"Беседы о научной фантастике. Второе Издание." - читать интересную книгу автора (Гуревич Георгий Иосифович)

Воздушные замки

Откуда входит необыкновенное в жизнь?

В нашем веке — с производства. Но до производства была лаборатория, где эти чудеса проектировались, рассчитывались, изготовлялись, испытывались.

А до лаборатории была научная и техническая идея: как же получить радугу на экране, как же получить холод в шкафу?

Идея — лаборатория — производство — обычные этапы создания технических новшеств.

И фантастика отражает каждый из этих этапов. Есть фантастика научных идей, есть фантастика лабораторная, есть и производственная, напоминающая производственный роман. Ниже мы приведем примеры.

Однако и этап, связанный с рождением научной идеи, — еще не самый первый в жизни новшества. До идеи обычно бывает постановка задачи. А эту задачу ставит донаучная мечта: "Надо бы… хорошо бы… очень хочется… и пусть будет как хочется!"

Есть и в литературной фантастике область чистой мечты. Самого талантливого представителя ее вы знаете. Это Александр Грин.

Грин родился в 1880 г. в Вятке — тихом губернском городе на северо-востоке нашей страны. В те времена в Вятку отправляли в ссылку. Отец Грина и был ссыльным. Участник польского восстания в прошлом, он в Вятке работал счетоводом, с трудом содержал многочисленную семью.

Сын Александр не радовал отца. Мальчик много читал, в основном приключения, учился неровно, мечтал больше о странствиях, бродил с ружьем по окрестным лесам. Впоследствии он самокритично пишет о себе:

"Несмотря на мою действительную страсть к охоте, у меня никогда не было должной заботы и терпения снарядиться как следует. Я таскал порох в аптекарской склянке, отсыпая его на ладонь при заряжении — на глаз, без мерки; дробь лежала в кармане, часто один и тот же номер шел на всякую дичь… мелкий, как мак, № 16 летел в утку, только обжигая ее…

Неудивительно, что добычи у меня было мало…

Впоследствии, в Архангельской губернии, когда я был там в ссылке, я охотился лучше, с настоящими припасами и патронным ружьем, но небрежность и торопливость сказывались и там".

В шестнадцатилетнем возрасте в поисках романтики Грин решил стать моряком. Приехал в Одессу — к желанному морю. Приехал с двадцатью пятью рублями и с красками в корзине: собирался рисовать тропические пейзажи. Но нескладного, болезненного юношу не брали в матросы. Кроме того, хозяева судов требовали плату за пропитание. Грин бедствовал, скитался по ночлежкам, голодал, болел, надрывался в портовых складах. Вернулся в Вятку, уехал в Баку, там было еще хуже, снова — в Вятку… Работал банщиком, переписчиком, грузчиком, рыбаком, золотоискателем, дровосеком и сплавщиком.

Были тяжкий труд, голод, грязь, насмешки над незадачливым мечтателем. Романтики Грин не нашел в подлинном мире.

И начав писать, он отвернулся от окружающего. Он создал свой собственный мир, населенный честными, сильными, бесстрашными героями, мир моряков, влюбленных в море, и девушек, достойных любви романтиков.

У воображаемого мира была своя география, Грин держал ее в уме: живописные города со звучными названиями — Зурбаган, Лисс, Гель-Гью, Гертон. Города находились где-то в южных странах, в них приходили суда со всего мира, и не дымные пароходы, коптящие небо, а овеянные легендами корабли, распускающие крылья парусов.

"Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисе, — пишет Грин. — …Население Лисса состоит из авантюристов, контрабандистов и моряков; женщины делятся на ангелов и мегер…"

В мире Грина добро торжествовало и посрамляло зло, в этом мире уважали геройство и почитали мечту. И мечты сбывались, любые, самые фантастические тоже.

"Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус… "Зачем вы приехали? Кого вы ищете?" — спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца, он будет стоять и протягивать к тебе руки. "Здравствуй, Ассоль! — скажет он. — Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство… У тебя будет все, что только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали".

Однажды в порт входит корабль с парусами из алого шелка.

Но "Алые паруса" вы читали, конечно, или видели в кино.

Некогда, давным-давно, ехал я на теплоходе с четырехлетним сыном. Кажется, впервые малыш видел так близко речную гладь, такую полированную, соблазнительную, такую прочную на вид. "Папа, — спросил он меня, — а можно гулять там, где лодки?" Он еще не знал, что гладь эта обманчива. Но в самом деле, как бы полезно было нам научиться "гулять" по реке, ходить по воде, как посуху, не только в хорошую погоду, но и в бурю: при крушении спрыгнуть с корабля и побежать по волнам, отталкиваясь ногами от пенных гребней.

У Грина и это возможно. В море обитает Бегущая по волнам — Фрэзи Грант. Почему она стала Бегущей, на основе какого физического закона? Да просто так, этакий дар проснулся. Ступила и побежала. И порхает с тех пор по волнам, спешит на помощь тем, кто достоин помощи.

Испокон веков люди мечтают о полетах в небе, с завистью следят за вольными птицами.

Впрочем, лучше предоставить слово самому Грину:

"Это купанье без воды, плаванье без усилий, шуточное падение с высоты тысяч метров, а затем остановка над шпилем собора, недосягаемо тянувшегося к вам из недр земли, в то время как ветер струнит в ушах, а даль огромна, как океан, вставший стеной… Вы повернулись к земле спиной, небо легло внизу, под вами, и вы падаете к нему, замирая от чистоты, счастья и прозрачности…

Хорошо лететь в сумерках над грустящим пахучим лугом, не касаясь травы, лететь тихо, как ход шагом, к недалекому лесу; над его черной громадой лежит красная половина уходящего солнца. Поднявшись выше, вы увидите весь солнечный круг… а в лесу гаснет алая тень последних лучей…"

Мы привели отрывок из раннего рассказа А. Грина "Состязание в Лиссе". Однако тема полета волновала писателя "всю жизнь. В дальнейшем он посвятил летающему человеку целый роман — "Блистающий мир".

Герой романа — Э. Друд. Самое имя окружено ореолом таинственности. Последний роман Диккенса назывался "Тайна Эдвина Друда". Не успев его закончить, писатель умер, планов не осталось, и доныне литературоведы гадают, в чем же заключалась тайна героя. У гриновского Друда своя тайна: он способен летать, без аппаратов, без всяких крыльев с разбегу взмыть в воздух. Решившись показать свое искусство в цирке, он вызывает у публики не восторг, а смятение. Министр же, присутствовавший на представлении, считает, что летающий человек опасен, распоряжается найти Друда, усыпить и сонного заковать в кандалы.

Однако Друда выручает племянница министра — гордая девушка Руна. Она организует побег, передав узнику пилку. Друду удается распилить кандалы. Как условленно, он прилетает к девушке. Руна предлагает ему союз. Вместе с необыкновенным летающим человеком она хочет захватить власть над миром. Друд отказывается. "Мог бы поработить всех, — говорит он, но эта цель мне отвратительна. Но страстно привязан я к цветам, морю, путешествиям, животным и птицам, красивым тканям, мрамору, музыке". Жажда власти чужда ему. Они расстаются. И дяде-министру Руна говорит с оттенком извинения: "Не бойтесь, это мечтатель".

Позднее мечтатель встречает подругу, близкую душой, способную поверить в мечту героя. Однако счастье их недолговечно. Любовь Руны переходит в ненависть, она подсылает к Друду убийц.

Уже из пересказа видно, что в романе Грина есть образы, есть характеры. Разбор произведения можно начать с характеров. В центре — мечтатель, рвущийся в облака, тонко понимающий природу и красоту. Рядом с ним — две девушки: жестокая, эгоистичная и властная красавица Руна и милая Тави, доверчиво верящая в мечту. Интересно, что подобная же ситуация и в романе "Бегущая по волнам". И там красивую, не злую, но практичную, в мечту не верящую Биче в конце концов вытесняет девушка из народа, дочь моряка, простодушная Дэзи, для которой и море — родной дом, и сказки моря — родные с колыбели. Побеждает верящая в мечту.

Помимо любовного есть в "Блистающем мире" и более важный конфликт — социальный. Министр, слуга богачей, сразу понимает, как опасен власть держащим свободно летающий человек. И в первые же минуты в цирке, когда испуганные обыватели разбегаются, страшась непривычного, министр отдает распоряжение это непривычное уничтожить.

Характеры налицо, конфликты налицо. Летающего человека хотят арестовать, хотят соблазнить, хотят столкнуть с избранного пути; он же ускользает от всех ловушек. Идет борьба, и читатель может следить за приключениями в этой борьбе.

События в романе отнесены к 1913 г. Это ранняя заря авиации. Соревнование авиаторов описано во второй части романа. Друд всех побеждает и посрамляет технику. Из воспоминаний жены Грина известно, что подобные соревнования были в Петербурге в 1910 г. Все восхищались: "Человек в воздухе! Человек стал птицей!" А Грин ходил мрачный и твердил, что это не полет. И тогда же написал полемический рассказ "Состязание в Лиссе", где самодовольный летчик разбивается, встретив в воздухе летящего человека. Мы цитировали этот рассказ, приводили отрывок о скольжении героя над вечерним лугом. А далее там говорится:

"Между тем тщательно охраняемое под крышей непрочное безобразное сооружение, насквозь пропитанное потными испарениями мозга, сочинившими его подозрительную конструкцию, выкатывается рабочими на траву. Его крылья мертвы: это материя, распятая в воздухе; на нее садится человек с мыслями о бензине, треске винта, прочности гаек и проволоки и, еще не взлетев, думает, что упал. Перед ним целая кухня, в которой на уже упомянутом бензине готовится жаркое из пространства и неба. На глазах — очки, на ушах — клапаны, в руках — железные палки; и вот — в клетке из проволоки, с холщовой крышей над головой поднимается с разбегу в пятнадцать сажен птичка божия, ощупывая бока.

О чем же думает славное порхающее создание? О деньгах, о том, что разобьется и сгинет. И множество всякой дряни вертится в его голове — технические папильотки, за которыми не видно прически. Где сесть, где опуститься? Невозможно опуститься на крышу, — телеграфную проволоку или вершину скалы. Летящего тянет назад, летящий спускается — спускается на землю с виноватым лицом, потому что остался жив; меж тем зрители уходят разочарованные, мечтая о катастрофе…"

Со снисходительной улыбкой читаем мы сейчас эту проповедь против авиации. Нестройные порхающие сооружения из проволоки и ткани сохранились разве что в музеях. Ныне по воздуху мчатся пассажирские вагоны, переносящие нас через всю страну в считанные часы. Грин был нетерпелив. В первых детских шажках авиации он увидел только неумение ходить. Кроме того, у человека различные потребности. По делу мы ездим и летаем, для здоровья гуляем пешком. Сейчас авиация достигла высокого совершенства, но, "уничтожая" пространство, самолет лишил нас и удовольствия от путешествия. Он просто пересаживает нас с аэродрома на аэродром. Час, два, пять часов под аккомпанемент натужного рева мы смотрим на однообразное нагромождение облаков и оказываемся на месте назначения. Для дела так и надлежит: самолет экономит рабочее время. Но так хотелось бы нырнуть в эти сугробы вниз головой или, раскинув руки, поплыть над лугом, как это описано у Грина.

Поэтому тема личного полета, "пешего полета", если можно так выразиться, не ушла из фантастики. О ней писали и чешский писатель Карел Чапек, и болгарский Павел Вежинов, и советский Север Гансовский. Мечта о прогулках в воздухе не ушла и, надо полагать, когда-нибудь будет осуществлена. Дело в том, что техника развивается своеобразно, непоследовательно на первый взгляд: крупное для нее проще, чем малое, поскольку ювелирная работа требует более высокого мастерства и более точного инструмента. Башенные часы гораздо "старше" карманных, а карманные "старше" ручных. Государственные электростанции снабжают током всю страну, а карманные — еще не сконструированы, хотя и они нужны и у наших потомков будут обязательно. И возможно, будут моторчики для личных крыльев.

Как сделать эти моторчики? Нетерпеливый Грин не спрашивал, не задавался такими вопросами. Он считал, что человек летал некогда, потому нам и снятся в детстве полеты. И полетит когда-нибудь снова. Сам по себе!