Кривовым. Сюда сейчас на "уазике" направлялись Астафьев и Мазуров. Водитель в этот раз был незнакомый молодой парень. По мнению майора, шоферы в ГОВД менялись слишком часто: как и всему рядовому составу, им платили сущие крохи. А от этих парней порой зависело очень многое. Полгода назад разбился на служебной машине начальник отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков майор Михайлов. Точно такой же вот пацан-шофер не справился с управлением в рядовой ситуации.

   - Тебя как зовут? - спросил Мазуров водителя.

   - Андрей.

   - Давно работаешь?

   - Первый день.

   Астафьев хмыкнул.

   - Да, везет нам, - констатировал он. - Вот что, Андрей, сейчас приедем на Чапаевскую, поставишь машину, где скажу, и будешь смотреть в оба. Если заметишь что-нибудь подозрительное, погудишь.

   - Что значит подозрительное?

   - Подозрительное? Ну, например, убегающего мужика лет пятидесяти, высокого роста, худого, с большим шрамом на левой щеке, ясно?

   - А что он сделал?

   - Что может сделать у нас трижды судимый алкоголик? Запороть ножом своего собутыльника, только и всего.

   Шофер поежился.

   - Да не бойся ты, - Мазуров усмехнулся, - мы с ним сами разберемся, твое дело быть на подхвате.

   Как обычно, оставив машину метрах в ста от нужного места, оперативники двинулись к дому, в котором предположительно находился Вовка Жесткин, по кличке Рваный.

   - Все-таки нужно нам было попросить еще людей, - пробормотал Астафьев, нервно поправляя кобуру под джинсовой курткой и вытирая платком пот со лба. Астафьев обливался потом не столько от жары, сколько от волнения. Он никак не мог привыкнуть к этой части своей профессии, а именно, к задержанию преступников. Вроде не трус - долгие годы занимался мотокроссом, пару лет ходил на популярный в Кривове бокс. Но каждая встреча с преступником являлась для Астафьева тяжким испытанием, и привыкнуть к этому он никак не мог. Каждый раз это был риск, с непрогнозируемыми событиями. Невозможно было предсказать, что ждет впереди. Порой самые отъявленные варнаки сдавались без малейшего сопротивления, а тихие, мирные алиментщики кидались на них очертя голову с первым, попавшим под руку холодным оружием.

   - Ничего, управимся вдвоем, - пробормотал Мазуров. В отличие от своего молодого напарника он выглядел лишь озабоченным.

   - И что будем делать? - замирая от страха, спросил Астафьев.

   - Да черт его знает. На месте сориентируемся.

   Дом пятьдесят два мало чем отличался от соседних строений. Низенький, потемневший от старости. Полутораметровый забор также доживал последние дни, пьяно прогибаясь в разные стороны. Залаяла, надрываясь, собака.

   - Может, попробуем взять его на арапа? - предложил Мазуров.

   - Давай! - решился лейтенант, и по знаку майора оба в секунду перемахнули через забор. Михалыч услышал, как в кармане у него при этом что-то тихо хрустнуло.

   "Опять авторучку сломал! Нет, чтобы положить в папку! Вечно забываю!" - с досадой подумал он.

   Но рассуждать было некогда. Оперативники кинулись к крыльцу. Мазурову удалось избежать встречи с собакой, а вот Юрий сразу же попал под атаку ее острых зубов. С яростью собаки Баскервилей эта небольшая дворняга вцепилась в брюки лейтенанта. С трудом, стряхнув с себя это исчадие ада, Астафьев вслед за майором проскочил в дом.

   Отворив дверь в летнюю кухню, Мазуров увидел рослую, здоровую бабу непонятного возраста в застиранном байковом халате.

   - Вовка где? - неожиданно тихим голосом спросил Мазуров.

   Несколько секунд дама соображала, а потом слабым жестом показала куда-то вперед, и сразу стало ясно, что хозяйка дома абсолютно пьяна. Но майор понял главное - Рваный действительно здесь, в доме, и, шепнув напарнику:

   - Вперед, - он первым ворвался в зал.

   На ходу он выдернул из кобуры пистолет, но пускать его в ход не пришлось. Жесткин, он же Рваный, спал мертвецким сном. Он лежал в одних трусах на тахте, лицом вниз, свесив руку до полу. Остатки трапезы на столе и три пустые бутылки на полу в полной мере объясняли причину столь глубокой нирваны. Мазуров осторожно приблизился к "телу", зашел с другой стороны, посмотрел в лицо спящего, и, удовлетворенно, кивнул. Основная примета - багровый шрам поперек щеки - была на месте.

   - Ну, давай будить беглеца, - предложил майор, засовывая в кобуру свой табельный "макаров". - Э, друг, вставай, собирайся!

   Мазуров перевернул Рваного и начал трясти его.

   Астафьев поморщился. Из всех и без того не очень приятных профессиональных обязанностей возня с пьяницами была для него просто как нож в горло. Липкие от пота, рыхлые от пьяной расслабленности тела вызывали в нем чувство глубокого омерзения. Окончательно убивал жуткий запах столетнего перегара, а частенько и мочи. Ей-богу, лейтенант был готов освидетельствовать десяток трупов, нежели возиться с одним пьяницей, чем сейчас и занимался Мазуров.

   Но помогать майору ему не пришлось. Неожиданно Юрий получил сильный удар по затылку и, отлетев на середину комнаты, ошалело оглянулся назад, автоматически хватаясь за пистолет. Но применение оружия лейтенанту пришлось отставить. В комнате ожившей статуей командора входила хозяйка дома. Все такая же прямая, как столб, и такая же немая, как укор судьбы, она с методичностью механической молотилки махала перед собой пудовыми кулачищами. Астафьев еле успевал уворачиваться от ее ударов, и так, постепенно отступая, он спиной наткнулся на Мазурова.

   - Чего ты там толкаешься, - недовольно сказал майор и оглянулся. Увидев эту душещипательную сцену, он мгновенно оценил происходящее и приказал: - Уводи ее из дома.

   "Легко сказать - уводи! Уведешь ее, как же! - подумал лейтенант, в очередной раз, отклоняясь от кулака великанши. - Сейчас я тебе, майор, предоставлю эту возможность. Покажи пример молодым".

   После очередного удара он поднырнул под мышку "гвардейца в юбке" и рванул к выходу. Но, обернувшись у порога, Юрий с изумлением увидел, что "мадам" не заинтересовалась майором, а развернулась и последовала за ним.

   - Вот привязалась! - в сердцах выругался лейтенант и машинально отступил в сени, а потом и на крыльцо. Он искренне надеялся, что "девушка" Рваного на свежем воздухе протрезвеет и остановится, но не тут-то было! На улице дама действительно пришла в себя, в ее глазах появилось даже осмысленное выражение, но ярости от этого не убавилось. Удары она теперь наносила с еще большей силой, при этом утробно порыкивая. Астафьев решил перейти в наступление, но, не рассчитав, споткнулся о корыто и тотчас же получил удар в ухо, перелетел через корыто и приземлился на многочисленные кучки куриного помета, в изобилии покрывавшие землю, и тут же попал в зубы дворового шакала.

   В голове лейтенанта зазвенели колокольчики и загудели колокола, но отлеживаться было некогда: потомок Му-му с неистовым рычанием рвал куртку Астафьева. Невероятная злость охватила лейтенанта, и он, вскочив, ловким пинком послал жалобно взвизгнувшую псину за забор. С грохотом натянулась цепь, и из-за забора послышался жуткий вой, а Юрий развернулся к хозяйке мини-волкодава. Теперь он ее хорошо рассмотрел: Машка Глухня оказалась гораздо старше, чем ему показалась вначале, - по оплывшему, в морщинах, лицу, полуседым космам было очевидно, что Глухня давно переступила пятидесятилетний рубеж. Тем не менее, она вновь надвигалась на лейтенанта.

   - Ну, держись, - пробормотал вконец разозлившийся Юрий. Разогнавшись, он толкнул обеими руками мощный торс атакующей Артемиды. Сначала ему показалось, что он ударился о скалу. Но, отлетев назад, он с изумлением увидел, что баба, начала пятиться, потом, быстро набирая скорость, заваливалась назад и, в конце концов, прямиком угодила во врытую в землю бочку для дождевой воды и мощным задом намертво закупорила ее.

   Она сидела там так же прочно, как пробка в шампанском. Суча ногами и руками, спутница Рваного пыталась выбраться, но безрезультатно. Довольно хмыкнув, Астафьев сказал:

   - Посиди там, подумай о своем недостойном истиной леди поведении.

   Сняв куртку, и матерясь, он начал очищать ее от куриного помета, а попутно обнаружил и несколько мелких дырок от зубов четвероногого сторожа, пострадали от них и брюки лейтенанта. Исследуя руки и ноги, Юрий вздохнул с облегчением, не увидев следов зубов кровожадной дворняги.

   - Хорошо хоть уколы от бешенства не придется делать, - пробормотал он.

   Вскоре Мазуров вывел на крыльцо Рваного. Тот хоть и пошатывался, но ноги переставлял сам. Астафьев внимательно рассмотрел "клиента". Признаться, он его разочаровал - высокий, худой старик с впалой грудью и седыми волосами. Юрий знал, что Жесткину пятьдесят лет, но выглядел тот гораздо старше.

   Увидев хозяйку дома в столь странном положении, Мазуров укоризненно взглянул на молодого напарника и сказал:

   - Ну что ты делаешь, а? Юрий, ты как ребенок! А я еще представление на старшего лейтенанта ему подписал. Вытащи ее, счас же!

   Не очень охотно Юрий пришел на помощь даме. Взяв ее за руку, он с силой дернул, но Машка Глухня даже не сдвинулась с места.

   - Бесполезно. Крепко сидит, без штопора тут не обойтись, - пошутил он.

   Мазуров покачал головой.

   - А потом про нас говорят, черт знает что, - недовольно процедил он. - Берись!

   Вызволить хозяйку из бочки им удалось только с третьей попытки.

   - Тяжела же ты, матушка, - сказал, отдуваясь, майор. Юрий побаивался, что, очутившись на свободе, дама продолжит прерванный поединок, но мысли о битве оставили ее. Странно подвывая и вскидывая вверх руки, она заковыляла вслед за покидающей ее двор троицей.

   - Слушай, а она что, немая? - наконец-то догадался Астафьев.

   - Конечно. Ты разве не знал?

   - Нет.

   - Ну, Глухня же, зря у нас клички не дают. Давняя подруга Рваного. После каждой отсидки он к ней возвращается, а ведь раньше у него семья была...

   За воротами милиционеров ждало еще одно, довольно неприятное зрелище. На заборе, на собственной цепи, висел, чуть-чуть не доставая до земли лапами, доблестный страж немой хозяйки, - из раскрытой пасти торчал синий язык. Осуждающий взгляд Мазурова в сторону лейтенанта был преддверием очередной взбучки.

   - Как ребенок, ей-богу, - только и сказал майор, впрочем, и самому Астафьеву было несколько не по себе, ведь собака с честью исполняла свой служебный долг. "Он, как и мы, выполнял свой долг..." - подумалось почему-то лейтенанту.

   Подъехал "уазик". А Машка Глухня все старалась им что-то объяснить, эмоционально жестикулируя. По лицу ее текли слезы, и Юрий окончательно расстроился, настолько безысходным было горе этой ущербной бабы.   

   К приезду в отдел Рваный достаточно протрезвел - его уже можно было допрашивать.   

   - Давай оформлять, садись, пиши протокол, - сказал Юрию Мазуров, вытаскивая из кармана сверток. В нем оказались два ножа: старый складник - "белочка" и новенький выкидной нож с узким лезвием и накладными черными эбонитовыми "щечками".

   - Вот все его хозяйство, что было в карманах, - пояснил Мазуров. - Ну и каким из них ты запорол Витю Благинина? - обратился майор уже к Рваному.

   - Белочкой, - прохрипел Рваный. - Дай закурить.

   Раскурив сигарету, старый уголовник раскололся:

   - Витька сам виноват, чуть что и сразу понтовать начинал: я не я!.. А я этого не люблю! Если был он шестеркой на зоне, он и на воле шестерка. А то понтовать: да я на пересылке смотрящим был! Какой к х... смотрящий, спасибо, что не опустили, я за него тогда слово замолвил, все же земляк Витька был.

   - А что это ты с собой целый арсенал таскаешь? - спросил Астафьев, разглядывая второй, более хитроумный нож. Это оружие абсолютно не сочеталось с обликом Рваного, помятого и самой жизнью, и годами, проведенными в тюрьме. Ему больше соответствовал потертый, изготовленный в шестидесятые годы складник, "белочка", с тонким от постоянной заточки лезвием. Рваный не сразу, но ответил:

   - Это вообще не мой кнопарь.

   - А чей?

   - Да один чудак на днях у меня в шалаше ночевал, там и выронил.

   - И как его зовут?

   - Да не знаю я! Валеркой назвался.

   Мазурову показалось, что Рваный несколько переиграл, ответ прозвучал неестественно.

   "Знает он его, но говорить не хочет", - предположил майор.

   - Постой, это какой Валерка? Случайно не Сергеев? Тот, что раньше числился Быковым?

   - Не знаю я его, - отрезал Рваный и в знак того, что не хочет больше говорить, отвернулся к окну.

   Оперативники переглянулись.

   - Слушай, Владимир Яковлевич, - бархатным голосом начал Мазуров. - Если это был Сергеев, то на этом ноже кровь как минимум двух человек. Сейчас мы отправим его на экспертизу, и завтра все будем знать точно. Сам знаешь, это у нас умеют делать хорошо и быстро.

   - Ты ведь не хочешь, чтобы на тебя повесили еще два убийства? - продолжил мысль старшего товарища Астафьев.

   Этот довод дожал Рваного. Длинно и с душой выматерившись, он начал давать показания.

   - Витькин это нож, Свинореза. Я его с зоны еще знаю. Покнацались мы как-то с ним на пересылке. А вчера вечером он по темноте вышел к моему шалашу, узнал меня, побалакали за жизнь, чифирку глотнули. А утром он ушел.

   - Куда?

   - Дальше, вниз по течению.

   - Не темни, говори куда именно? - исходил от нетерпения Мазуров.

   - В Константиновку. Собирался на попутках добраться, там у него старый кент живет. Сидели они вместе.   

   - А что ж ножичек свой у тебя оставил?

   - Забыл он его. Он же колется. Вот поутру ширнулся, глаза залил и ходу. Потом я в шалаш полез, а там его кнопарь лежит. Выронил, видно, из своей кожанки.

   Мазуров коротко взглянул на Астафьева и кивнул в сторону двери. Лейтенант без слов понял его и чуть ли не бегом рванул в сторону дежурной части. Через пять минут в Константиновке уже знали о визите дорого "гостя".

   Только в девятом часу они закончили допрос и, сдав Рваного работникам изолятора временного содержания, сокращенно ИВС, подвели итоги.

   - Ну и что мы теперь имеем? - начал Мазуров. - Про то, что он поронул мента, Свинорез рассказал Рваному охотно, а вот про девку смолчал, почему?

   - Не козырная карта, - предположил Астафьев.

   - Может быть. Мало того, что не убил, но и потом не достал. А с Рыжовым... тут все-таки до мента добрался, заслуга! Что участковый жив, наверняка не знает.

   Мазуров потянулся:

   - Несмотря ни на что, я доволен этим днем. Столько всего удалось.

   Его уверенность резко поубавилась бы, знай он, какой сейчас разговор идет в кабинете этажом выше.