"Остров на карте не обозначен" - читать интересную книгу автора (Чевычелов Дмитрий Иванович)3Они двинулись в глубь лагеря, к баракам. — Как тесен мир, — заговорил на ходу Смуров. — И как много в мире случайностей, товарищ Шерстнев… Шерстнев остановился и в упор посмотрел в лицо Смурова. — Вы меня знаете? — Нет. Вас узнал один из наших узников, он слышал ваше выступление на партактиве. — Какое выступление? Где? Когда? — В Мурманске. В мае сорок первого. Вы рассказывали о ваших встречах с Лениным… Шерстнев нахмурился, припоминая. — Мало ли что могло показаться вашему ретивому доносчику, — холодно сказал он. Смуров улыбнулся. — Пошли дальше, товарищ Шерстнев. Стоять так в стороне и разговаривать здесь нельзя. А вашу осторожность я понимаю: я же староста лагеря! Но наш успех именно в том, что все лагерное самоуправление теперь в наших руках. Смуров провел Шерстнева в укромное место — в кладовую восьмого барака, и там они долго беседовали с глазу на глаз. Каждый узнал, что ему надо было узнать, и они разговаривали уже не таясь. — Надеюсь, вам теперь ясно, куда вы попали, Василий Иванович? И что нас ожидает? И к чему мы сейчас готовимся? — Это ясно, товарищ Смуров. Но, если возможно, расскажите полнее о тайнике. Что он собой представляет? — Это, можно сказать, целый подземный квартал. Обширный комплекс пещер. Они тщательно расчищены, выровнены, укреплены балками, где надо. Соединены ходами. Действует вентиляция. Пока они пустые. Кроме вместительных шкафов, оборудованных ниш и множества стеллажей, там сейчас ничего нет. Для чего создан этот огромный тайник? Вот первая загадка, Василий Иванович. Шерстнев слушал не перебивая. — Но это еще не все, — продолжал Смуров. — Имеются пещеры, явно предназначенные для жилья. Стены там обиты деревом, как и потолки. Паркетные полы. Пробиты два особых выхода на поверхность, где они искусно замаскированы. Есть подсобные помещения. Словом, готовится что-то вроде подземного особняка. Для кого? Вот вторая загадка. — Загадка важная, — согласился Шерстнев. — И это еще не все, Василий Иванович. Сейчас ведутся тяжелые и сложные работы в трех больших полуподводных гротах. Их приспосабливают для скрытой стоянки подводных лодок. Один грот уже готов. Вот вам третья загадка. — Строительство гротов — последнее подземное строительство? — Видимо, да. Нам стало известно, что по окончании этих работ будут разобраны все наземные сооружения на острове, даже причал. — Уничтожение следов? — Несомненно. — А сроки этих работ установлены? — Узнать сроки пока не удалось. Эти сроки — и наши сроки, Василий Иванович. — Как вас понимать? — Уничтожать будут не только следы, но и лишних свидетелей, даже своих. А в первую очередь истребят поголовно всех заключенных. Каждый из нас не просто узник, а «гехаймтрегер» — «носитель тайны». Поэтому наша задача — опередить эти сроки. Оба помолчали. — Есть у вас еще вопросы? — Нет. Сегодня их было более чем достаточно. — Теперь, Василий Иванович, у меня есть к вам… не вопрос, а просьба… — Слушаю. — Вы должны нам помочь. Вы прошли школу подполья еще при царизме. Нам нужен ваш опыт. — Слишком различно все, товарищ Смуров… И обстановка, и конкретные задачи. — Так и нет ничего общего? — Общее есть, но оно действительно слишком общее. Это — необходимость обеспечить строжайшую секретность и высокую организованность всего дела. — Но именно это и остается для нас главным гвоздем. Как без этого создать боевые группы, сочетая массовость участников и полную тайну их подготовки? — Есть здесь для этого благоприятное обстоятельство, — сказал Шерстнев, подумав. — Основная масса заключенных — военнопленные. — Имеются даже командиры с военным образованием. — Трижды важно, — продолжал Шерстнев. — Привычка к дисциплине, военные знания и боевой опыт. — Но нам нужен и опыт подпольной работы. И в этом вы должны нам помочь. — Обо мне нет надобности и разговаривать. Я полностью в распоряжении комитета. — Все, договорились! Теперь о ваших делах. Почему задержали Борщенко и Рынина, мы будем знать завтра. — Вы мне сообщите, как только узнаете что-либо? — Обязательно. Но хорошего не ждите. Гестапо для добрых дел не задерживает. Меня беспокоит и ваше положение. — Чем же это? — Как могло гестапо выпустить из своих лап такого пленника, как вы, капитана судна? — Действительно, гестаповец угрожал мне новыми допросами, — вспомнил Шерстнев. — А что по этому поводу думаете вы? — Думаю, гестапо отправило вас сюда, вместе со всеми, по какой-то ошибке. Как бы эту ошибку не исправил сам Реттгер! — Кто это? — Комендант острова, штандартенфюрер СС. Попасть к нему очень опасно: это почти всегда конец. — Смуров в раздумье потер переносицу. — Может быть, вас сегодня же спрятать?… — Как спрятать?… — Переправим вас в ревир и… — Простите, что такое «ревир»? — Лагерный лазарет. Нередко нам удается подлечить там своих товарищей. Но там же и умирают те, помочь которым уже невозможно. — Ну и зачем меня туда? — Верные люди заменят ваш номер на номер умершего, если он не находился на подозрении гестапо. Вы получите его имя и сведения о нем, какие имеются на карточке в канцелярии. А ваша карточка пометится буквой «V»… — А это что такое? — «V» — первая буква от слова «фершторбен» — «умерший». И тогда вас уже искать не будут. Согласны? — Решим позже, товарищ Смуров. — Можно опоздать. — Я к опасностям привык. И терять мне уже некого, и меня некому ждать… Смуров бросил на Шерстнева вопросительный взгляд. Тот добавил: — Жена умерла от голода в блокированном Ленинграде. Теперь я один. Извините, а есть ли семья у вас, товарищ Смуров? Откуда вы родом? Смуров опустил голову на руки и молчал. Шерстневу стало неловко, и он добавил: — Если на мой вопрос вам больно отвечать, не говорите. — Я из Курской области, — глухо заговорил Смуров. — Жена и дети были эвакуированы в Кировскую… На этом все оборвалось. И мне вряд ли придется еще раз увидеть родную землю и семью… — Не рассчитываете остаться в живых? — Вероятность остаться в живых для меня меньшая, чем для других… Староста лагеря в повседневной борьбе за своих людей постоянно висит на волоске. И затем, в нашей скрытой борьбе я — передний… Смуров помолчал. Он сидел на ящике, ссутулясь, положив острые локти больших рук на высокие высохшие колени. Рано поседевшая голова лежала подбородком на широких ладонях с крупными узловатыми пальцами. Умное лицо с заострившимися скулами и костистым носом в эту минуту было болезненно серым и бесконечно усталым. В потемневших глазах стояла тоска… В дверь раздался осторожный стук. Смуров точно очнулся. Лицо отвердело, осуровело. Взгляд снова стал спокойным, проницательным. — Нам пора разойтись, Василий Иванович, — сказал он, вставая. — Меня ждут другие дела… |
||
|