Глава 35

Рив припарковал свой Бентли у юго-восточного въезда в парк «Черного полоза». Покрытый гравием участок был маленьким, достаточным только для десяти машин, и, несмотря на то, что другие парковочные места завешивали цепями на ночь, это всегда оставалось открытым, потому что рядом находился проезд к хижинам, сдаваемым в аренду.

Выйдя из машины, он взял свою трость, но не потому, что нуждался в ней для сохранения равновесия. Зрение стало красным на полпути сюда, и сейчас его пробудившееся тело было полно энергии, согрелось, вернув чувственное восприятие.

Прежде чем закрыть Бентли, он затолкал соболиную шубу в багажник, потому что автомобиль был вполне заметен и без русского меха стоимостью в двадцать пять тысяч долларов на видном месте. Он также перепроверил наличие противоядия и запас дофамина.

Да. Да.

Он закрыл багажник, включил сигнализацию и повернулся к плотной череде низких деревьев, формирующих внешнюю границу парка. Без явных на то причин, березы, дубы и тополи вокруг импровизированной парковки напомнили ему о толпе во время парада: они тесно сгруппировались у края посыпанного гравием участка, их ветки местами выходили за границы, в то время как стволы оставались там, где положено.

Ночь была спокойной, не считая морозного, сухого ветерка, указывающего на неминуемое приближение осени. Забавно, так далеко в северной части штата, август бывал очень холодным, и, учитывая состояние его тела сейчас, ему это нравилось. Он купался в холоде.

Рив направился к главной дороге, минуя пустой проверочный пункт и серию знаков для путешественников. Через четверть мили он дошел до ведущей в лес боковой дороги, и пошел по земляной тропинке вглубь парка. Бревенчатый дом был в миле отсюда, и Рив находился в двухстах ярдах от хижины, когда пучок листвы пронесся у него под ногами. Тень, которая гнала их вперед, тропическим жаром коснулась его лодыжек.

— Спасибо, приятель, — сказал он Трэзу.

ВСТРЕТИМСЯ ТАМ.

— Хорошо.

Когда его охранник туманной дымкой прокатился по земле, Рив непонятно зачем поправил галстук. Бог знал, аксессуар долго не задержится на его шее.

Пустошь, на которой располагалась хижина, купалась в лунном свете, и Рив не знал, какой именно тенью среди деревьев был Трэз. Но именно поэтому его телохранитель был на вес золота. Даже симпат не мог вычленить Трэза из окружающего ландшафта, когда он не хотел быть увиденным.

Рив подошел к двери из грубо отесанного дерева и замер, оглядываясь вокруг. Принцесса уже была здесь. Якобы сельскую местность окутало плотное, невидимое облако ужаса… такой ощущают дети, когда смотрят на заброшенные дома в темные, ветреные ночи. Это была симпатская версия мис, и она гарантировала, что их не побеспокоят люди. Или другие животные.

Он не удивился ее раннему приходу. Он никогда не мог предсказать, опоздает ли она, придет раньше или же вовремя, поэтому он всегда был в форме, независимо от того, когда она появится.

Дверь в хижину открылась со знакомым скрипом. Когда звук добрался до центра страха в его мозгу, он спрятал эти эмоции за изображением солнечного пляжа, которое когда-то увидел по ТВ.

Из укрытого тенями угла раздался голос с акцентом, хриплый и низкий:

— Ты всегда так делаешь. Интересно, что ты скрываешь от своей любимой?

Пусть дальше гадает. Он не мог пустить ее в свою голову. Помимо того факта, что самозащита была жизненно необходима, закрываясь от нее, он сводил ее с ума, и это заставляло его светиться от удовольствия как хренов прожектор.

Закрыв дверь, он решил поиграть этой ночью в покинутого романтика. Принцесса ожидала, что он начнет спрашивать, что за хрень случилась с ее регулярным расписанием, и она продержит его заложником информации так долго, как только сможет. Но обаяние имело свое воздействие даже на симпатов… хотя, разумеется, извращенным, опосредованным путем. Принцесса знала, что он ненавидел ее, и каких усилий ему стоило притворяться влюбленным в нее. Его досада и гнев в момент лжи снискали ее благосклонность, а не сама ложь.

— Как я скучал по тебе, — сказал он низким, полным решимости голосом.

Его пальцы двинулись к галстуку, который он недавно поправлял, и медленно развязали узел. Ее реакция была мгновенной. Глаза Принцессы вспыхнули, как рубины перед костром, и она ничего не сделала, чтобы скрыть свой отклик. Она знала, что его тошнит от этого.

— Скучал по мне? Конечно, ты скучал. — Ее голос напоминал шипение змеи, растягивая «С» на долгом выдохе. — Но как сильно?

Рив держал изображение пляжа на переднем плане разума, прибил его к лобной доле, отгораживаясь от Принцессы.

— Я скучал по тебе до безумия.

Он отставил трость в сторону, сбросил пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу на шелковой рубашке… потом вторую… и следующую, пока не пришлось выпустить края из-под брюк, чтобы закончить начатое. Когда он, пожав плечами, сбросил шелк на пол, Принцесса зашипела, и его член затвердел.

Рив ненавидел ее и ненавидел секс, но ему нравилось иметь над ней подобную власть. Ее слабость будила в нем сексуальное влечение, чертовски похожее на то настоящее, которое испытываешь без фальши и игры. Так ему удавалось возбуждаться, в то время как по коже бежали мурашки, словно он был укрыт покрывалом с червями.

— Останься в одежде, — сказала она резким голосом.

— Нет. — Он всегда раздевался, по своему желанию, а не подчиняясь ее требованию. Гордость требовала этого.

— Оставь одежду на себе, шлюха.

— Нет. — Он расстегнул ремень и сдернул его с бедер, мягкая кожа рассекла воздух. Он безразлично бросил его на пол, как и рубашку.

— Одежда останется на… — Голос затих, потому что ее сила слабела. В этом был, черт возьми, смысл.

Он намеренно обхватил себя рукой, потом расстегнул молнию и зажим, и почувствовал, как брюки в спешке упали на жесткий пол. Его эрекция стояла прямо и прекрасно подытоживала их отношения. Он был ужасно зол на нее, ненавидел себя и презирал тот факт, что Трэз снаружи наблюдал за всем этим.

Как результат — его каменно-твердый член блестел у головки.

Для симпатов путешествие в психические расстройства действовало лучше нашумевшего белья «Агент Провокатор», и только поэтому все работало. Он мог дать ей это извращенное дерьмо. И кое-что еще. Она жаждала их сексуальных схваток. Секс у симпатов представлял собой вежливую шахматную партию с обменом телесными жидкостями в конце. Ей же нужен был примитивный трах, который могла дать только его вампирская сторона.

— Прикоснись к себе, — выдохнула она. — Прикоснись для меня.

Он не сделал то, о чем она просила. С рычаньем он сбросил свои мокасины и выступил из груды одежды. Двигаясь вперед, Рив знал, какую картину являет собой, весь твердый и огромный. Он остановился посреди хижины, струящийся через окно луч лунного света окутывал его тело.

Было ненавистно признавать, но он также тосковал по этому порочному сумасшествию с ней. Это — единственный раз в жизни, когда он мог быть тем, кем являлся на самом деле, ему не нужно было лгать окружающим. Гадкая правда заключалась в том, что часть его нуждалась в этих больных, извращенных отношениях, и нечто большее, чем угроза для него и Хекс, заставляло его возвращаться сюда месяц за месяцем.

Он не знал, известно ли Принцессе о его слабости. Он всегда осмотрительно хранил свои намерения, но никогда не узнаешь наверняка, какой компромат симпат имеет в запасе. Что, конечно, делало маневрирование более интересным, поскольку ставки в игре были высоки.

— Я подумал, что этой ночью мы начнем с маленького представления, — сказал он, отворачиваясь. Повернувшись к ней спиной, он начал доставлять себе удовольствие, взяв толстый член в широкую ладонь и поглаживая его.

— Скучно, — сказала она, затаив дыхание.

— Лгунья. — Он сжал головку члена так сильно, что из легких со свистом вылетел воздух.

Принцесса застонала при этом звуке, боль Рива все дальше втягивала ее в его игру. Посмотрев вниз на то, что делал, он почувствовал кратковременное, тревожное замещение, будто чья-то чужая рука двигалась по чужому члену. Но, с другой стороны, было необходимо дистанцироваться от действа, только так его благородная вампирская натура могла вынести сам процесс. Хорошая его часть была не здесь. Он оставил ее у дверей, входя внутрь хижины.

Эта была земля Пожирателей Грехов.

— Что ты делаешь? — простонала она.

— Ласкаю себя. Жестко. Лунный свет красиво падает на мой член. Я влажный.

Она резко втянула воздух.

— Повернись. Сейчас же.

— Нет.

Принцесса не издала никаких звуков, но он знал, что в это мгновение она подошла ближе, и триумф стер раздвоение личности. Он жил, чтобы ломать ее. Это — гребаный героин в его венах, эта сила бежала по его жилам. Да, потом он будет себя чувствовать омерзительно грязным, и, конечно, из-за всего этого у него случались кошмары, но в данный момент — он ловил кайф.

Принцесса вышла из теней, и громкий стон известил Рива о том, что она видела все его манипуляции. Даже симпатская сдержанность недостаточно сильна, чтобы скрыть ее реакцию.

— Если ты собираешься смотреть на меня, — он снова стиснул свой член, так, что от прилива крови он потемнел, став почти фиолетовым, затем выгнул спину от боли, — я хочу видеть тебя.

Она ступила под лунный свет, и в этом момент он сбился с ритма.

Принцесса была одета в ярко красное платье, рубины вокруг ее шеи мерцали на мертвенно-бледной коже. Ее иссиня-черные волосы были собраны на макушке, глаза и губы были того же цвета, что и кроваво-красные камни вокруг шеи. С мочек ее ушей на своих хвостах с жалом висели два скорпиона-альбиноса, наблюдая за ним.

Она была ужасно красива. Рептилия с гипнотизирующими глазами.

Ее руки были скрещены вокруг талии, укрытые рукавами платья, спускающимися до самого пола, сейчас она их одернула, но Рив не стал смотреть на ладони. Не мог. Он вызывали слишком сильное отвращение в нем, и только взглянув на них, он мог потерять эрекцию.

Чтобы сохранить возбуждение, он скользнул ладонью под яички и поднял их вверх, так, чтобы они обрамляли его чле Затем Рив отпустил их, и они упруго подпрыгнули.

Столько всего она хотела увидеть у него, что не знала с чего начать. Она окинула взглядом его грудь, задерживаясь на паре красных звезд на грудных мышцах. Вампиры думали, что они служили украшением, но для симпатов они являлись доказательством его королевской крови и двух совершенных им убийств: за отцеубийство кололи звезды, в отличие от матереубийства — для этого случая предназначались круги. Красные чернила означали, что он принадлежал к королевской семье.

Принцесса сбросила свое красное платье, и тело под его пышными складками было покрыто красной атласной сеткой, впивающейся в кожу. Согласно совершенно бесполой внешности ее вида, грудь Принцессы была маленькой, а бедра еще меньше. Мужчины были также андрогинны, длинные волосы и одинаковые платья они носили подобно своим женщинам. Рив никогда не видел ни одного из этих мужчин обнаженными, слава яйцам, но предполагал, что их члены имели ту же маленькую аномалию, что и его.

О, вот же радость.

Его аномалия была, естественно, еще одной причиной, по которой ему нравилось трахать Принцессу. Он знал, что в конце причиняет ей боль.

— А сейчас я прикоснусь к тебе, — сказала она, подходя ближе. — Шлюха.

Рив напрягся, когда ее рука сомкнулась вокруг его эрекции, но дал ей лишь мгновение контакта. Резко отступив назад, он выдернул член из ее хватки.

— Ты собираешься закончить наши отношения? — прорычал он, ненавидя свои слова. — Поэтому отшила меня той ночью? Эта хрень слишком наскучила тебе?

Она шагнула вперед, как он и предполагал.

— Ну, хватит, ты — моя игрушка. Я ужасно соскучилась по тебе.

— Ах.

Схватив его в этот раз, она запустила когти в его член. Он удержал в себе вздох, стиснув плечи так, что ключицы едва не треснули.

— Так тебе интересно, где я была? — выдохнула она, наклоняясь ближе. Ее рот потерся о его горло, и от касания ее губ начало жечь кожу. Ее губная помада была изготовлена из размельченного перца, тщательно подобранного, чтобы причинять боль. — Ты беспокоился обо мне. Жаждал меня.

— Да. Именно, — сказал он, потому что она тащилась от лжи.

— Я знала это. — Принцесса, упав на колени, наклонилась ближе. В то мгновение, когда ее губы встретились с головкой его члена, жгучая боль от ее помады заставила яички туго сжаться, словно кулаки. — Попроси меня.

— Что? Сделать минет или поведать об изменении графика?

— Думаю, ты должен молить в обоих случаях. — Она взяла член и прижала к его животу, потом скользнула языком по зазубрине у основания его эрекции. Этот шип ей нравился у него больше всего; именно он фиксировал его внутри нее, когда Рив кончал, держа их соединенными. Сам он ненавидел эту хрень, но, черт возьми, было приятно, когда она играла с ним, даже, несмотря на боль, которую причиняла ее помада.

— Попроси меня. — Она позволила члену вернуться на место и взяла его глубоко в рот.

— О, черт, соси, — простонал он.

И, мать его, так она и сделала. Она открыла свой рот и приняла его так глубоко, как могла. Потрясающе, но боль убивала. Чтобы отплатить за ее помаду Шанель оттенка №«Тихий Ужас», Рив схватил ее за волосы и двинул бедрами вперед, заставляя подавиться.

В ответ она вонзила один коготь в зазубрину достаточно глубоко, чтобы пошла кровь, и Рив закричал, слезы брызнули из его глаз. Когда слеза скатилась по его щеке, Принцесса улыбнулась, несомненно наслаждаясь красной каплей на его лице.

— Ты скажешь «пожалуйста», — выдохнула она. — Когда попросишь меня объясниться.

Его подмывало сказать, чтобы она не рассчитывала на это. Но вместо этого Рив сделал еще один выпад в ее рот, на что она ответила ногтем, и они снова и снова повторяли действо, пока оба не начали задыхаться.

В этот момент его член весь горел, кипел от жара, пульсировал от нужды кончить в ее мерзкий рот.

— Спроси меня, почему, — потребовала она. — Спроси, почему я не пришла.

Он покачал головой.

— Нет… ты сама расскажешь, когда захочешь. Я же спрошу, тратишь ли ты наше время впустую, или же позволишь мне кончить?

Она оторвалась от пола, подошла к окну и оперлась на подоконник своими отвратительными руками.

— Ты можешь кончить. Но только в меня.

Сучка всегда так делала. Всегда только внутри.

И всегда на окне. Очевидно, несмотря на то, что она не могла точно знать о его страховке, на каком-то уровне она чувствовала, что за ними наблюдали. И если они будут трахаться у оконного стекла, его караул будет вынужден смотреть.

— Кончи в меня, будь ты неладен.

Выгнув спину, Принцесса приподняла зад. Сетка обвивала ее ноги и бедра, и ему придется разорвать ее, чтобы добраться до входа. Поэтому она ее носила. Если помада была плоха, то эта сетчатая хрень — еще хуже.

Ривендж зашел за ее спину и запустил указательный и средний пальцы в сетку в районе поясницы. Он рывком содрал узор с ее задницы и гениталий.

Она блестела, припухла, молила его.

Принцесса с улыбкой оглянулась через плечо, обнажая идеальные квадратные белые зубы.

— Я голодна. Я хранила себя для тебя. Как всегда.

Его передернуло, и он не смог скрыть этого. Мысль, что он был ее единственным любовником, была невыносима… уж лучше быть одним из сотен мужчин, тогда происходящее между ними не выглядело бы столь значительным. К тому же, это равенство вызывало тошноту. Она тоже была его единственной любовницей.

Он пронзил Принцессу, толкнув ее вперед так, что она ударилась о стекло головой. Потом он взял ее бедра и медленно вышел. Ее ноги задрожали серией волн, и он ненавидел себя за то, что давал ей желаемое. Поэтому он медленно вошел, остановившись на полпути так, что она приняла его не целиком.

Ее глаза пылали огнем, когда она оглянулась через плечо.

— Еще. Благодарю.

— Почему ты не пришла, моя любимая стерва?

— Почему бы тебе не заткнуться и закончить?

Рив наклонился и пробежал клыками по ее плечу. Сетка была покрыта скорпионьим ядом, и он почувствовал, как его губы мгновенно онемели. Эта хренотень будет на его руках и теле после того, как они закончат трахаться, поэтому ему придется как можно скорее принять душ, когда он доберется до убежища. А это будет не так скоро, как нужно. Как всегда, ему будет ужасно плохо. Она чистокровный симпат, поэтому яд не приносит ей вреда, для нее он словно парфюм, аксессуар. Для его же особенно восприимчивой вампирской сущности это была чистая отрава.

Рив медленно вышел и толкнулся вперед на пару дюймов. Он знал, что основательно взялся за нее, когда ее пальцы с тремя костяшками вошли в старую, рассохшуюся древесину подоконника.

Боже, эти ее руки, с тремя суставами на пальцах и отросшими красными ногтями… они словно вышли из фильма ужасов, подобные хватают край гроба прежде, чем зомби вылезает наружу и убивает положительного героя.

— Скажи… мне… почему… сучка… — Он подчеркивал каждое слово своим ритмом. — Или никакой разрядки. Ни для кого из нас.

Боже, он ненавидел и любил это, они оба пытались занять позицию власти, оба приходили в бешенство от уступок, на которые должны были идти. Ее живьем снедало то, что она видела, как он мастурбировал, а он презирал то, что делал с ее телом, и она не желала говорить, почему опоздала на две ночи, но знала, что придется, если захочет кончить…

И так далее по кругу этой карусели.

— Скажи мне, — прорычал он.

— Твой дядя становится сильнее.

— Да ладно. — Он вознаградил ее быстрым, злобным толчком, и она задохнулась. — И почему?

— Две ночи назад… — дыхание вылетело из ее рта, когда позвоночник изогнулся, чтобы принять его наиболее глубоко. — Он был коронован.

Рив сбился с ритма. Дерьмо. Смена власти — это плохо. Симпаты могли быть привязаны к колонии, изолированы от реального мира, но любая политическая нестабильность угрожала тому маленькому драгоценному контролю, который вампиры имели над ними.

— Ты нужен нам, — сказала она, протянув руки за себя и вонзив ногти в его зад. — Сделать то, в чем ты хорош.

Ни за что, вашу мать.

Он убил достаточно родственников.

Она посмотрела через плечо, и скорпион в ее ухе жестко уставился на него, задвигал веретенообразными ножками, пытаясь дотянуться до него.

— Я дала тебе причину. Так что примись за дело.

Рив поместил свои мозги под строгую изоляцию, сосредоточившись на изображении пляжа, и позволил своему телу закончить работу. Во время его погружающегося ритма, Принцесса кончила, ее тело обхватило его в серии пульсаций, словно кулак, сжимающий в тисках его пенис.

Поэтому его член цеплялся за нее, наполняя ее.

Он вышел из нее, как только смог, и начал свое падение в ад. Он уже чувствовал воздействие яда от ее треклятой сетки. Покалывание распространилось по всему телу, нервные окончания его кожи время от времени мигали в приступах боли. И станет еще хуже.

Принцесса выпрямилась и подошла к платью. Из потайного кармана она достала длинный кусок красного атласа и, не отрывая от него взгляда, обмотала его между ног и завязала серией аккуратный бантов.

Ее рубиновые глаза сияли от удовлетворения, когда она убедилась, что ни единая его капля не выскользнула из нее.

Рив ненавидел это, и Принцесса это знала, вот почему она не возражала, когда он быстро выходил из нее. Она прекрасно понимала, что он хотел запихнуть ее в отбеливающий раствор и заставить мыться до тех пор, пока остатки секса не исчезнут из нее, будто их там вообще не было.

— Где моя десятина? — спросила она, натягивая платье.

Его зрение раздвоилось от яда, когда он подошел к пиджаку и вынул маленький вельветовый мешок. Он кинул его, а она поймала.

Внутри лежало двести пятьдесят тысяч долларов рубинами. Готовыми к огранке.

— Ты должен вернуться домой.

Он слишком устал, чтобы играть в эти игры.

— Эта колония — не мой дом.

— Ошибаешься. Сильно ошибаешься. Но ты вернешься. Гарантирую это. — На этой ноте она испарилась в воздухе.

Рив обмяк, положив ладони на стену хижины, когда зловещая волна истощения прокатилась по нему.

Когда открылась дверь, он выпрямился и подобрал штаны. Трэз ничего не сказал, просто вошел внутрь и помог принять устойчивое положение.

Риву было плохо и станет еще хуже, но оделся он самостоятельно. Это было важно для него. Он всегда одевался сам.

Когда пиджак вернулся на должное место, галстук обвил его шею, а трость оказалась в руке, его лучший друг и телохранитель поднял его на руки и словно ребенка понес к машине.