"Лазутчик в цветнике" - читать интересную книгу автора (Уэстлейк Дональд Эдвин)

9

По-видимому, история им и впрямь понравилась. Настолько, что они потребовали трижды повторить ее. Первый раз — по пути в центр. Второй — когда мы поднялись ко мне в квартиру и увидели там К, рывшегося в ящиках моего комода. И, наконец, в третий раз, после того как К несколько раз позвонил по телефону и нас с Анджелой отвезли в какое-то учреждение на Пятой авеню неподалеку от городской библиотеки. Там, в тесном кабинетике, на двери которого значилось: «Отдел международных связей в литературе», я в очередной раз отбарабанил свою захватывающую повесть. Слушателями моими были Л, М, Н, О и П. П, похоже, был тут за главного, он сидел за письменным столом, в то время как Л, М, Н и О устроились кто на стульях, кто на подоконниках.

Интерьер кабинетика совершенно не вязался с обликом собравшихся здесь людей. Два высоких пыльных окна с древними толстыми рамами, наполовину закрытые ветхими жалюзи, выходили в одну из старейших вентиляционных шахт Нью-Йорка. Вдоль стены тянулись железные стеллажи болотно-зеленого цвета, на которых красовались ряды никому не нужных книг на разных языках, большей частью, кажется, художественных. Напротив стоял древний растрескавшийся кожаный диван ржаво-рыжего цвета, а по бокам его украшали два разительно не похожих друг на друга торшера. На одном из них был абажур с бахромой. Письменный стол у П был деревянный, мрачный и ободранный. Тоже старый и тоже деревянный картотечный шкаф выглядел так, будто его не раз спасали из огня. Серый ковер почтенного возраста был покрыт бороздами, а колченогие стулья с высокими спинками, на которых сидели мы с Анджелой, казались его ровесниками. Одним словом, создавалось впечатление, что убранство кабинета было закуплено на распродаже имущества Армии Спасения. Основным источником света служила люминесцентная настольная лампа, похожая на те, что стоят на бормашинах в кабинетах зубных врачей.

Такова была сцена, с которой я опять выступал со своим устным рассказом (на сей раз уже довольно сносно); Анджела тоже время от времени вставляла словечко. Когда выступление мое подошло к концу, я добавил:

— Надеюсь, кто-нибудь из вас записал все это. Я уже в третий раз повторяю свой рассказ и вряд ли смогу продолжать в том же духе.

Шел уже четвертый час утра, и усталость начинала подтачивать мои мыслительные способности.

— Не волнуйтесь, — ответил П. — Все записано на пленку.

П был постарше остальных, меньше ростом и коренастее. Чувствовалась старая закалка. Он смолил одну сигарету за другой и на миг умолк, чтобы зажечь новую от окурка предыдущей. Затем продолжал:

— Честно говоря, Рэксфорд, это безумная история, и, учитывая то, какая о вас идет слава, я сначала хотел пропустить ваш рассказ мимо ушей. — Он раздавил окурок в пепельнице и, заметив негодование Анджелы, добавил: — Но в данном случае есть некоторые обстоятельства, придающие вашим словам известную долю достоверности.

— Благодарю, — вставил я (мы, пацифисты, никогда не предавали анафеме такую разновидность оружия, как насмешка).

Но это оружие, похоже, не оказало на П никакого вредоносного воздействия. Он как ни в чем не бывало продолжал:

— Упомянутые вами люди — миссис Элли Баба, Маллиган, Эли Злотт, Джек Армстронг и миссис Сельма Бодкин — действительно стоят во главе организаций подрывного толка. По правде сказать, я сроду не слыхал о мистере и миссис Фред Уэлп, но это еще ни о чем не говорит. Судя по вашим словам, это крайне правые, а наши досье охватывают в основном леваков. Но это — строго между нами.

Он откинулся на спинку своего вращающегося кресла и принялся кружиться туда-сюда, сложив губы бантиком и задумчиво разглядывая крышку стола. В конце концов П сказал:

— А тут еще брат мисс Тен Эйк. Мы уже получили из других источников сведения о том, что Тайрон Тен Эйк прибыл в страну под целой кучей вымышленных имен, чтобы заняться здесь подрывной и диверсионной деятельностью. И оттого, что он объявился здесь в такое время и в обществе описанных вами личностей, мне делается немного не по себе.

П опять впал в мрачную задумчивость; он сидел, печально разглядывая стол и стряхивая пепел на брюки, и, очевидно, размышлял, чем чревато объединение Тайрона Тен Эйка с описанными мной личностями. Наконец он покачал головой, встрепенулся и сказал:

— Что касается Юстэли, то он, разумеется, не продавец принадлежностей к печатным станкам, мы очень тщательно проверили его. Что, по-моему, ФБР следовало бы сделать в первую очередь. Не сваляй они дурака, не было бы сейчас у нас всех этих забот.

— А вы разве не из ФБР? — спросил я.

Он устало улыбнулся мне и ответил:

— Нет. Мы совсем из другого ведомства.

— ЦРУ? — предположил я.

Л, М, Н и О переглянулись и захихикали, услышав это, потом заерзали на своих местах. Можно было подумать, что я спросил, не бойскауты ли они. П, улыбка которого теперь выражала не только вселенскую усталость, но и вселенскую радость, ответил:

— Нет, мистер Рэксфорд, мы не из ЦРУ. Я очень сомневаюсь, что вы когда-либо слышали о нас вообще, — он покосился на четверку своих сослуживцев. — Верно, мальчики?

«Конечно», «Хо-хо», «Разумеется», — ответили они.

Эти парни и впрямь были бойскаутами, хотя и сами того не ведали. Я воочию представил себе, как они сидят вокруг костра и учатся вязать морские узлы. Все они наверняка посещали колледжи на Среднем Западе. И сумели их закончить.

— Ну, ладно, — проговорил П, опять очнувшись от дум, — вернемся к делу. Клуб «Парни с приветом» — вот что стало решающим очком в вашу пользу. Когда мы добрались туда, зал, разумеется, уже был пуст, но вчера вечером его сняла в аренду какая-то шайка, именующая себя «Светским клубом Южной стороны». Похоже, такой организации не существует. Кроме того, за аренду было уплачено наличными, а в довершение всего в гардеробе мы нашли какие-то крошечные пятна, вероятно, кровь. К утру у нас будет отчет из лаборатории.

Кто-то еще, кажется, М, проговорил:

— И хвосты, шеф.

— О, разумеется, — ответил П — Эли Злотт и миссис Элли Баба находятся под постоянным наблюдением, но оба умудрились незадолго до полуночи уйти от слежки. — Он улыбнулся с легкой грустью и добавил: — Как и вы сами.

— Да уж и не говорите, — ответил я.

— Мы их ждали, но они потеряли нас, — вставила Анджела.

П вымученно улыбнулся и спросил:

— Что?

— На площади Колумба, — пояснил я. — Они как-то исхитрились нас упустить. Двое в синем «шевроле». Мы остановились, как только заметили, что их нет, и прождали минут пять, но они так и не появились.

— Больше ждать было невозможно, — подхватила Анджела. — Мы не хотели опаздывать на собрание.

Л, М, Н и О снова захихикали и заерзали. П взглянул на них, и его глаза весело блеснули.

— Давайте, пожалуй, не будем говорить об этом ребятам с Фоули-сквер, парни, — предложил он.

«Хо-хо», «Хи-хи», «Разумеется», — ответили следопыты, а я сказал:

— Я хотел, чтобы ФБР было поблизости. Или, по-вашему, я должен был идти на это собрание без всякого прикрытия?

— Не стану с вами спорить, — весело ответил П и добавил, выключая фонарики в глазах: — Вернемся к вашему участию во вчерашнем собрании. Мы беседовали с этим вашим дружком-законником, Мюрреем Кессельбергом, и он…

— С Мюрреем? Вы что же, разбудили его?

— Не совсем, — снова сверкнув глазами, сказал П, и спросил О: — Ведь он же не спал?

— О, нет, сэр, — отозвался О, тоже сверкнув глазами. — Не совсем спал. Он был в постели, но бодрствовал.

— Мюррей меня убьет, — сказал я.

Анджела взяла меня за руку.

— Ты не виноват, Джин, — мягко проговорила она. — Мюррей поймет.

— Хо-хо, конечно, разумеется, — ответил я.

— Во всяком случае, Кессельберг подтвердил, что вы пошли на собрание из лучших побуждений, — сказал П. — Насколько я понял из ваших слов, вы боялись, что Юстэли и остальные захотят заткнуть вам рот в случае вашей неявки туда. С другой стороны, вы надеялись раздобыть доказательства существования этой организации и предъявить их в ФБР.

— Совершенно верно, — подтвердил я.

— Жаль, я так плохо вела записи, — с сокрушенным видом добавила Анджела.

П одарил ее улыбкой, более-менее похожей на отеческую, и сказал:

— Все в порядке, мисс Тен Эйк. Мало кто сумел бы в таком трудном положении сделать сколько-нибудь разборчивую стенограмму, — он взглянул на блокнот Анджелы, несколько страниц которого были заполнены узором в жанре абсурда. — Может быть, — с сомнением добавил П, — наш специалист по стенограммам сумеет прочесть хотя бы часть ваших заметок.

— Мои стенограммы никто никогда не прочтет, — с горечью ответила Анджела. — Ни за что на свете.

Я взглянул на нее.

— Ты об этом не говорила.

— Я стараюсь, но все равно ничего не получается, как ни бейся, — сказала она.

Я взглянул на П, П — на меня, и на короткий ослепительный миг мы, сами того не ожидая, почувствовали взаимопонимание и обоюдную симпатию. Потом П откашлялся, пошуршал какими-то бумагами, уставился на свой стол и сказал:

— Во всяком случае, ваши усилия не канули втуне, — он взял со стола листок. — Вы сообщили нам имена некоторых присутствовавших там людей и названия одной-двух организаций, в которых состоят те, чьих имен вы не запомнили. — Заглянув в список, П покачал головой. — Должен признать, что у нас вырисовывается довольно причудливая группировка.

— Они все время порывались намять друг другу бока, — сказала Анджела.

П кивнул ей.

— Надо думать.

— Удивляюсь, что собрание шло так долго, — добавил я.

— Правда? — П покачал головой. — Ну а мы не удивляемся. Честно говоря, мистер Рэксфорд, нас очень тревожит эта Лига новых начинаний.

— Да бросьте, — ответил я. — Вы, ребята, повсюду ищете происки заморских недругов. Но заниматься этим сбродом? Этой кучей кокосовых орехов?

П холодно взглянул на меня и холодно сказал:

— Вы так полагаете, мистер Рэксфорд?

— Юстэли, конечно, не таков, — признался я, — и Тен Эйк тоже. Готов согласиться, что эти двое, вероятно, представляют какую-то опасность. Равно как и Лобо, когда какой-нибудь человек с мозгами говорит ему, что делать. Но остальные полоумные все как один похожи на тех парней, что садятся рядом с тобой в битком набитом вагоне подземки и заводят беседу с маленькими зелеными человечками.

— Значит, вы не принимаете их всерьез? — спросил П.

— Ни на миг, — ответил я.

П кивнул О.

— Введите мистера Рэксфорда в курс дела, — велел он.

О слез с батареи центрального отопления, служившей ему насестом, сказал: «Есть, шеф» — и открыл верхний ящик картотечного шкафчика.

П сообщил мне:

— Он расскажет вам только о тех участниках собрания, чьи имена вы запомнили. Но и остальные, скорее всего, сделаны из того же теста.

— Безмозглые индюки, — заявил я.

— Возможно, — ответил П и взмахом руки велел О начинать.

О вытащил из ящика бурый скоросшиватель, положил его на шкафчик и раскрыл, предварительно задвинув ящик. Пролистав бумаги, он выбрал одну и сказал:

— Миссис Элли Баба. Очень набожная женщина. До 1952 года исповедовала баптизм, но потом, когда ее посадили в тюрьму за нанесение ножевого ранения третьему мужу, перешла в веру черных мусульман. Вероятно, ислам пробудил оголтелую ненависть к белой расе, которую она держала глубоко под спудом, пока была баптисткой. Но и новая вера не давала ей простора для утоления этой ненависти. С 1954 по 1960 год Элли Баба примыкала то к одной негритянской организации правого толка, то к другой, вступая в ряды все более воинственных группировок, и наконец в 1961 году стала членом Всеарабского общества мировой свободы, а в 1964-м возглавила одну из его групп. Сейчас в этой группе насчитывается около сорока пяти человек. В кругу знатоков предмета миссис Элли Баба слывет самой злобной бабой в Гарлеме, а возможно, и во всем мире.

О вытащил из папки еще один лист.

— Патрик Джозеф Маллиган, — продолжал он. — Родился в США, поэтому мы не можем выслать его из страны. Отсидел в Федеральной тюрьме за ограбление банка. Вот уже тридцать семь лет боевики из отряда «Сыны Ирландии» ведут в США бурную деятельность, в основном в качестве никем не признанных сборщиков денег для участников движения за независимость Ирландии, действующих как в Ольстере, так и на Британских островах. В разгар своей деятельности Ирландская республиканская армия добывала деньги в основном грабежом банков, и «Сыны Ирландии», похоже, решили пойти по ее стопам. Последние несколько лет они более-менее угомонились, хотя и устраивали уличные беспорядки перед британским посольством и тому подобные выходки. Маллиган возглавляет эту организацию вот уже семь лет.

О извлек из папки третий лист.

— Эли Злотт, — сказал он, — человек совсем другого пошиба. Судя по всему, он очень хочет стать хладнокровным убийцей, даже массовым убийцей, но в последнее мгновение почему-то передумывает. Несколько раз ему удавалось подкладывать мощные и крайне опасные взрывные устройства в германские представительства, гостиничные номера, занятые высокими гостями из Германии, и тому подобные места, но всякий раз незадолго до взрыва он звонил и предупреждал о подложенной бомбе, призывая власти очистить прилегающую территорию от людей. До сих пор бомбы удавалось обнаружить и никаких взрывов не было. Полагают, что смягчающее влияние на Злотта оказывала его жена, Эстер Злотт, именно она убеждала его звонить и предупреждать власти. Три месяца назад Эстер Злотт погибла под колесами «фольксвагена», водитель которого скрылся с места происшествия.

— Боже мой, — пробормотала Анджела.

— Мы считаем, — тихо сказал О, — что сейчас Злотт может стать более опасным.

Он взял следующий лист.

— Джек Армстронг, похоже, всю жизнь придерживался прогитлеровских и пронацистских взглядов, хотя в 1945 году, когда «третьему рейху» пришел конец, ему было всего четыре года. Национальная комиссия восстановления фашизма — группа, которую он создал сам в студенческие годы. В нее входят все близкие друзья, и численность группы колеблется от семи до двадцати двух членов. Они усердно малюют на стенах свастику, пикетируют пикеты защитников гражданских свобод и, возможно, стоят за несколькими убийствами, совершенными снайперами, и актами вандализма в синагогах, хотя весомых улик против них собрать так и не удалось. Тем не менее представляется совершенно очевидным, что Армстронг — душевнобольной и способен на убийство.

Теперь — миссис Сельма Бодкин, вдова, пятидесяти семи лет от роду. Член Мирного движения матерей-язычниц со дня его основания в 1947 году, с 1958 года — его президент. Судима только один раз, за оскорбление действием. Была на состязаниях по силовым видам спорта во дворце Святого Николая, а гвоздем программы в тот вечер стала схватка между белым рукоборцем по прозвищу Капитан Америка и негром по кличке Дикий Вирджил. Когда Дикий Вирджил припечатал к столу руку белого, миссис Бодкин решила, что негр выиграл при помощи запрещенного приема. Она вскочила, вскарабкалась на ринг и огрела Дикого Вирджила газетой, в которую был завернут кусок свинцового кабеля. Приговорили ее условно. Потом в Сент-Альбане, Куинс, кто-то подложил в дом Дикого Вирджила бомбу, но доказательств причастности миссис Бодкин к этому преступлению найти не удалось. Она и ее группа, возможно, причастны и к нескольким другим взрывам, хотя мы в этом не уверены, но нам доподлинно известно, что они повадились нападать на пикеты защитников гражданских свобод, избивая их свинцовыми трубами, завернутыми в газеты. Бесчинствовали они и на улицах, где промышляют «ночные бабочки», а кроме того, почти полностью разгромили театр под открытым небом на Лонг-Айленде, когда его владелец отказался прогонять с автостоянки те машины, в которых сидели влюбленные парочки, составленные из людей разных цветов кожи. Мы не знаем, убивала ли миссис Бодкин людей собственными руками, но нам точно известно, что она хотела бы этим заняться.

О сложил бумаги в папку, убрал ее в ящик и занял свое место на батарее.

— Ну? — спросил меня П.

— Что — ну? — ответил я.

— Вы все еще верите, что эти люди не опасны?

— Отнюдь. Я никогда и не считал их безобидными. Они сумасшедшие, а ведь умалишенные могут время от времени причинять ущерб. Но вы говорили о Лиге новых начинаний, а это другое дело. Такой сброд не сплотишь и не заставишь его сделать хоть что-нибудь. Поверьте мне, я встречал таких же или очень похожих людишек, и от них нет никакого проку.

— Стало быть, у вас уже есть опыт общения с такого рода личностями? — спросил П.

— Только не со сторонниками насильственных действий, — ответил я. — Но в остальном это близнецы.

— Не согласитесь ли объясниться? — попросил П.

— Ну, допустим, проводится какой-нибудь съезд борцов за мир, — сказал я. — Крупный съезд, такой, о котором пишут в газетах. Там собираются все миролюбивые группировки и обязательно найдутся такие полоумные. Море страсти и пыла при отсутствии всякого присутствия. Если ты хочешь пройти маршем мимо Белого дома, то этим полоумным непременно надобно ворваться внутрь и устроить сидячую забастовку на столе президента. Они не умеют планировать, не имеют никакого понятия о порядке и ничего не соображают. Им бы только бегать, скакать, орать, размахивать лозунгами и производить побольше шума. Мои сегодняшние знакомцы — такой же сброд, разве что им хочется еще и убивать людей. Но этот народ почти невозможно сплотить в боеспособную группу, которая вела бы планомерные действия.

— Почти невозможно? — переспросил П.

— Удерживать их в узде — не ахти какое приятное занятие, вы уж мне поверьте, — сказал я.

— Для Юстэли? — спросил он. — И Тен Эйка? Не говоря уж о Лобо.

Я молча покачал головой.

— Тен Эйк и Юстэли — не дураки, мистер Рэксфорд, — продолжал П. — Поверьте мне на слово. Ведь я же поверил вашему утверждению, что они устроили собрание дураков, хотя сами далеко не глупы. Кем бы ни были члены Лиги новых начинаний и что бы они там себе ни думали, ее основатели сколотили эту лигу для какой-то необычной, но вполне разумной и достижимой цели.

— Если им удастся сплотить этот сброд, — уточнил я.

— Вот именно. Если им удастся превратить его в боеспособную организацию, в их руках она окажется таким страшным орудием саботажа и разрушения, какого мир еще не видел.

— Если, — заметил я.

— Но вы согласны, что такое возможно? — спросил П.

Я нехотя кивнул.

— Это возможно. Маловероятно, но возможно.

П вперил в меня суровый взор и сказал:

— Мы должны их остановить, понимаете?

— Что? — воскликнул я, с большим опозданием задавшись вопросом, с чего бы вдруг П тратить столько сил, чтобы убедить меня в потенциальной опасности Лиги новых начинаний? Я лихорадочно искал, чем бы запереть конюшню, хотя лошадь уже украли.

— Когда родина в опасности, долг каждого гражданина — сделать все для ее спасения, — заявил П, не сводя с меня тяжелого взгляда.

— Я пацифист, — подчеркнул я. — Давайте не будем упускать это из виду.

— При обычных обстоятельствах я бы не стал мешать ни вам, ни кому-либо другому бороться против принудительного призыва в армию. Но сейчас…

— Я не борец против воинской повинности, а пацифист. Это не совсем одно и то же. Мы ставим перед собой большие цели, а отказники от военной службы довольствуются ничтожными целишками.

— Целочками? — удивленно переспросил П.

— Ладно, не будем об этом, — сказал я. — Просто стойкие нравственные, этические и личные убеждения не позволяют мне сделать то, на что вы меня толкаете.

Сидевшая рядом со мной Анджела вскинула голову и заявила:

— Правильно, Джин. Он говорит и от моего имени.

П грустно улыбнулся.

— Мистер Рэксфорд, — сказал он, — вероятно, вы еще не успели оценить положение и недостаточно ясно представляете себе значение одного-двух обстоятельств.

— Если вы полагаете, что можете заставить меня силой…

— Мистер Рэксфорд, принудить человека к сотрудничеству нельзя. Даже будь это возможно, я не испытал бы ни малейшего соблазна так обойтись с вами, уж поверьте, — улыбка П делалась все печальнее. — Вон там, — продолжал он, театрально указывая рукой на вентиляционную шахту, — гуляют ваш друг Мортимер Юстэли, Тайрон Тен Эйк и Лобо. — П помолчал, дабы придать своим словам большую значимость, и вкрадчиво спросил:

— А знаете ли вы, мистер Рэксфорд, кто сейчас занимает их мысли?

— Чт… Чт… Что?! — вскричал я.

— Вы, мистер Рэксфорд, вот о ком они сейчас думают.

— Минутку… — заспорил я.

— А знаете ли вы, что они о вас думают? — продолжал П не слушая меня.

— Ох-х-х… — ответил я.

П улыбнулся, будто крокодил печального образа, покачал головой и откинулся на спинку кресла.

— Спасибо, что согласились поболтать с нами, мистер Рэксфорд, — сказал он. — Если вы не испытываете желания помогать нам, можете тотчас же уйти. Вы совершенно свободны. Мы вас больше не потревожим. Даже наблюдающие за вами соглядатаи из ФБР будут отозваны. Разве это не прекрасно?

— Послушайте-ка… — начал я, но тут подошел Л и спросил:

— Может, вас куда-нибудь подбросить, ребята?

Я сказал П:

— Вы не можете так поступить. Не можете просто вытолкать меня на улицу. Юстэли и Тен Эйк наверняка попытаются меня убить.

— Мистер Рэксфорд, — ответил П, — если вы думаете, что можете принудить нас охранять вашу персону…

И с этими словами он одарил меня до омерзения чопорной улыбочкой, какой я еще сроду не видывал.

— Анджела, заткни уши, — попросил я.

Она дотронулась до моей руки.

— Минутку, Джин…

— Заткни уши!

— Нет, послушай меня. Ты даже не знаешь, чего они хотят, Джин. Сначала выясни это.

Едва сдерживая раздражение, я сказал ей:

— Кабы они хотели того, на что я готов согласиться, то просто попросили бы меня. А коль скоро они действуют таким манером, стало быть, речь и впрямь идет о чем-то ужасном.

— Ничуть не бывало, мистер Рэксфорд, ничуть не бывало, — возразил П. — Мы будем всеми силами защищать вас. Позвольте заверить вас в этом.

Я повернулся к Анджеле.

— Слыхала? Защищать всеми силами. Знаешь, что это значит? Они хотят, чтобы я спрыгнул со скалы, а потом сам ловил себя спасательной сетью.

— Мы вообще ничего от вас не хотим, — сказал П, — Выбор всецело за вами.

— Ничего себе выбор, — буркнул я.

— Какой-никакой, а все-таки выбор, — возразил П. — Вы можете биться с Юстэли и Тен Эйком либо в одиночку, либо с нашей помощью. Все очень просто.

— Вопрос не в том, просто ли это, а в том, простак ли я.

П демонстративно зашуршал лежавшими на столе бумагами.

— У меня много других дел, мистер Рэксфорд, — сказал он.

— Я могу скрыться, — заявил я. — Уехать из Нью-Йорка, исчезнуть и переждать, пока все не кончится.

— Счастливого пути.

— Послушайте, — сказал я ему, — может, хватит держать меня в ежовых рукавицах? Разве нельзя хоть раз отбросить это ваше глупое самолюбование и самодовольство и просто попросить меня по-человечески? Вам нужна моя помощь — так прекратите вы хоть на минуту шантажировать меня и попросите вам помочь. Или это невозможно?

Это оказалось и впрямь невозможно. Если человек считает, что жизнь состоит только из прав и обязанностей, где ему понять, что такое добровольная помощь.

— Когда родина в опасности, — снова завел он, — каждый гражданин…

— Да что вы такое? — спросил я. — Магнитофон?

В этот миг подошел Н. Он стал между нами, облокотился о стол и сказал:

— Шеф, позвольте мне поговорить с Рэксфордом. Всего несколько секунд.

П сделал какой-то замысловатый жест, который, по-видимому, означал, что он махнул на меня рукой.

— Валяйте.

Н взглянул на меня.

— Нам очень нужна ваша помощь, мистер Рэксфорд, — сказал он. — Шефу, как вы понимаете, забот хватает. Помимо Юстэли и Тен Эйка, есть еще немало смутьянов, которых мы пытаемся обезвредить. Но в борьбе с этими двумя вы способны помочь нам, как никто другой, и зря вы пеняете на шефа за то, что он не понимает причин вашего нежелания оказать нам содействие. Верно я говорю?

— Я не хочу вам помогать потому, что не желаю быть убитым, — ответил я. — Ну, теперь ему что-нибудь понятно?

— Если дело обстоит таким образом, значит, и вы нуждаетесь в нашей поддержке, — многозначительно заметил Н. — Мы нужны друг другу, мистер Рэксфорд. Честно говоря, мне думается, что шеф понимает это лучше, чем вы.

Я посмотрел на него, на его проклятого шефа, на Анджелу, на вентиляционную шахту, на свой левый башмак и мало-помалу смирился с мыслью о том, что деваться мне некуда. Я просто храбрился, говоря, что уеду из Нью-Йорка и отсижусь где-нибудь до лучших времен, и мои собеседники не хуже меня знали, что я вешаю им лапшу на уши. Я по горло в дерьме, причем не по своей вине. Неважно, насколько противен мне этот П и его воинство, неважно, насколько велика моя неприязнь к ним лично, к их службе и к проповедуемой ими идеологии. С ними у меня больше шансов на выживание, чем без них. Это истина.

Но я не собирался сдаваться без боя. И сказал:

— Вероятно, мы сможем договориться и заключить сделку.

П хрюкнул, но Н как ни в чем не бывало спросил:

— Какого рода сделку?

— Ваш шеф вроде говорил что-то насчет отзыва соглядатаев из ФБР, — напомнил я.

— Мы не ФБР, — быстро ответил П.

— Но вы можете это устроить, не так ли?

П и Н переглянулись, Н сказал:

— На каком основании? Подскажите нам какой-нибудь убедительный предлог.

— Вы потрете спину мне, а я — вам.

Н улыбнулся мимолетной ледяной улыбкой.

— Не самое подходящее выражение для докладной записки.

— Но если Джин поможет правительству, то докажет этим, что никакой он не подрывной элемент, ведь правда? — подала голос Анджела.

Н поразмыслил над ее доводом, улыбнулся чуть теплее, чем раньше, и сказал:

— Думаю, этого будет достаточно, а, шеф? Мы попали в трудное положение, и мистер Рэксфорд… простите, не знаю вашего христианского имени… и мистер Рэксфорд вызвался помочь нам, чем доказал свою…

— Юджин, — сказал я.

— Что? Ах, да! Юджин Рэксфорд развеял всякие сомнения в своей благонадежности, а посему мы советуем с сегодняшнего дня прекратить наблюдение за ним и другими членами его организации. Что вы об этом думаете, шеф?

П явно терзался сомнениями.

— Вы же знаете, какие они упрямцы…

— Они согласятся, шеф, — заверил его Н.

П сурово посмотрел на меня и сказал:

— Я ни за что не ручаюсь. Постараюсь сделать все, что в моих силах. Это все, что я могу обещать.

— Тогда по рукам, — ответил я. — Располагайте мной в меру ваших скудных сил.

Н просиял, похлопал меня по плечу и заявил:

— Вот и молодцом! Вы не пожалеете о своем решении.

— Вы так думаете? Я уже жалею, — ответил я и повернулся к П. — Ну-с, и чего вы от меня хотите?

— Коротко говоря, мы хотим, чтобы вы внедрились, — сказал он.

— Внедрился? Что это за слово? Как это — внедрился?

П подался вперед и навалился грудью на стол. У него был такой решительный вид, что я сразу понял: разговор они отрепетировали заранее, и придумал эту уловку сам шеф.

Он сказал:

— Вы вступите в Лигу новых начинаний и будете следить за ее членами, находясь в их стане, а потом сообщать нам обо всех их действиях.

Я ответил:

— Похоже, вы где-то обронили свои мозги.

Он тускло улыбнулся, и я снова подумал о том самом «высшем знании».

— Вам кажется, что это сопряжено с неразрешимыми трудностями, мистер Рэксфорд?

— Вот именно, — ответил я.

— Например?

— Например, они уже знают, что я не из их команды. Как же я теперь туда внедрюсь?

П покачал головой.

— А вот и неправда ваша, мистер Рэксфорд. Они не знают, что вы не из их команды. Они знают лишь, что мисс Тен Эйк не из их команды, и сейчас думают то же самое о вас.

— Прекрасное предположение, если вас интересует мое мнение.

— Ну а что, если, — П успокаивающим жестом вскинул руку и погрозил мне пальцем, — а что, если вы убьете мисс Тен Эйк?

— Меня посадят на электрический стул.

— Прошу вас, мистер Рэксфорд. Все очень серьезно.

— И не говорите.

— Послушайте меня. Завтрашние газеты сообщат об исчезновении мисс Тен Эйк, которую в последний раз видели живой в обществе известного террориста и смутьяна Юджина Рэксфорда из Союза борьбы за гражданскую независимость. Потом газеты в течение пяти дней будут рассказывать о тщательных поисках Тен Эйк и Рэксфорда, постоянно долдоня о вашем террористском прошлом, а кончат громким сообщением о том, что-де найден труп мисс Тен Эйк, погибшей насильственной смертью. Вскоре после этого вы свяжетесь с Юстэли, предва…

— Как это я с ним свяжусь?

— Через кого-нибудь из участников собрания. Например, с помощью Уэлпов или миссис Бодкин. Некоторые из этих людей ведут вполне открытую жизнь, и их очень легко разыскать.

— Хорошо, — сказал я. — Что дальше?

— Вы объясните Юстэли, что, убегая из зала собрания, вы вовсе не удирали от членов группы, а гнались за мисс Тен Эйк, в конце концов настигли ее и убили, поскольку вам стало ясно, что она шпионила за вашей организацией. После убийства вы скрывались, — П развел руками. — У Юстэли не будет выбора, и он поверит вам.

— Пусть заявит мне об этом письменно, — сказал я. — Эх, ладно. Я шучу. Ну а где же я буду эти пять дней на самом деле?

— На одной нашей явке, где вас подготовят к внедрению, — ответил он. — Поверьте, мистер Рэксфорд, мы желаем вам зла не больше, чем вы сами. Мы примем все меры предосторожности, в том числе обучим вас азам конспиративной работы, дабы вы были во всеоружии и могли действовать практически в любой обстановке.

Я повернулся к Анджеле.

— Видела? Я прыгаю с утеса с сетью в руках.

Она ободряюще улыбнулась мне, сжала мой локоть и ответила:

— Ты поступаешь правильно, Джин, я это чувствую.

— Замечательно, — я повернулся к П. — А что будет с Анджелой? Куда ей-то деваться?

— Мы укроем ее на одной из наших явок до лучших времен.

— Желательно на той же, где и меня.

П вскинул брови.

— Разве вы муж и жена?

— Не волнуйтесь, — заявил я. — Мы распишемся в книге постояльцев как мистер и миссис.

— Не уверен, что мы получим «добро» на это, — проговорил П.

Я повернулся к Н, который, похоже, был наименее чокнутым из всех присутствовавших в комнате человеческих существ, и сказал:

— Объясните вы ему.

Н сразу же все понял. Он кивнул мне и пустился в объяснения:

— Шеф, я думаю, сейчас мы можем закрыть на это глаза. Если мы докажем мистеру Рэксфорду, что хотим помочь ему, я уверен, что и он будет рад оказать нам помощь.

П задумался, поджав губы и разглядывая крышку стола. Но рано или поздно всем нам приходится вступать в сделку с нашей нравственностью, убеждать себя, что цель оправдывает средства, допускать расхождения между сутью наших идеалов и способами их достижения. И П не был исключением.

— Ну что ж, — буркнул он, вперив в меня свой пронзительный взгляд. — Однако прошу вас вести себя сдержанно. Я бы не хотел, чтобы вы разложили моих сотрудников.

— Ничего себе! — вскричала Анджела.

— Он имел в виду нравственное разложение, — пояснил я. П довольно громко откашлялся и проговорил:

— Хорошо, пожалуй, это все. Сейчас вас отвезут на конспиративную квартиру, — он кивнул Л и Н, которые, в свою очередь, кивнули ему и встали. П тоже поднялся, придал своей физиономии добродушное выражение и добавил: — Позвольте выразить вам признательность за предложенную помощь, мистер Рэксфорд. Уверяю вас, мы сделаем все возможное для облегчения вашей задачи.

— Благодарю вас — ответил я, поскольку, очевидно, этого требовали обстоятельства. Я встал, и мы с П принялись разглядывать друг друга через стол. П протянул руку, и я торжественно пожал ее. Обычно такое рукопожатие сопутствует награждению медалью. Вероятно, П был опасно близок к тому, чтобы облобызать меня в обе щеки.

Но вместо лобзаний последовали наставления.

— На время операции вам присваивается кодовое наименование Р. Вся касающаяся вас переписка будет снабжена этой литерой, а люди на явочной квартире знают вас только под этим обозначением. Понятно?

— Так я — Р? — спросил я.

— Да.

Я огляделся и увидел Л, М, Н, О и П.

— Ну, разумеется, Р, как же иначе? — сказал я.

— Прошу прощения? — удивился П.

— Да нет, — ответил ему Р, — это так, шутка.