ГЛАВА 28

Астафьев вырвался в гости к доктору Зарецкой только в восьмом часу вечера. Пока он раздевался в прохожей, из соседней комнаты выглянула девчоночья любопытная мордочка. Осмотревшись по сторонам, Юрий одобрительно заметил: — А ты, я смотрю, сделала ремонт.

Влада удивилась.

— Господи, сколько лет ты у меня не был? Я уж лет пять как все это сделала, надоело уж все, менять вот хочу. Обои уже закупила, подвесные потолки.

Влада усадила дорого гостя на кухню, шуганула в спальню любопытную дочку.

— Сколько ей уже? — спросил Юрий.

— Полинке? Семь лет. В школу в этом году пошла.

Они поболтали о семейных делах, а потом Влада под хорошее кофе начала рассказывать о деле, ради которого она и вызвала Юрия.

— Я тебе говорила, что по просьбе Самсонова занималась приемом областной комиссии?

— Ну, было такое.

— Так вот, подбирая к приезду комиссии нужные им документы, я нашла несколько интересных историй болезни. За последние полтора года в интернат для постоянного проживания отправлено восемь человек. Всех их готовил к этому доктор Зильберман. Я так бы не обратила на это внимание, но после вашего случая с этой молодой поэтессой решила проверить все их. И знаешь, что у нас получается? Все эти восемь человек — одинокие, пожилые люди с отдельными квартирами. Большинство у нас лечились не то, что годами — десятилетиями. Ну, тихие такие шизики, периодично ложились к нам на лечение, осень-весна, на обострение. А тут вдруг всех их оформляют в интернат. С одной стороны это даже хорошо, большинство из них пожилые люди, одинокие, ухаживать за ними некому. Но после того, как их признавали недееспособными, над ними устанавливалось опекунство…

— И квартиры тут же продавались, — продолжил за нее Астафьев. Влада отрицательно покачала своей белокурой головой.

— Вот этого я как раз не знаю. У нас такого в истории болезни не указывают.

— А кто был опекуном? Зильберман?

— Нет, там совершенно другие люди. Похоже, доктор прокололся только один раз, последний. С этой, Ковалевской.

— А список опекунов ты мне, случайно, не подготовила?

Влада молча подала Астафьеву лист бумаги. Только глянув на него, Юрий присвистнул. Первой в этом списке значилась фамилия Зубаревской.

— Не свисти, денег в доме не будет, — предостерегла Влада. — Что ты там увидел?

— Знакомые фамилии. Очень знакомые.

— Что, жулье?

— И еще какое. Я возьму это себе?

— Конечно. Кроме того, на тебе еще вот это.

Зарецкая подал другую бумагу.

— Это адреса квартир этих больных. Поинтересуйся, кто там живет сейчас.

— Спасибо. Это все очень интересно.

— Это еще не все.

Она достала еще одну бумагу.

— Я тут начала просматривать бумаги, и нашла вот что. Приходил запрос из прокуратуры. Оказывается, за этот месяц у нас "на воле" произошло два суицида.

— Чего? — не понял Юрий.

— Два самоубийства! Два пациента повесились. Ну, это если бы произошло в диспансере, то это было бы ЧП областного масштаба. А тут все тихо — все же произошло дома. Один самоубийца — старичок лет семидесяти, помню я его прекрасно. И женщина сорока лет, одинокая и с явной шизофренией. Оба повесились, причем странно очень, на тонких бельевых веревках. Старик то ладно, он весил там сорок килограмм. А вот та баба, она весила побольше. У той веревка оборвалась, нашли ее лежащей на полу, но она была уже мертвой.

Юрий не понимал сути ее рассказа.

— И что?

— А то, что такие случаи были редкими, там, раз в пять лет, когда чаще. А тут два суицида за месяц! Это раз. Второе. У обоих один диагноз, подтверждающий их суицид — это два. И третье — на обоих было установлено опекунство.

До Астафьева дошло.

— И кто опекун?

— Не знаю, я не нашла их имена в истории болезни.

— А лечил их кто?

— Зильберман.

— Расследование велось?

— Да, конечно. Но что тут можно доказать? Диагноз соответствует факту смерти. Прокуратура оба дела закрыла. Кому нужно копаться в этих смертях, если есть факт суицида?

— Забавно.

— На, это тебе в довесок, — она протянула бумагу с адресами самоубийц.

— Это я лучше поручу Ольге.

Астафьев положил все бумаги в папку, отхлебнул кофе, а потом спросил: — Слушай, а тебе это всё зачем? Хочешь свалить Самсонова?

Хозяйка отрицательно замотала головой.

— Мне его не свалить. Он все равно уйдет на повышение. А вот Зильбермана можно было бы вывести из игры. Скорее всего, его поставят на это место после ухода Самсонова. Он уже был главврачом, только в начале девяностых проворовался, там была какая-то история с уходом лекарств на сторону. Потом был Мишин, сейчас он в Железногорске, в облздраве сидит, и лет шесть уже правит Самсонов. Сейчас у нас в Кривове просто нет врачей соответствующей квалификации. Трое уже на пенсии, их не назначат, остальные — молодежь. Так что выбор небольшой: либо я, либо Зильберман.

— Но ему же тоже скоро на пенсию, — возразил Юрий. — Кроме того, ты говорила, у него что-то с сердцем?

— У него всегда было плохо с сердцем, чуть ли не с рождения. Так что, хоть на два года, но они его могут посадить. Из жалости. Чтобы пенсия была побольше — знаешь же как у нас это делают? Его однокашник по институту, Кривун, лучший друг. А он сейчас главный психиатр области. Встречаются они часто, то здесь, у Зилибермана дома. То у у Кривуна, на даче, в Васильевке, бухают. Про баб не знаю, кажется, им это уже не нужно.

— Понятно. Попробуем проверить эти твои адресочки.

Расстались они тепло, и, к некоторой досаде Астафьева, по-дружески. Все-таки лет семь назад у них были совсем "не дружеские" отношения.

"Семь или восемь?" — думал Юрий уже по дороге домой. — "Если восемь, то эта Полинка может быть и моей дочкой. С Сашкой то у них что-то долго не получалось насчет детей, лет пять точно. Из-за этого они и жили с ним не очень. А потом, после рождения дочки, Влада меня как-то так по-тихому отшила. Ай-яй-яй! Не моя ли это дочка? Ну, ладно, не стоит голову ломать. Мне чужой славы не надо".